***
Я нервно теребила край футболки с мультяшкой, стараясь успокоиться. Самолёт летел тринадцать долгих часов. Мы с Шоичи-куном несколько раз поели, порубились в забавную игру с крокодилами на его планшете, поспали, раздвинув кресла, наговорились всласть, а потом мы неожиданно прилетели. Точнее, нихрена это было не неожиданно, просто у меня как-то выпал из головы момент, когда я уже встала у трапа, чтобы сойти на благословенную японскую землю. — Нервничаешь? — спросил меня сопровождающий. В ответ я издала какой-то невнятный звук, — Не переживай так сильно, мы уже говорили об этом. Он ведь по своей инициативе решил удочерить тебя. От этих слов я воспрянула духом, вывернула грудь колесом, бесстрашно задрала подбородок и… чуть не пересчитала все ступеньки трапа. Меня вовремя спасла сероватая эластичная лента, которая буквально подхватила меня в воздухе, после чего бережно опустила непосредственно на землю. Прямо напротив старающегося не ухмыляться молодого парня в чёрном костюме, жёлтыми очками и той самой лентой на шее. Первое впечатление я произвела, конечно, отменное, ничего не могу сказать. Хотя всё беспокойство от такой неидеальности как ветром сдуло. Я во все глаза смотрела на единственного и неповторимого Айзаву Шоту, будущего самого строгого и крутого классного руководителя за всю историю существования образовательной системы. Сейчас это был почти что пацан. На вид ему можно было дать не больше двух десятков. Рост вполне высокий, конституцию тела за мешковатым комбинезоном не разглядеть, но, судя по широким плечам, вполне себе развитая. Чёрные волосы были не слишком длинными — они слегка не доходили до плеч — и выглядели ухоженными. На продолговатом лице красовалась аккуратно подстриженная щетина. Нос был прямой, греческий, на подбородке ямка, придающая всему образу шарма. И всё бы ничего, да только в воспалённых чёрных глазах с чуть опущенными веками читалась такая усталость и безысходность, что хотелось начать выть на луну средь бела дня. Но при взгляде на меня что-то такое всё же менялось в глубине этих чёрных омутов, появлялись жизнерадостные смешинки и любопытные чёртики. Слава богам, он ещё не совсем потерян для этого мира. Мы так и продолжили бы с любопытством сканировать друг друга, но наши гляделки прервала опустившаяся на моё плечо лохматая рука: — Ева, познакомься, это твой приёмный отец, Айзава Шота, он же герой Сотриголова. Я, и все наши, ему всецело доверяем, так что с ним ты точно будешь в безопасности. От этого заявления я не сдержалась и засияла, но вспомнила об этикете и слегка поклонилась: — Добрый день, Айзава-сан, прошу, позаботьтесь обо мне! У молодого героя на скулах проступил еле заметный румянец от моего поведения, но он взял себя в руки и опустился передо мной на колени: — Здравствуй, Ева, я очень рад с тобой встретиться. Тебе не обязательно так официально ко мне обращаться, можешь просто называть меня Шотой, если хочешь. — А можно папой? — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. Я прикусила язык и тут же начала оправдываться, заглядывая в немного охреневшие глаза напротив, — Прошу прощения, просто, понимаете, у меня никогда не было отца, а теперь, когда появились Вы… ты… то я не сдержалась, и я просто… — Угомонись, всё в порядке, я всё понимаю. То, что ты будешь звать меня папой, будет честью для меня. А теперь поехали домой, к нам, — предельно мягко, с умиротворённой улыбкой сказал Айзава, протянув мне руку ладонью вверх. В глазах появились слёзы: — Да, идём, папа. Домой. Атмосфера ещё никогда не была такой эмоциональной на частной взлётной полосе аэропорта Нарита. Конечно, до того, как уехать, я попрощалась с Шоичи-куном. Он меня подхватил на руки, заставив меня рассмеяться, и крепко-крепко обнял: — Береги себя, малышка, стань самым крутым героем и надери им всем задницу. — Обязательно! После этого самый высокий персидский кот планеты Земля пожал руку Айзаве и запрыгнул обратно в самолёт. Меня же взяли под руку, уводя в сторону паркинга, окончательно разлучая меня с прошлой жизнью. — У тебя своя машина? — с удивлением спросила я. — Ох, нет, я её арендовал на сутки, чтобы забрать тебя, — сказал мне папа, надёжно пристёгивая меня в детском кресле, — Скажи мне в первую очередь, ты не голодна? — Не-а, я плотно поужинала во время перелёта. И ещё я совсем не хочу спать. — Хм, — задумался мужчина, выруливая с парковки на трассу, — Тогда мы сейчас вот как поступим. Заедем домой, я переоденусь и ты осмотришься, а потом поедем в круглосуточный торговый центр, купим тебе вещей и заодно еды. У тебя есть какие-нибудь аллергии? — На дыню. Кусочек и всё, караул, вызывайте скорую, — гримасничая, сказала я. Папа весело наблюдал за мной в стекле заднего вида. — Хорошо, я учту на будущее и ни в коем случае не буду подпускать к тебе этот фрукт. — Вообще-то дыня — растение семейства тыквенные, вид рода огурец, так что это скорее овощ, — в меня с шоком вперилась пара чёрных глаз, — Прости, я не хотела зазнаваться! Просто я с детства читаю всё подряд, вот и знаю много всякой всячины! — А когда ты научилась читать? — В два года! — с детской гордостью ответила я. Знаю, знаю, я читер, но похвастаться папе ведь можно? — Это… круто, — после лёгкой заминки сказал мне мой родитель, — А что ещё ты мне можешь рассказать такого интересного? — О!.. Мы где-то с полчаса ехали по освещённому фонарями шоссе. Я весело щебетала обо всём подряд, доставая из глубин сознания самые разнообразные факты начиная палеозаврами и заканчивая венериной мухоловкой. Я прекрасно понимала, что выливаю тонну ненужной информации, но я не могла остановиться, потому что впервые я разговаривала с настоящим, живым, внимательно слушающим меня папой. За окном было совсем темно, но сна у меня не было ни в одном глазу. Когда машина остановилась на полянке перед домом, я резво выпрыгнула из неё, чтобы поскорее увидеть наш с папой дом. Ничем не примечательный, на самом деле. Традиционный двухэтажный деревянный домик в окружении букового леса. — Ева, осторожно, смотри под ноги! Мне рассказывали о твоих злоключениях с лесом, я не хочу, чтобы ты поранилась! — обеспокоенно сказал папа, направляясь в мою сторону. — Конечно, пап, прости, я больше не буду выходить ночью в лес и обещаю днём быть очень аккуратной! — Отличная мысль, Ева. Давай зайдём в дом. Ты осмотрись тут, а я пока пойду переоденусь. Твоя комната, кстати, наверху, первая дверь справа. Внутри дом был обставлен просто, но со вкусом. Минимум мебели, но нам вдвоём и не нужно много. Я удивилась телевизору с приставкой, а потом опомнилась. Папа же молодой совсем, конечно, он всё ещё занимается всякой мальчишеской ерундой! Меня это позабавило, и я, хихикнув, пошла наверх, в свою собственную обитель. В ней было уютно. Светло-зелёные обои в мелкий горошек, мохнатый икеешный коврик у подножия одноместной кровати с самым красивым постельным бельём: оно было сплошь покрыто разноцветными бабочками! Небольшая тумбочка с ночником, письменный стол со стулом на роликах и высокий шкаф с зеркалом во весь рост. Мне всё жуть, как нравилось. В комнату сначала постучался, а потом заглянул папа с завязанными в пучок волосами после моего радостного «Входите!»: — Ну как тебе, нравится? — заметно замялся герой. — Очень! Ты сам выбирал бельё? Оно очень красивое, спасибо большое! — Да, и ковёр тоже брал попушистее, — с заметным облегчением выдохнул он. Переживал, бедный, что мне не понравится. Как, скажите, как я не могла быть в восторге от такой атмосферной комнатки? Это ведь моя комната, в нашем с папой совместном доме! — Поехали за покупками? — живо поинтересовалась я. — Бегом марш! — хохотнул отец, и мы отправились шопиться в полпервого ночи. Самое время. Торговый центр мигал разноцветными огнями и приглашал к себе всех страдающих бессонницей. Папа крепко держал меня за руку, не отпуская от себя ни на шаг, а если и был вынужден отпустить мою ладошку, то держал меня в зоне видимости. Мы особо не шиковали, конечно, кошелёк у папы не бездонный, а до следующей зарплаты ещё дожить надо. Но мне всё же прикупили туалетные принадлежности, комплект нижнего белья и светлых носков в полосочку, тёплую пижаму-комбинезон, удобные синие кроссовки, розовые леггинсы, шорты цвета хаки, джинсы, несколько футболок с персонажами мультфильмов, о которых не знали ни я, ни папа, и красную толстовку с капюшоном. На конец лета-начало осени вполне хватит. — Милая, ты точно не хочешь платье? — в очередной раз озадаченно переспрашивал папа. — Пап, ну какие платья и юбки? Я — активный ребёнок, который будет много играть на природе. Все рюшечки и финтифлюшки будут только мешать. Папа меня услышал, но не сдержался и всё же купил белое платье-солнце с фигурным обрезом по подолу и желтую кофточку к нему. Для праздников, как он сказал. Нагруженные пакетами, мы проходили отдел с игрушками, и я неосознанно затормозила. — Ева, что случилось? Тебе что-то приглянулось? — Папа, — сказала я предельно серьёзным голосом, вперившись взглядом в один примечательный объект на са-а-амой верхней полке, — Я понимаю, что у нас не то чтобы много денег, но пожалуйста, умоляю, купи хоть какую самую маленькую плюшевую игрушку! Пожалуйста, у меня никогда не было игрушек, только книги! Из магазина я выходила на седьмом небе от счастья с большим Бульбазавром, который стоил практически бесценок, так как покемоны были в буквальном смысле слова прошлым веком и совершенно не популярны на данный момент. Вообще непонятно, что это игрушка забыла здесь. Видимо, ждала встречи со мной. Мы забросили вещи в багажник, и прежде, чем затариться продуктами, свернули в парикмахерскую. Я по дороге в ТЦ рассказала папе, какие у меня на самом деле волосы, и что обязательно хотела бы их обратно отрастить, на что папа ответил, что придётся тогда для начала сбрить моё теперешнее чудо-юдо. В итоге в продуктовом я уже щеголяла бритой лысиной, стараясь мысленно приказать волосам расти быстрее. Мы, уставшие, но всё ещё не сломленные, вернулись домой через пару часов. Разобрали покупки, продукты, начали укладываться спать. Папа погладил меня по голове, подоткнул одеяло со всех сторон, поцеловал меня в лоб и прошептал: — Сладких снов, милая. Я рад, что ты у меня теперь есть. — Как и я, папочка. Спокойной ночи. Я прикрыла глаза и сразу провалилась в сон. Так закончился самый долгий и радостный день моей жизни.***
Айзава долго смотрел на заснувшую девочку прежде, чем выключить ночник и выйти из детской, тихонько прикрыв дверь. Он сам улёгся у себя, раскинув руки в стороны, и долго смотрел в потолок, пытаясь до конца осознать тот факт, что он стал отцом. Это было непривычное, но однозначно очень приятное чувство. В аэропорту, впервые встретившись лицом к лицу с этим неуклюжим воробушком, ему было одновременно страшно сделать что-то не так и радостно от одного взгляда на девчушку. Но знакомство прошло на ура, и дальше было одно только удовольствие. Ева несомненно отличалась от сверстников. Да, она могла иногда вести себя по-детски, например тараторя о каких-то окаменелостях или как синий ей нравится больше голубого, потому что «у меня и так будут голубые волосы, зачем ещё добавлять», но большую часть времени она всё же вела себя предельно разумно, что-то просчитывая у себя в голове. Эти её замечания про одежду и сама формулировка просьбы купить игрушку? В итоге она вцепилась в это невероятно дешёвое плюшевое нечто, начисто проигнорировав остальные варианты. Айзава мало общался с детьми, это факт, но он мог поставить свою зарплату на то, что обычные дети о таком не задумываются ни в шесть, ни в десять лет. Наверное, Ева такая, потому что она не только аномально быстро развивалась (в два года свободно читать, с ума сойти можно!), но и жила не как обычный ребёнок. Последняя мысль заставила мужчину нахмуриться. Шота всё продолжал смотреть в потолок, пока прокручивал у себя в голове все сегодняшние диалоги. Он, на удивление, не почувствовал отторжения, когда девочка сразу стала называть его папой. Нет, напротив… В груди, там, где обычно мёртвым грузом тянула Айзаву вниз мерзкая дыра, было на удивление легче обычного. Будто с каждым произнесённым «папой», каждой адресованной ему улыбкой, каждым блестящим, смотрящим на него с восхищением светлым-пресветлым взглядом он вновь возвращался к жизни. У него появилась дочурка, самый улыбчивый лучик солнца в его тёмном царстве, и он сделает всё возможное, чтобы сделать её счастливой. Он поможет ей если не забыть прошлое, то создать новые, радостные воспоминания, и обязательно сделает всё, что в его силах, чтобы Ева благополучно встретилась со своими соулмейтами, чтобы она никогда не познала новой боли. Или он не Сотриголова. На этой мысли Айзава впервые за многие годы спокойно заснул.***
Весь август мы с папой узнавали друг друга и притирались жить вместе. Это было интересно, в какие-то моменты даже забавно, но всё, что мы делали, я чётко записывала себе на подкорку, стараясь впитать в себя как можно больше деталей. У папы был сбит режим сна из-за постоянных ночных патрулей. Он обычно засыпал часам к пяти утра и потом дрых всю первую половину дня, чтобы в итоге проснуться ближе к обеду. Папа неизменно выпивал целую кружку чёрного кофе с двумя ложками сахара, но он мне клятвенно пообещал пересмотреть эту привычку, потому что «пап, твоё сердце не выдержит хлестать столько кофеина». Он был буквально всеядным, за исключением блюд из яиц. Их он на дух не переносил. Папа в свободное от работы время всегда собирал волосы либо в пучок, либо в низкий хвост, и ему это невероятно шло. И да, он постоянно таскал с собой глазные капли, хотя они в принципе были раскиданы по всему дому. Папа спал в мягких растянутых ярко-розовых пижамных штанах, в которых он выглядел очень по-домашнему. Ещё папа как бог играл в тридцатый Мортал Комбат, чья франшиза в этом мире тоже существовала. Было забавно видеть, как он пытался меня отгородить от бойни на экране и даже наказать, чтобы я сидела в комнате, но он растёкся лужицей, когда я заявила, что хочу уметь применять фаталити к своим врагам. Видимо, ему это показалось чрезвычайно милым, потому что с тех пор папа гонял меня на тренировках в хвост и в гриву. О, да, мы начали эти изуверства под видом тренировок! Папины садистские учительские наклонности уже начали проявляться. Я об этом обмолвилась как-то раз, сказав, что лучше него никто не сможет тренировать будущих героев, и он как будто задумался об этом. Меня он не жалел вообще ни разу, поговаривая, что я должна уметь защитить себя даже без возможности применить причуду. Поэтому я порой ощущала себя генином из «Наруто», который тренируется, тренируется и ещё раз тренируется, лишь бы не сдохнуть на задании деревни. Папа откуда-то притащил несколько му рен джанов — специальных деревянных манекенов для отработки ударов близкого боя — и гонял меня на них, правильно ставя удар и показывая особые трюки контактного боя. Но мне, несмотря на боль в мышцах, непривычных к таким нагрузкам, это нравилось. Под конец занятия был одночасовой марафон по пересечённой местности. В лесу. С подъёмом в гору. Дома я валилась от усталости, но была как никогда рада приятному тонусу в натруженных мышцах. После я заставляла себя разрабатывать гибкость и медитировать. В начале дело шло плохо, но с годами и ежедневной практикой я почти полностью научусь растворяться в этом состоянии, хотя мне для этого всегда будет необходима музыка. К этому выводу я приду лишь через несколько лет и буду потом долго биться головой об стену от собственного тугодумия. А ещё я настолько привыкла с младенчества есть по режиму, что теперь физически не могла снова кусочничать. Мы с папой соблюдали строгую сбалансированную диету для поддержания формы, лишь изредка разбавляя её деликатесами и сладостями. Тут-то его привычка пить литры кофе окончательно сгинула под моей аргументацией, что вся диета насмарку из-за такого лишнего фактора. Теперь папин максимум — двойной эспрессо. Каким-то неведомым образом я сочетала в себе черты девочки-припевочки и начинающей свой путь машины для убийств. Папа этому был рад. Как и я, что он принимал меня такой, какая я есть, со всеми потрохами и тараканами. Мне начали сниться кошмары. Я не могла различить, что в них происходит, но я каждый раз просыпалась с криком и облитая холодным потом, с отцом, который крепко прижимал меня к своей широкой груди и баюкал в попытках успокоить. Со временем плохие сны перестали приходить еженощно, посещая меня два-три раза в месяц. Первого сентября мы отпраздновали мой первый день рождения в нашем маленьком семейном кругу. Я надела своё белое платье, что с извазюканными кроссовками выглядело комично, и пригладила голубой ёжик — волосы у меня отрастали невероятно быстро. Выпечка нам обоим не давалась, поэтому папа купил в кондитерской в центре Чибы вкуснейший клубничный торт. Я радостно задула свечу с цифрой семь, и папа вручил мне фиг знает где раздобытую мягкую игрушку Сквиртла и набор обоюдоострых метательных ножей, который я с энтузиазмом просила подарить. То, что нужно для дальнего боя, я ещё и в добавок дополнительно тренировалась в меткости для своей причуды. Я радостно обняла отца, обстреливая его пулемётной очередью «спасибо», а потом мы обожрались торта с чаем и не могли встать из-за стола. Третьего числа папа вернулся на работу, и приятная семейная рутина затянула нас. Папа пока не мог никому рассказать обо мне. Мы посчитали, что залечь на дно на два-три года не будет лишним. Единственный минус от этого были постоянные ночные смены отца и невозможность взять выходной по семейным обстоятельствам, как это могли делать остальные герои с выводками. А ещё папа не мог отказать потусоваться со своими подругами, сославшись на меня, поэтому я периодически проводила выходные одна, но я на него совсем не обижалась. Он мне, кстати, рассказал свою трагедию, и я ему искренне сочувствовала, стараясь как можно чаще его осчастливить. Одновременно с физическими упражнениями я либо самостоятельно, либо с папиной помощью проходила домашнее обучение. Хоть образование жесть как сильно усложнилось за несколько столетий, у меня всё равно была нехилая фора, и потому я совершенно точно знала, что без проблем осилю программу начальной и средней японской школы. Ну, а в старшую я буду непосредственно ходить — в Академию Юэй, без вариантов. В таком бешеном темпе прошло два года. На мои девять лет папа подарил к моей вящей радости абсолютно чёрного, без единого пятнышка, котёнка. Я тут же нарекла его Бегемотом. Отец, конечно, удивился столь странному выбору, но никак не прокомментировал очередной мой закидон. В этом мире, из-за отсутствия христианства (по крайнее мере легального и популярного) и октябрьской революции, не существовало Булгакова, но мою трепетную любовь к «Мастеру и Маргарите» это не останавливало, так что судьба имени котёнка была предельно ясной. Шёл последний год папиной работы активным про-героем. Он сильно устал гоняться за бандитами, а тут ему предложили с апреля место в Юэй. Конечно, отец ухватился за эту возможность, но теперь был вынужден перерабатывать, чтобы уйти на относительный покой в запас на хорошем счету населения. От этого он пропадал в патрулях дольше и чаще обычного, но я не унывала, зная, что в следующем году он снизит нагрузку, так что мы будем проводить больше времени вместе. Я отрабатывала прыжки на скакалке, как заметила метнувшуюся от дверей дома чёрную молнию. Я тихо выругалась под нос, понимая, что неплотно прикрыла дверь, и котёнок решил сигануть в неизвестном направлении. Он ведь потеряется! Я отложила скакалку и, перепрыгивая через поваленные брёвна и прочие лесные радости, погналась за ним: — Бегемот, а ну вернись! Ты же потеряешься! Бегемот! Но любимый питомец был на удивление шустрым малым и продолжал удирать от меня. Я с криками вперемешку с ругательствами на русском пыталась его догнать. Тут Бегемот меня вывел прямиком к приглянувшейся мне лесной поляне, покрытой ковром голубых цветов пролески. Я с улюлюканьем бросилась к нему, но не заметила выступающего корня дерева, об который в итоге благополучно споткнулась. Я рухнула носом в цветочки, проклиная котяру-бегуна. С трудом разлепив глаза, я приподнялась на коленях, с осторожностью ощупывая нос на повреждения. Честное слово, если он будет сломан, то Бегемоту будет пожизненно отказано в доступе на кровать. В этот момент я услышала, впервые за много лет, отличный от моего отца живой голос: — Ты в порядке? Я сразу вскинулась и замерла, увидев перед собой мальчишку с торчащими фиолетовыми волосами и моим котом на руках. Блять, серьёзно?