Громче воды, выше травы

Итак, задача. Условие: вы несколько лет прячетесь и живёте в добровольной социальной изоляции, из которой должны были начать потихоньку вылезать лишь через год. Вы случайно встречаете в лесу своего ровесника. У него в заложниках ваш кот. Напомним, что это первый ребёнок, с которым вы столкнулись лицом к лицу. Ваши действия? А) убежать, бросив кота; Б) сначала отобрать кота, потом убежать; В) покориться судьбе и принять тот факт, что общение всё равно неизбежно. Перед глазами прыгали строчки дурацкой задачки, пока кот-предатель мурчал у мальчика на руках. Этот самый мальчик смотрел на меня настороженно, на автомате поглаживая животинку. Паренёк был худеньким, тщедушным, с тонкими ручками-ножками, выглядывающими из-под потрёпанной толстовки и маловатых джинсов. Такой полудохлик, ужас! На его фоне я должна была выглядеть настоящей кобылой. На детском заострённом лице проглядывали уже упомянутые мною настороженность с щепоткой любопытства. А ещё я заметила припухшие сиреневые глаза. Мальчик явно плакал. Нет, так дело решительно не пойдёт! Я поднялась, отряхнув траву с землёй с укороченных лосин, в которых занималась, едва поморщившись от новых ранок на коленках. Блин, снова придётся обрабатывать перекисью и клеить пластыри. Их я любила, они у меня были разноцветными с разными героями, но папа всегда ругался, что я не берегу себя и вообще «дочь, у тебя ведь хорошее зрение, тогда какого ками?». Я улыбнулась мальчику напротив самой дружелюбной улыбкой из своего арсенала: — Спасибо за беспокойство, но сейчас я в порядке. Я Ева, а это мой кот-непоседа Бегемот. А тебя как зовут? Конечно, я уже догадалась, кто это предстал пред мои очи. Не ошиблась: — Шинсо, Хитоши Шинсо. — У тебя всё в порядке, Хитоши-кун? — я по-птичьи наклонила голову. — Не знаю, — грустно засопел мальчик. Тут он встрепенулся, — Ой, прости, ты, наверное, хочешь вернуть своего котёнка! — Ты можешь ещё его подержать, если тебе грустно, а я буду чесать его за ушком! — с энтузиазмом ответила я, приблизившись. Я неторопливо почёсывала Бегемота, терпеливо ожидая продолжения беседы. Хитоши мялся, явно не зная, стоит ли делиться чем-то со мной или нет. Молчание затягивалось, и я взяла инициативу в свои руки: — Хитоши-кун, а кто твой любимый герой? — Сотриголова! — немедленно получила я возбуждённый ответ, — Он самый крутой и умный герой! Я ещё никогда не думала, что мне будет настолько приятно слышать комплименты отцу. А выражение восхищения на мордашке со сверкающими глазками было просто загляденье! — Он тоже один из моих самых-самых любимых героев. Я слышала, он в следующем году начнёт преподавать в самой Академии Юэй, представляешь? Я хочу побыстрее вырасти и поступить туда, чтобы он научил меня быть настоящим героем! — это, конечно, пока не широко освещаемая в СМИ тема, но такому преданному фанату можно и приоткрыть завесу тайны. — Правда? — радостно вскинулся Хитоши, отчего Бегемот спрыгнул с рук и улёгся у наших ног. Но буквально спустя секунду выражение лица мальчика погрустнело, а в глазах отчётливо блеснула боль, — У меня никогда не выйдет поступить на геройский факультет с такой причудой. — Почему? Что у тебя за квирк? — Не хочу говорить, — заупрямился ребёнок. — Ну, Хитоши-кун, теперь я хочу узнать, и я точно смогу сказать, хорошая у тебя причуда или нет! Давай, колись! — Ладно, — недоверчиво протянул мальчишка, — Я могу заставлять людей меня слушаться после того, как они ответят на мой вопрос. — Ого! — нарочито эмоционально воскликнула я. Мальчика надо срочно спасать из того кокона самобичевания, в который он зарылся по самую макушку, — Так это же очень полезная причуда! Ты сможешь остановить любого злодея одним своим голосом! Даже драться не придётся! И людей спасать будет легко! Например, ты сможешь им приказать отойти от того места, куда может обрушиться здание, и тогда будет намного меньше жертв среди гражданских! — Но как же… Мне всегда говорили, что только злодеи используют гипноз, — растерянно хлопало на меня своими фиалковыми зенками это чудо. — Чепуха! — уверенно сказала я, махнув рукой. Мы уже давно присели на полянку, примяв синие пролески, — Так считают либо твои завистники, либо тру́сы со слабыми квирками! Ты можешь стать замечательным и очень полезным героем! — Точно? — Точно-точно! И необязательно даже сразу идти на геройский факультет. Главное поступить в Академию, а потом упорным трудом можно будет добиться перевода в геройский класс! — Ты права! — взбодрился мальчик, — Я поступлю в Юэй, не важно, куда, а потом учителя заметят мои успехи, и я смогу стать профессиональным героем! — Но для этого нужно работать уже сейчас, Хитоши-кун, — важно протянула я. — Разве? — Конечно! Я тоже мечтаю попасть в Юэй и стать героем, и уже много упражняюсь и усердно учусь, чтобы получать самые лучшие оценки. Мальчик задумчиво выкапывал носком кроссовка маленькую ямку, обдумывая мои слова. — Хитоши-кун, а ты далеко живёшь? Если хочешь, мы могли бы заниматься вместе! В этот момент я старалась не думать о той взбучке, что мне задаст папа, когда узнает о такой самодеятельности. Но мальчик мне нравился. Он явно был забитым, неуверенным, и я хотела помочь ему раскрыться и превратиться в уверенного парня. — Я живу у бабушки ниже по склону. Она очень старая и почти ничего не слышит, и обычно я гуляю по лесу, когда мне скучно. — А я наоборот, выше по склону, если идти от этой полянки прямо, никуда не сворачивая! — Тогда, — ребёнок смущённо покраснел и, чуть заикаясь, спросил, — Б-будешь со мной дружить? Я искренне улыбнулась: — С удовольствием, Хитоши-кун! Так я познакомилась со своим лучшим другом.

***

Тот скандал, что закатил мне отец, узнав о Хитоши, не описать словами. Нет, он не кричал и не бил посуду, как какая-нибудь истеричка, Айзава Шота не такой. Он всего лишь тихо выговаривал мне, какая я самоуверенная девчонка и как мне это однажды выйдет боком. Вкупе с убийственной аурой этот спокойный тон был поистине ужасающ. Но всё в конце концов уладилось, особенно, когда мальчик познакомился со своим кумиром Сотриголовой. Он сначала просто пребывал в некоем ступоре, а потом судорожно заплакал от привалившего счастья, цепляясь за папины плечи, когда тот поднял его, дабы успокоить. Короче говоря, Хитоши был посвящён в тайну нашей семьи и поклялся держать язык за зубами. Учитывая тот благоговейный восторг, что он испытывал от осознания того факта, что с ним общался сам (!) Сотриголова, и что он дружил (!!) с его дочерью (!!!), то бишь мною, то наш секрет был под надёжной защитой. Конечно, мальчику не нужно было знать всей подоплёки, лишь то, что по легенде я пока прячусь из-за работы отца, которого могут мною шантажировать, но Хитоши всё равно отнёсся к оказанному доверию со всей серьёзностью. Папа, который сначала со скепсисом встретил мою идею сблизиться с мальчиком, быстро оттаял, наблюдая за рвением и усердием Хитоши. Думаю, мальчик напоминал ему самого себя. Я мысленно довольно потирала руками. Так мы и жили и не тужили. Я быстро делала все уроки с утра, чтобы потом самостоятельно потренироваться. Я перестала налегать чисто на силовые тренировки (но и не забросила их), сменив курс на растяжку и скорость. Конечно, я не стала великим гуттаперчевым акробатом из Cirque du Soleil с выбитыми суставами, я этого и не добивалась, но теперь я вполне свободно могла изгибаться во все стороны и делать сложные стойки, особенно во время моих импровизированных медитаций под музыку. Потом прибегал из школы Хитоши, мы занимались по его учебникам, после чего я гоняла его по всем мыслимым и немыслимым физическим упражнениям. Иногда к нам присоединялся папа, если у него не было смены. В такие дни мальчик натурально светился от счастья. Мы с Хитоши очень сблизились. Каждый из нас впервые с кем-то подружился, и это искреннее чувство крепко связывало нас. Хитоши под моим началом подтянул свои физические и академические показатели. Он сильно вытянулся, заметно окреп и перестал напоминать полупрозрачное привидение. Он был первым в классе по учёбе по всем предметам. Я гордилась его результатами и искренне благодарила богов у камиданы за нашу встречу. Мы с моим другом, конечно, не занимались только учёбой и тренировками. Мы также веселились, гуляя по лесу, рисовали в альбомах, что когда-то кипой скупил папа, играли в догонялки с Бегемотом, пускали мыльные пузыри на нашей полянке… В общем, были детьми. Первого июля мы весело отпраздновали день рождения Хитоши. Папа уже успешно завершил агентскую карьеру и учил уму-разуму «толпу недоносков» (серьёзно, прямо так и сказал). По этой причине у него появилось намного больше свободного времени, а значит, всю вторую половину дня он мог проводить с нами. Папа купил в городе шоколадный торт и свечи, а также вручил мальчику беговые кроссовки. От себя же я подарила самодельную открытку с надписью «Самому лучшему другу на свете» и эксклюзивную футболку из мерча Сотриголовы на вырост. Весь этот год я терроризировала отца своей манией делать как можно больше фотографий, случайных или нет, меня с другом, меня с ним, отдельно меня, отдельно Хитоши, отдельно его самого. Папа и раньше много снимал нас на камеру, но сейчас активизировалась лично я. Он посмеивался надо мной, но покорно выполнял мою просьбу. Не знаю, что на меня нашло, но я буквально бредила идеей в будущем иметь как можно больше наглядных воспоминаний с Хитоши, да и просто с папой. У нас уже скопилось снимков не на один альбом, но я не собиралась останавливаться на достигнутом. С 20 июля и до самого конца августа были большие летние каникулы. Папа отпросил Хитоши у не особо заботящейся о нём бабушки, и мы поехали отдыхать на море. Ондзюку был типичным курортным городком с кучей сувенирных лавок, жареными кальмарами и офигенским пляжем. Мы втроём брали уроки сёрфинга, так что под конец нашего пребывания мы вполне уверенно ловили волну. Я, к всеобщему удивлению, не сгорела, а сам загар ко мне просто не лип. Вот папа почернел конкретно так, а Хитоши стал лишь слегка отливать золотым. На мои шрамы пару раз пялились, некоторые умники даже пальцем тыкали, но набычившийся отец быстро втолковывал таким смертникам правила хорошего тона. Я же абстрагировалась от всего негатива и по-настоящему обрадовалась, когда папа пообещал, что будет привозить нас сюда каждое лето. Море я полюбила всем сердцем, а отдых с двумя самыми близкими людьми определённо удался. К своему десятилетию я готовилась без пылкого энтузиазма. День, когда мы с папой хотели открыть наш секрет его друзьям и коллегам, настал. Я нервничала, поправляя скатерть и приборы; несколько раз убегала в ванную причесать свои отросшие до середины спины волосы; расправляла невидимые складки на своём тёмно-зелёном сарафане. Хитоши со стойкостью истинного флегматика следил за моим мельтешением и ковырял ветку винограда, почёсывая пузо Бегемоту. Чтобы приехать сюда из Юэй, который находится в городе Мусутафу на границе Канагавы с Сидзуокой, нужно было сначала сесть на поезд на Южном вокзале префектуры Канагавы, чтобы проехать через мост-туннель «Токио Бэй Аква-Лайн» под заливом, после пятнадцать минут ехать на автобусе до ближайшего к нам населённого пункта, а потом ещё пешком топать в гору минут двадцать. Дорога довольно длинная, и я как раз пыталась прикинуть, на каком отрезке пути находятся папа с гостями, когда за входной дверью послышалась возня, а после бряцание ключей и папино звучное: — Я дома! — С возвращением! — кузнечиком выпрыгнула я из-за обеденного стола, на автомате поклонившись, — Добро пожаловать! После этого я вдохнула полной грудью и подняла взгляд на прибывших гостей. Впереди всех, конечно, был папа, который уже разувался. За ним находились две красивые женщины, высокий накаченный мужчина и антропоморфное млекопитающее, которое я идентифицировала, как косатку. Гости без стеснения вылупились на меня, в то время как папа подошёл и крепко меня обнял, вручив давно желанный мною плеер и чмокнув в макушку: — Ну что, с первым юбилеем тебя, дочка! Я сразу успокоилась и заливисто засмеялась. Тишину у двери прервала эмоционально окрашенная фраза: — Бля, люди, он нас не наебал, у него в натуре дочь… После этого мне было легко и весело. В начале было смешно наблюдать за всё непроходящим шоком папиных друзей, но потом они оттаяли, представились по очереди мне и Хитоши, вручили подарки, которые купили днём ранее, науськанные шипящим на них отцом, и начали расспрашивать о том о сём. Полночь, или в быту Каяма Немури, была папиной самой давней подругой. Они ещё вместе сидели на одном ряду в Академии. Она как раз заканчивала активную деятельность, так как Юэй предложил ей принять пост учителя истории современного искусства и рисования со следующего года. От такого места под солнцем, естественно, никто в здравом уме не отказывается. Это была фигуристая женщина с гривой непослушных чёрных волос и пронзительным синим взглядом. У неё была привычка облизывать губы и лукаво улыбаться, когда ей задавали вопрос. Женщина сразу буквально влюбилась в меня, нарекая «любимой племяшкой», и попросила по-английски называть себя «тётей Немури». Она преподнесла мне целый набор серёжек-гвоздиков, в который я вцепилась с мыслью о том, что надо будет упросить отца разрешить сделать пирсинг. Вторая папина лучшая подруга — Фукукадо Эми — была младше них на пару лет. Она была невысокого роста с ладненькой фигуркой. У неё также были уникальные волосы цвета, как я бы его назвала, морской пены, малахитовые глаза с «гусиными лапками» и широченная белозубая улыбка. Мисс Шутка, насколько я поняла, занимала должность штатного психолога в школе Кецубуцу и проводила геройские тренировки на открытой местности. Она с заразительным смехом впихнула мне в руки крутые спортивные наушники. Кан Секиджиро, он же Кровавый Король Влад (в честь мифов о графе Дракуле), читал в Академии курс химии и геройского права. Он был старше папы на четыре года, что не помешало им тесно сдружиться. Это был рано поседевший мужчина поистине исполинских размеров, который немногим уступал по комплекции огромному Босатке. У него выпирали два небольших клыка на нижней челюсти, что в купе с постоянно нахмуренными косматыми бровями делало его похожим на бульдога. На левой щеке у него красовался ещё свежий рубец крест-накрест. Он тоже попросил называть себя «дядей Секи» (только на родном японском), потому что, по его словам, так он чувствовал себя помолодевшим на пять лет. А ещё он любил матюгаться, но явно старался сдерживаться при детях. Мне он вручил несколько видеоигр, взяв с меня обещание «нагну… кхэм, победить Айзаву». Папин бывший босс — Бандит Косатка, ну или просто Сакамата Куго — был одногодкой Секиджиро. Несмотря на двухметровый рост и устрашающий вид, он был довольно стеснительным человеком. Он пододвинул ко мне детский набор по мыловарению, который я собиралась позже попробовать с Хитоши. Тогда я ещё не знала, что вся эта гоп-компания в последующие годы будет постоянно ошиваться у нас дома. Хитоши мне в тот день подарил очень ценный и по-своему уникальный подарок. Это было пособие по японскому языку жестов. Мой закадычный друг, стесняясь, объяснил мне, что хочет начать общаться со мной на жестовом языке в знак полного доверия между нами. Мы и так были не разлей вода, но эта изюминка в повседневной жизни ещё больше сблизила нас. Дни летели за днями. Мы с Хитоши всё также упорно занимались, только теперь нам помогала, помимо отца, разношёрстная геройская банда. Это было очень познавательно — тренироваться по новым методикам и собирать паззл из самых понравившихся моментов. Так, Эми оказалась из семьи потомственных самураев, чтящей традиции, и согласилась стать моим наставником в бою на мечах после моих долгих (нет) упрашиваний; Босатка учил нас с Хитоши сопротивляться звуковым причудам и перебарывать паралич; дядя Секи и тётя Немури вплотную занялись моей главной слабостью — обороной в битве на расстоянии. Конечно, занимались мы не каждый день, у всех была работа, но по выходным герои обычно собирались у нас дома. Думаю, что на самом деле они в первую очередь восполняли недостаток в неформальном общении с детьми: своих семей у них не было, а на работе они придерживались негласных рамок отношений «сэнсэй-ученик». Помню, как я впервые разъясняла и демонстрировала им действие своей силы: — По сути своей, мою причуду можно назвать «Манипуляцией светового спектра». Я могу создавать световые клинки, которые потом использую в бою, а если я их кидаю, то они будут двигаться непосредственно со скоростью света, — в моей руке появился ослепительно яркий метательный нож, который я кинула в ближайший бук. В стволе миллисекунду спустя появилась глубокая выбоина, — Ещё я могу создавать иллюзорную маскировку. Я не стану невидимой, а просто сольюсь с пространством, поэтому такую защиту я могу успешно использовать только, если буду стоять тихо и неподвижно, — я свела вместе руки, после чего провела правой ладонью дугу. За ней появились разноцветные сияющие ромбовидные кинжалы, которые по моему велению вертикально вытянулись. Воздух передо мной зарябил, скрывая меня от зрителей, — Но если стоять за моей спиной, то меня, конечно, будет видно, а также все мои «лучи» и само действие маскировки, — передо мной и впрямь будто колыхалась перламутровая газовая занавеска, через которую можно было наблюдать за всем происходящим, — Вдобавок, если мои лучи будут постоянно активированы, то я смогу прямо из них создавать различное холодное оружие. Но главное условие его действия — не выпускать из рук, — я продемонстрировала, как из зелёного луча, к которому я прикоснулась, выросла катана из белого света. Я отпустила её, и катана сразу исчезла. Потом я убрала все лучи и продолжила, — Мой следующий навык также напрямую связан с квирком и появился лишь месяц назад. Я могу телепортировать саму себя на максимальное расстояние в двадцать метров на озарённые природным или искусственным светом участки в районе видимости, за исключением света от пламени, — сконцентрировавшись, я «прыгнула», как я прозвала это действие, на двадцать метров вперёд, потом снова, но на десять метров в небо, и в последний раз на чуть больше метра выше земли, — Но для этого я изначально должна находиться на свету, а также иметь зрительный контакт с «точкой выхода». Сейчас я стараюсь научиться сочетать это умение с ближним боем, отчего со мной станет невозможно драться, так как никогда не будешь знать точно, откуда ждать удара. Но моя причуда вообще не работает после того, как заходит солнце, или в полной темноте, хотя мы с папой опытным путём проверили, что я всё ещё могу прыгать на свет лампочек. Выдержка у героев тогда помахала ручкой, и в последующих фразах восхищения цензурными были лишь предлоги. Папа, конечно, дал им по шеям, но куда там. Ещё они все долго восхищённо цокали языками, когда попросили меня показать метку. Этих людей я не стеснялась, мне они стали, как родные чудны́е тёти-дяди, поэтому я с готовностью отцепила металлический напульсник. Хитоши при их просьбе помялся, но всё же продемонстрировал и свою татуировку — оплетающую стебель герберы водяную лилию. До этого он показывал её лишь мне. Дядя Секи всегда приезжал со своим питомцем — вечно хмурым щенком английского бульдога по кличке Монти. Я долго ржала, познакомившись с этим пупсом. Воистину говорят, что каков хозяин, такова и собака. Фамильное сходство налицо! Бегемот вначале приветствовал Монти угрожающим шипением и выгнутой спиной, но пёс своим непробиваемым пофигизмом смог добиться расположения этого комка шерсти. Их часто можно было видеть развалившихся на травке/снегу и греющихся на солнце. Одной мартовской ночью у меня, так сказать, наступил половозрелый возраст. Перед этим у меня ещё зимой начала стремительно расти грудь, достаточно, чтобы носить взрослый бюстгальтер с небольшими чашками. Когда папа понял, что моё тело начало меняться, то запаниковал и скинул обязанность по моему половому воспитанию на тётю Немури. «Героиня 18+» с радостью занялась просветительской деятельностью, стараясь мягко и по полочкам разобрать всё, что касалось формирования женского организма. Она также провела со мной первую беседу о сексе и отношениях, делая акцент на полиаморных союзах. Я с облегчением приняла её помощь, потому что разговаривать о таком с папой было бы слишком… В общем, слишком. Но сейчас мы были одни в доме, я не могла подняться на ноги из-за дикой рези внизу живота, у меня раскалывалась голова и к горлу подкатывала тошнота. Что сказать, отличный менархе. Папа в ужасе пытался дозвониться до тёти Немури или хотя бы Эми, пока я клубочком свернулась на кровати и шумно дышала через рот, стараясь не думать о запачканных простынях. Но две таблетки обезболивающего, вскрытой запасённой пачкой прокладок и чашкой горячего шоколада спустя буря прошла. Мы с отцом смотрели одно из тех дурацких ток-шоу, что крутят по ночам, пока в стиралке кружилось постельное бельё. Я была измотана, но счастлива. Все летние каникулы мы провели, рассекая волны на досках и загорая на пляжах Ондзюку. Точнее, последний пункт относился к мужской части нашей компании. Ко мне солнце было равнодушно, а вот папины подруги, как типичные азиатки, берегли белизну кожи. Дядя Секи в итоге обгорел и весь остаток отдыха мазался лосьоном с алоэ вера. В повседневной одежде героев мало кто узнавал, лишь в единичных случаях самые ярые фанаты, но и те понимали лимиты человеческого терпения и не навязывались, хоть и поглядывали с любопытством на двоих детей в такой колоритной компании. Год, когда мне и Хитоши должно было исполниться по двенадцать лет, был самым грустным и эмоционально тяжёлым. У моего друга умерла бабушка, и о наличии у себя сына внезапно вспомнили его родители, которые до этого спихнули заботу о нём на пожилую женщину. Дело в том, что эти… дебилы (и это мягко сказано) перепугались, когда проявилась Хитошина причуда, в итоге отправив мальчика от греха подальше в ссылку в Чибу, фактически отказавшись от него. С тех пор они участвовали в жизни сына лишь пересылая деньги на его содержание и дежурные подарки по праздникам. Предательство родителей сильно травмировало Хитоши. Нет, с одной стороны, конечно, спасибо им, что позволили нам встретиться, но с другой — кто так поступает с собственным сыном? Хитоши уже давно решил, что даже если они однажды признают свои ошибки и извинятся, он их не простит. В общем, в конце февраля после похорон его бабушки нам пришлось расстаться. Хоть папа уже договорился с этими безответственными трусами забирать к нам мальчика на все каникулы, было всё равно невероятно больно. Я рыдала навзрыд, Хитоши еле сдерживался. Просто мы настолько привыкли видеться и общаться каждый день, называя друг друга аники и имото, что лишаться этого было сродни наказанию. Хмурый папа, смотрящий на солёные реки моих слёз, решил вопрос через несколько дней после отъезда друга в Сайтаму. Мне был подарен смартфон, другу, под давлением (считай, угрозами уговорами) Сотриголовы, родители тоже купили телефон, и теперь мы выходили на связь по вечерам, общаясь в видеочате. Через пару лет и у меня, и у Хитоши появятся собственные лаптопы, но на данный момент мы оба были безмерно рады и маленьким экранам. У папы тоже были проблемы. В школе преподаватель самого популярного иностранного наречия ушёл на пенсию, а на его место взяли папиного соулмейта. Того самого урода, что отверг его. Когда папа узнал эту новость, то напился до беспамятства. Тётя Немури с остальными пытались привести его в чувство, но вытянуть его из начинающейся депрессии удалось лишь мне. В один из дней, когда он сидел на диване, невидящим взглядом смотря в стену, я села к нему на колени и уткнулась в шею, шепча на ухо: — Знаешь, пап, тебе не стоит по нему убиваться, иначе эта болезненная любовь только источит твою душу. Всё это время ты не вспоминал об этой мрази, каждый из вас жил своей жизнью. Сейчас ничего не изменилось. Есть ты, есть он, но нет никакого «вас». Просто коллеги по работе, не более. Да, тебе будет трудно постоянно видеть его и быть вынужденным общаться с ним, но это пройдёт, вот увидишь. Ты научишься игнорировать тоску в сердце, научишься подавлять в себе желание подойти и снова попытаться привлечь его внимание. Ты много лет был счастлив. Что мешает тебе и дальше строить свою жизнь без него? Ты не один, папа, у тебя есть друзья и у тебя есть я. Мы-то никогда не оставим тебя. Всё будет хорошо, вот увидишь. — Спасибо, милая, что сказала всё это. Я обещаю тебе, что буду стараться, — прошептал он через какое-то время, — Я люблю тебя. — И я люблю тебя, пап. Всё шло своим чередом. Мы с Хитоши ежедневно созванивались. Он мне рассказывал о своей средней школе, в которой у него появились знакомые; жаловался, что был вынужден сократить физнагрузки за неимением большого количества свободного времени из-за кучи усложнившейся домашки; звал к себе погостить на выходных. Мы с отцом и впрямь стабильно ездили его проведывать раз в месяц, а начиная с тринадцати лет меня отпускали к нему одну. Мы с другом гуляли по городу, ели в разных кафешках, наблюдали за фейерверками на фестивалях, ходили в кино и по магазинам. В общем, весело проводили время. К пятнадцати годам я расцвела. Как бы самодовольно это не звучало, но если раньше меня можно было назвать просто симпатичной, то сейчас я стала настоящей красавицей. Я была достаточно высокой для девушки и в превосходной форме. Прямые густые волосы, которые я заплетала на время тренировок, послушно по-русалочьи опускались почти что ниже ягодиц. Чистая без каких-либо веснушек или родинок кожа отливала фарфоровой белизной. Я обосновывала такую странность «побочным» врождённым эффектом от алмазного покрова. Единственным, что на ней выделялось, были многочисленные розовато-красные рубцы. Лицом же я была почти полной копией матери, только губы были полнее и глаза намного светлее, почти белые, хотя они тоже светились и будто слегка отливали серебром. Я любила подводить их коричневым карандашом или серыми тенями. Ещё у меня была куча железа в ушах и штанга в языке. В одежде же мне был ближе всего спортивно-городской стиль. Просто, удобно, со вкусом. Я свободно говорила на русском, английском и японском, без акцента балакала на французском, изучение которого я продолжала в качестве хобби наряду с обучением себя любимой ещё и испанскому. Японский мне был, как родной, английский тоже, русский ещё с прошлой жизни завалялся, как и французский. Я брала его в институте и делала в нём определённые успехи. Я смутно помнила, что мне особенно хвалили произношение. По этой причине у меня рука не поднялась забросить его. Ну, а испанский я учила с нуля, так как мне всегда нравилось его звучание и песни латиноамериканских исполнителей, так что почему бы и не заняться им? Лишним не будет. Ещё я тащилась по «откровенному старью», как говорили остальные. Нет, я конечно оставалась в курсе новинок и так далее, но всё равно любила больше всего то, что касалось 1990–2020-е годы, то есть вещи почти трёхвековой давности. Фильмы, музыка, комиксы, книги ещё более давних лет… Мне нравилось абсолютно всё. Я не отрицала, что развитие шагнуло далеко вперёд во всех областях, но я ничего не могла с собой поделать. Со стороны это смотрелось очень странно, но какая, ками, разница? С Хитоши у нас отчасти совпал музыкальный вкус. Он не был в восторге от большей части моего плейлиста и крутил пальцем у виска на моё увлечение всякой рухлядью, но некоторые лирические песни пришлись ему по душе. У него была акустическая гитара, на которой он вполне уверенно играл давно устаревшие композиции, пока я аккомпанировала ему на синтезаторе и пела неплохим голосом (я не собиралась профессионально играть на пианино, мне синтезатор Куго подарил чисто ради моих попсовых завываний и каверов). Хитоши был выше меня на полголовы, но не так подтянут — сказывалось отсутствие убойной программы тренировок. У него было угловатое лицо с высокими скулами, тонкие губы и от природы синяки под глазами. Волосы у него сами по себе забавно росли вверх, и он научился красиво подчёркивать эту особенность укладкой а-ля «встал с кровати и пошёл». А ещё Хитоши вырос настоящим засранцем. Нет, со мной он был милым и добрым, но нахальства ему было, конечно, не занимать. Хитоши должен был уметь разговорить человека, чтобы задействовать причуду, поэтому он был довольно остёр на язык. От этого у него было не так много знакомых/друзей, но он пообещал мне исправить это упущение во время учёбы в Академии. К слову, об Академии. Наши учителя без зазрения совести слили нам информацию по вступительному испытанию для геройского факультета. Все трое были явно недовольны глупым махичем с гигантскими роботами, но ничего не могли поделать против решения даже не директора школы, а самой МГА. Почему она имела на это право? Потому что учебные заведения геройской направленности во всём мире на 65% спонсировались именно Международной Геройской Ассоциацией. Она ввела основные обязательные предметы ещё тогда, когда только появились такие школы, и уже в зависимости от образовательной системы страны местное руководство дополняло учебную программу. У каждого государства было оговорённое количество школ, обусловленное географическим проявлением большого числа сильных квирков. Японская Империя в этом плане была впереди планеты всей — целых пять академий с элитной Юэй во главе, в то время как в остальных странах насчитывалось максимум две школы. Вообще, МГА редко влезала в учебный процесс, предпочитая наблюдать со стороны, но в этом году она по каким-то причинам попросила директоров во время практического экзамена сделать упор на силу. Хитоши всё равно был вынужден пройти этот бессмысленный лично для него тест. Дело в том, что, чтобы впоследствии перевестись на геройский факультет, нужно изначально было подавать на него документы и успешно сдать один из двух экзаменов, иначе всякие умники уже давно бы шли лёгким путём. В классах геройского курса было по два лишних места специально для переводящихся учеников. Хитоши на это только пожал плечами и дополнительно записался на вступительные общеобразовательного факультета, заочно смирившись с провалом в драке с роботами. Мне же предстояла полоса препятствий армейского образца для тех, кто будет поступать по рекомендации. По сути, это был отдельный экзамен по продвинутой физкультуре для блатных — хорошо подготовленных детей или протеже про-героев. Меня, естественно, рекомендовал сам папа. Всего Юэй выделял на это дело пять мест, при этом свои силы могли попробовать максимум десять человек с безупречным академическим рейтингом за все три года средней школы, так как письменная часть отсутствовала. Если же абитуриент не смог пройти по рекомендации, то ему отказывали в поступлении на любой другой факультет. Академии нужно было поддерживать высокую планку, чтобы продолжать считаться лучшей геройской школы не только в Японии, но и во всём мире. МГА вдобавок ввела пени для тех героев, что рекомендовали провалившихся конкурсантов: так как про-герой, по сути, заочно поручался за силу причуды своего подопечного, то его штрафовали и у него отбирали лицензию на два года, если этот самый подопечный терпел фиаско. Логика ясна: если этот слабак не смог пройти по физическим показателям, то и квирк у него не такой уж и сильный, а значит — будущий саботаж всей системы работы героев. Из-за такого жёсткого отбора немногие отваживались поступать по рекомендации, предпочитая сдавать экзамены в общем потоке. Полночь и Кровавый Король было заикнулись поручиться за Хитоши, но он в ужасе отказался от этой идеи, впрочем, не забыв поблагодарить за оказанное доверие. Тридцатого января я усердно разминалась в своей любимой зимней спортивной одежде на огромном полигоне, которому конца края не было видно. Рядом со мной тем же занимались мои конкуренты тире будущие одноклассники — всего нас было семеро — но я решила пока забить на них, полностью сосредоточившись на цели. Я была собрана и уверена в своих силах. Я с малых лет усиленно готовилась к этому дню, занимаясь в три раза усерднее любого нормального человека, так что я точно займу своё место в пятёрке лучших. Я в последний раз прыгнула «звёздочкой» и покрепче зашнуровала кроссовки, заострив внимание на линии старта. Папа рассказывал, что это основной тренировочный полигон третьегодок, который они были обязаны полностью проходить два раза в месяц. Что ж, это было круто во всех смыслах слова. Было ощущение, что нас отбирали в элитный армейский отряд, а не старшую школу. Я начала выдыхаться ближе к концу полосы препятствий, по-пластунски пролезая под колючей проволокой. На финише я с ненавистью скинула пятнадцатикилограммовый рюкзак после трёхкилометрового забега вокруг мордредова полигона смерти. Я намертво присосалась к поданной мне медицинским дроидом-помощником бутылке воды, пытаясь отдышаться. И только тогда мой мозг заметил такой малю-ю-юсенький момент, что стояла я в полном одиночестве, если не считать, конечно, медроботов. От ужаса меня прошиб холодный пот. Неужели я пришла последней? Неужели я провалилась? Неужели всё было зря? Неужели я такая бездарность? Неужели я… — Ева, прекрати, ты слишком громко думаешь. Я развернулась на голос отца. Он шёл ко мне с распростёртыми объятиями и глупой улыбкой во весь рот. За ним степенно шёл, насколько может степенно идти большая белая крыса в костюме, невысокий директор Незу, чьё фото я до этого несколько раз видела в прессе. В голове щёлкнуло. Я прошла, прошла, слышите, П-Р-О-Ш-Л-А! Сил радоваться не было, поэтому я просто счастливо свалилась в папины руки. — Ты пришла самой первой с выдающимся результатом — всего четыре с половиной часа, — потом я узнаю, что это был не самый лучший результат за историю существования школы, но мне на это будет откровенно насрать, — Я так горжусь тобой, дочка. — Спасибо, папа, — всё ещё прерывисто дыша, ответила я. Я не могла улыбаться, потому что болели даже мышцы лица. — Да, Ева, познакомься, это глава Академии директор Незу. Директор Незу, моя дочь, Энгден Ева. — Приятно познакомиться, Незу-сама! — я поклонилась, стараясь это сделать на достаточном расстоянии, чтобы не выглядело так, будто я нависаю над ним. — Как и мне, Энгден-кун. Я конечно знал о наличии дочери у Айзавы-куна, но и помыслить не мог, что она будет так прелестна! Искренне рад поздравить с успешным поступлением на геройский факультет Академии Юэй, Энгден-кун! — мягкой маленькой лапкой пожал мне руку директор. — Большое спасибо, Незу-сама, я не подведу Ваши ожидания! Тем же вечером обезумевшие от радости взрослые закатили вечеринку в мою честь, открыв только одну бутылку шампанского (люди деловые, пить много посреди недели не комильфо). Папа торжественно выдал мне доступ к пустому, но уже сертифицированному синей галочкой аккаунту в Инстаграме. По контракту с Академией, все будущие герои уже со школьной скамьи должны были налаживать отношения с гражданскими, чтобы те могли проникнуться к ним доверием. После выпуска к Инстаграму добавлялся Твиттер. Довольно умный пиар-ход — позволить населению наблюдать за становлением героев с самого начала их пути. Таким образом, народ своими глазами будет видеть, как студенты, во-первых, упорно работают над собой, чтобы в будущем защищать вышеупомянутый народ, а во-вторых, что герои тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. Эта интересная практика определённо сплачивает героев со своими фанатами и помогает в работе. Я тут же сменила в настройках почту с паролем и поменяла никнейм на базовый «eva.engden», который позже поменяю на геройское имя. На следующий день у меня в подписчиках уже будет висеть пара сотен предусмотрительных человек, видимо, следивших за обновлениями сайта Академии. Но пока что я отлёживалась на диване со своим фужером, не в силах лишний раз пошевелиться, с ноутбуком на коленях и открытым окошечком Скайпа, в котором также празднующий Хитоши поднимал за меня бокал с газировкой. На красочном веб-сайте Юэй уже висел список прошедших по рекомендации. В первой строке красовались мои ФИ, потом шли известные мне имена Тодороки и Яойорозу на втором и третьем местах, смутно знакомый Хоненуки Джузо на четвёртом и в заключение совершенно ни о чём не говорившее мне Токаге Сецуна. Но дядя Секи нам уже рассказал, какие страсти-мордасти происходили в Академии после нашего ухода. Почти сразу после меня к финишу пришёл некий Йоараши Инаса, который неожиданно для всех прямо на месте извинился и отказался от предложения стать учеником Юэй. Тут же разгорелся скандал между ним и порекомендовавшим его про-героем, но парень упёрся рогом. По своей памяти я знала, что у него там случились какие-то личные тёрки с Тодороки-сениор в детстве и Тодороки-джуниор перед экзаменом и что он в итоге поступит в Шикецу на западном побережье. История шла по написанной колее. На это я только покачала головой. Я уже давно решила для себя стараться не слишком влиять на основные события и вмешиваться лишь в самом крайнем случае. Одиннадцатого февраля Хитоши с лёгкостью сдал экзамен на общеобразовательный факультет — на него, как и на все курсы помимо геройского, практика отсутствовала (хотя поддержке, вроде как, надо было готовить какой-то проект, но мне это было не шибко интересно, поэтому информация неточная). Теперь Хитоши оставалось лишь пройти вступительные испытания для геройского факультета и дождаться окончания работы приёмной комиссии. Двадцать шестого февраля двери Юэй открылись заранее подавшим по Интернету заявки абитуриентам. Народу было — жуть! Я проводила Хитоши до самых ворот Академии, пожелав ему удачи и обещав держать за него кулачки. Этого же накануне пожелали и взрослые, на данный момент непосредственно вовлечённые в сам экзамен. Я думала было начать нервничать, но Хитоши был спокоен, как удав, так что я не стала поднимать панику. С утра ему предстоял письменный тест, потом был перерыв на обед и только затем наступала практическая часть. Я без дела шлялась по Мусутафу, ожидая смски от друга, чтобы сходить с ним на ланч. В конце концов мне надоело изображать из себя скучающего туриста на отдыхе и ходить туда-сюда, так что я заняла столик в ближайшем ко входу на территорию школы суши-баре. Я сидела в нише у самой стены и листала новости в ожидании заказа, когда меня привлёк громкий женский возглас у двери: — Бли-и-ин, умираю с голоду! Интуиция взвыла раненой белугой. Волосы на затылке плюнули на законы гравитации и встали дыбом. Мурашки с криками «помогите!» спрыгнули на пол и убежали в неизвестном направлении, оставив меня одну разбираться с неожиданным сюрпризом. В кафе, звякнув колокольчиком, зашли трое подростков в школьной форме на вид разных учебных заведений. Вообще, в городе Мусутафу, со своей одной-единственной захудалой средней школой на окраине, всегда был необычайный наплыв разноцветных униформ на время экзаменов в Юэй. Приёмная комиссия требовала минимального дресскода от поступающих, вот абитуриенты и не заморачивались. Спереди шла, подпрыгивая, невысокая девушка в зимней матроске и накинутым сверху ядовито-зелёным пальто, прижимая к груди оранжевый рюкзак. Она выделялась кожей цвета сакуры и объёмными неоново-розовыми кудряшками, среди которых спрятались забавные жёлтые рожки. Девушка что-то тараторила своим спутникам, улыбаясь во все тридцать два зуба, отчего она мило щурила курносый носик и огромные, на пол-лица, глаза с чёрными склерами и янтарной радужкой. За ней следовал смуглокожий парень в простой школьной форме, синим рюкзаком и перекинутым через локоть пуховиком армейской расцветки. На лице формы «бриллиант» была широкая острозубая улыбка, впалые щёки, нос с лёгкой горбинкой и карминовые глаза округлой миндалевидной формы. От уголка левой брови и вниз, к веку, тянулась тонкая полоска старого шрама. На голове — вот те на — алая взлохмаченная стрижка ирокез. И, ками упаси, как же он был красив! Я как будто со стороны наблюдала за своими мыслями. Сейчас я была слишком поглощена рассматриванием своих будущих одноклассников, чтобы озадачиться логичным вопросом: с хера ли мои подростковые гормоны дали о себе знать именно сейчас, когда я увидела этого парня с его спутником? Я проигнорировала тревожный звоночек в голове, решив, что вернусь к этому вопросу позже. Последним шёл светлокожий платиновый блондин в традиционном чёрном гакуране, с повязанным на шее белым шарфом и с серым тоутом через плечо. На породистом квадратном лице читалась сложная смесь превосходства над окружающими и напускной скуки, отчего узкий острый нос чуть морщился, а чётко очерченные угловатые губы были искривлены в презрительной усмешке. Парень слегка хмурил бровями над тёмно-бордовыми раскосыми глазами — от этого на переносице появилась едва заметная складка. Колючую причёску с выбритыми висками украшал на лбу так называемый «вдовий треугольник». Словом, ходячий секс. Парни крепко держались за руки всё то время, что они усаживались за выбранное девушкой место. Происходило что-то странное. Канон, видимо, отправился в помойку давно и надёжно. Потому что я не могла по-другому объяснить то, что через два столика от меня сидели вполне себе настоящие и по всем признакам хорошо знакомые друг с другом Ашидо, Киришима и Бакуго. И судя по тому, как последний положил руку на шею красноволосому, слегка массируя её, они были не просто хорошими друзьями. Я знала, что Ашидо с Киришимой были одноклассниками в средней школе в, интересный, кстати, факт, Чибе. Но что делает в их компании Бакуго, который живёт то ли в Канагаве, то ли в Сидзуоке? Этот вывод я сделала благодаря своим познаниям о том, что ходил он в непримечательную среднюю школу здесь, в Мусутафу. Тогда откуда Бакуго может быть знаком с двумя чибовцами ещё до поступления в Юэй? Почему Киришима уже сейчас перекрасил волосы, а не сразу перед первым учебным днём в Академии? Почему эти двое совершенно неканонично состоят в отношениях? Вопросы, вопросы, одни вопросы! А ответов нет и не предвидится! Пресловутое шестое чувство подсказывало, что слишком рано я столкнулась с этой троицей, что время для новых знакомств ещё не пришло. Поэтому я постаралась собрать мозги в кучку и не особо палиться, рассматривая их стол. Девчонку я почти не видела, так как спиной ко мне сидел Киришима со своим стопроцентным бойфрендом. Я следила за их взаимодействием, смотря, как улыбчивый парень поближе пододвинул стул, чтобы соприкасаться бёдрами с Бакуго, как тот, в свою очередь, едва-едва повёл носом у его виска, как на этот милый жест блондина только рассмеялись… А я всё продолжала смотреть на них, не в силах оторвать взгляда, впитывала каждую деталь, пытаясь запомнить, буквально отпечатать в памяти образ этой счастливой парочки! Но чем дольше я наблюдала за этой простой, полной незамутнённого счастья атмосферой, тем сильнее свербело в груди, тем сильнее хотелось чего-то, что мне так не хватало, чего-то особенного и очень нужного… Я не могла понять, что со мной происходит, почему поднялась такая незнакомая мне буря в душе от одного взгляда на этих парней. В конце концов, я взрослый здравомыслящий человек, даже если это и гормоны, они не должны мне настолько разжижать мозги и заставлять испытывать такое аномальное притяжение к абсолютным незнакомцам! На подкорке крутилась, завлекала какая-то определённая мысль, но у меня не получалось ухватить её за хвост, понять, что мне стоит… Я очнулась от уведомления о пришедшем сообщении от Хитоши. Я быстро напечатала, что уже бегу к нему, кинула, не глядя, несколько купюр на стол за так и не тронутый сашими, и пулей выскочила за дверь, громко шандарахнув ею напоследок. Тогда я знать не знала, что парни обернулись, привлечённые неожиданным шумом и недовольным вскриком официанта, что оба нахмурились, силясь понять то странное состояние, повисшее в воздухе, чувствуя прямо-таки физическое напряжение и какую-то натянутую струну в груди, очень похожие на то, что они испытывали при их самой первой встрече несколько лет назад. Тогда, когда они поняли, что являются соулмейтами одной триады. Парни в шоке ринулись к выходу, опрокинув по дороге стул и напугав подругу, но к тому моменту меня уже и след простыл.