Зрение и слух пропали на то мгновение, что меня тянули через портал. В следующий момент я уже оказалась в незнакомом месте, еле устояв на ногах после рывка. Тёмный вихрь исчез, перекрыв единственный путь к свободе. Я сразу попыталась скинуть с себя руку похитителя, но тот медовым голосочком прошептал:
— Не двигайся — или обратишься в пыль.
Я застыла, как кролик в вольере с питоном, стараясь не трястись от охватившего меня смертельного ужаса.
Всевеликая Идзанами, меня цепкой хваткой держал сам Томура Шигараки.
Он стоял вплотную к моей спине, слегка склонившись. Его иссушенные патлы колюче лезли в глаз и царапали щёку. Четыре пальца сильнее сдавили горло. Я непроизвольно сглотнула. Злодей сипло дышал мне в самое ухо, будто чуя запах моего страха и получая от него истинное удовольствие. Я услышала издевательский хмык.
— Храбришься, — заключил Томура. Он коротко лизнул гвоздик в козелке. Я в отвращении дёрнулась, — Тихо. Не рыпайся. Будешь послушной девочкой, и я тебя не трону, — сзади послышалось шуршание, а потом я периферическим зрением увидела то, отчего меня сразу замутило: на лице злодея теперь красовался мумифицированный обрубок руки, — Давай, ‘шла.
Он толкнул меня вперёд, и я повиновалась. Мы медленно шли по какому-то коридору. В нём, как и в комнате до него, было темно — лишь совсем слабое сияние моих волос помогало рассмотреть облезлые стены. Меня не порадовало это царство теней. Либо злодеи любили изображать из себя летучих мышей, либо им донесли о моей слабости. Не гуд, совсем не гуд.
Пройдя по скрипящей лестнице вверх, мы оказались на тесной площадке с железной дверью. Шигараки отшатнулся от неожиданности, когда она внезапно открылась, являя Курогири. Тьму прорезала тусклая полоска света, упавшая прямо на меня.
Дальнейшие события заняли не больше двадцати секунд.
Я не стала терять шанс на побег и прыгнула, мигом оценивая обстановку. Дряньство, слишком много людей и Кацуки уже связан! Я чудом избежала участи оказаться расквашенной огромным магнитом и переместилась за пустующую барную стойку. Надо мной пронёсся поток ярко-голубого огня. Я воспользовалась паузой, возникшей из-за не к месту применённой причуды, и схватила несколько лежавших на виду ножей. Для галочки чекнула их баланс — неважный, одна половина тяжелее, но для метания, чтобы попугать, пойдёт.
На меня сверху попытался напасть ползущий по потолку геккон, но я успела переместиться сзади него и разбить бутылку алкоголя об его голову. Тога напала на меня с фанатичным писком. Я пропустила её под собой и хлёстким движением перерезала одно из ахилловых сухожилий. Она с громким визгом упала на Спиннера, и меня с истерическим смехом атаковал пародист Дэдпула. В прыжке увернувшись от его металлических швейных метров, я бросила ему в лицо приятеля почившего джина. Взятый с полки Джек Дэниэлс с хрустом расквасил нос под маской, и Твайс упал на колени, исступлённо сдирая её с себя. Тело вдруг перестало меня слушаться и на всей скорости потянулось к Магне, уже приготовившей свою псевдобиту. Я метнула в неё ножи. Она избежала их, но это сбило ей концентрацию, и я приземлилась на пол, готовая совершить новый прыжок.
Свет погас. Я отвлеклась и кинула в Шигараки барный стул. Тот как нефиг делать расщепил его на атомы и махнул кому-то позади меня. Чёрт, не проверила слепой угол! С двух сторон резко ударили по ушам. В глазах задвоилось, голову пронзило острой болью, появился лёгкий звон. Сильное головокружение заставило меня пасть ниц. Из уха росчерком вниз по щеке потекла тёплая струйка. Я отстранённо диагностировала у себя разрыв перепонки. Рядом присела грузная злодейка, недовольно цокая языком:
— Такой милой конфетке не стоило напрасно стараться. Порезвилась и хватит, — блин, я забыла про Магне! Какой глупый прокол! Она скрепила мне руки тяжёлыми кандалами. Опять противопричудные наручники, чтоб их. Найти тех грязных копов, что торгуют ими, и пожизненно напялить на них эти оковы.
— Благодарю за догадку, — Мистер Компресс, стоявший у красной обшарпанной двери, пафосно поклонился лидеру, убрав трость с выключателя. У недовольного Шигараки началась чесотка. Он всё скрёб и скрёб шею, брюзжа на своих подручных, — Кто из вашего стада криворуких и кособоких бабуинов не понял моего чёткого приказа не включать ёбаные светильники?
— Но я хотела разглядеть нового красавчика, — прохныкали из-за барной стойки.
— Твой же долбоебизм тебя и наказал, — с мрачным удовлетворением сказал Шигараки, — Твайс, ебучий ты членосос, не раздувай из мухи слона и сними балаклаву! Даби, мудло, ты меня чуть не спалил. Это ты выпустил образину?
— Я послал его искать тебя, — равнодушно ответил тот.
— В следующий раз сам попрёшься и не будешь использовать этого выродка вместо ищейки. И придерживай свой огонь в помещении. Кто-нибудь, займитесь уже тупой сукой и разбудите Спиннера. Курогири… Плесни мне чего-нибудь. А ты, — псориазник мыском толкнул меня в бок, — Молчи и без фокусов, иначе пойдёшь на переработку. Ты тоже не вякай, а то прибью её, и глазом не моргнув, — последнее было адресовано всё это время оравшему в их сторону проклятия Бакуго. Парень замолчал, отчётливо скрипнув зубами.
Вокруг закопошились. Меня без труда отволокли и ремнями привязали к батарее по соседству с другом. В его глазах читалось искреннее беспокойство и чуть-чуть осуждения за то, что полезла в драку без него. Я слабо улыбнулась, что не вдохновило его. Хищно раздув ноздри, он втянул в себя воздух, переведя мгновенно потемневший от гнева взгляд на похитителей.
Включили напольную лампу, чьё свечение специально никак не касалось меня, чтобы я не смогла вновь воспользоваться квирком, хотя это итак не представлялось возможным из-за наручников. Боль в голове затихла, и я начала усиленно строить теории о том, зачем я, собственно, понадобилась Лиге. Вербовать меня явно не хотели, убивать на месте тоже, хоть и угрожали расправой. Тогда нахрена они меня с собой утащили? Чтобы давить на Кацуки? В таком случае они малость промахнулись с жертвой: я твёрдо верила, что мы с ним неплохие друзья, но для шантажа лучше бы подошёл Киришима.
Время текло невыносимо медленно. Злодеи занялись своими делами, позабыв о нас: Магне, сердобольно причитая, унесла Тогу через стальную дверь, видимо, чтобы оказать первую помощь (хотя я там так резанула девке ногу, что только хирург поможет); шляпник скинул плащ и улёгся на потёртый диван; пришедшая в себя ящерица закурила — отчётливо запахло травкой; Твайс угомонился, наполовину приподняв маску, и стал переключать каналы на телеке; Даби присел между ним и блохастым, который, продолжая почёсываться, пил, положив конечность покойного батеньки на столешницу; Курогири просто стоял в углу.
Я присмотрелась к этой стату́е импрессиониста в депрессии.
Догадаться, что это ному, было не так трудно. Да, физически Курогири отличался от своих собратьев, но, насколько я могла судить, умственно он недалеко от них ушёл — только и делал, что подчинялся приказам, не имея собственной воли. Отношение к нему у злодеев было соответствующее. Имя ему могло быть дано из чувств сентиментальности или потому, что он единственный среди мозгоголовых похож на хомо сапиенс. Какая разница? Я была глубоко убеждена, что это не мог быть переделанный труп Громоблака. Каким бы могущественным не был ручной докторишка Все-За-Одного, но он не в романе Мэри Шелли, чтобы оживить мертвеца, тем более кремированного. Клепать ному, экспериментируя на бедных людях и полностью коверкая их сознания — это одно, а создавать Франкенштейна — совсем другое. Вдобавок папа рассказывал как-то, что Ширакумо хоронили в открытом гробу. Мы тогда только начали жить вместе, и я увидела стоящую в его комнате фотку в рамке. На ней были трое в форме Юэй: он, тётя Немури, с которой я ещё не была знакома, и Ширакумо. Папа поведал мне печальную историю, которая категорически отличалась от той, что была описана в спиноффе манги. Вообще, «Вне закона» оказалась каким-то диким вымыслом, никак не связанным с реальностью. Когда я поняла это, то с облегчением выбросила все смутные воспоминания о ней, которые хранила на всякий случай.
Ширакумо проучился всего год. Во время каникул перед вторым курсом ему не повезло столкнуться в магазине с преступником, взявшим в заложники беременную женщину после того, как заметил дробовик владельца торговой точки, по несчастливой случайности имевший охотничью лицензию и державший оружие при себе даже на работе (по старой привычке, видимо, так как тот проживал какое-то время в не самом благополучном Бронксе). Ширакумо принял неправильное решение, попытавшись уговорить злодея сдаться, а тот взял и выпустил пулю в подвернувшуюся жертву. Парень оказался пока неготовым к жестоким реалиям геройства. А может, это просто была последняя капля, кто его знает. Через неделю он вскрыл себе вены, не оставив записки.
«Он словно стал бесцветным. Кожа по цвету слилась с волосами, и чёрный костюм смотрелся на нём нелепо.»
Зачем папа рассказал о таком травматичном опыте маленькой девочке? Я отчасти вынудила его, потому что совершенно серьёзно говорила о своём желании стать героиней. А папа, как он позже оправдывался перед фурией бросившейся на него тётей Немури, прознавшей от меня о тяжёлом разговоре в столь нежном возрасте, сначала не хотел для меня такой стези, и потому не придумал ничего лучше, как напугать меня. У него вышло только на слёзы меня пробить, а от цели стать про- я так и не отказалась.
Так что да. Часть праха Ширакумо Оборо была развеяна над морем, а другая мирно покоилась в колумбарии на печально-красивом кладбище Янака. Курогири же был создан из неизвестной жертвы безумного учёного.
Эх, папа… Зачем я так долго выёживалась? Какая же я дура! Если бы он не пытался строить из себя душку и был привычно строг, то он бы и не подумал отпустить меня с факультатива, и тогда я бы не заставила его переживать своим похищением!
Оставалось кусать себе локти и вообще все труднодоступные выступающие места, а их, как известно, много.
Он, должно быть, сильно волнуется сейчас. Остаётся уповать на поддержку дяди Секи. А как там отравившиеся ребята? Надеюсь, квирк Иприта не слишком навредил им, и они быстро придут в себя. Боги, а Шоджи в порядке? У него же сожрали хоть и реплику, но всё-таки руку!
Бакуго хмурился и выглядел отрешённым. Наверное, тоже думал о близких. Мы с ним, конечно, та ещё парочка — гусь да гагарочка.
Я сменила позу, распрямляясь, и самым кончиком ноги дотронулась до него. Плечи его чуть расслабились, но складка меж бровями и не подумала исчезать. Он выжидательно посмотрел на меня, беззвучно спрашивая, как я. Мне оставалось натянуто улыбнуться. Проверив, что на нас никто не смотрит, Кацуки скинул мокасин и вытянул ногу. Он начал лёгкими, словно пёрышко, движениями проводить по щиколотке туда и обратно, залезая горячими пальцами под самый носок. Палящее касание кожи к коже действовало успокаивающе, вселяя тёплую надежду на лучшее будущее из всех возможных.
Ожидание угнетало.
— Напои парня, — подал голос Шигараки.
Проскрипели ножки стула по грязному полу. Даби налил воды из-под крана и поднёс стакан Бакуго, никак не отреагировав на махинации с поглаживаниями. Бакуго не стал выкаблучиваться и послушно сделал пару глотков. Пироман было и мне дал попить, но Томура его остановил, словно у него на затылке была лишняя пара зениц:
— Я же сказал забить на девчонку.
— Эй, дайте и ей воды!
— Ты мне ещё права тут покачай, — злодей даже не развернулся, отвечая Кацуки, — Мне на неё похуй. Она не наша забота и точка.
— Сволочи. Белоглазка, тебе точно не хочется?..
— Не переживай, Кацу-кун, я в порядке, — я облизнула сухие, все в мелких трещинках, губы. Помогло это мало — высохший, как старая промокашка, язык лишь содрал тонкую корочку, и открытая ранка заколола на воздухе. Конечно, пить хотелось дико, но меня смутила кинутая Томурой фраза. Что значит «не их забота»? В таком случае чья?
— Зачем я тогда вообще здесь?
— Я вроде сказал вам сидеть молча, — заткнул меня злодей, — Ещё один звук, и я тебя урою. Ясно?
Ясно, ещё как ясно! Яснее некуда… Будем молчать, как партизаны на допросе в гестапо.
Так мы и сидели в тишине, развлечения ради смотря мультики, на которые залип Твайс. По внутренним ощущениям прошло не больше часа, прежде чем раздался глухой стук со стороны входной двери.
— Это за тобой, — осклабился Шигараки, напяливая обратно свой некрофильский фетиш. Сквозь растопыренные пальцы ладони были видны его глаза, возбуждённо поблёскивающие холодным пурпуром.
В помещение зашли четверо. Впереди всех был худощавый мужчина с потухшей сигаретой в зубах и тёмных очках, которого я идентифицировала как Гирана. Сразу за ним шёл коренастый дядька средних лет, одетый с иголочки: классическая синяя тройка в мелкую вертикальную полоску, шёлковый платок в нагрудном кармане, идеально отглаженная белая рубашка с клубным галстуком и начищенные до блеска броги. Для завершённого образа Аль Капоне не хватало только эффектной итальянской внешности и шляпы-федо́ры, которыми мужчина, увы, не мог похвастаться, так как был начинающим лысеть непримечательным борреби. В кильватере пристроились два типичных бандюгана с лицами, не обременёнными интеллектом.
— Добрый вечер, я диспетчер! — в провальной шутливой форме поприветствовал злодеев Гиран, — Представляю Вам нашего партнёра — мистер Уильям Сатклифф, главный ювелирный магнат европейского теневого рынка.
Слова упали надгробными плитами.
Я была младенцем, когда на всю жизнь запомнила имя палача моей семьи.
Наверное, меня всю перекосило, так как Бакуго, заподозривший неладное, начал буравить зашедших не более дружелюбным взглядом, чем я.
— |Что за тухлый вид? Он слово «спа-салон» знает? Гелики-шмелики, шампунчики, масочки… Запустил себя, чувачок, запустил!|
Этот боров в открытую поливал грязью Шигараки, а Гиран учтиво обходил острые углы при переводе с английского. Я смотрела на бандита, не в силах сдержать бурлившую изнутри ярость к этому ублюдку, пересилившая пробирающую до мурашек тревогу.
— Товар там, — вскоре махнул на меня ладонеголовый. Мой заклятый враг вперил в меня свои сальные глаза, бесстыдно осматривая с ног до головы. Он скабрезно провёл языком туда-сюда, становясь похожим на одержимого мономана.
— |Да, да! Я нашёл тебя. Наконец нашёл! Второй ребёнок Джонсонов, — англичанин с восхищением попытался дотронуться подрагивающей рукой до моего лица, но я дёрнулась от неё, — Такая большая, такая невероятно большая девочка. Как же долго ты от меня пряталась. Но теперь… Теперь ты вся моя. Давай, покажи себя во всей красе!|
— |Что ты несёшь?| — прошипела я со всем возможным омерзением.
— |Ну-ну, девочка моя, врать нехорошо. Сейчас я приучу тебя хорошим манерам.|
Сатклифф щелчком подозвал одного из своих бугаев, не сводя с меня предвкушающего взгляда.
— |Никки мой ближайший соратник. Я нанял его ещё тогда, когда носом рыл землю по всей Британии. У него удивительная причуда, принуждающая других людей использовать свой квирк, если ему известно, в чём он заключается. И сейчас он нам продемонстрирует её на тебе.|
Нет. Нет, нет, нет, я не позволю этому случиться!
Я попыталась ударить вплотную подошедшего мужчину, но он увернулся, снял с меня ремни и отстегнул наручники. Я не успела распустить кулаки, как он с легкостью схватил и дёрнул меня за ногу, заставив сползти на пол и стукнуться подбородком о батарею. Дальше он глубоко выдохнул и…
В месте прикосновения начало адски жечь. Я извивалась, пытаясь одновременно вырваться и лягнуть Никки, который наблюдал за моими трепыханиями, как биолог с научным интересом наблюдает за метаниями мухи в паутине. За заглушающей сознание болью я почти не могла расслышать Бакуго, что матами покрывал моего мучителя и всех злодеев вместе взятых, требуя убрать руки.
А потом у меня было дежавю. Кости хрустели, голова трещала, кожу покалывало. Тело, будто отряхиваясь от долгого сна, стало вспоминать о давно позабытой особенности, начав распускаться алмазами.
— |Ты самый совершенный Куллинан моей жизни|, — счастливо расхохоталось чудовище, что после стольких лет таки нагнало меня.
Нога с гулким стуком упала. Прерывисто дыша, я пыталась взять пробудившуюся причуду под контроль. Покров словно нехотя сошёл с меня, оставляя о себе напоминание в виде рассыпавшихся по всему телу блестящих осколков. Я чувствовала себя разбитой вдребезги, словно насильственная активация квирка высосала из меня все соки. Всё, что я могла — это смотреть на изумлённого Кацуки, на лице которого большими буквами было написано: «Ева, у тебя в шкафу не скелеты, а костяные драконы какие-то».
— Хм, не соврали. Это радует, — сказал Шигараки, — Демонстрация окончена. Мы выполнили свою часть сделки.
— |Конечно, — деловым тоном ответил переводчику Сатклифф, прекратив победоносную истерику, — Мы свяжемся с вами через мистера Гирана, когда закончим.|
— Помните, попробуйте кинуть Учителя, и Вы и шага не сможете сделать из страны. Вы смогли беспрепятственно вылезти из своей дыры только благодаря ему, — с долей угрозы предупредил Томура.
— |Мне, конечно, противит делиться молёной добычей, — скривился криминальный авторитет, доставая из кармана клочок бумаги, — Но договорённости для меня не пустой звук. Прошу меня простить, но мы вынуждены распрощаться — дела.|
Второй мордоворот вздёрнул меня за шкирняк, поставив на ноги. Силы вернулись, и я сразу начала протестующе упираться, но куда там! Меня намеренно не пускали на свет и так сильно заломили руки, что суставы протяжно заныли. Краем глаза я увидела, как Шигараки тихо зачёл Курогири написанное, распылив бумажку, и тот покорно создал портал. Меня охватила паника от осознания того, что меня уводят в безызвестном направлении:
— Кацу-кун, помоги! Пустите меня! Кацуки!
— Не трожь её! — бешено зарычал Бакуго, так сильно раскачиваясь на стуле, что Даби пришлось его придержать, — Отпусти Еву! Я убью тебя, вымесок, найду и убью! Мозги через ухо высосу! Собственное говно жрать заставлю!
Но мир не так уж пасторален. Все крики друга были проигнорированы, и меня второй раз за ночь провели через варп-врата.
Новая локация была похожа на подвал: сыро, холодно и пахло плесенью. Каменные стены освещались одной-единственной лампочкой. Посередине — дырявый матрац, на который меня бесцеремонно бросили. Я прытко вскочила, встав в стойку, готовая защищаться. Позади Сатклиффа с лязгом открылась дверь, и к троице присоединились двое из ларца, одинаковых с лица.
— |Мои парни столько лет верой и правдой служили мне. Они пытались поймать твой след, но твоя стоеросовая мамаша спутала им все карты, сначала переезжая и пряча тебя, а потом отослав на край света. Думаю, они заслужили поощрение.|
Следующие слова просто сорвались с языка, обогнув мозг по кривой линии:
— |Не смей так говорить о моей матери!|
— |Я с наслаждением пытал, а потом зарезал эту блядину, как поганую свинью, — от этих бесстрастных слов стало дурно. Сатклифф вытянул физиономию, — Ох, ты не знала? Как же так… Я был уверен, что это ты похоронила её. Помню, я так удивился, когда вернулся на место казни — на кухне останков не было, а за развалившейся хибарой вырос курган.|
Лоб прострелило разрядом боли. Я схватилась за него, покачнувшись. Зрение помутилось, чтобы сразу взорваться яркими красками кошмарных картин прошлого. Я чувствовала себя неправильной Алисой, падающей в нору белого кролика, чей конец оканчивался Страной Ужасов. Пелена с неизвестных силуэтов моих снов пала, а нечеловеческий крик превратился в женский. К горлу подступила горечь, вылившаяся на пол. Я грохнулась в лужу, и меня продолжило рвать от зловония словно обрётших плоть мёртвых воронов, от смрада протухших кишок, от трупного запаха разложения моей матери, чья отрубленная голова выпученно смотрела прямо на меня из недр её выпотрошенного живота.
— |Развлекайтесь. Принесёте её в холодильник, когда я приготовлю всё необходимое.|
Кто-то из кабанов вернул меня на тюфяк, вытряхивая из трусов с шортами и с треском срывая майку. Мир словно раздвоился, являя мне две параллельные реальности. В одной из них я кусалась, царапалась, отбивалась, зеркально повторяя движения матери из другой. Но меня вчетвером крепко держали по рукам и ногам, отчего я только и могла, что извиваться, истошно вопя. Когда толстый детина развёл мои колени, навалившись на меня, я сделала единственный возможный рывок — и впилась ему в шею. Он завыл. Его дружки пытались отцепить меня посредством ударов по макушке. Из глаз посыпались искры, но я не отпускала, сильнее сжимая челюсти. Послышался отчётливый хруст хряща, и в горло толчками брызнул поток крови. Мужчина затрясся. Остальные особенно сильно дёрнули его, наконец отдирая от меня, и действие это сопроводилось хлюпающим звуком рвущейся кожи. Я выплюнула вырванный кадык и чужую кровь.
—
Bloody hell! The cunt killed Pipo! Fucking twat!
Меня перевернули на живот, вывихнув плечо. Я заорала от дикой боли, но слышалось так, будто со мной одновременно кричала и мама. А потом меня взяли — грубо, быстро и без подготовки. Агония накрыла сразу, и я громко зарыдала. По подбородку потекла смесь слёз, соплей и слюны. От каждого движения моё тело дёргалось, как от удара плети.
— |Убить бы тебя за Пипó, да нельзя. Хотя хуй с ним, он был тем ещё чмырём, только кислород расходовал. Нам больше достанется|, — прогундосила скотина, кончая на спину.
По венам пробежался сильный всплеск вернувшегося квирка — солнце уже встало. В руке появился кинжал, которым я в отчаянии махнула позади себя. Мимо. Только пальцы надломили, и я осталась совсем беспомощной. С меня слезли, приказав встать на карачки, но разум упорно говорил уползать. После удара по рёбрам меня схватили за волосы, начали таскать и волочить по вонючей подстилке, пока не поставили в нужную позицию. Меня шлёпнули по ягодицам, отчего я завалилась на локти, крикнув от пронзившей повреждённое плечо боли. Член протолкнули на всю длину, начав размашисто набирать темп, с упоением ухая. Я ёрзала, пытаясь скинуть вес насильника и не орать — каждый вздох причинял боль. Видимо, сломали ребро, которое ещё и лёгкое проткнуло, судя по тому, что с хриплым кашлем отхаркивалась пенящаяся кровь.
Последний урод обильно сплюнул. Когда чужие, непрошеные мясистые пальцы просунули сзади, от чувств уже ничего не осталось. Атрофировались, как будто их и не было никогда. Я скулила, не сдерживая слёз, а в ушах стояли мамины крики о помощи, с которой творили то же самое.
Было больно внутри.
Было больно снаружи.
Было больно телу.
Было больно душе.
Больно, больно, больно, больно…
Понятие времени растянулось, превращаясь в нескончаемый уроборос. Меня оставили лежать на ледяном полу, с гагатом забрав тонкий матрац со рваными вещами и тело первого убитого мною человека. Поясницу нещадно ломило, низ живота был раскурочен, а пережитое щемило своим осмыслением. Я казалась себе отвратительной, грязной, испорченной, униженной, абсолютно ненужной. Боль не утихала. Стараясь не сильно двигаться, я протянула относительно здоровую руку вниз. Кровь тлетворными комками выплёскивалась из меня. Я забилась в мелких конвульсиях: организм пытался согреться.
— Пап…
Знаете, бывает так, чувствуешь, что плакать не хочешь, а слёзы сами льются. Вот и сейчас я хныкала, а слёзы продолжали градом течь по лицу. Меня бил озноб, я почти не чувствовала задеревеневшего тела; привкус железа во рту жёг, а лёгкое будто заливал кипяток. Я бредила, видя сцены экзекуции мамы, и отождествляла её страдания со своими.
— Папочка… Спаси меня, папа…
Потом пришла пустота. Такая глубокая, что плакать стало невмоготу. Мысли ползли лениво-лениво, по одной в час. Меж ними, наполненными воспоминаниями о маминых мучениях, еле слышно донёсся голос отца.
«Зачем ты хочешь проколоть язык? Это же так пошло!»
Да, ему не понравилась эта идея. Несколько месяцев упрашивала, пока он не сдался. Почему мне это сейчас вспомнилось?
«Ладно. Но при условии, что ты всегда будешь носить одну особенную серёжку. Я достал этот маячок через знакомых в структурах. Если ты когда-либо окажешься в опасности, то раскрутишь верхнюю часть и проглотишь. Трекер активируется после отсоединения от штанги, и я найду тебя. Договорились?»
Я зажала барбелл меж зубами, из последних сил поворачивая язык, надрывая мягкие ткани. Ушло какое-то время прежде, чем удалось открутить шарик от основания. Я с трудом сглотнула его, а ставшая бесполезной палочка бряцнула об пол.
— Папочка, прошу… Помоги…
Меня потащили, как лиса петушка в сказке — за тёмные леса, за высокие горы. Я ожидаемо потеряла сознание, а очнулась от испытанной ранее пульсации. Алмазный покров радостно вернулся, и у меня не было ни единой возможности подчинить его. Я лежала на чём-то стылом под ослепляющим люминесцентным светом. Надо мной нависла рожа моего нового мучителя:
— |Алмазы всегда были моей слабостью. Другие камни тоже ничего, но я всегда был влюблён именно в бриллианты, — стал он поучительным тоном объяснять мне, закатывая рукава, — Второй слабостью было кровопускание. Отец был мясником, так что, думаю, постоянный запах сырого мяса отразился на мне так своеобразно. Но я не хотел продолжать его дело. Я всегда был амбициознее своего старика. Я хотел много, очень много сокровищ, в которых мог бы купаться, как Скрудж Макдак. Ах, давай же расплетём эти косы!|
Сатклифф снял резинки и с восторгом стал перебирать волосы, которые текли на пол водопадом сверкающих нитей. Я услышала вибрирующий звук какого-то устройства, который со скрежетом начал пускать горячие молнии вокруг. Вскоре что-то упало на пол, и голове вдруг стало легче. А потом я увидела ожерелье из своих бриллиантовых волос, которыми в несколько рядов обернул себя ликующий мужчина. Невозможно. Он смог их отрезать, отрезать!
Я окончательно пропала.
— |Когда я узнал, что вы родились именно тогда, когда я был проездом в вашем городке… Я не верующий человек, но я посчитал это благословением богов. Вознаграждением за годы трудов. Вы по праву принадлежали мне с самого первого дня. Вы же не люди! Обычные камни, ошибки природы, которая посчитала меня достойным сделать правое дело, использовать вас надлежащим образом. Понадобилось время, чтобы разработать эту детку, — похлопал он по незнакомому механизму, — Но ты мне предоставила его сполна, чтобы я смог учесть все факторы.|
Сатклифф пристроил машину, похожую на пилу, к моему животу.
— |Пойми, драгоценная, злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые. А я без своего очень несчастен.|
Живот взорвался нестерпимой резью. Обжигающей. Всепоглощающей. Такой, как во время битвы с Бакуго.
— Кацуки… Эйджиро… — я не могла кричать, лишь шептать в страданиях между сном и явью.
Следующее я уже не слышала, вобрав в себя всё горе и все муки, что когда-либо испытывало человечество. Они заволокли разум, не давая ни единого шанса на то, чтобы вернуться.
— |Шеф… Ваши бусы. Они превратились в… В волосы.|
— |Что за чертовщина? Почему? — Сатклифф с непониманием поймал ворох чёрных косм, сползших с его толстой шеи, и голос его сорвался на пронзительный фальцет, — Почему?! Я же всё просчитал! Она родилась камнем! Её родное состояние должно быть именно алмазным, а не обычным!!! — пила прошла слой кожи, и его оросило кровью, что заставило его ещё больше взбеситься, — Откуда кровь?! Её не должно быть!|
— |Босс! Нас…|
Я плыла где-то далеко-далеко, слившись воедино с пожираемой меня заживо болью. Было невероятно темно и мёрзло. Я продолжала подрагивать от подбирающейся стужи.
Холодно.
Мириады разбросанных по телу бриллиантов впитали в себя остатки чуднóго панциря, обнажая меня пред невесомой поступью жнеца смерти.
Холодно.
Биение сердца в ушах замедлилось. Какая приятная музыка. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Легкий и простой ритм. Ничего лишнего. Успокаивает.
Холодно.
Тук-тук.
Тук-тук.
Тук.
Как тихо.
И как холодно.
***
Вспышки фотокамер слепили и так жутко-алые из-за полопавшихся сосудов глаза, живо напоминавшие буркалы перепившего вампира. Пчелиное жужжание репортёров, пришедших в поисках ответов, которые они всё равно переиначат и выплюнут в виде обвинительной сенсации, раздражало слух. Вечно этим газетчикам нужны то понос, то золотуха. Как же его бесили СМИ. Айзава ненавидел пресс-конференции, особенно сейчас, когда он всё бы отдал, чтобы участвовать в поисках дочери, а не сидеть между директором и Секиджиро в наполненном журналистами зале главного федерального канала.
Блядский протокол. В их обществе следовать правилам было необходимо, иначе началась бы анархия, но в такой экстренной ситуации он был готов нарушить любые законы, пожертвовать лицензией, карьерой, жизнью, но найти Еву. Разумом он прекрасно понимал, что мешал бы своей эмоциональностью, но тело с душой всё равно порывались кинуться на помощь вперёд любых героев. Сделать это ему, конечно, не позволили. Радовало хотя бы, что этим делом сейчас занимались лучшие из лучших.
Айзаве было морально тяжело поверить в сообщение Мандалай о нападении злодеев. Было откровенно страшно, когда на тебе лежала ответственность за почти полсотни буйных голов, и практически все они находились в опасности. Среди них вдобавок затесалась его единственная и горячо любимая дочь. Айзава всегда любил Еву больше всех на свете, даже если её вера в это чувство пошатнулась. Он ужасно корил себя за те слова, копьём проткнувшие ей сердце. Он наговорил такого, отчего ему до сих пор было стыдно. Нет, всегда будет стыдно. Шота никогда не простит себя, хоть его милая, добрая, прекрасная Ева и начала потихоньку оттаивать. Но когда передали, что пришли за ней…
Айзава нутром чуял, что за Евой добралось её прошлое, от которого она так отчаянно убегала. Всю жизнь пряталась-пряталась, но нихрена это ей не помогло. Нашли-таки. Через десять лет, но нашли за тысячи километров от Англии.
— Смотрите, Ева!
Айзава обернулся на отклик Мономы и увидел в окне бегущую к ним девушку. Погони за ней не было, но он всё равно выпрыгнул, готовый поймать её лентами. Вернутся домой — и он обязательно запрёт её в каком-нибудь сейфе, от греха подальше.
Им не хватило буквально миллиметра. Она исчезла в чёрном смерче, не дотронувшись до света и, самое главное, до него. Ещё никогда он не видел свою Еву такой напуганной, как когда появившийся Шигараки утащил её за собой, и она люто завопила «Папа!».
Он не спас её.
Он позволил им украсть своё дитя.
Айзаве малодушно хотелось заорать. Он ошалело смотрел по сторонам, так крепко держась за раму, что почти сломал её, пока один за другим показывались макушки ставшего по-родному дорогого зоопарка. Кто-то был ранен, кого-то несли на руках. Но все были относительно целы. Если не считать того, что среди них не было дочери и её соулмейта. Рэгдолл тоже пропала, и её напарники от этого известия выглядели не лучше него.
За его спиной Ашидо, которая до сих пор держалась с удивительным мужеством, разрыдалась всласть. Ещё немного, и он бы последовал за ней, вот только друг вовремя привёл его в чувство:
— Шота, идём внутрь. Нужно оказать помощь детям.
Айзава развернулся, готовый подправить этому чурбану прикус. Но он почувствовал, как до боли сцепленные на его плече пальцы слегка дрожали. В голосе Кана твёрдость скал и спокойствие ледяных волн сменились надрывными нотками:
— Шота, пойдём.
Сейчас же.
Секиджиро находился в таком же ужасе, что и он.
Хотелось сказать сакраментальное «ну пиздец», только вот дети услышат и будут потом до конца школы припоминать ему этот случай.
Кому надо, были наложены шины; они сделали перевязки особо пострадавшим; всех заставили выпить много воды с сахаром, чтобы восполнить потерю крови и успокоить нервы. Шота трясущимися руками нашёл в вещах тяжёлый кнопочный телефон. Вытащил антенну и набрал единственный контакт. Ему ответили через два гудка:
— Айзава-сан?
— Это случилось.
— …Я соберу команду.
Айзаву воспитывали так, чтобы не поддаваться слепой панике при любой проблеме. Он лучше походит по кругу и будет молча рефлексировать до тех пор, пока не захочется либо вопить о своих переживаниях, либо избить до неузнаваемости попавших под руку злодеев. Но Секиджиро отослал его куда подальше:
— Выпусти пар, пока за нами не приехали. Тебе это надо.
Секиджиро упёртый, как баран. Спорить и бить в лоб его бесполезно, там же сплошная кость — покалечишься. И Айзава безропотно ушёл на кухню, чтобы выплеснуть бушевавшую внутри него бурю из чувств ненависти и безнадёжности.
Вдоволь наоравшись и разгромив безвинную столовую, он последовал на выход к прибывшим машинам скорой, полицейской и пожарной служб. Их вызвали по экстренному каналу связи как только, так сразу, а они только сейчас соизволили прибыть. Как обычно — слишком поздно. Айзава зорко проследил за тем, как в неотложки погружают его учеников и увозят в ближайший госпиталь в Нагано. Тех, что не пострадали, полицейские должны будут завести обратно в Академию. Секиджиро уже объяснил форс-мажорную ситуацию ребятам и то, что до конца этой недели они всё равно будут вынуждены оставаться под надзором школы, если только, конечно, родители не приедут за ними. Думать о том, как эти родители с пребольшим удовольствием неизбежно поотрывают им с коллегой головы, Шоте не хотелось.
Взгляд упал на пепельно-серого Киришиму.
Киришима духовный партнёр Бакуго. Киришима духовный партнёр Евы.
Айзава гарпией вцепился в руку своего студента. Красивый, уникальный, единственный в своём роде цветочный узор был по-прежнему ярко-чёрным.
— Если в метке произойдут малейшие изменения, ты сразу же сообщишь об этом мне, — пусть Киришима думает, что это касается лишь одного из его партнёров, пусть! Даже сейчас он не вправе вмешиваться в личную жизнь дочери таким образом. Понимает, как ей трудно совладать со всем тем, что происходит впервые. Сам был таким боязливым. Парень понятливо закивал, доставая телефон. Шота записал туда свой номер и с сожалением отпустил от себя единственного, кому могло быть доподлинно известно, живы ли Бакуго и его дочь или… Или.
Айзава сидел с Каном и Кошками в главном полицейском управлении Нагано и не мог сосредоточиться на отчётах. Иероглифы были похожи на раздавленных жучков, а не на знаки со смыслом. Ёбаные бумажки,
пояснительные записки, которые они обязаны заполнить, неимоверно бесили. Но его отвлекли. Хвала богам, что это был не какой-то хуй на палочке, а сам Каваками-сан. Появление главы разведки вызвало переполох среди жандармов ночной смены. Действительно, не каждый день встретишь такого человека на работе. Все сразу смекнули, что ситуация оставляет желать лучшего, раз задействованы птицы высочайшего полёта.
— Мне жаль, что мы вынуждены вновь встретиться. Пройдёмте, расскажете обо всём по дороге в Токио, — Секиджиро поднялся, Шота вслед за ним. Он подхватил свою сумку и небольшой, весь в разноцветных наклейках чемодан Евы. Она хотела попутешествовать в августе, впервые поехать за границу с Немури-чан, чтобы, как она говорила, набраться новых впечатлений. Даже деньги скопила на билет до Австралии. Собиралась остановиться в хостеле и экономить на продуктах, чтобы хватило на посещение заповедника кенгуру и ленивцев, потому что за всё хотела заплатить сама. С детства сама да сама. Мелочь самостоятельная! Но он хотел заранее подарить денег на её день рождения, чтобы она ни в чём себе не отказывала. Конечно, Ева побушевала бы, но он-то знает, что ей было бы приятно привезти сувениры для друзей.
Не разрыдаться при главе Найтё, не разрыдаться при главе Найтё, не разрыдаться при главе Найтё, ками, позор-то какой.
— Я сказал своим людям готовить два плана налёта. Ваши ученики, Яойорозу и Авасе, мудро поступили, прикрепив жучок к одному из этих созданий, ному. Так мы сможем наконец локализовать убежище главаря Лиги.
— Почему два плана? — переспросил Кан.
— Мы успешно внедрили своего человека, когда у группировки проходил набор подручных. К сожалению, злодей Шигараки пока недостаточно доверяет своим соратникам и не выдаёт больше необходимой информации.
— Хотите сказать, что Вы знали о нападении? И могли его предотвратить?! — Айзава не сдержался и надорвал грудь, чуть не дав в морду зелёному марсианину. После истерики в лагере он остыл, но сейчас был готов начать её по новой.
— Айзава-сан, повторюсь — злодей Шигараки делится планами со своими людьми в самый последний момент, когда наш агент не в силах оповестить нас, — Каваками, не церемонясь, на корню пресёк это начинание, велев не терпящим возражений тоном, — Сядьте. Он вот-вот должен с нами связаться и передать данные о точном местоположении основной шатии-братии. Там же, скорее всего, мы найдём Бакуго с Евой.
— Я хочу участвовать в миссии, — переведя дух, твёрдо сказал Айзава. Крот в ставке противника, значит. Это хорошо. Шансы детей значительно повышались.
— Нет, — и прежде, чем он смог возразить, глава разведки добавил, — Вы знаете правила: родственникам запрещено входить в команды по освобождению заложников. Следуйте протоколу. Вас будет ждать встреча с прессой, но мы будем держать вас в курсе событий. Операции проведут этим же вечером.
— Так точно, — неохотно проворчал Шота. Потом он узнал, что Леди Гору, что рвалась спасти брата, тоже не пустили и перенаправили на операцию по захвату убежища Все-За-Одного, которого службы уже много лет пытались поймать после нескольких развязанных им бандитских войн.
И сейчас Айзава был вынужден кланяться под фокусами камер и выслушивать претензии газетчиков. Хорошо, что главный удар на себя взял Незу-сама: сам он не умел так хорошо плести словесные кружева. Пошли вторые сутки, как Шота не спал, и едва ли последние. Он не сможет отдохнуть, пока Ева с Бакуго не найдутся. Благо заместитель Каваками, проведший задействованным героям и полицейским с военными подробный брифинг, разрешил ему присутствовать на собрании, чтобы он не был совсем уж в неведении судьбы своей кровиночки. Шота точно кого-нибудь задушил бы, если бы ему не поведали детали плана по спасению ребят. Список про- радовал: избранные, самые надёжные и самые полезные, с которыми он не раз работал и которые точно не подведут.
Из кармана брюк донеслось пиликанье. Айзава с немой просьбой повернулся к Незу-саме, который взмахом лапки отпустил его. Загомонившая толпа брызнула в разные стороны из-за тяжелейшего биополя, что он распространял вокруг. Гримёрка телеведущих пуста, отлично.
— Слушаю.
— Плохие вести. Детей разделили несколько часов назад. Бакуго остался, где был, но местонахождение Евы теперь неизвестно.
Айзава слабовольно скатился вниз по стене, уронив голову на руки. Его малютка, его вредный, но обворожительный ангелочек пропала, и вероятность того, что её смогут найти, только что сократилась в несколько раз. Статистика наука неумолимая: 67% похищенных возвращают в первый день, но Ева только что вошла в оставшиеся тридцать три. Просьб о выкупе не было и почти наверняка не предвидится. Значит, если её вскоре не найдут каким-то исключительным образом, то её либо убьют, либо продадут в рабство.
Кем бы он стал без этой козявки? Спившимся про-героем без семьи и без желания жить? Наихудшей версией себя?
Он не мог её потерять.
Он не мог потерять свою искорку. Мир, в котором не будет его маленькой доченьки, утратит свой блеск. Даже самое обычное существование кажется невозможным без её незлобных подначек, без её глупых танцев под старые песни, без её звонкого смеха, без её радужной улыбки…
Погодите-ка.
Какой же он
дебил.
— Каваками-сан, Вы ещё тут?
— Да, в чём…
— У Евы есть отслеживающий чип в языке! — почти прокричал он в трубку.
— Подробности.
— Она не снимая носит серёжку-маячок, что я добыл у одного из тех военных, кто занимался её переездом! Она обязательно должна была включить его! — сам Шота считал себя невероятным ду́рнем, что вспомнил об их главном тузе на случай пропажи только сейчас.
— Передатчик?
— Мой мобильный!
— Так откройте же его! — прикрикнул на него военный. У Айзавы ладони вспотели от переживаний, и он только раза с третьего смог разблокировать телефон и кликнуть на ярлычок программы. Через несколько томительных минут на карте Японии вспыхнула точка. Сердце ёкнуло.
— Ну?!
При приближении читались координаты.
— 36.32150, 139.42200.
— Ждите.
Собеседник отключился. Айзава только сейчас заметил в упор смотрящего на него Кана.
— Как думаешь, она?.. — почему ему кажется, что слова преставятся где-то в горле, стоит ему попытаться озвучить их.
— Ева в порядке, — ультимативно ответил Секиджиро, присаживаясь рядом.
— Она же… Она же всего лишь
ребёнок, — сдерживаясь, он непонятно провёл руками в воздухе, пытаясь донести до Кана свою мысль.
— Разменная монета в чужой игре. Плод чьих-то интриг. Но злодеи ошиблись, забрав её, потому что главнее всего одно.
— Что?
— Она твой фуфик. Она по определению не может так просто умереть.
Айзава сдался своей слабости и разрыдался в объятиях друга, крепко стискивая телефон с мигающей розовой точкой на экране.
***
«Если вы пришли в героику, думая, что не будете иметь дело с настоящими отморозками, то вы ошиблись работой», — этой фразой Старатель приветствовал новичков, которых нанимал в своё агентство. Желторотики поначалу хорохорились, утверждая, что им всё нипочём, но после первой же серьёзной драки все поголовно ходили промывать желудок.
Сегодня же Старателю с коллегами предстояло встретиться с особым видом мерзавцев, которые посмели покуситься на самое святое — детей.
Тодороки был на ночном патруле, когда секретарь дозвонился до него с вестями о нападении злодеев на тренировочный лагерь. Оставив понимающего Кидо — одного из своих сайдкиков — заниматься встретившейся им парочкой воров-форточников, он ринулся обратно в агентство — звонить кохаю и директору Незу, чтобы удостовериться, что с сыном всё в порядке.
Он с облегчением выдохнул, лишь когда забрал Шото из Академии. Пацан у него молодец. Дрался наравне со злодеями и почти не поранился! Несколько синяков не считались. Но сынишка был мрачнее тучи: похитили двух его одноклассников. Может быть, даже друзей. Они с Шото ещё недостаточно сблизились, чтобы Энджи мог с точностью перечислить тех, кто небезразличен его социально не адаптированному чаду, но Бакуго с Энгден тот как минимум уважал.
Заморочек в деле освобождения заложников всегда пруд пруди и маленький колодец. Поэтому он, имевший недюжинный опыт, не стал дожидаться вызова и сам предложил свои услуги полиции. Оказалось, что парнишу с девчоночкой искали вся королевская конница да вся королевская рать. Серьёзно, к делу подключились люди из Найтё Императорского двора! Тодороки понятия не имел, почему этим вопросом занялась разведка, но сил и возможностей у неё поболее рядовых офицеров, так что их участие было однозначным плюсом. На Айзаву же было страшно смотреть. Старатель не был дураком и понимал порядок действий сэнсэя его младшенького, в отличии от ебанутых журналюг. И, когда его экстренно перенаправили на спасение дочери знакомого, дал себе слово сделать всё возможное, чтобы она вернулась к отцу в целости и сохранности.
Место, где по их данным держали девушку, находилось в пизде на гвозде от цивилизованного мира. О причудах преступников не было ничего известно, но главным среди них, что удивительно, был ювелирный барон Сатклифф, которого Евро- и Интер- полы уже давно жаждали поймать и заключить под стражу. Скрытно провести через границу большое количество сообщников ему не удалось бы, так что у них почти гарантированное численное преимущество. Но зачем этому контрабандисту кровавых алмазов понадобилась Энгден? Неизвестно. Тайный осведомитель разведки смог передать с текущей позицией Лиги лишь фамилию, но её оказалось достаточно, чтобы вовлечь Героя #1, то бишь его, Старателя, чтобы стопроцентно живьём взять этого мордоворота.
Не так давно закрытый мясокомбинат в часе от Асахигаоки мрачно возвышался над бескрайним полем. В якобы заброшенном здании горел свет. Самоуверенные, однако, скоты. Вернулся лазутчик с квирком ходьбы по стенам, доложивший обстановку: один труп у главного входа, другие не засветились.
— Нам повезло, что в этом дримтиме не так много злодеев. Но такая расслабленность со стороны Сатклиффа возможна из-за наличия сильной причуды у кого-то из них. Держите ухо востро и напяливайте на всех противоквирковые браслеты. У нас есть возможность взять их числом, — команда захвата согласно закивала. Старатель любил работать с такими профессионалами, которые не выёбывались и признавали его лидерство. Нормальная практика: руководство отдавалось про-герою по старшинству или по навыкам, который был впереди всех, за ним шли другие герои/напарники/поддержка, и только после полицейские. Новобранцы среди последних как раз довольно часто мутили воду и мешались под ногами. Хвала небесам, сейчас не тот случай, чтобы брать неучей, — Ястреб, веди вторую группу с чёрного входа. Ганхед, прикрывай меня. Ищем девочку сразу, как возьмём всех. Помните: они нужны нам живыми! На позиции.
По его приказу заведующая этой областью электростанция успешно отключила заводу питание, и операция началась. С преступниками не цацкались: одному Ганхед изрешетил ноги, другому Ястреб в драке почти перерезал глотку, ещё двоих переловили при попытке бегства. Пока спецназ, не прибегая к излишней силе, пытался выяснить, где спрятана заложница у находившегося в непонятной прострации Сатклиффа, про- с другими военными разделились, в спешке осматривая лабиринт огромного комбината.
— Приём. Как слышно? Приём! — раздалось из рации, когда Старатель завернул в коридор, ведущий к очередному цеху.
— Говори, Ястреб.
— Я в подполе. Здесь очень много крови! Энгден может быть серьёзно ранена! — блять, у них мало времени!
— Альфа-1, вызывайте лучших врачей региона! Пригоните вертолёт!
— Так точно!
Тодороки отсоединился, заметив следы в пыли, ведущие к массивным створчатым дверям. Прикоснулся к железу — необычно студёное. Значит, за ними холодильник. Гермодвери были плотно замурованы. Оставалось только выжечь себе проход. Он использовал максимальную температуру, чтобы за доли секунды расплавить лаз. А там…
Его пламя осветило ледяную комнату. С потолка свисали массивные крюки, на которых раньше висели туши животных. Полки у стен были пусты, как и почти все ряды производственных столов. Почти.
Старатель тяжело сглотнул, потянувшись к рации:
— Я нашёл тело.
