Громче воды, выше травы

— Ева-чан, ты там скоро? — поскреблась ко мне в душевую ожидавшая своей очереди Мина. — Уже выхожу, прости, — очнулась я от охватившей меня кататонии. Выкрутив маховик, я выползла из-под обжигающе-горячей воды, быстро обсушиваясь и заворачивая волосы под тюрбан из полотенца. Накинув сменную одежду и не забыв обработать-перевязать полученный лёгкий ожог, я наконец освободила общий будуар, захватив комплект грязной геройской формы. Всё ещё потная после рабочего дня подруга осмотрела меня цепким взглядом, заметила покрасневшую от экстремальной температуры кожу и неловко ухмыльнулась: — Тоже не по себе, да? — Как видишь, — я дёрнула пострадавшим плечом, не зная, что ещё добавить. Что мы живём в страшном мире, где на каждом шагу встречаются родители, пережившие детей, и дети — хрупкие, с тонко-высокими голосами, но усталыми, выцветшими глазами стариков? И что сами мы, по сути, дети-солдаты, чью невинность намеренно пятнают, обучая убивать, подавая этот навык под соусом самозащиты? В такие моменты становилось тошно и мерзко, но прятаться за чужими спинами я не намерена. И дело вовсе не в возвышенных чувствах типа благородства или ещё какой такой патетической чуши, о которой любят порассуждать далёкие от героики романтичные натуры. Просто мне выше крыши хватило отсутствия контроля над собственной жизнью, преследовавшее меня в том, ставшим невероятно далёким, мире, полного беспробудного несчастья, в котором я была не просто никем, а ничем. Здесь тоже попытались вылепить из меня ошибку природы, но я не прогнулась, не поддалась и останавливаться на полпути не пожелала. Причуда, что потоком яркого света течёт по моим венам, и причуда, что сверкающим панцирем защищает мою нынешнюю земную оболочку, были моими. Мне не хватает слов описать чувство принадлежности и полноценности, которую даруют мне квирки, и до конца я поняла и приняла как данность это ощущение лишь недавно, когда перестала задавливать цветение бриллиантов. Наверное, это можно сравнить со зрячим, что носил повязку на глазах, который под конец жизни решил всё же взглянуть на мир вокруг и понял, как много он потерял. Мои квирки — часть меня, от которой я не собиралась отказываться, и если ради того, чтобы получить карт-бланш — помним про принцип здорового эгоизма, да? — мне надо было помочь другим, при этом проредив ряды мерзавцев на планете, то пусть. Я не трусиха, не мизантроп и на память пока не жалуюсь, потому что прекрасно помню отголоски того ощущения, когда ты нуждаешься, а люди, даже не взглянув на твои страдания, проходят мимо, оставляя тебя с тяжёлым камнем опустошённой разбитости на сердце. — Усагияма-сэнсэй передавала, что мы можем у неё переночевать и уже завтра поехать обратно в школу, — оповестила меня Ашидо, успевшая шмыгнуть за шторку, — Как тебе такая идея? — Если честно, то я малость устала и не отказалась бы от отдыха. А ты? — я прислушалась к телу и поняла, что сил никаких нет сегодня куда-либо ехать. Особенно опухшая от мигрени башка всё никак не хотела успокаиваться даже после принятого парацетамола. — Аналогично. Тогда дуй наверх, квартира открыта, а я скоро буду. И мы ведь поговорим сегодня о том самом, м? — экспрессивно пошевелили мне бровями, специально высунув для этого голову в мокрых кудряшках. — На моих условиях, — засмеялась я, напомнив о её обещании достать бутылочку грузинского винца. — Где я тебе найду в этой префектуре, неизвестно ж, где можно раздобыть без сопутствующих проблем, — забубнила она, когда я уже направлялась в раздевалку. Я только махнула рукой и, забросив костюм в отсек кейса, незанятый вторым (т.е. чистым) комплектом, потопала к лифту. Пока я ждала Мину, мне пришлось загуглить проверенную инфу о местах, где не спрашивали удостоверение личности, потому что написать Шоджи оказалось полнейшей глупостью с моей стороны: хоть он и родился в Фукуоке, но в восемь лет переехал к дяде в Киото, поэтому ничего не мог посоветовать. Но в конечном итоге, когда мы с подругой всё же раскачались после пропитки кремами-маслами-гелями и расчёсывания денмановским гребнем её сложной в уходе 3B-шевелюры и направились к выходу, мы в дверях здания столкнулись с наставницей. Та уже, видимо, расправилась с бумажной волокитой и отпустила сотрудников пораньше, а потому была переодета в велосипедки с оверсайз-худи и тонкие хлопковые перчатки (наверное, ей было влом подниматься лишний раз, и одёжа была припасена ею заранее). В руках она держала а-ля амэрикан крафтовый пакет с ну очень отличительными чертами. Телепатия, ты ли это? — Я решила последний вечерок с вами, девочками, провести, — сказала про-героиня, встряхивая призывно булькнувшую ношу, и, будучи настоящей святой, продолжила, — Пойдёмте, побалабоним. Как относитесь к лёгкой выпивке? — Сугубо положительно. — В пределах разумного, — одновременно ответили мы с Миной совершенно отличающиеся позиции и с укором посмотрели друг на друга. — А я обычно говорю, что все мои лучшие идеи рождаются между вторым и третьим бокалом, — расхохоталась от забавного зрелища Руми, — Кстати, ваши папки-трудовые. — Аригато годзаимас! Таким вот незаметным образом мы и подобрались к тому, что меня начало незаметно гложить с того момента, как мой разум в полной мере осознал, что наш сумасшедший тренинг, хвала небесам, окончен, и моя тушка теперь в относительной безопасности. Только вместо того, чтобы вывернуть накопившееся дерьмо перед одной подругой, я отхватила сразу уникальную возможность выслушать стопроцентно третейское мнение. И получше узнать, собственно, женщину по имени Усагияма Руми, а то на стажировке так-то не было времени на трепотню. — Ну ты с пацанами учудила, конечно, — покачала головой героиня, пока легко захмелевшая от на редкость крепкого сливового вина Мина после целой тирады о том, как она зла на моих соулмейтов, вернулась к тому, чтобы сюрпать очередной бокальчик уже второй открытой бутылки, — Как порою хорошо мало знать, ничего не видеть и не понимать — выбрала задачу для решения, прикинулась электричкой, и всё, вижу цель, не вижу препятствий! — Усагияма-сэнсэй, это рассуждения от балды или?.. — вклинилась я в глубокомысленную речь. — От моей биографии вы, девчули, где-то рассмеётесь, а где-то ужаснётесь, — та улыбнулась как человек, переживший многое, но уже отпустивший прошлое, — Видали? — тут Руми закатала левый рукав, обнажая пустое предплечье, — Да не тупите, а приглядитесь. Собрав разбегающиеся глазки в кучку, мы увидели края трапециевидной фигуры на том месте, где обычно находилась метка родственных душ. Рубец был буквально на полтона светлее остальной кожи — если не знать, где и, главное, что именно искать, то сроду не заметить. — Я сделала себе операцию по удалению чернильной железы вместе с трансплантацией кожного покрова при помощи клеточной дермопластики почти сразу после осознанного отказа от того урода, — весело пояснила она, позабавившись видом наших малость окосевших лиц, — Встреча с моим соулом дала мне ровно столько же, сколько ежедневная покупка лотерейного билета на протяжении полугода. То есть чуть менее, чем нихрена. Женщина одёрнула толстовку обратно и начала грызть нехитрую закуску из сырных крекеров с порезанными соломкой яблочком и сладкой морковочкой — последняя, что очень мило, была во всяком виде любимой едой Руми. Но это я отвлеклась, потому что особых подробностей мы не дождались, кроме: — Он был тем ещё уродом, девчоночки, лучше и не вспоминать. Могу лишь сказать, что я достаточно позаботилась о нём, потому что из тюрьмы выходят, а из-под земли — нет. Ух, жёстко! — Так какую школу Вы окончили, сэнсэй? А то я запамятовала, — топорнейшим образом сменила тему Мина. — Сейай Гакуен. — Это которая на континенте? В Чосонской префектуре вроде бы, да? — в кои-то веки блеснула я своими географическими познаниями, а то мой средний балл по этому предмету, как и по истории, всё также оставлял желать лучшего. — Ага, в Сеуле. Нам с семьёй пришлось переезжать из Хиросимы, — подтвердила Усагияма. — Прикольно! У меня папуля оттуда, и я тоже там родилась и жила до переезда на Хонсю. Кстати, а почему решили пойти учиться не на Центральных островах? — задала логичный вопрос Ашидо. — В Юэй и Шикецу ума не хватило пройти: самую малость не добрала до проходного на письменных вступительных, а о межфакультетном переводе в вашей альма матер мне было неизвестно. Я ещё подавала документы в Кецубуцу, но потом папе очень удобным образом предложили по работе новое место в Сеуле, поэтому выбор стал очевиден, — тривиально, зато жизненно. Где-то в десятом часу мы в последний раз чокнулись за спокойную практику на скорой, которая нам грозила в первый месяц лета, и пошли на боковую. С Миной мы решили лечь вместе, вполне рационально боясь возможных кошмаров, которые, к несчастью, не преминули появиться. Благо разделение двух образов, коим, по сути, являлась вся эта тема с геройскими прозвищами, было нам на руку и в этот раз тоже немного помогло в сохранении здравого рассудка. Так, по разу проснулись, обливаясь холодным пóтом, но далее ночь прошла спокойно. Сливовое вино же подсобило в плане засыпания, которое имело все шансы усложниться из-за адского режима прошедших пяти дней. С утреца я перекинулась добрыми пожеланиями с управляющим Борисом (с остальными сотрудниками агентства мы попрощались накануне), а потом Руми, провожая нас на поезд, пригласила нас обеих присоединиться к ней после получения временных лицензий. Ашидо смущённо — несусветная редкость! — отказалась от подобной чести, но понимающая героиня вовсе не обиделась, лишь ответив, что двери «Кроличьей Норы» всегда будут для неё открыты. Я же вежливо ответила, что ещё немного обмозгую возможность дальнейшей интернатуры, но в глубине души понимала, что свой выбор я уже сделала. Мне определённо понравились сумасшедший ритм, скачки по всей стране и тяжёлое трудовое удовлетворение, приходящее в конце смены. Судя по плотоядной ухмылке Усагиямы, она меня раскусила, но не стала лишний раз комментировать. В пути мы с подругой порубились немного в крестики-нолики, решили половину сборника кроссвордов, приобретённого на вокзальной почте, ну и лишний раз подрыхли, конечно, с удовольствием развалившись на своих местах — хорошо, что третье кресло в нашем ряду оказалось бесхозным, что позволило нам вытянуть ноги. Но ближе к концу поездки случился забавный казус, когда мы столкнулись в ресторанном вагоне с Токоями, который и в этом году пошёл к Ястребу. Мы с этой парочкой в патрулях пару раз сталкивались и единожды вплотную поработали бок о бок, но без обычно сопутствующих такой ситуации межагентских претензий. Наша наставница и пернатый герой вообще лучшие друзьяшки, несмотря на четырёхлетнюю разницу в возрасте: их знакомство произошло в агентстве — на сегодняшний день погибшей — про-героини, где до сольной карьеры ошивалась в поддержке Мируко и куда Ястреба направила спецшкола проходить первую стажировку. Поэтому они всю жизнь, как истинно взрослые люди, делили результаты полюбовно. Как, наверное, можно было догадаться — делили на «цу-е-фа». Просто так вышло, что я с Токоями, с которым мы в очень даже хороших приятельских отношениях, вчера списывалась, предлагая вместе поехать вечером пятницы, но он решил возвращаться в субботу днём. Вот только в итоге планы поменялись у всех, поэтому вышел такой занятный сумбур. Мы посмеялись над случившимся и болтали до самого Мусутафу, делясь впечатлениями от практики. По приезде мы столкнулись на станции с нашим старостой, который тут же начал квохтать озабоченной курочкой. Уверив его, на это раз оффлайн, в собственном благополучии, мы неспешным квартетом поплелись к кампусу, где ожидаемо начались неизбежные неловкости. Я как раз с упоением тискала пушистый коврик, который встречал меня у порога нашей общаги и с громким недовольным подвыванием жаловался на жизнь и меня, такую-сякую плохую служанку-хозяйку, что оставила его аж на неделю с плебсом в лице тёти Немури, когда послышалось негромкое «глянь, кто приехал», сказанное донельзя колкой интонацией. Сглотнула. Сердце болезненно ёкнуло, ноги противно обмякли, отчего колени неуклюже разъехались в стороны и попа гулко плюхнулась на пол, а хвалёная уверенность смотала удочки, крикнув напоследок что-то вроде «чао, чика, дальше сама!». И только прикормленные тараканы уселись в цивилизованный кружочек и мантрой затянули унылый речитатив «не смотри вверх, не смотри вверх, не смотри вверх»… Не отрываясь от почесушек, я ме-е-едленно задрала голову… Оу. Лучше бы я этого не делала. Блажен тот, кто не ведает. В кухонном проходе стояли те, кого я подсознательно больше всего боялась увидеть. Оба держали по кружке в руках, над которыми вихрился лёгкий пар, и их вид вполне можно было посчитать расслабленным, если бы не исказившие их на секунду мрачные гримасы. Окатили меня леденящими душу взглядами, от которых волоски на холке встали дыбом, чуть задержались на пластыре на плече, ничем не выдавая свои мысли, нехотя, будто по обязаловке, кивнули, а потом, улыбаясь как ни в чём не бывало, подошли к Мине, пройдя мимо и не обращая больше на меня никакого внимания. Поджав губы, я, смешавшись, подхватила Бегемота на руки и, загородившись ото всех распущенными волосами, прошла, мерно постукивая чемоданом с кейсом, побыстрее к себе на этаж, не отнимая взгляда от паркетной доски. Открыла дверь, выпустила кота на его установку, бросила вещи и с разбегу приземлилась на кровать, начиная протирать взглядом дыру в потолке. Приподняла руку и, сняв браслет, стала разглядывать на свету чёрные штрихи метки. Не совсем ожидаемо, конечно, и всё же… Хах. От этого такой ком в груди, да? Как-то не верится, если честно. Скорее всего, мальчики просто перепугались, несмотря на наши с Миной вчерашние заверения в сохранности в общем и личных чатах, но не захотели показывать собственных переживаний, решив чуть отстраниться от них. Они же кивнули мне? Кивнули, а значит, здороваются, не игнорируют. И злятся на то, что мы с подругой подставились, а не лично на меня. Туго натянутая внутри пружина ослабилась, и я, успокоенная, свернулась клубочком и незаметно провалилась в дрёму.

***

Хитоши поставил точку в конспекте и, окончательно забив на неразборчивое бурчание учителя по основам практической теологии, отложил ручку. Отставной герой поддержки с до удивления непримечательной внешностью в своём предмете разбирался превосходно — сказывалась профдеформация со специализацией на внедрение в религиозные секты, — но имел абсолютный антиталант к преподаванию. Прокручивая запястье, Шинсо окинул полусонный от монотонного повествования класс взглядом. Сидел он, как обычно бывало с переводниками, чуть на отшибе, благодаря чему ему предоставлялся козырной обзор. Глаза сами собой нашли и ненадолго задержались на светлой макушке разморившего Денки, который подпирал голову рукой. Периодически та соскальзывала, и парень, вздрагивая, очухивался, вяло записывая пару вырванных из контекста строк, но хватало его ненадолго. «Ленивец мой заспанный», — с нежностью подумал Хитоши, делая мысленную пометку вместе разобрать сегодняшнюю тему, по возможности, под Евиным надзором: та разбиралась во всех этих религиях, будь то непонятно-заумных официальных или жутковатых запрещённых, лучше всех. Взгляд сразу соскользнул дальше, чтобы найти подругу. Болотное чучело, как и Бакуго, продолжали записывать, но явно не поспевали, из-за чего первый заметно паниковал, а второй зло дёргал напряжёнными плечами. А вот рука Евы с лёгкостью порхала по бумаге — стенография, которую она, в отличии от лохов вроде их сквада, освоила без труда и теперь постоянно халявно использовала на уроках. Мысли сами собой сосредоточились на незадачливой лучшей подруге, у которой вечно всё в жизни было через жопу, а Шинсо, блять, только и оставалось, что пытаться разобраться в этом высококачественном отстойнике. На дворе уже вовсю накрапывал дождливый октябрь, у них у всех успешно появились хрустящие корочки парамедиков с водительскими правами, а меньше, чем через месяц, им сдавать экзамен на временную лицензию, но ситуация с соулмейтством Евы повисла в воздухе, так и не разрешившись. Вообще, царящую обстановку можно было сравнить с каким-нибудь наглядным пособием по психологии или социологии с заголовком вроде «Разностадийность принятия у группы лиц, объединённых общей проблемой». Потому что когда они все только-только вернулись с фестивальных стажировок, то пацаны явно уже прошли стадию отрицания и вовсю осваивались на стадии клокочущего изнутри гнева, в то время как занятой до неприличия Еве лишь предстояло наконец осознавать новые паршивые реалии. Етить-колотить, как же Шинсо замудохался! Не передать словами! Сначала подруга совершенно по-ослиному отрицала наличие проблемы как таковой и в упор не замечала резко изменившегося отношения парней. Оправдывала их тем, что они просто сильно испугались за неё и Мину! Когда Хитоши её резонно спрашивал, почему же тогда они с Ашидо разговаривают не змеиным шипением сквозь зубы, а по-человечески, Ева почти что трусливо отмахивалась, отвечая, что за неё перепугались с капелюшечку сильнее. Помнила, блин блинский, их разговор и нежное отношение на той злополучной пьянке, отчего и не хотела видеть бревна в собственном глазу. Шинсо хотелось конкретизировать, что красивые слова не всегда правдивы, а правдивые слова не всегда красивы, но не стал утруждаться — всё равно бы не дошло до адресата. Ева улыбалась соулмейтам, как ни в чём не бывало, старалась заговорить, как прежде, а те только крысились на неё да оттявкивались, отвечая через раз и то на отъебись. Она продолжала заниматься самообманом, нихрена не расстраиваясь и исправно делая вид, что ничего не поменялось. Это форменное издевательство над хитошинской тонкой душевной организацией проходило неделю, после которой Бакуго с Киришимой по неизвестной причине перескочили сразу на депрессию, а Ева как-то враз очухалась и начала вовсю бушевать, во всей красе демонстрируя мерзотный в таких случаях характер — у неё это врождённое и возрастному цензу не подлежит. Потом Шинсо, по наводке всё той же Мины, конечно, узнал, что это именно с подачи местной инопланетянки парням резко промыли мозги, когда с ней связалась планировавшая свадьбу Леди Гора, опешившая от перемен в дружественных связях подопечной с младшими родственничками. Умнó! Дело, конечно, хорошее, но не то чтобы сильно помогшее: драная разностадийность никуда не делась. Естественно, как хороший друг и названый старший брат, Хитоши изначально болел за понятно чью команду, но парням в эти дни искренне сочувствовал, потому что Ева напоминала бомбу с подмокшим порохом: видна опасность, но когда рванёт неясно, да и транспортировать чревато… Некоторые втихаря шушукались за её спиной, утверждая, что на ней так сказывалось европейское происхождение. Чтобы коренная японка и так выпячивала эмоции? Немыслимо! Но Айзаве-сэнсэю ещё в далёком детстве удалось заставить Хитоши поверить в то, что «каждый рождается, чтобы быть настоящим, а не идеальным». Поэтому Шинсо хотелось плеваться от всех надуманных расистских предположений и анахроничных понятий о том, кто и сколько чувств должен показывать на публике. Благо Ева имунна к сплетням и фильтрует их, как белый шум. «Говоришь, мне стоит быть более любезной? Ни за что. Люди могут воспользоваться этим дерьмом», — резко отбривала она советчиков, продолжая не в пример много огрызаться на виновников паршивого настроения. Те только и могли, что понуро и с пониманием смотреть на девушку, не говоря ни слова, что лишь сильнее разъяривало её. Ева, видя абсолютно нулевую отдачу, жгуче краснела от бессилия, до белых костяшек стискивала кулаки, бросала что-нибудь по типу «ненавижу!» и отставала от них, чтобы через несколько дней вновь начать только и делать, что искать повод подколоть иль придраться. Но все провокации пропадали втуне: даже обычно взрывной Кацуки не поддавался, лишь хмуро смотрел на неё грустным взглядом, проглотив щедрый на ругань язык. Когда же учителя вынуждали её спарринговаться с одним из них, то тренировка превращалась в фарс из-за Евы, что входила в раж и фактически избивала их, потому что унылый Киришима против воли играл в поддавки, а до невозможности угрюмый Бакуго был не против взять на себя часть её внутренней боли. Ева этого, как можно было догадаться, не осознавала. Нон-стоп жить с этаким несдетонирующим зарядом под боком морально выматывало. Это был какой-то нескончаемый кошмар, который длился до самого их отъезда на мнимые каникулы: их курс разъезжался по домам, чтобы уже там прикрепиться стажёрами на скорые по выданным Минздравом направлениям. В это весёлое время Хитоши по телефону трындел день через день с Каминари, с которым даже будучи в одной префектуре удавалось встретиться лишь урывками и то на «нейтральной» территории, и с лучшей подругой, которая — ура! — выдохлась и теперь мучила его сомнениями и разными «а что, а если». В общем — торговалась. Абсолютно любой разговор теперь скатывался к откровенному нытью, так несвойственному Еве. Сколько Шинсо себя помнил, девушка так сильно жаловалась на жизнь и ездила по мозгам лишь раз, и то полушутя, когда пыталась выбить у отца разрешение на поездки в одиночку к нему в Сайтаму. Но теперешняя ситуация была иной. Хитоши рассказывает, как в перерыве по совету ведущего парамедика наложил швы на целую связку бананов, за что получил по шапке от начальника пожарной станции, эти самые бананы купивший по собственной инициативе — Ева слушает, поддакивает отстранённо и начинает ныть; Хитоши рассказывает, как пришлось экстренно принимать роды в тесном лифте, в котором он с инструкторами застряли вместе с пациентом — Ева слушает, поддакивает отстранённо и начинает ныть; Хитоши рассказывает, как его чуть не вывернуло после приезда на место побоища, где погибли куча гражданских, двое про- с напарниками и четверо из поддержки прежде, чем они смогли убить сильного сумасшедшего злодея, а ему с медиками пришлось обойти каждого для констатации смерти — Ева слушает, поддакивает отстранённо и начинает ныть. Последнее вызвало ожидаемый взрыв накопившегося раздражения, и Хитоши высказал наболевшее об очередном нытье. Ева опомнилась, перемотала в голове рассказанное, ужаснулась и начала просить прощения и успокаивать его по мере возможностей. Ну да, Шинсо до вечера мутило от воспоминаний об ополовиненных людях с внутренним миром наружу, а после пару дней во снах мерещились прикрытые белым полотном тела, странно обрубленные, проседающие, начиная с середины. Было чему успокаиваться, даже если так неуклюже. Вернулись на учёбу — у Бакуго с Киришимой принятие, а у Евы депрессия. Который, млять, месяц уже. Хвала ками, этот период не был никоим образом похож на тот… ну, после того самого — Шинсо был готов лично замарать руки, если бы парочка голубков посмела довести Еву до такого состояния. Сейчас же она по сей день со вкусом хандрила, вместе со всеми надлежащими тяжёлыми вздохами, взглядами побитой собаки и опустившимися уголками потрескавшихся от пренебрежения к себе губ. — Я нахуй никому не сдалась, — мрачно констатировала Ева, укутываясь по типу буррито в объёмное одеяло, пытаясь прикинуться простуженной. — Неправда, ты как минимум нужна мне, — отрицал Хитоши, оправданно не верящий в разыгрывающийся спектакль, спинывая девушку с кровати и выводя на утреннюю пробежку. — Ты случайно не в курсе, как работают хорошие репродуктивные клиники? — как бы невзначай спрашивала Ева на прогулке вне территории Юэй, задумчиво глядя на резвящуюся ребятню на детской площадке. — Случайно нет. Во-первых, нам рано задумываться о таких вещах. Во-вторых, смысл жизни человека не должен вертеться вокруг потомства, поэтому, будь добра, не накручивай себя, — отвечал Хитоши, насильно впихивая чашку какао на вынос в её руки, а то замёрзнет и заболеет же, дурында, бабьего лета в этом году ведь не предвиделось, и погода соответствовала сезону. — Мне кажется, что я им не подхожу, — удручённо жаловалась Ева после того, как она выключала камеру и её пробивало на слезу от исполнения своей чрезмерно грустной версии «Can’t Help Falling In Love» Элвиса Пресли, а потом, уже шёпотом, добавляла стыдливо, — У меня же это… ну, вагина. — Ками-сама, дай мне сил, — выпадал в осадок от такой перекрученной логики Хитоши, краснея и отчаянно желая побиться головой о стену, и тащил её в зал, чтобы в прямом смысле выбить из неё лишние мысли о разнице в физиологии полов. Словом, та ещё непруха-веселуха. Теолог задал какой-то вопрос, который погрузившийся в собственные мысли Шинсо благополучно прошляпил. Одноклассники чуть встрепенулись, показывая видимость работы мозговых винтиков. Ева единственная приподняла ладонь с зажатым в ней обрубком карандаша (как всегда погрызенным Бегемотом), Бакуго разминал затёкшую от скоростной писанины кисть, а бубнящий Мидория задумчиво щёлкал колпачком ручки. К счастью, Яойорозу, пристыженная собственной отвлечённостью на уроке, отважилась переспросить. Учитель почти ворчливо вздохнул и повторил: — Кто-нибудь может мне привести наглядный пример западной религии, разрешённой законом о свободе вероисповедания, но к несчастью имеющей противозаконные закрытые общества? — не видя леса рук, преподаватель всё же кивнул первой парте ряда у окна, — И снова Вы отвечаете. Слушаю. — Исторически образовавшийся на территории Греции культ богини Гекаты, поклонение которой исковеркали секты «Дети ночи» и «Трёхликое затмение», запрещённые в большинстве стран, — отчеканила Ева. — Неплохо. Тему противопоставляемых культов мы будем разбирать на следующей паре, и она гарантированно будет в билетах, поэтому прошу остальных внимательно подготовиться по книгам из списка дополнительной литературы, — без фанатизма уколол их преподаватель, — Задание передам через старосту. Урок окончен, все свободны. — Ева-чан, а можешь, пожалуйста, прояснить твой образец с сегодняшней пары? — подкатил к ней с вопросом Каминари, когда они тем же вечером всей компанией осели в библиотеке. Ева оторвалась от своих многочисленных стенографических закорючек, которые на данный момент переписывала начистовую в большую блочную тетрадь на кольцах. — Ты про теологию, что ли? — приподняв бровь, вспомнила она единственный пятничный урок, на котором отвечала. — Ага, — не отвлекаясь от чертежа таблицы по праву, шёпотом поддакнул Каминари. Шинсо тоже было в радость ненадолго забыть об очередной задаче по акустической физике с кучей переменных и неизвестных, которые ему было необходимо решать для лучшего освоения причуды. Ему с бойфрендом и впрямь стоило прояснить этот момент, потому что у них вдвоём были наихудшие в классе оценки по религиоведению по причине вынужденного многотонного заучивания огромного количества откровенно странного материала верований, признанных противозаконными. Однажды это может спасти им шкуры, но пока что от этого лишь страдали их средние арифметические показатели. — Да ничего сложного, — Ева пожала плечами, максимально тихо лопнув пузырём жвачки, — Геката считается покровительницей собак, и если официальное поклонение догадалось до прихрамовых приютов, где с них пылинки сдувают, то в «Детях ночи» и «Трёхликом затмении» извратили суть и по-старообрядческому приносят их в жертву. Первые живодёры чистой воды: во время своих ритуалов они с удовольствием убивают по щенку, взрослой и старой собаке. Этим, то есть убийствами животных, грешат многие религиозные секты. Вторые же пошли дальше и отличились человеческими жертвоприношениями людей с псово-звериными или антропоморфно-собачьими причудами. Я запомнила, потому что наш завуч в группе риска. — Гончий Пёс-сан отобьётся от этих уродов! — на эмоциях ставя жирную кляксу, встал Каминари на защиту одного из любимых героев. На него зашикали свои же, боясь, как бы строгий библиотекарь не выгнал их. Хитоши только тонко улыбнулся и пододвинул замазку. — Я это и не отрицаю. Всё равно вероятность столкнуться с ними в Японии крайне мала, хоть и не отсутствует. — Ты, главное, когда будешь читать примеры, не забывай, что нам сэнсэй говорил — не каждая религия является сектой и не каждая секта является религией, — добавил от себя Киришима, который уже закончил с домашкой и пролистывал на планшете геройские новости из родной Чибы. Денки закивал головой, согласно мыча, а сверчком сидевшая Ева только пуще скрючилась, подтянув коленку ближе к лицу, сжала сильнее необходимого ручку и попыталась стать менее заметной. Хитоши раздражённо глянул на эту пантомиму, про себя решая всё же откровенно поговорить с подругой перед отбоем. Но он отвлёкся, провожая Каминари на вокзал (Денки всегда ездил на выходные к семье), поэтому ему удалось перехватить её лишь на следующий день. Ева по обыкновению не стала будить и тащить его на пробежку в субботу утром, а потому выспавшийся Шинсо часов в десять походил-походил по кампусу и нашёл таки её тренирующейся с Камакири и Мономой в зале Дельта, к которому прикрепляли второкурсников. Монома скопировал причуду одноклассника, чтобы вдвоём нападать на девушку. Та использовала привычный для такой тренировки «призванный» дайто — катану — и на должном уровне отражала парные и попеременные атаки. Конечно, Монома конкретно не дотягивал в навыке кендзюцу, особенно по сравнению с зубрами, у которых владение мечом было профильным, но мороки своим присутствием добавлял. Скрещиваемое железо буквально искрило, а противники плавно перетекали из одного ката в другое, до рефлексов отрабатывая возможные боевые ситуации. Хитоши недолго последил за красивым боем, невпопад задумываясь о том, что квирки вещь всё же странная. Иногда они бывают логичными, а иногда как у Евы. Почему вот кинжалы у неё жгут до волдырей, а оружие, появляющееся из разноцветных лучей, имеет все характеристики обычного? Хоть и выглядит «волшебно» и ослепляет ненароком, но в остальном идентично выкованным кузнецами изделиям. Хорошо, что оружие заточки и особого ухода не требует — главный плюс помимо лёгкого хранения. Подруга сделала ложный выпад, чтобы сразу подвернуть под вытянувшуюся руку, взять собственный меч нетрадиционным обратным хватом и сильно ударить цукой по животу одного, одновременно останавливая вздёрнутым остриём клинка у открытого горла другого соперника, что решил воспользоваться ситуацией и напасть сзади махом из-за головы. Бой логично подошёл к концу победой Евы. — Воды, — просипел держащийся за пресс Монома, которому как раз прилетело тяжёлой рукоятью катаны. Хитоши, зрителем сидевший рядом с вещами спаррингующихся, кинул в того подписанную бутылку. Шинсо понятия не имел, состоялся ли у Евы с полукровкой какой-либо разговор, но видимых изменений в их отношениях не было, так что пришёл к заключению, что подруга не придала такого уж сильного значения полуслучайной подставе полгода назад. Хотя дурной человек старается оправдать свою ошибку, а хороший — ее исправить, поэтому всякое возможно. Монома евин друг, не его, и если у неё и были какие-то переживания по этому поводу, то не стала распространяться. Её дело. — А я у тебя уже спрашивал, кто тебя обучал? — задал вопрос Камакири уже после того, как втянул обратно в ладонь созданное квирком лезвие и традиционно поклонился. Этот чудак начал вытирать полотенцем пот со своих жал и ухмылялся, как всегда довольный дружественной дуэлью с достойным противником. Девушка поражённо замерла, осознав, что они так и не удосужились логично узнать такую важную деталь за столь продолжительное время, и сделала должный по этикету кейрей: — Скромные знания слабая женщина подчерпнула у благородной Фукукадо-шишоу-самы, бескорыстной онны-бугейся, чьи закалённые мечи и добродеятельное тело познали дух Сэндай Ягю Синган-рю младшей ветви Отомо Ичизоку, — выказывая уважение своему сэнсэю, формальным высоким стилем представила её Ева. — Простите великодушно непочтивого ученика благороднейшего Токугавы-шишоу-самы, достойного самурая, чьи заточенные клинки и безгрешное тело были благословлены духом Овари Ягю Синкагэ-рю линии Мито Токугава Ичизоку, — спохватился Камакири, склоняясь в более глубоком сайкерее, — Последний удар госпожи изящен в своей хитрости, как предсмертная игла пчелы, что охраняет закатные бутоны под сенью тёмных лесов. Шинсо обучался у Эми-сан постольку-поскольку и, в отличии от Евы, официальным учеником за ней не числился, а потому ему не было нужды сильно вдаваться в подробности возвышенного воинского этикета данной среды. Но даже он из своих оборванных знаний высокой речи смог понять, что Камакири: А) ученик кого-то по фамилии Токугава из одноимённого самурайского клана; Б) тот всего лишь «благороднейшей», а не «преблагороднейший», то есть не первенец, а второй или далее сын своей ветви семьи; В) но при этом «безгрешный» телом, а значит, без потомства => Камакири был его единственно возможным учеником и был пока что прямым наследником его чести до тех пор, пока у его учителя не появятся дети. Нехило, однако. То есть по положению парень социально стоял выше Евы, потому что Эми-сан: А) просто «благородная», то есть даже не химэ, а из «простого» люда своего Ичизоку; Б) «добродеятельная» телом, а значит, живёт на благо рода и дворца и не может передать свою честь ученице => после её смерти Еве придётся идти на поклон к главе клана, чтобы тот по общему голосованию семейного совета передал Еве право на звание онны-бугэйся; В) однако в плане воинского искусства Эми-сан была выше сэнсэя Камакири, потому что у неё не просто «заточенные клинки», а «закалённые мечи» — это что-то типа званий, присуждаемых тэнно-хэйка => стань Ева наследницей чести своей шишоу, и будет она считаться всё же круче Камакири, если тот, конечно, не соизволит совершенствоваться. Отвешенный же комплимент заставил Хитоши подзагрузиться. Что-то из серии «удар был неожиданным в собственном коварстве, но мне стоило его раньше прочесть, потому что он может быть до ужаса эффективен и точен даже при самых невообразимых стечениях обстоятельств»? Навскидку так? Наверняка был ещё какой-то скрытый смысл. Ну не был Шинсо хорош в оборотах, которые ему в принципе никогда не понадобятся! Ой сложно, сложно… Ева наконец распрощалась с бэшниками, Хитоши им тоже вежливо помахал ручкой и, дождавшись, когда подруга переоденется, ухватил её за локоток, чтобы увести на променад по лесопарку подальше от чужих глаз и ушей. Знакомая с ним не первый день Ева, конечно, вмиг прочухала его намерения и ожидаемо попыталась слинять: — Ой, знаешь, я перед треней с Оджиро пересеклась, и он сказал, что собирается сегодня несколько вёдер из KFC заказать, а я сейчас та-а-акая голодная, не представляешь!.. — Куриные ножки никуда не убегут, они жареные, — Шинсо был непреклонен. Девушка вздохнула, признавая поражение, и уселась на сыроватую траву их любимой полянки, готовая внимать, — Так не может продолжаться вечно. — Знаю, — и сидит, красна девица, потупив глазки, трепля лямку спортивной сумки. Шинсо с гулом выдохнул и принялся про себя медленно считать до десяти, но сбился на семёрке, — Или нет. Я уже ничего не знаю точно. — По собственному опыту могу утверждать, что боль от сожаления намного сильнее боли от отказа, — проговорил он, стараясь правильно подобрать слова. Но после следующего робкого высказывания отсчёт стремительно пошёл в обратную сторону, а пробегающая по веткам над ними белочка с сероватой шубкой чуть не ёбнулась на их головы, испугавшись его безнадёжного стона. — Но разве уже не?.. — За что, — воззвал к небесам Хитоши, а потом, проводив перетрухнувшего зверька взглядом и для профилактики тюкнув Еву по лбу, начал безжалостно резать правду-матку, — Да, ты перемудрила и в конечном счёте облажалась. Но тебе семнадцать, а тогда вообще шестнадцать было, и это нормально. Прошлого не воротишь, ах-ах, какая жалость! Харе уже оглядываться на него. Ты совершила ошибку, и я знаю, что ты всё отдала бы, чтобы обернуть время вспять, но это так не работает. Пойми, — видя расстроенную моську, Шинсо всё же сжалился и уже мягче продолжил, — иногда люди влюбляются случайно, но оставаться влюблёнными уже их сознательный выбор. Поэтому признайся себе уже наконец, что ты этот выбор сделала и что это вопрос решённый, а дальше действуй по обстоятельствам. Я же вижу, как это грызёт, подтачивает тебя изнутри… Милая, так нельзя. И тебе, и Киришиме с Бакуго нужно было немного пространства, но уже октябрь, Ева, октябрь! Они тебя не отшили, они тебе, считай, в нежных чувствах признались, а это самое главное. Люди вы близкие, взаимопонимание у вас отличное, желания строить общее будущее у всех троих вдоволь, а значит, остальное всё само придёт. Теперь главное перестать на цыпочках обходить друг дружку, и всё будет пучком, вот увидишь! — Но они всё ещё держат дистанцию… — неуверенно пробормотала она. — Не хотят навязываться. Ждут, болезные, когда ты с них санкции снимешь, — ухмыльнулся Шинсо, про себя выказывая уважение такой чуткости придурков, а то с них сталось бы чрезмерной активностью сильнее запугать девчонку. — Хорошо, допустим, дело и впрямь так… — Без «допустим»! — предупредительно рыкнул он. — Ладно, без «допустим», — быстро исправилась Ева, — Разве Эйджи-кун и Кацу-кун не первые должны как-то показать, что хотят, э-э-э… продолжения истории? — Ты это себе как представляешь? Они тебе чё, по-особенному должны подмигнуть? Да вы такими темпами до старости будете перемигиваться! Ева, которую я знаю, скорее плюнула бы на правила хорошего тона и не стала бы робеть, придя к ним на свидание в одном чёрном кружевном белье под пальто. — Дебил, — закатила глаза эта принцесса на горошине, чуть краснея и в кои-то веки румяно улыбаясь. У неё явно улучшилось настроение, будто стряхнулась паутина меланхолии, что липла к ней всё это время, и от этого зрелища у самого Шинсо на душе как-то полегчало, — Пойдём в общагу? Мне ещё надо химию разобрать, а то завтра времени не будет. — А что у тебя запланировано на завтра? — Забыл? Папа везёт меня ко квиропевту. Я же так и не обновила информацию про свои причуды, а сроки до экзамена уже сильно поджимают. Придётся полдня просидеть в очереди в окружении перевозбуждённых четырёхлеток. — Во лошара, — не сдержавшись, заржал Хитоши, на что Ева, гримасничая, высунула язык. Отсмеявшись, Шинсо неожиданно для самого себя спросил то, что его самого немного гложило, — Совсем скоро получим Временные Геройские Лицензии. Тебе не страшно? — Немного, — не стала храбриться подруга, мягко глядя на него, — Просто давай держаться вместе, хорошо? И было понятно, что речь сейчас шла далеко не только об одном соревновании с другими геройскими школами. — Всегда.