Декларация смерти

      30 ноября 2140 год.       Препарат долголетия. Лекарство, с помощью которого люди становятся бессмертными, но за определенную плату. Наш учитель по естествознанию почти каждый урок рассказывает о том, как появился этот препарат. И ему никогда не надоедает. Раз за разом он без устали талдычил об учёных, которые открыли лекарство от старости. До этого люди умирали. Все время. От ужасных болезней. Мистер Эдогава говорил нам, что даже если нам надоедает этот рассказ, в будущем нам это все-равно пригодится.       Я уже знал этот рассказ назубок. И точно так же, как и мистеру Эдогаве, он мне не надоедал.       До того, как придумали Препарат Долголетия, люди умирали от СПИДа, рака и всяких других заболеваний. Среди людей встречались и инвалиды — те, у кого что-то выходило из строя, и исправить это уже нельзя. Или в автокатастрофе. Человек, например, теряет ногу и все. Это навсегда. На всю жизнь.       А потом учёные изобрели Регенерацию, благодаря которой удалось выращивать новые клетки взамен старых и заодно восстанавливать все остальные. Сначала победили рак. Потом сердечные заболевания. Борьба со СПИДом заняла чуть больше времени, но, в конце концов, и его одолели.       А потом один из учёных, доктор Ферн, сделал ещё одно открытие. Он обнаружил, что Регенерация так же успешно борется и со старением. Он стал принимать лекарства сам, чтобы посмотреть, что произойдет, — и вдруг перестал стареть. Потом он передал это Властям и Препарат Долголетия разрешили принимать. Люди были настолько рады, что не передать словами.       Численность населения земли стала расти. Очень сильно. Поэтому создали Декларацию — отказ от детей. Тех, кто подписал ее, а потом нарушил, сажали в специальные тюрьмы, а детей забирали. Сначала их отдавали тем, кто не подписывал Декларацию, но потом, когда 85% населения земли начали принимать препараты, Власти решили, что будут отдавать детей в специальные заведения.       И вот сейчас я нахожусь в одном из таких заведений       Я, как всегда, привычным движением руки захлопнул дневник, спрятал ручку и все это положил в тайник за ванной.       Я всё-таки рискнул и отпросился с урока выйти. Нас редко отпускали, но мистер Эдогава был довольно-таки добрым и отпустил меня. Но я немного задержался.       Выбежав из ванны, я, на ходу поправляя одежду, бежал. Я редко когда бегал, поэтому дыхание сбилось почти сразу. Встав перед кабинетом, я отдышался и, повернув ручку, зашёл. — Извините что задержался. — я склонил голову и извинился. — Ничего. Присаживайся на место. — Спасибо.       И именно в этот же момент, когда я только сел, появился новенький. Дазай вроде. Дверь неожиданно открылась, и в класс вошла миссис Адамсон, а за ней последовал Дазай. Когда я увидел, как он переступил порог классе, в котором шел урок естествознания, мне было известно, лишь что это и есть тот самый новичок из подготовительной группы. Значит, его никуда не переводили.       Весь класс украдкой разглядывал новичка, и я, не желая, чтобы другие заметили, тоже бросил на него быстрый взгляд. Юноша был достаточно высоким, неуклюжим, с очень бледной кожей и темными отметинами на ней. Скорее всего, ссадины. Особое внимание меня привлекли глаза. Они были карие, но не такими как у всех. А ещё он странный. Весь в бинтах. Это очень странно. Он обшарили взглядом кабинет, потом отвёл глаза и снова огляделся по сторонам. Сначала искал кого-то, а теперь переваривал полученную информацию.       Миссис Адамсон к зрительным контактам относилась неодобрительно. Если Лишнего ловили на том, что он на что-то или на кого-то пялиться во время работы, ему ставили на ухо зажим. Поэтому воспитанники Грейндж-холла бо́льшую часть времени ходили или сидели, как правило, опустив глаза. Глаза новичка смотрели пытливо, дерзко — и я подумал, что ни к чему хорошему это не приведет. — Сядешь туда, — велела миссис Адамсон, показав на пустую парту рядом со мной.       Когда новичок направился к парте, я попытался смотреть прямо перед собой, не глядеть на него, но это оказалось выше моих сил. При виде новичка я почувствовал, как у меня в груди часто колотится сердце. Новичок смотрел на меня открыто, словно ничего не боялся, словно вообще не знал Своего Места.       Как только миссис Адамсон ушла, объявив, что никто не должен уделять новичку особого внимания, он тут же склонился ко мне, словно разговор посреди урока, с его точки зрения, вполне был в порядке вещей. — Ты ведь Ацуши Накаджима? — спросил он настолько тихо, что я подумал, не почудилось ли мне. — Я знаю твоих родителей.