***
Увлекшись старо-новыми развлечениями, выступлениями и размышлениями обо всём происходящем, я напрочь забыла о вечеринке, которую сама же организовала. Забыла и потому к моменту, когда кто-то из молодых соклановцев шепнул на ухо, что пора идти, не испытывала никакого волнения. Коротко кивнув и пообещав в скором времени прибыть, я глазами нашла Кагами. Запланированная программа кончилась, еды не было, но люди, как ни странно, не спешили расходиться. Теоретически, меня уже ничто не держало, с Кагами мы расстались на подходящей для того, чтобы потом исчезнуть без предупреждения, ноте, но у меня оставалось очень важное дело. Не деда встретить, конечно (дедушка придёт в ночи, а пока ещё только вечер), но… И не то чтобы он сам не найдёт!.. Да и по-отдельности прийти нам было бы лучше, знаю, но!.. — Ты идёшь? — склонил голову в вопросе тот самый молодой соклановец, которого послали или который сам вызвался меня забрать, а если точнее, то Кенджи. Я натянуто улыбнулась. Ну вот как мне сейчас объяснить, что я как бы иду, но иду медленно, потому что хочу удостовериться, что бессовестный-куда-то-с-моих-глаз-пропавший-без-предупреждения Кайо точно докуда надо дойдёт? Не то чтобы я хочу прийти на праздник с ним: это вообще породит ненужные мне умильные шушуканья а-ля любоффь, но меня почему-то вдруг начала съедать тревога по поводу того, что женишок самостоятельно до места тусы доберётся. Вроде логично рассудить, что домой он не пойдёт, что не мог просто забыть о самом главном, а с другой стороны — кто его знает? Он же вон как не выспался! — Изуна-химе? — Кенджи, кажется, обиделся, что я на него не смотрю, а рыщу глазами по толпе, поэтому я немедленно на него посмотрела. Он ухмыльнулся насмешливо-кисло. — Ищешь, что ли, кого-то? — А-ага… — выдавила неловко, взглядом вновь убегая в сторону. И не случайно. Среди прочих соклановцев, всех — среднего либо почтенного уже возраста, сразу выделялась молодая фигура. Кайо даже издалека казался странно нерешительным, и я, разумеется, зная, что подобное ему несвойственно, мгновенно напряглась. Уставилась пристальней. И ка-а-ак подпрыгнула, столкнувшись с ним взглядом. Господи! Че так внезапно?! Меня будто током долбануло! — Изуна-химе, — окликнул меня скромно он, и я тут же невольно сравнила его тон с тоном Кенджи. Кенджи… он, как всегда, обращался ко мне раскрепощенно: как к «химе», но с такими интонациями, что чуть ли не «братан». Когда же меня называл так Кайо, обычно от его голоса тянуло формальщиной, я прямо представляла себя образцовой химе, даром, что и близко такой не была. Обычно. В этот раз Кайо говорил тихо, не подчёркнуто строго и сухо, а скромно, мелодично, почти нежненько и в то же время слабоуловимо нерешительно. Мне представился котёнок. Я растаяла. — Да, дорогой? — прощебетала умильно. Кенджи подавился. Странно покосился на Кайо… — Я хотел… — Кайо, к этому привычный, покосился на Кенджи в ответ. Между ними явственно что-то сверкнуло. Неужели?!.. Я задохнулась. Да нет, нет, не может быть. Не может? Ну а вдруг?.. Переглядки между парнями продолжались. Они знакомы? Блин, ну логично, что да: мы же в одном клане, а эти двое ещё и в одной категории — молодые джонины. Но насколько близко? С Кайо легко решить, что он не близок ни с кем, кроме меня, а вот Кенджи достаточно общителен. У него достаточно друзей в клане и вне него, но, насколько у меня сложилось впечатление, мало с кем он по-настоящему близок, и с кем именно — мне неведомо. Это значит?.. Пока я надумывала себе чего-то не того, у других в голове решались свои дилеммы. — Изуна-химе, — Кайо, например, наконец-то решился поведать мне, что его гложет. Шепнул тихо, как по секрету, зыркнул вновь на Кенджи и… выдавил совсем уж неловко: — Подарок. А… А. А! — Подарок?! — заверещала я на пол-улицы. Если Кайо и хотел морально подготовиться перед тем, как торжественно вручать мне подарок пред всем честным народом, то я его этой возможности оперативно лишила. Спустя пару секунд тишины на нас перестали так откровенно пялиться, даже Кенджи отвел глаза, однако… Тайком нет-нет да косились. В воздухе повисло ожидание… и мои руки. Я тянулась несильно, ненавязчиво, но этого хватило, чтобы получить нервно-недоуменный и малость насмешливый взгляд. Коротко кашлянув, Кайо начал на публику: — Да, я хочу подарить вам в честь вашего рождения… — он говорил не слишком громко, но достаточно четко, чтобы в ненавязчиво воцарившейся тишине его было хорошо слышно. И тем неожиданнее было, когда вместо того, чтобы сказать, что же он мне подарит (я же сейчас лопну от любопытства! А-а-а!), парень замолк в смущении. Это что-то неприличное? По его мнению неприличное и по мнению общества, но что-то порадовавшее бы меня (потому что на отстаньте Кайо бы дарить не стал)? Рогатка? Мешок удобрений? Кактус?! Кайо кашлянул в неловкости, скорее, чтобы вновь начать говорить, а не потому, что у него реально в горле запершило. — Я долго сомневался, что вам подарить, — заговорил он на той же громкости, но уже не так четко. И я, несмотря на то, что любого другого его спокойное лицо могло обмануть и другой не услышал бы в голосе и намёка на неуверенность, все равно поняла, что говорить об этом при всех, чувствовать, как его оценивают соклановцы, с которыми он никогда не взаимодействовал, ему очень некомфортно. Кто-то создан для того, чтобы сиять на сцене, а кому-то привычнее тень. Кайо не любил публичность и прекрасно жил без общественного внимания, я же… Я вдруг ощутила легкую вину. Настолько ли было обязательно устраивать все так? Мне хватило духу устроить себе вечеринку в храме, но что, не хватит стерпеть шепотки непосвященных о том, что мой жених (фиктивный, попрошу заметить!) не сделал подарок публично?.. Впрочем, Кайо пришел в себя быстрее, чем я, и вновь заговорил кристально чистым голосом, таким, какой и с другого конца квартала при условии полной тишины легко будет разобрать. — И все равно мой подарок по ценности никогда не будет достоин вас. Но, надеюсь, мне удастся… Честно, я прекрасно осознавала, что у Кайо нет средств на дорогие предметы роскоши и потому изначально не ждала, что получу от него в подарок что-то вроде инкрустированного драгоценными камнями позолоченного гребня… И, вероятно, именно поэтому офигела настолько сильно, когда получила от него в подарок инкруированый драгоценными камнями позолоченный гребень! — …вас порадовать, — заканчивал парень свою речь, протягивая мне аккуратную коробочку, которую я тут же открыла… и замерла. Что?.. На темно-синей ткани кроваво-красными капельками выделялись драгоценные камни. Не знаю, почему я сначала заметила их, а не золотистый блеск гребня, который — а может у меня просто ослабли руки? — казался ужасно тяжелым. Я готовилась вопить от радости, не важно, что бы мне подарили, но в итоге просто молчала, удивленно разглядывая гребень, золото и камни которого в освещении фонарей приобретали оранжевый оттенок. Внутри тлела радость и в то же время билось множество вопросов, которые не терпелось задать. Но это все еще было шоу, поэтому, зафиксировав на лице радостное выражение, я коротким движением обвила шею парня руками и вцепилась в него, как…обняла. И, лишь прижавшись губами к его уху, так, чтобы слышал только он, шепнула: — Ты кого ограбил? Кайо окаменел. Дернул головой, будто хотел выразительно покоситься на меня с лицом «вы охренели?», но уперся носом в мою макушку. Со стороны в такой позе мы смотрелись лишь трогательнее, да я сама себя чувствовала на грани с умильным «о-оу…», но на деле это был немой скандал. Я сомневалась, что Кайо было по силам раздобыть такую роскошь легально, а он всем своим телом давал понять, что «нелегальность» и он лежат в совершенно разных плоскостях. Он, в целом, был убедительнее, но, разорвав объятия, я осталась в недоумении. Не то чтобы я была так уж осведомлена о финансовом состоянии Кайо и не то чтобы от джонина с его трудоспособностью нельзя ожидать определенной обеспеченности, но где обеспеченность и где такие подарки? Почему-то образ Кайо никак не хотел связываться с богатством: сколько бы разум не приводил доводов, что парень потому и стал моим женихом, потому что достиг высокого положения в обществе и обладал возможностями обеспечить химе привычный ей уровень жизни, я ему не верила. Просто не верила! А еще мне, наверное, сложно было поверить, что даже имея такую возможность, Кайо стал бы дарить такие дорогие подарки… мне. Так или иначе… Это все еще было шоу. Улыбнувшись, я мило пролепетала что-то о том, как рада получить такой подарок от него, энергично пожестикулировала, смущенно собрала волосы в пучок и закокола гребнем, напоследок даже чуть не чмокнула парня в щечку, но, столкнувшись с его льдисто-спокойным взглядом, опомнилась. Разборки догнали меня в подворотне. Стены Учиховских переулков, как и положено полицейскому кварталу, были сухими и чистыми, деревянными и холодными, так как февральское солнце редко до них добиралось. Я не то чтобы совсем не боялась прижиматься к ним… просто прижиматься к Кайо (что в такой тесноте неминуемо) было страшнее. Разум продолжал бороться с чувствами, и в этой суматохе бразды правления взял на себя язык. Что бывает, когда власть берёт язык, догадаться нетрудно. — Почему вы решили, что я кого-то ограбил? — тон у Кайо был такой, словно про мой день рождения он забыл и связанные с праздником привилегии закончились. Я обиделась. — Потому что подарок дорогой… — разум временно взял вверх. — Там же и работа тонкая, и золото, и камни. Да ещё и гребень явно старинный. Даже если у тебя вдруг найдутся на такое деньги (сбережения какие), разве не жалко тратить их… на меня? Лицо парня исказила невнятная эмоция, которую я не могла либо не хотела интерпретировать. Через секунду Кайо тяжко вздохнул и его эмоции стали понятнее: он был слегка задолбан и в то же время насмешлив. — В чём-то вы правы, — наконец признался он, и я напряглась. Так… в смысле права? В смысле я права?! В чем?! — Это я не покупал. Гребень мне дали в знак благодарности за выполненную миссию. Я не стал отказываться, а в качестве второго подарка, личного, купил кое-что другое. Все разногласия растаяли от его слов. Еще подарочки! Я заинтересованно сверкнула глазами и сделала шаг навстречу, встала рядом, скосила заговорщески взгляд. Ну?! Кайо тянуть не стал. Запустил руку в непривычно большую сумку на поясе… Я уставилась на неё в ступоре. Она лежала на моих ладонях, я ощущала прикосновение её шершавой обложки, но всё равно не верила. Это ведь… очень сложно сейчас? Пока практически невозможно? А Кайо всё равно… — А… — название книги не менялось, сколько бы я на него ни смотрела. Грудь сдавил крик. Вырвался. — Кья-я-я!!!.. Не сдержав эмоций, я запрыгнула на Кайо с ногами, чуть его не свалив, и впечаталась в его щеку десятками поцелуев. Парень врезался в стену, но я, хотя локти и терлись о доски, сжимала его в объятиях только сильнее. — Спасибо-спасибо-спасибо! — верещала я ему в ухо, чмокая, куда губы попадут, и в своём порыве беспокоясь о сохранности только одной вещи — «Шиноби с лягушачьего пруда и Юки-химе», продолжении моей любимой книги! Восторженные вопли не могли не привлекать внимания, но, когда толпа зашебуршала и из неё начали показываться встревоженные лица, я сама рванула навстречу Кагами, идущему впереди всех. — Кагами, смотри-и-и! — завизжала, чуть не впечатывая свое сокровище в лицо Главе. — Смотри-смотри-смотри, что мне Кайо подарил! Это же!.. А-а-а!.. Продолжая давиться собственным восторгом, я, не дождавшись ответа либо внятной реакции, подбежала к следующему соклановцу, с которым можно было поделиться новостью. А затем к еще одному. И еще. И еще. Я носилась по толпе, пихая любимую книжку под нос всякому, кто попадался под руку, но все мои комментарии при этом сводились к сплошному: — Смотри! Смотри! Смотрите! Гляди-и-и! Мне Кайо подарил!.. Смотри, что мне Кайо!.. Книжку!.. «Шиноби с…»!.. Кья-я-я!.. В связи с этим не было ничего удивительного в том, что, когда я, оббежав всех и всем похваставшись (даже Шиджо-сама! Ужас!), вернулась к исходной точке, на Кайо, отчего-то не спешившего отходить далеко от переулка, косились все. Ну, на парня, чье лицо наполовину красное из-за следов чьих-то пламенных чмоков, я бы тоже посматривала с любопытством. А помада-то и правда стойкая… Восприняв ситуацию оптимистично, подлетаю к Кайо и еще раз чмокаю его в еще чистое место. Оставшихся чистых мест: девять. — Спасибо!.. — пискнула последний раз и вздохнула. Книга, прижатая к груди, грела сердце. Тихонько подошел к нам Кенджи и шепнул так же тихо: — Изуна-химе, вы с… Кайо-куном закончили? — его взгляды в сторону Кайо были странными. Не насмешливыми или надменными, что было бы объяснимо, а просто…неприязненными? Ну, зато я могу сказать, что они точно не друзья. И…“Кайо-кун». Бр-р!.. — Тебя давно уже ждут. Идем? Он протянул мне руку. Я уставилась на нее загипнотизированно. Хм. — Идем, — кивнула, ухватившись за предложенную конечность (а чего отказываться?) и протянув Кайо (чтобы не обиделся) посредника — книжку. Но Кайо к ней даже не прикоснулся. Вечеринка началась тринадцать минут спустя.***
Ночной воздух контрастировал с духотой подземного зала. Полная горячей молодежи, пусть даже и просторная, комната быстро стала пеклом, но этого никто не замечал, пока не попадал в нормальную обстановку. На моем празднике были и закуски, и игры, и подарки. Карточные турниры захватили всех, возможно, потому, что вскоре после начала перестали быть «на интерес». Творить какую-нибудь дичь прилюдно Учиха может заставить либо убежденность, что дичью это не является, либо карточный долг. На моменте, когда Кенджи впервые закукорекал, я чуть не выплюнула хрустяшку, которую ела. Да-а-а, было весело. Однако… На улицах довольно пустынно, что мне на руку. Официальным поводом моего отсутствия было «принести пижаму», так как игры и правда подходили к концу, а гости начинали зевать. По плану оставались еще истории из жизни и страшилки (очень вероятно, что в одном лице), но все это тоже принято делать в пижаме, которую я вполне осознанно оставила дома, потому что… Тишина не была гнетущей, она — манила, интриговала, вызывала странное желание идти дальше, смешанное со спокойствием сумеречных пейзажей. Я успокаивалась в ночной прохладе, но в то же время предвкушала, что мне может подарить дед. Да даже если не подарит — все равно хотелось его видеть. Честно, я не могу исключать возможности, что, несмотря на обещания, подарка мне не видать. Мадара обещал мне это, будучи на волне расслабленности, мягкости и открытости, но, стоит ему вспомнить, что он — Учиха Мадара, крутой и холодный, как милые подарочки внучке покажутся ему чем-то недостойным. Я не согласна с таким убеждением (чего тут недостойного? Ну не хочешь мило, подари брутально! Можешь кунай мне подарить или бритву для лица!), но убеждение — на то и убеждение, что иррационально. У меня достаточно своих заморочек, чтобы прощать чужие. А все-таки… все же я невольно чего-то ждала. Пройдя в свою комнату, я уселась на кровать и стала ждать. Закрыла глаза, вдохнула чуть прелый, родной воздух… Я ждала очень долго. Наверное, секунд пять. Но всякое терпение имеет свой конец. — Дед, ты дома?! — рявкнула резко и в тот же миг раздался грохот. Открыв глаза, уставилась на тень напротив себя. «Тень» смотрела на меня. Это был отнюдь не Зецу. — Зачем так орать? — выдохнул дед и рухнул рядом со мной на кровать. Помявшись, я подкатила к нему… — Что? Дедушка легким движением зажег свечу на тумбочке. Чакрой? Затем еще одну. Я молча, но выразительно хлопнула ресницами и наклонилась корпусом еще ближе. Рес-ни-цы хло-па-ют. — Подарков, что ли, ждешь? — хмыкнул дед и пустил смешок. Если бы не интимная атмосфера, уверена, его гогот сотряс бы мир. — Я? — указываю на себя пальцем и нешуточно удивляюсь. — Не, ты че? Вовсе нет. Конечно… Да конечно, я их жду! А то непонятно?! Спрыгнув с постели, быстро включаю лампу (о, нормальное освещение!), от которого тут же зажмуриваюсь, и так же быстро, на ощупь, возвращаюсь обратно и прячу лицо в рубашке у деда. Судя по тихому шипению сверху, он тоже пока страдает от яркости этой лампочки. Вещица, значит, хорошая, но привыкнуть надо. Зато все видно! — На кой хрен лампу включила? — прошипел Мадара, потирая слезящиеся глаза. Мои слезились не меньше, но я взвилась с оскорбленным видом. — Да будет свет! — заявила воинственно и тут же… Мою руку, ненавязчиво поползшую в сторону дедовой сумки, просверлил его же взгляд. — Мхе-хе-хе… — Ещё немного, и я решу, что подарков ты ждала больше, чем меня, — протянул подозрительно дед, и это… было запрещенным приемом. По его лицу стало понятно, что если я не смирю пыл, то именно так мое желание получить свой первый, на секундочку, подарок от деда он и интерпретирует. Интерпретирует, обидится и дальнейшая атмосфера уже не будет тёплой. Он запомнит это на всю жизнь, будет вспоминать при виде меня, что когда-то я предпочла ему материальное, чувствовать осадок, который со временем станет прочно ассоциироваться со мной, мы постепенно отдалимся, до тех пор, пока наша связь не разорвется совсем, после я умру, потому что он больше не будет постоянно рядом, чтобы меня спасти, а дед, в какой-то день взглянув на клан Учиха и вспомнив обо мне и том ударе, что я ему нанесла, решит избавиться от тяжких воспоминаний радикально, и вырежет моих, ни в чем неповинных, совершенно невинных, ни о чем не подозревающих!.. — Как-то ты долго. Неужто настолько сложный выбор? Дедушка сощурился пакостно. Я нахмурилась, но, уже поняв в своих размышлениях, что у меня в приоритете, выдохнула и расслабилась. — Легче лёгкого! — махнула рукой и, ухмыльнувшись, приобняла Мадару, прежде чем пропеть: — Я выбираю тебя-я-я. Ведь всё же э-ле-мен-тар-но. Лучше много подарков в перспективе, чем один сейчас. Да и деда расстраивать не хочется (и это, если честно, основная причина). — Значит, можно обойтись и без?.. — провокация как она есть. Но я уже не ребенок, чтоб на неё вестись. Я научилась думать наперед и, более того, знаю, как с этим бороться. — Можно, — кивнула по привычке милостиво. Возможно, за этакую снисходительность в моем поведении в любое другое время мне бы и прилетело, но чаша терпения дедушки еще не переполнена, да и сегодняшний день подразумевает, что мне разрешается все. Рада, что в этом наши мнения сходятся. — Но тогда в следующем году подарка будет два. Охреневшее лицо деда стоило видеть. Мадара явно не ожидал, что в таком вопросе я начну ставить свои условия. Но что уж поделать? Я ныне — персона важная, дипломат и человек весьма практичный, выгоду ищущий. И если пытаться манипулировать мной, ставя перед выбором «я или подарки», то я, конечно, выберу деда… но позже стребую с процентами. — Два? — дедушка сощурился, интонациями говоря: «Вот значит, как? Наглеем?». Я демонстративно приосанилась, отвечая: «Да, наглеем». Эти детские уловки на меня больше не дей-ству-ют. — Да. Через год — два, через два — четыре, через три — восемь… — начала диктовать с идентичным выражением лица. Тут главное уверенность и твердость: покажешь слабость — и все, никто твои условия не примет. Пока я пародировала его, подражала привычной дедовой самоуверенности и чувству превосходства, сам Мадара посмотрел на меня с новой эмоцией. Это было что-то, напоминающее задумчивость, гордость и тоску одновременно. И капля насмешливости, куда уж без нее. — Зверские проценты, — коротко бросил он и склонил голову. — Ты стала… Дед неопределенно махнул рукой в воздухе и так и не сказал, какой же я стала. Впрочем, какие тут варианты? Я все больше теряю в непосредственности и все меньше согласна терпеть чужое превосходство. Я становлюсь круче, жестче и… и… И, ну, в целом, немного самого деда и напоминаю. Жуть! Этак ведь у меня и прическа скоро как у него станет, и это будет катастрофа! Не для того я заливала свои прекрасные волосы тоннами ухаживающих средств, чтобы однажды они превратились в мочалку. Так, главное — подражать только достоинствам, — попыталась успокоить себя я, но это не очень-то помогло. Я замечала изменения в себе, однако… Они происходили слишком постепенно и становились явными тогда, когда было уже поздно. И далеко не всегда такие изменения можно было назвать однозначно положительными. Например, манера проводить переговоры. Дед никогда не был хорошим дипломатом, в его стиле скорее уж принудить собеседника подчиняться силой, нежели уговаривать его окольными методами и лживой (да даже и искренней)вежливостью. Я не обладаю такой силой, и, что важнее, даже если и обладаю, об этом никто не знает, чтобы кого-то ей запугивать. Но у меня уже укоренилась привычка открыто доминировать в переговорах. Условно дипломатические стратегии можно разделить на две большие группы. Первая — мягкая, вежливая. Ею я пользовалась раньше. Старалась быть милой, вызывать доверие и окольными-окольными путями приводить разговор к тому итогу, который мне выгоден. Это обычная стратегия для слабых или хитрых, осознающих, что всегда найдется кто-то сильнее тебя и тогда менять стиль поведения будет неуместно. Вторую же можно назвать агрессивной, открытой. Такой «дипломат»(кхе) не скрывает своих намерений, сразу дает понять, что будет бороться за выгоду для себя до конца. Он умело пользуется установленными правилами, ищет в них лазейки и не ведает пощады. Это бывает удобно, но… С такими людьми никто не захочет иметь дела дважды. И я бы предпочла бы стратегию сотрудничества, взаимовыгоды, вот только… Мне все больше и больше нравится власть. Мне нравится чувствовать, что в разговоре веду я, что я получаю максимум результата здесь и сейчас. Но выгода от такого поведения очень и очень краткосрочна. Такой себе подход. В этом плане мне бы лучше смотреть на… э-э-э…на… Ну, на покойного Шодайме, видимо. В этом поколении я пока не нашла себе примера для подражания. Да, я изменилась. Но в контексте отношений с дедом… — Я стала… неудобной? — склоняю голову набок, копируя предка, и шепчу драматичным тоном. Мадару перекашивает. Потому что это, очевидно, правда. Однако это не значит, что кто-либо из нас считает это плохим. Просто мне захотелось подшутить. — А-ха-ха-хах! Ты бы видел свое лицо! Ой, ха-хах!.. Захохотав, я откинулась спиной на подушку. — Идеально описывающее тебя слово, — прошипел возмущенно дед, резко вдохнув от едва сдерживаемого. ну да, возмущения. — Но сказать «стала», означало бы заявить, что раньше ты такой не была. Что неправда. Я захихикала громче, чуть не радостно хлопая в ладоши. Может я и неудобная порой, но ведь меня, несмотря на это, терпят! А это значит что? А это значит, что кто-то о-о-очень меня любит! Посмотрев на меня, хихикающую какое-то время, Мадара наконец решился. — Не хотелось бы попадать в такую кабалу, — сказал вдруг он, — так что… Держи, тэссон. Твой подарок. На сухой, белой в ярком свете ладони блестели две бусины. — С днем рож… — продолжил было дед, но тут… — Сере-е-ежки-и-и!!! — завизжала я и выхватила свой подарок из чужих рук. Такие же насыщенно-красные, как и в гребне, подаренном Кайо, камушки в аккуратных гвоздиках казались идеально круглыми и чистыми. Ярким бликом свет отражался где-то у них в глубине. Вскочив на ноги, я радостно запрыгала на кровати, даже не опасаясь, что из нее может вылететь какая-нибудь пружина и проткнуть мне ногу. Не важно, что маленькие сережки смотрятся совсем не грандиозно, не важно, что у меня нет никаких особых воспоминаний связанных с подобными драгоценностями, чтобы это действительно отсылало к нашей близости, и не важно, что у меня даже не проколоты уши и поэтому подарок дед выбрал откровенно хреновый! Все это не важно. Потому что мне достаточно и того, что дедушка все-таки подарил мне что-то. Пришел, поздравил с днем рождения и даже подарил такие красивые сережки. — Сережки! Сережки! Ви-и-и! — кричала я прерывисто, на каждом слове подпрыгивая все выше, а потом внезапно спрыгнула на пол и вцепилась в Мадару медвежьими объятиями. — Спасибо-спасибо-спасибо, деда! Я проколю себе уши и никогда не буду их снимать! Дед отбивался от моих чмоков, как мог (и делал это удачнее, чем Кайо), но по дрожащим приподнятым губам было понятно, что ему приятно. — Про «никогда не снимать» правильно догадалась, — хмыкнул он и, беспалевно отстранившись, наконец вдохнул полной грудью. Я застыла с натянутой улыбкой. Про «никогда не снимать» я вообще-то преувеличила… Если уж уши прокалывать, то надо хоть изредка серьги менять! Не то чтобы мне не нравятся подаренные дедом сережки и не то чтобы я не собиралась носить их большую часть времени, но!.. Подобное покушение на мою свободу казалось подозрительным. Впрочем, если так подумать… может быть, он заметил?.. И все понял?.. Раньше у меня ее не было, да и логично, что врученную абы кем я носить бы в такой день не стала, пусть даже она и красивая (так как это вызвало бы спутанную реакцию у окружающих)… — Эти сережки… — начал было дед… — Идеально подходят к заколке?! — засияла я, придя к наиболее приятному выводу. Украсив подарком Кайо на скорую руку сооруженный пучок, я так его и не снимала. Гребень сиял при любом освещении и, как по мне, смотрелся просто прекрасно, но почему тогда я все еще не слышу комплиментов?! От деда комплиментов внешнему виду (да и не только ему) и не дождешься, знаю. Обычно мне того и не нужно, но сейчас… Мне хотелось, чтобы обновку заметили все. Однако дедушка, в своей манере, наконец заметил гребень только после того, как я о нем сказала. Лицо его сделалось озадаченным, что понятно: вроде и мой день, расстраивать именинницу нельзя…и в то же время о вопросах сочетаемости украшений деду, как правило, задумываться не приходится. Взгляд предка стал напряженным. Но тут не было других вариантов ответа, кроме как… — Возможно, — сказал он наконец пространно. Я на мгновение нахмурилась, но после решила, что так деда ответил лишь потому, что стеснялся сказать прямо, что это великолепно! — Ты ни-за-что не догадаешься, кто мне ее подарил, — лукавя, задрала я нос. Личность дарителя слишком очевидна, так что для деда будет проще простого… Мадара окаменел лицом и долго молчал, прежде чем выдавить: — Кагами, полагаю? — …угадать. Я посмотрела на дедушку недоуменно. — Эта твоя… как ее? Цуна? — Цу-нэ! — а вообще-то Цунаде. Для друга Шодайме дед как-то очень уж плохо помнил имя его внучки. А может… А может он и мое имя-то кое-как помнит лишь потому, что оно у меня с Изуной-джи одинаковое?! Да и то, редко его называет. Это кажется все более убедительным… Впрочем, кто без недостатков. Кто-то плохо запоминает лица, кто-то правила поведения, а кто-то имена. Бывает. — Не-е-ет, неправильно. Дать подсказку? — А кто там еще? — фыркнул дед несколько раздраженно, и я уж приготовилась завершать викторину (ну как же так-то? Все ведь очевидно!), как необходимость в подсказке отпала. Да и в ответе тоже. Когда Мадара резко сморщился, будто лимон прожевал, все стало ясно. — И это-о-о!.. — протянула я торжественно, — Правильный ответ! Мне подарил ее Кайо! Ну правда же красивая? Правда? Он ее с миссии принес, это реликвия одной семьи, которую он спас! А знаешь, деда, что еще он мне подарил? Второй подарок еще круче! В этот раз точно не угадаешь! Я ненавязчиво положила руку на поясную сумку, в которой покоилась моя книжечка. Сумку мне одолжил кто-то из соклановцев, и в итоге я ни на минуту не расставалась с главным своим подарком (прости, деда, но никакие сокровища мира не сравнятся с этим!). Дедушка старался сдерживать свои порывы, возможно, потому, что не хотел меня расстраивать. Но спокойное выражение его лица казалось натянутым, а в тоне все равно слышны были нотки презрения, которое он испытывал по отношению к Кайо. Меня задевало это так же, как если бы это презрение было обращено на меня, но ни единой дельной мысли, как можно исправить эту ситуацию, за пришедшее время так и не появилось. Никакие разговоры не помогут, когда собеседник не хочет об этом разговаривать. В любом случае, дед был на диво тактичен, пытаясь отойти от своей привычной манеры общения и неубедительно изображая одобрение моих «отношений» с Кайо. — Даже не знаю, — протянул он наигранно ласково и терпеливо, — жаркие поцелуи? — Кх… — только и смогла выдавить я и замолкла в ступоре. Условно говоря, жаркие поцелуи дарила тут я, а если уж придираться, то это весьма странный намек при учете того, что я уже сто раз говорила, что кроме дружбы между мной и Кайо нет ничего и быть не может. — Ну я же говорила, что не отгадаешь. Думай дальше. Хотя не, не, лучше не надо, я сейчас покажу! Еще одного подобного предположения я не выдержу. Не имею ничего против жарких поцелуев в качестве подарка, но в контексте, который дед вложил, это кажется смущающим. Не став тянуть (ой, да кого я обманываю?! Ожидание было драматично и мучительно!), я спокойно достала книгу… И уже в следующий миг завизжала. — Это же продолжение Шиноби! Дед побледнел. Отвел взгляд. Натянуто улыбнулся. Я понимала, что он моего восторга не разделяет, но просто не могла радоваться меньше. Потому что!.. Потому что!.. — Супер. — Правда?! — Угу. Мадара отвечал сдержанно, и немудрено: книга, которую я перечитывала десятки раз, была у него уже в печенках, ведь далеко не всегда я перечитывала ее в одиночестве. Совместное чтение как феномен мне нравилось, а еще мне жизненно важно было тем, что мне нравится, делиться. История Шиноби с лягушачьего пруда не была какой-то особенной и даже интеллектуальной, но… Ее герой казался похожим на меня, и ради чувства, что я не одна такая в целом мире, я продолжала читать это произведение снова и снова. Но дедушка-то ведь не видел в этом герое себя. Для него, как и для других, это просто была глупая книга, которой его задолбала такая же глупая внучка. Ну и пусть. Быть может, однажды он задумается над тем, почему я так ее люблю, заметит сходство и, возможно, станет понимать меня чуть лучше. Я не «странная» и не «долбанутая», у меня просто другие ориентиры в жизни и оттого неочевидная порой логика. — Должен признать, — выдавил внезапно дед, отвлекая от размышлений (и, чего скрывать, мечтаний), — подарок на диво удачный. Когда ты показала гребень это выглядело так, словно твой женишок вообще тобой не интересуется. Максимально формальный подарок. Но если не постыдился подарить это, значит все-таки ставит твои интересы выше своей репутации. Ха-ха. И почему это звучит так, словно подарить мне «Шиноби с лягушачьего пруда» — значит поставить крест на своей социальной жизни? Это довольно популярная книга! И, кроме того… Я прыснула. А затем захохотала. — Что смешного? — напрягся горделивый предок… и не зря. — Ты сегодня такой обходительный, — хихикнула я. Попытки Мадары сделать эту встречу предельно комфортной для меня, сдерживаться в выражениях, не говорить того, что может меня расстроить, конечно, были приятны. Эти усилия — уже лучший подарок, какой только может быть. Но… но… — Аха-ха-ха-ха! Дед закатил глаза и зыркнул на меня так, что кровь слегка похолодела. Словом, вновь стал собой. — Ты тоже, — кольнул едко. — Я тебе серьги подарил, несмотря на то, что ты их не носишь. Не хочешь спросить почему? — Потому что ты не умеешь дарить подарки?.. — протянула с сомнением. Именно так я и думала до сих пор, но что-то уже не уверена. Хочет сказать, что не настолько безнадежен? — Или потому что хочешь, чтобы я уши проколола? Мотивы дедушки пока оставались неясными. Откровенно говоря, с его стороны логичнее бы смотрелся какой-нибудь сертификат по смене пола, так как, судя по тому, чем он со мной обычно занимался, внук был бы ему предпочтительней, а мне, будучи парнем, к месту главы двигаться было бы сподручней. А тут сережки, и довольно девчачьи. — За кого ты меня принимаешь? — за человека, который в жизни никому ничего не дарил, очевидно. Ну правда, я не придирчива! — Что за взгляд? По-твоему, я никогда подарков никому не делал и не знаю, что уместно, а что нет? Тактично отвожу взгляд. Что ты!.. Как я могла так думать?!.. (А вообще, основания были.) Дед в свою очередь выразительно скосился на меня. — Это не сережки, — и наконец разрушил интригу. Я подорвалась. Раскрыла ладонь, в которой сжимала се… Если это не сережки, то что?! — Чакронакопители. Пока в деревне сидишь и чакру никуда не тратишь, будешь копить. Количество иногда превосходит качество, при условии, что количество действительно внушительное, так что, если накопишь приличный объем, даже потеряв сноровку, сможешь отбиться в случае чего. Резерв у тебя, как не у Учиха, поэтому пришлось поискать. Эти две крошки — одна из не самых известных утерянных реликвий Узумаки, изготавливались специально для главной ветви. Должно подойти. Пока Мадара рассказывал, чуть неловко, о своем подарке, я никак не могла оторвать от него взгляда. От дедушки, не от подарка. Мне, наверное, не так важно было, насколько эти чакронакопители ценны, какой у них объем и история. И даже не важно было, что из-за их истории когда-то, возможно, придется объясняться с кланом-владельцем. Это были не обычные серьги, не формальный, неуместный подарок. Дедушка действительно думал, что мне подарить, и, думая, учитывал мои потребности и желания. Когда он закончил, я не стала ни улыбаться, ни визжать, как уже привыкла за этот вечер. И даже объятия мои были не неожиданными и резкими, а осторожными и крайне медленными. Так и не придумав, что сказать и как реагировать, я обняла его. Он, в своей манере, как бы невзначай потрепал меня по волосам, и это было приятнее, чем когда он врал, пытаясь сойти за идеального и коммуникабельного деда. Все-таки, куда лучше быть собой, не сдерживать порывов, не подбирать формулировок, лишь бы показаться лучше, чем есть… Да, все-таки лучше быть собой и не сдерживаться. — Пиздец, — наконец выдохнула я, выражая этим свои и удивление от поворота событий, и восхищение от подарка, и общую реакцию на такой эмоционально насыщенный и необычный день. В следующий миг мне прилетел такой подзатыльник, что мое лицо чуть не осталось впечатанным в грудь деда навсегда. Беру слова назад, назад! Лучше сдерживаться! Так или иначе, сегодня был хороший день. И завтра было таким же, и следующая неделя, и следующий месяц. Я нашла себя в роли высокородного, но низкоквалификационного рабочего, а то есть человека, которого можно допускать в недоступные остальным места, чтобы выполнить грязную работу, которой брезгуют другие высокопоставленные люди. Разбирала документы, которые не доверишь другим, наводила порядок в закрытых секциях, выступала в роли посыльного по вопросам особой важности. Пару раз покидала Коноху, выезжая как представительница клана. Это был медленный, но стабильный карьерный рост (да и не только карьерный, у меня начался такой бурный рост, что мама не горюй!). И не было никаких проблем во взаимодействии с другими людьми: я вновь дружила со всеми и вся, находила новых знакомых и не подвергалась неприязни старых, даже старейшин. Проблемы прошлого забывались, а о них никто и не вспоминал. До самой весны. Весной все почему-то вспомнили, что я помолвлена и уже совершеннолетняя.