На обломках жизни былой

      Где-то впереди, за огромной стеной, что отделяла город Дистопии от бескрайней пустыни, раскинувшейся за его границами, дул ветер. Марко казалось, что он слышит его гул, едва различимый через расстояние и сквозь бетонную толщу монолитной громады, возвышавшейся впереди, сразу за последними развалинами, что когда-то гордо величались домами. Так же, как он слышал гул оживленного мегаполиса, продолжавшего жить своей жизнью где-то вдалеке, позади него. Само собой, ничего такого он слышать не мог, и само собой, он понимал причину подобных иллюзий, подозрительно смахивавших на слуховые галлюцинации.       Окраины города были мертвы. Давно заброшены, оставлены на произвол судьбы, и забыты. Строения, что когда-то были роскошными особняками и жилыми домами, теперь были жалкими развалинами, что гнили и обращались в труху в полном одиночестве, покинутые своими хозяевами. Вокруг не было ни души, даже бродячие животные и бездомные, что предпочитали обитать на дальних концах города, избегали этих мест. Воздух будто застыл, густой, как кисель, в полнейшем, бесконечном штиле. Стена, что защищала этот район от песчаных бурь, приходивших из пустыни, по-прежнему стояла, нерушимая, хоть и заброшенная, и от того в окраинах города никогда не было ни единого дуновения ветра. Здесь, рядом с великой пустыней, в отличие от остальной части мегаполиса, светило солнце, прогревая потрескавшийся, облезлый асфальт, и лишь иногда самые упрямые тучи порой заглядывали на окраины, однако надолго в этих местах не рисковали задерживаться даже они.       Хуже всего была тишина. Абсолютная, гробовая, и непроницаемая. Такая, что, казалось, Марко мог слышать, как тлеет его сигарета при каждой затяжке. И от этого ему было жутко не по себе.       Хуже всего был огромный, каменный собор, угрожающе нависший над ним. Несмотря на то, что он был одним из самых старых зданий во всем районе, и был построен еще во времена Бесконечного Мрака, как звали дистопийцы время до сотворения искусственного солнца, что освещало их планету, он совершенно не выглядел обветшалым, как все остальные дома вокруг него. Ни время, ни непогода не тронули его, и он по-прежнему возвышался над округой, угрюмый, серый и монолитный, с четырьмя высокими башнями на каждом из углов, и украшенный статуями причудливых чудовищ из давней мифологии Дистопии. Глядя на него, спокойно можно было поверить во все байки местных о том, что это место проклято, и в нем живет вся нечисть Вселенной, начиная от духов и призраков, и заканчивая самой Тьмой. Сам вид собора заставлял мурашки табунами бегать по коже Марко, а уж тот факт, что ему предстояло войти в это здание, поскольку, по словам Умбры именно там находилось убежище сектантов, и вовсе вызывал в нем лишь стойкое желание вернуться обратно в город, найти ближайший бар, которым не владела таинственная космическая сущность с вполне земным именем Игон, и напиться до полусмерти.       Однако вместо того, чтобы сделать это, Марко со вздохом отбросил полуистлевшую сигарету в сторону, и медленно направился к собору, держа руку на рукояти бластера, и готовый к самым неприятным сюрпризам.       Двери в собор были распахнуты настежь, а сам проем криво заколочен прогнившими насквозь досками, которые Марко без труда сломал, просто надавив на них металлической рукой. Пробив дыру в трухлявой древесине, достаточно большую, чтобы пролезть через неё, он оглянулся на дверь, криво усмехнулся, и пробормотал:       — Аматоры хреновы. Вы бы еще табличку повесили, что-то вроде «Осторожно, проклято», или «Не лезь, дебил, она тебя сожрет», — он покачал головой, глядя на новехонькие гвозди, державшие отсыревшие от постоянной влаги доски, явно вывезенные из Садов всего пару дней назад, и еще не успевшие до конца просохнуть, и тяжело вздохнул. — Ну, ничему вас жизнь не учит, я погляжу.       Он обернулся назад, на пустой, темный зал, из которого давно вынесли все скамьи, если, конечно, они в нем изначально были. На алтарь в дальнем его конце, с фигурой, напоминавшей помесь огромного осьминога и краба, стоявшую на том месте, где должна была находиться икона или распятие. На строительные леса, давно оставленные и покрытые пылью, что стояли у стен по обе стороны от входа, и на помосты на втором этаже, и крикнул в пустоту:       — Эй, соседи! Есть тут кто живой? Я хотел спросить, не найдется ли у вас сахару?       Ответом ему послужило лишь эхо его собственного голоса, умножившее его крик во множество раз, отчего Марко на мгновение показалось, что это к нему явились просить сахар обитатели Преисподней. Поежившись, он, уже куда менее уверенным голосом, добавил:       — Нет? Точно? А если найду?       И вновь, никакого ответа. Но затем, Марко краем уха услышал шорох, донесшийся откуда-то сверху, а затем краем глаза увидел и метнувшуюся на помосте тень. Сделав вид, что ничего не заметил, Марко достал из-под куртки бластер, и взвел его в боевое положение.       — Ну, тогда пеняйте на себя, жлобы несчастные.       Ответа, само собой, не последовало, но Марко его и не ждал. Это место, как и весь этот заброшенный район города, здорово давил ему на нервы, будто насмехаясь над парнем, говоря ему «Кто ты такой, человечишка? Что ты здесь делаешь? Возвращайся в ту дыру, что ты избрал своей норой, и сдохни в ней. Оставь нас в покое».       В обычной ситуации, пару-тройку лет назад, Марко бы послушался этих советов. Древние, заброшенные храмы, возведенные в честь давно позабытых, мертвых богов, и считающиеся в округе проклятыми, были тогда для него на первых строках в списке мест, куда не следовало соваться ни при каких обстоятельствах, даже чтобы впечатлить Джеки или выслужиться перед Стар. Однако после всего, что он повидал как за последние несколько дней, так и за прошедшие годы, Марко и глазом бы не моргнул даже если бы под собором, в который он на свою голову влез, находились двенадцать уровней катакомб, а на последнем сидел бы сам Владыка Преисподней, в ожидании очередного героя с бензопилой. А потому, он упорно продолжал идти вперед, прислушиваясь к шорохам позади него, и лишь отмахиваясь от внутреннего чутья, что продолжало надсадно орать, что он в этом месте был не просто чужим, но еще и совершенно нежеланным гостем.       Тишина, окружавшая его, была тяжелой, давящей и неприятной, и единственным, что нарушало её, были звуки его шагов и жужжание ускорителя частиц на бластере, и все же, ощущение того, что он был не один, не покидало Диаза ни на секунду. Он физически чувствовал чужой взгляд, устремленный ему в затылок, и все же делал вид, будто ничего не замечает, сконцентрировавшись на алтаре перед ним, звуке бластера и пыли, что крохотными облачками поднималась из-под его ног при каждом шаге.       Чем ближе он подходил к статуе, изображавшей крабоосьминога, тем меньше она ему нравилась. То, что сперва казалось причудливой фигурой, придуманной кем-то, кто впервые увидел обитателей океана, теперь больше напоминала некое недоброе создание, пришедшее из глубин океана, либо и вовсе сошедшее со страниц книг Лавкрафта, и Марко даже на расстоянии мог ощутить окружавшую её зловещую ауру. Если прежде он мог четко описать эту фигуру, то теперь, она стала куда более расплывчатой, будто переливающейся, так, что он не мог с точностью сказать, где заканчивались части осьминога, и начинались покрытые хитином части краба. От всей статуи, непонятно почему, веяло каким-то диким, первобытным ужасом, и Марко поспешил отвести от неё взгляд, понимая, что еще чуть-чуть, и его вновь разыгравшееся воображение подкинет к этой картине еще и потусторонний, жуткий шепот.       Голос истинных владык Бездны, Тех-У-Кого-Нет-Имен. Храм, возведенный в честь давно забытых древних богов, которым нет дела до поклоняющихся им букашек.       Он посмотрел наверх, на круглое, витражное окно с разноцветным стеклом, на котором был мозаикой выложен смутно знакомый ему символ, и тут же мир потемнел перед его глазами, а в голове помутилось. Марко покачнулся, и поспешил заслонить символ на стекле от взгляда ладонью, боясь, что вот-вот потеряет сознание. И в ту же секунду, инстинктивно, внутренним ухом он услышал, как в пустой церкви возник новый, выбивающийся из уже ставших привычными звуков, гул.       Жужжание ускорителя частиц, который не принадлежал его бластеру.        — Здорово, Нэнси, — спокойно произнес Марко, отворачиваясь от жуткой святыни и символа над ней, и становясь лицом к двери. — А я все думал, когда ты, наконец, изволишь снова объявиться.       Ответа не последовало, и Марко криво усмехнулся.       — Должен признать, ты меня даже почти провела, — произнес он в никуда, медленно, шаг за шагом, отходя от алтаря ближе к середине зала. — Своим амплуа наивной дурочки, которой пришлось покинуть Мьюни из-за «личных проблем». Почти, но недостаточно, чтобы казаться убедительной. Ты этим пыталась втереться ко мне в доверие? Слащавой сказочкой о непонятой душе, которая выглядит как Звездочка, и пережила то же, что и я? Жалкое зрелище, да будет тебе известно. Хотя бы потому, что ты не имеешь ни малейшего понятия, через что я прошел.       Он ожидал, что Нэнси не вытерпит, и ответит что-нибудь едкое на такое громогласное заявление, однако ответа так и не последовало. На этой части Марко должен был усомниться в собственном рассудке, и убедиться в том, что в соборе кроме него и жуткой статуи не было ни души, однако Диаз лишь хмыкнул, и остановился на самой середине зала.       — Знаешь, как я понял, что это ты? — как ни в чем не бывало, продолжил он. — Я нашел винтовку в твоей лаборатории, ту самую, из которой ты убила Мойрона. Ты, наверное, уже не помнишь, кто это, потому что у вас ушлепков поразительно короткая память на людей, которых вы убили, однако за тобой все еще должок за него. И знаешь что самое забавное? Твой приятель Хрюго перед смертью обмолвился, что таких винтовок он продал две. Обе одному и тому же покупателю.       Жужжание второго ускорителя частиц стало громче, будто снайпер готовился к выстрелу, и Марко снова ухмыльнулся, так, что на сей раз его лицо больше напоминало гримасу.       — А на этих винтовках стоит ускоритель частиц новейшей модели, — спокойно произнес он. — Которые работают с характерной только для них амплитудой, а потому и звучат они уникально. Смекаешь?       Прежде, чем снайпер успел выстрелить, он развернулся на сто восемьдесят градусов, и пальнул полностью заряженным усиленным выстрелом из бластера в сторону, откуда доносился звук винтовки. Его противник даже не успел понять, что произошло, как пронесшаяся на сверхзвуковой пуля разнесла вдребезги его новехонькую винтовку, и взрыв ускорителя частиц обрушил строительные леса, на которых засел снайпер. Марко ожидал увидеть воронку, которая превратила бы неизвестного, как он предполагал бывшего Нэнси, в кровавую кашу, однако её не последовало. Вместо этого из обломков дерева и поднявшегося в воздух облака пыли выскочила приземистая, угловатая тень, которая с нечеловеческой скоростью увернулась от еще одного выстрела Марко, и метнулась к двери, которая вела к башне собора. Диаз чертыхнулся, и бросился следом, гадая, какой еще сюрприз для него задумала убийца старого дистопийца.       Стрееелоооок!       Этот протяжный стон, эхом отдавшийся внутри его головы, донесся до него, когда он уже был готов переступить порог двери, отделявший основной зал от колокольной башни. Похолодев, Марко обернулся, и увидел, что голова статуи крабоосьминога, до того смотревшей на зал пустыми глазами, теперь была повернута в его сторону. Диаз почувствовал зуд в отсутствующей и замененной металлическим протезом руке, и поморщился.       Стрелок!       — У меня нет времени на эту хрень, — пробормотал Марко, и усиленным выстрелом разнес голову статуи на каменную крошку.       Зловещее давление и шепот у него в голове стихли, и Марко, пустив для верности еще одну пулю в туловище, устремился в башню, стараясь сосредоточиться на беглом снайпере, и изгнав из себя все мысли о зловещей статуе и метке, как он теперь не сомневался, Бездны на окне. Поэтому он не видел, как фигура одного из безымянных богов, либо же их вестников, развалилась на куски, а витражное стекло с причудливым знаком на ней лопнуло и разлетелось на сотню осколков. Не слышал он последний, протяжный вой, который издала статуя, и наступившую после него абсолютную тишину. И если бы Марко кто-то об этом рассказал, он бы честно признался, что и не желает этого видеть и слышать, предпочитая оставить некоторые загадки Вселенной неразгаданными.       Все, что интересовало его в тот момент, это то, что убийца его друга, Мойрона, загнал себя в тупик на верхушке колокольной башни. И что он наверняка знал, где отыскать лидера сектантов. Все остальные мысли Марко, которым овладела холодная расчетливость стрелка, как и всякий раз во время схватки, попросту загнал на задворки своего сознания.       Дверь в башню была заколочена настоящими досками, однако то, что прорвалось в неё, без каких либо усилий пробило в них огромную дыру. Марко хватило лишь беглого взгляда на них, чтобы усомниться в том, что снайпер, которого он преследовал, имел хоть какое-то отношение к Нэнси, поскольку на уцелевших досках были отчетливо видны следы огромных когтей. Что бы ни прорвалось в колокольную башню, оно разнесло крепкую, не тронутую ни влагой, ни временем преграду одним мощным ударом.       Будь у Марко хоть капля чувства самосохранения, он бы повернул назад, или попытался выманить стрелка в более открытое пространство, а не погнался бы за ним в замкнутую колокольную башню. Однако чувство самосохранения Марко осталось на Мьюни, если не на Земле, а то, что осталось, он давным-давно пропил, так что вместо того, чтобы развернуться и пойти назад, он сжал покрепче рукоять бластера, и перешагнул порог.       Башня встретила его облаком пыли, поднявшейся от обломков двери и промчавшегося мимо монстра, и потрескиванием истлевшего от времени дерева. В отличие от остального собора, выложенного из камня, она была полностью деревянной, что наводило на мысль, что эту пристройку возводили в спешке, и в самый последний момент, либо не успели закончить. Марко быстро осмотрелся по сторонам, и, убедившись, что другого выхода нет, а снайпер нигде не прячется, осторожно ступил на первую ступеньку винтовой лестницы, поднимавшейся к колокольне. Та жалобно заскрипела под его весом, однако не проломилась, как Диаз того опасался, и потому он, украдкой вздохнув с облегчением, начал медленно подниматься по ней к вершине. В памяти вдруг всплыла другая башня, из темного камня, которую он видел не то во сне, не то в странном видении, вызванном напитком Игона. Во сне он точно так же медленно поднимался по ступенькам к самой её вершине, сжимая в руках оружие, и не зная, что ждет его наверху.       Лишь чтобы на последнем витке, в одной из последних дверей, увидеть свою смерть.       — Ты никогда не умел вовремя остановиться, верно, Марко? — раздался вдруг в башне мелодичный, странно вибрирующий женский голос, эхом отдавшись среди деревянных стен.       — А чтоб тебе. Это все-таки ты, — пробормотал Марко, и взвел курок бластера, заставив ускоритель частиц на нем крутиться быстрее. — Хотя, честно говоря, я рад, что это ты, Нэнси. Представь себе, каким идиотом я бы себя ощущал, если бы все это время говорил не с тобой, а с одним из ваших придурков-монстров.       Ступеньки жалобно скрипели под его ногами, грозясь вот-вот провалиться под ним, когда Марко медленно поднимался наверх, однако, не считая этого звука и жужжания ускорителя частиц, в башне царила гробовая тишина, как будто кроме него в ней не было ни души.       И Марко прекрасно понимал, что это не так.       — А ты и есть идиот, — заметила Нэнси, и краем глаза Марко заметил тень, бесшумно перемахнувшую с одного пролета на другой где-то над ним. — Кто, как не идиот, полез бы в ловушку за врагом, которого не понимает? Кто, как не идиот, стал бы рисковать своей жизнью ради мира, который отрекся от него? Ради принцессы, которая вышвырнула его, и поспешила забыть. Вычеркнуть из своей жизни.       — Почему вы так любите мне это повторять? — поморщился Марко, продолжая подниматься по лестнице, и судорожно вглядываться в царивший в башне полумрак. — Нет, дорогая, я здесь вовсе не из-за Стар или Мьюни. На самом деле, мне плевать на них, если уж на то пошло. Вы с вашим вшивым божеством можете хоть дотла его сжечь, я возражать не стану. Нет, я здесь по совершенно другой причине, и ты это знаешь.       Ответом ему послужил лишь смех, эхом раздавшийся в пустой башне, отчего Марко поежился.       — И тем не менее, ты сразу же откликнулся на зов своей огненной шлюхи! — заметила Нэнси. — Интересно, почему это я должна тебе верить?       — Да верь во что хочешь, хоть в Санта Клауса, мне плевать, — Диаз краем глаза заметил, что тень перемахнула уже на пролет выше него, и напрягся для броска. — Я здесь, потому что вы, дегенераты, уже который день пытаетесь прострелить мне голову.       — Если бы мы хотели тебя убить, — мягко заметила Нэнси. — Ты бы уже был мертв.       — Что куда важнее, — словно не замечая её слов, продолжил Марко, замедлив шаг. — Я здесь, потому что некая дрянь со снайперской винтовкой убила моего хорошего друга.       Тень плавно соскользнула со ступенек на уровень выше него, и одним прыжком перемахнула расстояние, которое отделяло их, однако Марко был наготове. Он молниеносно вскинул бластер, направил его в сторону нападавшего, и спустил курок. Прогремел выстрел, подобно грому прокатившийся по башне, брызнула кровь и тень с визгом отлетела назад, врезавшись в стену напротив. Вспышка от выстрела на мгновение осветила её лицо, и Марко готов был поклясться, что оно не принадлежало ни человеку, ни мьюнийцу.       — Что за… — пробормотал он.       Прежде, чем он успел выстрелить еще раз, существо с визгом вскочило на ноги, и, пробив лестничный пролет над ней, с нечеловеческой скоростью вскарабкалось по стене наверх, скрывшись за деревянным настилом, отделявшим колокольню от остальной башни. Марко, чертыхнувшись, бегом бросился за ней, перепрыгивая через ступеньки и замедлившись лишь раз, чтобы перескочить через оставленную ей дыру и выломанные три ступени. Поначалу все, что ему нужно было делать, это идти по кровавому следу, который тянулся по стене и лестнице до самого верха, но чем ближе он подбирался к колокольне, тем меньше крови встречал, а под люком, который вел к помещению с колоколом, её вообще не было. Это могло означать лишь одно: у того, что он сперва принимал за Нэнси, помимо нечеловеческой скорости и силы была еще и усиленная регенерация. И Марко это не нравилось ни на йоту.       Площадка колокольни встретила его все тем же полумраком да стойким запахом пыли, витавшей в воздухе. Сюда явно никто не заглядывал уже много десятилетий, и потому дерево иссохло и натужно скрипело под ногами, а латунный колокол, висевший у него над головой, утратил свой блеск. Единственным источником света были редкие лучи солнца, проникавшие сквозь заколоченные досками окна, но даже его Марко хватило, чтобы не увидеть на полу ни единого следа, словно Нэнси растворилась в воздухе.       Шорох наверху, у самого купола башни, равно как и ощущение чужого взгляда, впрочем, быстро убедили Марко, что это не так.       — Да брось, Нэнси, — произнес он, настороженно оглядываясь по сторонам, и готовый к нападению с любой стороны. — Сколько можно играть в прятки? Покажись, мы с тобой потолкуем по человечески, пропустим стаканчик другой. Может, я даже из вежливости выслушаю твои дерьмовые потуги флиртовать, кто знает. Все как в старые времена!       Шорох послышался снова, на сей раз ближе к нему, и Марко едко усмехнулся.       — Вижу, тебя заинтересовало. Тогда следующая часть моего предложения тебе понравится еще больше. Мы с тобой выпьем, поговорим о том, да о сем, а затем планомерно переместим нашу беседу в спальню, где я, в романтичной обстановке при свечах, сверну твою поганую шею за то, что ты сделала с Мойроном. Как тебе такое?       — Ты сама любезность, — прошипела та где-то над ним, и Марко, резко развернувшись, выстрелил на звуки её голоса.       Пуля угодила в деревянную балку и прошила её насквозь, вместе с поверхностью крыши, и через пулевое отверстие в колокольню проник еще один лучик света. Хоть он и промахнулся, существо, которое до того сидело на этой балке, злобно зашипело, и перемахнуло куда-то в другую сторону, на мгновение отказавшись от атаки.       — Куда ты дела кости, Нэнси? — мягко поинтересовался Марко. — Только не говори мне, что сварила из них суп, потому что этот суповой набор стоит больше, чем все ваши жалкие шкуры вместе взятые.       Вместо ответа, колокол покачнулся, и слабо зазвенел. Марко встрепенулся, и вскинул оружие, но было уже поздно; чудовище, что сидело на нем, рухнуло на него, и повалило на землю. Металлические пальцы прочно держали бластер, так что оружие он не выронил, однако монстр схватил его за волосы, и крепко приложил головой об деревянный настил пола, так, что доски жалобно затрещали, а перед глазами у него вспыхнули звезды. Следующее, что ощутил Марко, это то, как в его шею впилась плотная, жесткая веревка, несомненно, привязанная к языку колокола. Он попытался вырваться, но в голове все помутилось от удара, а навалившаяся сверху Нэнси не давала ему даже пошевелиться. Веревка затянулась туже, перекрывая ему кислород, и Марко, в отчаянии, поднял руку и вслепую выстрелил. Нэнси недовольно заворчала, и одной рукой вцепилась в бластер, пытаясь вырвать его из пальцев Диаза, в то время как другой она продолжала затягивать петлю вокруг его шеи.       Это её и сгубило. Марко нажал на спусковой крючок, прогремел выстрел, звоном раздавшийся у него в ушах, и на его шею полилась горячая кровь, а Нэнси нечеловечески взвыла от боли. Захват веревки ослаб, и Марко смог перевернуться, сбросив с себя монстра, после чего выстрелить еще раз. Пуля прошла прямо над её головой, когда тварь бросилась на него, намереваясь растерзать, и одним могучим ударом Нэнси выбила бластер из его руки. Тот укатился в дальний угол комнаты, а монстр занес лапу для еще одного удара, однако Марко среагировал быстрее, и изо всех сил врезал металлической рукой прямо по физиономии твари. На размышления времени не осталось, сейчас им двигали только рефлексы стрелка. Нэнси недовольно зашипела, и взмахнула лапой, однако Марко успел отпрыгнуть в сторону, так что длинные когти лишь поцарапали его куртку, и зацепили и без того изодранный свитер. Собрав все силы, Марко поджал колено к груди, и с силой впечатал ногу в морду твари, отбрасывая её от себя. Нэнси врезалась в доски, которыми было заколочено окно, так, что некоторые из них проломились, и рухнула на пол, и неверный свет, полившийся сквозь пробитую ей дыру, наконец-то позволил Марко разглядеть её.       В существе, которое предстало перед ним, не было почти ничего от человека. Она была вытянутой, угловатой и тощей, с болезненной серой кожей, покрытой темными пятнами, и горящими желтыми глазами. Нечесаная грива светлых волос едва скрывала большие, остроконечные уши, а обрывки лабораторного халата почти не скрывали тело. Она низко припала к земле, вцепившись длинными когтями в деревянные доски и оскалив полную острых зубов пасть от ушей да ушей, и Марко заметил, что на одной из передних лап у неё не хватает двух пальцев. Рана еще кровоточила, и Диаз без труда догадался, что причиной этого увечия был его бластер. Хмыкнув, он посмотрел прямо в глаза настороженно глядевшей на него Нэнси, и хрипло произнес.       — Так ты полукровка.       — Разумеется, я полукровка, недоумок! — прошипела та, и её глаза вспыхнули. — Почему, ты думаешь, эти ублюдки изгнали меня с Мьюни?! Почему вшивая деревенщина сожгла живьем мою мать, и превратила отца в чучело, и никто, включая твою принцесску и её тварь-мамашу, и бровью не повел?! А?! Потому что они боялись меня, только и всего, как они боятся всего, что не понимают.       — Это та часть, в которой я должен тебя пожалеть? — Марко закатил глаза. — Обнимашки даже не проси, с твоими-то когтищами.       — Плевала я на твою жалость! — выплюнула Нэнси. — Мне нужна кровь! Этой твари Мун, её безмозглой дочурки, всего мьюнийского отребья! И когда Степпенвулф вернется, и очистит наш мир от этой мрази, я напьюсь их крови досыта!       — Как это мило с твоей стороны, думать, будто ему не плевать на тебя, — скучающим тоном ответил Марко. — А что насчет самих монстров? Они, поди, приняли тебя с распростертыми объятиями? Или считают тебя таким же полукровным выродком, как и мьюнийцы?       Нэнси утробно зарычала, и пригнулась еще ниже к полу, готовясь к прыжку. Марко лишь криво усмехнулся, и принял одну из стоек, которым его обучили еще в школе карате, казалось, две жизни тому назад. Стойка эта была, впрочем, обманной, потому что Диаз прекрасно понимал, что рукопашную схватку с этим монстром, пускай и раненным, ему не выиграть.       Понимала это и Нэнси. Не понимала она лишь, что Марко и не собирался с ней драться.       Резко сорвавшись с места, монстр пулей устремился к нему, однако Марко, вместо того, чтобы встретить её ударом кулака, пригнулся, и, используя инерцию её собственного прыжка, швырнул Нэнси в окно за своей спиной. С жалобным визгом она вышибла истлевшие от времени доски, и вылетела на улицу, прямо на каменную крышу собора. Марко тут же метнулся в угол, куда улетел его бластер, и схватил его. Как только его искусственные пальцы сомкнулись на рукояти верного оружия, он сразу успокоился, и к нему вернулась прежняя, холодная сосредоточенность. Будто и не было схватки, ударов головой об настил и веревки вокруг шеи. Он взвел ускоритель части бластера, и стал ждать, встав спиной к стене так, чтобы ему были видны все окна в башне.       Долго ждать не пришлось. Сперва он услышал звук, с которым когти вонзались в деревянную поверхность башни, столь нелепо выделявшейся на фоне каменного собора, и шум, с которым монстр карабкался по стене. Затем, шумное дыхание и сопение явно выбившейся из сил Нэнси. Марко замер, выкинув из головы все посторонние мысли, и полностью сфокусировав сознание на рефлексах и чувствах, однако, к его разочарованию, Нэнси не залезла ни в одно из окон, включая и заколоченные. Хоть она и была в ярости, но не утратила своих охотничьих инстинктов и чувства самосохранения, как он надеялся.       Вместо этого она проломила стену, за которой он прятался, и едва не свернула ему шею.       Марко чертыхнулся, и лишь в последний момент успел отскочить от уже тянувшихся к его горлу когтистых лап, навскидку выстрелив два раза в сторону нападавшей. Поздно — Нэнси уже юркнула обратно в колокольню, и снова заняла позицию на балках, что подпирали крышу. Марко, чертыхаясь, вышел на середину комнаты, так, чтобы одновременно простреливались все позиции, и монстр не сумел загнать его в угол, и на какое-то мгновение, в превратившейся в поле боя колокольне воцарилась тишина.       Марко едва не опоздал, увидев, как тень махнула с ближайшей к стене балке на пересечение двух центральных, с которого свисал колокол.       Не сразу понял, что это означает, и что задумала его соперница.       Он замешкался, вдруг увидев серую морду монстра, чья полная белоснежных зубов пасть была оскалена в довольной усмешке, а желтые глаза победно сверкали.       И это едва не стоило ему жизни.       Спасло Марко лишь то, что Нэнси, вымотанная этой схваткой не меньше чем он, все же утратила чувство опасности, и выдала себя прежде, чем нанесла удар. В то же мгновение, как её острые когти на изувеченной выстрелом руке перерезали веревку, на которой держался колокол, Марко кувырком ушел из опасной зоны, резко поднялся на ноги, и дважды выстрелил в сидевшего будто огромная, жуткая птица на колокольне, монстра.       Тяжелый латунный колокол с жалостливым, почти похоронным звоном, рухнул вниз, с громоподобным треском проломил многострадальный деревянный настил, и устремился вниз, к основанию башни. В тот же миг пули настигли Нэнси, и её победный, восторженный рев сменился сперва воплем боли, а затем и визгом, когда она, отброшенная силой удара выстрела, не удержалась на балке и сорвалась в пробитую колоколом дыру, отчаянно размахивая лапами, будто надеясь взлететь. Колокол достиг пола, и ударился об него с такой силой, что Марко готов был поклясться, что разнесшийся от него звон услышали даже в мегаполисе, однако никаких вестей от Нэнси не было. Выждав для верности несколько минут, Диаз выдохнул, чувствуя, как охватившее его напряжение понемногу отступает, и принялся спускаться вниз. Дело это было не из легких, поскольку при падении колокол посшибал много участков лестницы, отчего Марко казалось, что он вот-вот сорвется вслед за Нэнси.       Она все еще была жива. Когда Марко спустился, он обнаружил Нэнси на раздробленном полу, рядом с треснувшим точно посередине от удара колоколом. Она умудрилась упасть прямо на один из деревянных обломков лестницы, которые усеивали пол, и теперь окровавленная, криво сломанная деревяшка, пробившая её насквозь, выходила из её груди. Кровь хлестала из раны и рта монстра, а когтистые лапы жалобно скреблись по полу в агонии, когда она пыталась подняться на ноги, и снять себя с импровизированного кола, что вонзился ей в спину.       И, тем не менее, она была жива.       — Поверить не могу, что чуть не переспал с тобой, — с отвращением произнес Марко, и, подняв бластер, нацелил его в голову монстра, намереваясь прекратить её страдания.       Нэнси лишь зашлась жутким, булькающим смехом, и принялась сучить лапами еще быстрее, царапая когтями дерево и остатки каменного пола. Марко уже хотел было спросить её, что такого смешного она нашла, когда его рефлексы в очередной раз дали о себе знать, и он резко обернулся к двери.       Слишком поздно. Огромный кулак, принадлежавший одному из монстров, врезался ему прямо в скулу, с легкостью повалив на пол. В который раз перед глазами у него заплясали звезды, а в голове помутилось. Марко перевернулся на спину, судорожно хватая ртом воздух, и увидел, как над ним навис огромный минотавр, с ненавистью глядевший на парня. Он даже не успел поднять оружие, как огромная нога монстра с отвратительным хрустом ударила его по лицу, принеся с собой лишь тьму и забвение.       — Поверить не могу… Что ты повелся… На эту дешевую ловушку, — услышал он булькающий смех Нэнси, перед тем как вырубиться.