Дорога, ведущая в небо

Четвертый отрезок пути. Ривай Капрал проснулся не под альтернативно-металлические рифы Никельбэк на фоне прокуренных призывов Чеда Крюгера не суетиться и дышать. Он проснулся от склизкого ощущения пустоты. Жалюзи, починенные собственноручно после решающих и судьбоносных заседашек, начертили на дощатом полу белесые параллельные прямые не толще суровой нитки. Висящие на стене старые фото четырех поколений Закариусов выглядели пятнами сырости, оставленными бурным потоком времени на выцветшей краске. Чертов мальчишка вчера обрушил впопыхах какую-то бабушку или тетушку. Пришлось еще и пылесосить… — Йегер, мать твою за душу, — поболтавшись без ответа, вопрос растворился в чуть затхлом воздухе. Капрал, наконец, перевернулся на другой бок. И сразу стало понятно — откуда взялось это непривычное ощущение холодного одиночества. Красотки в постели не наблюдалось. Всего за несколько ночей не знающий слов любви солдат привык к разомлевшей после активных потрахулек тушке рядышком, к волосам, пахнущим печеным каштаном. Они приятно щекотали. Даже когда лезли в нос, нахально вырывая из сна. В какие такие дали пацана унесло, с утра посрамши? Лучше подумать об этом после холодного душа. И тут из кармана валяющейся на стуле косухи знакомо захрипел Крюгер. Ну значит, таки не проспали все на свете. Хоть что-то в этом дивном мире радует. Прихлебывающая кофе из любимой пивной кружки Очкастая выглядела сегодня совой, разбуженной в родном дупле ударом пыльного мешка по клюву. Оседлав табурет у барной стойки, она грузила по полной программе такую же опухшую от забот мамашу-Кирштейн и унылую Лошадиную морду: — Самогонный аппарат аккуратненько развинтите, упакуйте по ящикам и отвезите нежно в охотничий домик. Бутылки, помеченные зеленым скотчем, спрячьте у себя, но пока не продавайте. Если АТF все-таки поставит раком — вешайте на уши спагетти, а клуб не при делах. Усвоили? — Ханджи, солнышко, только не волнуйся, — зачастила мамаша. — Сделаем чистенько да быстренько, так что когда пожалуют агенты, будем святее ангелов. — А если не будете, то «солнышко» вернется и в глаз засветит, — залпом проглотив остатки черной жижи, сержант сердито взмахнула кружкой. С трудом сдержав зевок, Лошадиная морда лязгнул зубами и старательно закивал крашеным ежиком. — Жан, вечером помоги Шадису бочки поднять, а теперь с глаз моих оба, — она повернулась к Риваю. — Брагу придется слить в ручей, сцуко. — Очкастая, ты задумала напоследок устроить локальную экологическую катастрофу или всего лишь организовать оргию пьяных енотов с белками? — Язви дальше. В канализацию не прокатит — из подвала еще трое суток будет нести так, что агенты полягут замертво, итить. Эрен в мастерской, кстати. Новую фару прикручивает, — и ехидно сверкнув окулярами, завопила: — Петра-а-а, еще кофе — мне, а их «английскому величеству» — Эрл Грей в саксонском фарфоре. Чай оказался на удивление крепким. Втягивая аромат бергамота, Капрал отпивал глоток за глотком из простой белой кружки. Мимо прокатилась толстая мамаша — в пузе утоп ящик с бутылками спешл самогона. Следом, кое-как удерживая два, пошатывался «Жанчик». Петра оставила прислуживать офицерам смутно знакомую рыжуху, а сама исчезла в подвале. Оно и к лучшему. Натыкаться на круглые влюбленные глазки не хотелось нифига и ни разу. — Подлить? — услужливо сунулась рыженькая с чайником. — Нет. — Командор прибыл! — Барби влетел в бар растрепанным торнадо из белобрысой челки, съехавшего с плеча жилета и энтузиазма. Мигом свалившись с табурета, бравый сержант устремилась наружу. Ривай неторопливо огляделся. В распахнутых дверях зала заседаний отливал тусклым янтарным край знаменитого стола «Титанов войны». Зловещий череп бизона скрывала тень от небрежно задернутой бордовой гардины. Прибрано, чисто и как-то отстраненно. Словно он смотрел в далекое прошлое сквозь помутневшее стекло. Что ж, пора, на всякий случай, прощаться. Из Гилроя вернутся не все. Рука вытянула из кармана джинсов бандану, сложенную узкой лентой. Снова на войну. Только теперь — это его война. Собственная. — Смитти, это чо? — донесся с веранды придушенный изумлением вопль сержанта. Ривай распахнул дверь и едва не повторил вопрос. Припаркованная возле зачуханной лужайки клаб-хауса белоснежная глыба фургона категорически затмевала взрывным сиянием хилое утреннее солнышко. На борту красовалось лого: уныло поникший усиками таракан в алом круге. Для вящей наглядности насекомое было перечеркнуто такой же кровавой чертой. Сверху кричала надпись «Тараканов нет. Смит & К°». Снизу расположился слоган «Чистый дом. Чистое сердце. Чистые помыслы». Прислонившись к кабине, Командор вальяжно дымил сигарой. Но суть не в этом. Фундаментальную фигуру облегал в нужных местах синий рабочий комбинезон, словно пошитый на заказ в каком-нибудь пиздец-эксклюзивном-ателье. — А ты не похерил хватку. Колись, кого ограбил? — Никого. Просто небольшой семейный бизнес, — щелчком отбросив окурок к подножию замученной вдребезги елки, Смит подошел к веранде. — Здравствуй, Ривай. — В глубоком баритоне снова мелькнул ненавистный намек на интимность. — Смиты основали фирму еще в шестидесятых. Правда, мой отец выпал из гнезда и всю жизнь преподавал историю США, потому после смерти дяди дело отошло ко мне. Нужно же калеке зарабатывать кусок хлеба. — Теперь в баритоне сквозил оттенок иронии. — На этом фургоне я доставил вам «подарки» и отпустил водилу домой. Но события приняли захватывающий оборот и пришлось развернуть бедолагу на границе Мичигана. Не беспокойся — его Бернер подбросил до автобусной станции. — Я беспокоюсь о том, что твои и фасад, и зад недотраханных домохозяек по дороге соберут. У каждой в доме бегом найдутся тараканы, клопы, мыши, блохи, муравьи, и к тому же в японских садах сволочи-кроты портят хризантемы. Живым до Гилроя точно не доедешь. — Ну, на мой зад и ты когда-то заглядывался. Нижняя ступенька крыльца трагично скрипнула под тяжестью армейского ботинка. Командор слегка подался вперед и его глаза оказались вровень в Риваевскими. Где-то в глубине голубого льда Капрал разглядел призрак ностальгии. Теперь издалека боевые будни с их скрежетом песка на зубах, смрадным маревом горящих деревенек горного Бадахшана казались не такими уж дерьмовыми. Им обоим было, что вспомнить… …История случилась вечность назад, в далеком две тысячи двенадцатом. Накануне Дня благодарения родимый Конгресс прислал на Главную базу Второго корпуса трехзвездного генерала Рейсса — инспектировать боевой дух, и съемочную группу — ваять «мультики для налогоплательщиков». В рамках программы предполагалось заснять поздравляшки командования на праздничном построении, ужин охренеть-элитных-защитников звездно-полосатых идеалов с яблочным пирогом и милитари-шоу со стрельбой по мишеням, которое предстояло разыграть перед камерами на следующее утро Команде 6 майора Смита. Идея заползла в голову Ривая, когда официоз закончился. Трехзвездный, пригубив вискаря, отведал индейки и откланялся; «киношники», попрятав по кофрам снарягу, уселись за накрытые в штабе столы, и вечер окончательно перестал быть томным, превратившись в нормальную солдатскую попойку с дежурными для Команды 6 шуточками про тылы Эрвина Смита. Уже выпивший больше чем надо, но меньше чем хотелось бы, Чёрч разгласил суперсекретную инфу активно недоумевающему оператору. Дело в том, что в тренажерке командующий Смит уделял излишнее внимание состоянию определенной части тела, а конкретно — постоянно качал жопу. И таки довел рельеф до совершенства античной статуи. О последнем Ривай знал не понаслышке. Во время передышек между зачисткой талибов в продуваемых жгучими ветрами мертвых ущельях и отловом террористов в чахлых рощицах долин, сжигаемых сухим жаром белого солнца, они проводили со Смитом короткие ночи. Начинающиеся с бутылки Джека и закачивающиеся сигаретой у окна с видом на черное небо, утыканное замерзшими искрами звезд. Чужое небо непонятного мира… Они тупо трахались. Ведь сдохнуть можно уже завтра, так почему бы и да?.. Смит Великий и Ужасный удалился к себе после второго стакана, пожелав оставшимся счастливого Дня благодарения. И это была еще одна «военная тайна», которую бухой Фарлан радостно выдал уже окосевшему оператору. Железный Командор практически не переносил алкоголь. Амбал, способный в три плевка поднять на горку Страйкер* с треногой, падал с пары-тройки порций. Стыд-позор. После первой бутылки идея в Риваевской башке выросла и заколосилась деталями. А когда начал вторую — оформилась в четкую тактическую операцию. И пока Чёрч с «главкиношником» еще не полегли костьми под стол, Капрал предложил покурить снаружи. Незаметно прихватив кофр с камерой. Вникнув в план кампании, Фарлан одобрительно загоготал. Оператор помялся, нерешительно икнул, взглянул на ночное небо и сказал «Ok». Видимо, звезды стояли как надо. До офицерских казарм добирались зигзагами. Фарлан приобнял за талию оператора, и таким образом они синхронизировали траектории. Позади Капрал корректировал направление пинками. «Личные покои» Смита располагались на втором этаже в конце длинного коридора. Чёрч стоять уже не мог, а потому его просто посадили на стрёме у стены. Открыв картой дверь, Ривай с облегчением выдохнул. Командор развалился в излюбленной позе — «морская звезда на брюхе», что сильно облегчало боевую задачу. Ворочать двести фунтов командирского тела — это вам не пончик в кофе макать. Когда с бухой туши стаскивали труселя, она пыталась возразить энергичным бульканием, но быстро умолкла, захрапев в подушку. — Освещение… ик, — «киношник» неодобрительно ткнул пальцем в болтающуюся за окном луну. — Светосильный объектив ни хера… Темно слишком. Пришлось врубить свет. На иллюминацию бухая туша не отреагировала. Отсняв необходимое количество материала, они выбрались в коридор, подобрали Чёрча и кое-как добрели до штаба, возле которого кстати блевал Йен. Ему было велено бросить все, положить куда-нибудь уже невменяемого Чёрча и лететь мухой в канцелярию. Куда, собственно, Капрал поволок оператора. Прибыв на место, тот подсоединил камеру к компу, Капрал ввел пароль и начались ритуальные пляски шаманов навахо вокруг самого удачного кадра. Бормоча какую-то хрень про цвета, контрастность и векторы, «киношник» сладил с железом, и из принтера выползла вполне сочная картинка формата А3. Дальше путь лежал в прачечную, где изображение предстояло перевести с термотрансферной бумаги на первую попавшуюся простыню. Грозную легенду Команды 6 и Второго корпуса со-товарищи пропустили без стука и звука. Но тут случился затык. А конкретно — цвет постельного белья. Для себя Капрал его определял как серый обоссанный. Вот этот самый цвет мог испортить колер, что и произошло. Снятая крупным планом часть тела Командора слегка поголубела, утратив здоровый вид. Положив болт на эстетическую составляющую, Йен обрезал вытащенную из гладильного пресса ткань до нужного размера, соорудив подобие знамени. Заменить же полотнище на древке — дело одного чиха. Сценарий, разработанный еще вчера, выглядел так: легенде Команды 6 с подразделением предстояло поразить на полигоне из свеженьких снайперок М100 статичные, а затем движущиеся мишени, после построиться на фоне и развернуть звездно-полосатый с бодрым призывом «Боже, храни Америку». Естественно, призывать возложили на Ривая. С утра события развивались куда надо. Едва поднявшись над мертвенно-желтым кряжем, солнце дало залп изо всех орудий. Ривай шагнул из кондиционированной казармы в белесое пекло. Отцы-командиры расселись под навесом, установленным спецом для такого случая перед огневым рубежом. И нацепив наушники, приготовились слушать и отсматривать грядущий «блокбастер» на огромном мониторе, водруженном съемочной группой на хлипкий столик. Наконец, затмевая светило белозубым оскалом, явился Эрвин Смит. В парадной форме и при всех регалиях. Скрипнул под монументальной фигурой складной стул. Свита разных чинов и упитанности от борова до бегемота выстроилась «вольно» за спиной «бога войны». «Киношники» объясняли друг другу матом, почему туда, а не налево. Риваевцы залегли на рубеже. Все строго соответствовало сценарию. Отстрелявшись, подразделение построилось на фоне пораженных в жизненно важные органы муляжей. Сделав шаг вперед, Ривай поправил закрепленный на воротнике микрофон. Древко с хрустом вонзилось в каменистую землю. Адово пыльное марево взорвал Капральский рев: «Боже, храни жопу Командора!» Вселенная, в лице Смита со свитой, замерла в немом изумлении. С трудом удерживая похерфейс, легенда Команды 6 жестко давил позывы заржать в голос. — Оскорбление флага… Государственная измена... — трехзвездный генерал Объединенного Ближневосточного штаба, контролировавший съемочный процесс в прохладе кабинета, вылез под пекло и несся прямиком к стрельбищу. Отклонившись, Ривай посмотрел вверх на развевающееся полотнище. Блики бликовали на выпуклостях. Тени оттеняли рельефы. Особенно импозантно смотрелись ямочки на пояснице. Жопа реяла по ветру во всей холеной красе. Четкий тяжелый шаг прервал медитацию. Чеканной походкой к огневому рубежу направлялся Сам. На породистом лице не дрожал ни один мускул. Символически поправив кипельно-белую фуражку, Смит пригладил ровно постриженный левый висок и встал рядом, перехватив древко на дюйм выше руки «мятежника». — Да я вас… — Жиденькие усики трехзвездного тряслись в сокрушительном гневе на багровеющей морде. — Вон из рядов… Под суд… Думаете, что все позволено?! Незаменимых нет! — Ошибаетесь. Есть, — казалось, тихий голос Смита остудил раскаленный воздух. — Успокойтесь, генерал Рейсс. Вы можете сегодня же отправить под суд лучших бойцов корпуса, но тогда придется докладывать Конгрессу о срыве операции по зачистке в Наомиде. Или сами завтра высадитесь на плато Шинданд? Возвращайтесь в штаб. В ваши годы вредно находиться на жаре. — И, выдержав короткую паузу, добавил: — Мы переснимем последнюю сцену. — Спасибо не скажешь? — проводив взглядом спину «кипящего» генерала, Командор повернулся к Риваю. — За то, что спас собственную задницу? Правый уголок обветренных губ чуть приподнялся. Льдистые глаза растаяли, словно наступила весна. Это был их самый светлый момент. Словно мираж, поманивший за горизонт и пропавший в лаве войны… — Вспоминаешь то же, что и я? — Вкрадчивый вопрос и то же замерзшее воспоминание о весне в льдистой глубине глаз. — Нет, — ложь далась Капралу легко и небрежно. — Думаю о том, что раньше ты нес смерть, а теперь ею приторговываешь. Пушки берешь у ИРА? — Ты единственный, кто стал по-настоящему близок, Ривай, — в голосе мелькнула укоризна. — Единственный… — Ну да. А в десяток-другой стрипух из Вегаса твой хер заглянул на чай с кексиками. Вот и дальше продолжай бегать по кискам с сиськами. Знакомый рык Урода. Эрен, лихо вспахав широкими колесами байка задроченную лужайку, поднял аппарат в свечу. Солнце рассыпало по черному лаку пригоршню задорных бликов. Переднее колесо бешено вращалось в воздухе. На один слепящий миг замер на фоне темных вязов точеный, почти женственный профиль. Под насупленными бровями — взгляд, устремленный строго вперед. И летящий по ветру каштановый хвост, затмевающий переливами оранжевого и золотого догорающее пламя осени. — Сомневаюсь, что преподобный сам датчик падения отрезал. — Забив на Смитовы подкаты, Ривай в развалочку спустился с крыльца к затормозившему возле розовых кустиков мальчишке. — Провода хоть замотал чем-нибудь, ушлый ты наш? — Я чего, по-твоему, дебилоид? — Не искри глазищами. А если не дебилоид, то каску надень. — Йегер, где Барби? — Свалившись из четвертого измерения, Очкастая клюнула воздух горбатым носом в дюйме от разобиженной физиономии Эрена. — Босс велел ему собрать хакерские приблуды. Пакуется, наверное. Снова рев моторов со стороны мастерской. Первым показался Майки на тяжелом круизере, за ним — Конни на потрепанной «дайне», следом Саша — на стареньком «триумфе». — Хан, где Барби носит? — президент недовольно прищурился. Пора выдвигаться. — Может, к тетке метнулся? — осторожно предположил Эрен. — С каких хуёв? — встрепенулась сержант. — Твой друган уже год живет в клубе, а его тетка занята новым хахалем. Или ты знаешь то, чего я не знаю? — Ну, вдруг забрать чего-нибудь надо. Разгорающуюся перепалку прервало эпичное явление предмета ссоры на гигантском трехколесном байке. Взъерошенная ветром блондинистая шевелюра в сочетании с ярко-зеленым свитером повергли Капрала в состояние легкого ахуя. С его точки зрения Барби, восседающий поверх кастомного монстра, смотрелся как одуванчик, проросший на БМП «Бредли».*** — Барби, уверен, что управишься с этой «дурой»? Если опрокинешься, ее придется краном поднимать, а тебя с асфальта соскребать, — сержант озадаченно почесала клюв. — Справлюсь! Шадис армировал раму. Мы вместе рассчитали. Центр тяжести сдвинут вперед, — затормозив, «одуванчик» легко спрыгнул с монстра. — Зато боковые кофры вместительные. Влезли и гаджеты, и одежда… Даже место осталось. Эрен, у тебя кофров нету, куда шмотки сложил? Можно ко мне, — приподняв крышку. — Бля-а-ать! Взгляд красотки утратил нахальный блеск и теперь испуганно перепрыгивал с приятеля на сержанта. Ривай демонстративно разглядывал одинокое потрепанное облачко, меланхолично повисшее над верхушками вязов. — Твои кружевные трусики с чулочками у меня. Вчера сложил, — сжалился он, ткнув пальцем в сторону замершего у крыльца чоппера. — Вместо резать провода, лучше бы кофры прикрутил. — Кончай трепаться. Едем. Не дожидаясь остальных, президент рявнул мотором. — Смитти, держись позади в пяти милях, как договаривались. Капрал, давай замыкающим, — распорядилась сержант, запихивая свое воронье гнездо в черный шлем. Следом осторожно, опасаясь нагоняя от Ривая, вырулил Эрен. За ним Барби, который успел облачиться в новенький жилет и выглядел уже не просто растрепанным полевым цветочком, а солидным представительным одуваном. Дальше деревенский придурок Конни с подружкой. Капрал водрузил на нос темные очки. Погнали. В черных открытых шлемах (забрала придумали трусы!) они помчались на хромированных огнедышащих конях, пугая округу ревом трехтактных двигателей и наполняя воздух ядреным запахом бензина. Улицы притихли, заслышав раскаты грома ясным днем. Сильвер сити словно вымер. Под утренним солнцем «Титаны войны» неслись навстречу неизвестности. Прямиком в распростертые объятия рока, не сулящего ни добра, ни справедливости, ни даже награды за победу. Потому как победа в этой войне не слишком отличается от кровавого пиздеца. Разве что сдохнут не все. Ривай смотрел на летящих впереди мотобратьев словно со стороны. Будто некая сила подняла занавес и позволила увидеть ранее недоступное. В недолгие мирные времена дорожные братья напиваются, ржут, травят свои байкерские байки. В дни войны забывают о всякой собачьей брехне. Асфальт — суровый учитель. Он не прощает бездумный риск и карает за него смертью или еще хуже — увечьем. А когда клубу грозит враг — все от президента до салаги превращаются в стальной кулак. Их души присягнули кровью своей на верность друг другу, пока расстилающаяся впереди дорога ведет в небо. Первая остановка спустя два часа езды у чистенькой заправки. Очкастая кое-как сползла с «дукати» и вяло отмахивалась от Майки, пытающегося размять безбашенной женушке плечи: — Отвяжись, в сортир хочу! — стаскивая на ходу шлем, она враскорячку пошкандыбала за угол, где, видимо, располагались кабинеты отдохновения и задумчивости. Покинув седло, Ривай с хрустом прогнулся в спине — поясницу тут же закололо тысячей иголок. Армин обстоятельно копался в правом кофре. Облокотившись на руль трехколесного «броневика», Эрен излишне увлеченно следил за манипуляциями обвешенного проводами приятеля. Никак красотка обижаться изволит? Остановившийся у обочины лупоглазый Спрингер тянул сигарету. — Капрал, сэр, простите, я захватила тако, — раздался позади знакомый девичий голосок. — Сама приготовила. Тут всем хватит. У меня много. — Отсвечивая фингалом, Саша протянула еду, заботливо завернутую в белую бумагу. — Зачем? — Конни затоптал окурок. — Здесь бы и прикупили хавчик. — Но у меня домашнее… — растерялась девчонка. — В этой дыре ничего, кроме чипсов, твинкис и позавчерашних сэндвичей. Такое кушать нельзя… Может случиться понос. — Жри и благодари, — Капрал развернул тако, — что не придется бросить твою жопу дристать под кустом. Похлопав себя по карманам, Бычара-Майки вытащил айфон. Включив, уставился в дисплей. Ирландский прищур становился все острее. Похоже, хороших новостей не предвидится. — Проф созвонился с бандидос, пообещал вернуть все до цента, — получив от Саши свою порцию, Майки подошел к Риваю. — Но пуканы горячих мексиканских друзей полыхнули, как их товар на складе преподобного, так что отдохнуть в Рино не светит. Остановимся на сутки у Пиксиса в Рома-стейшен и дождемся Смита. Приглядывай за Браус: она к дальнобою не привычная. Договорились? — Ну да, ведь ты со своей чокнутой меня нянькой нанял. Есть уже один «подопечный». Или подзабыл? Президент «Титанов», сменив прищур с острого на хитрый, поспешил навстречу сержанту, чьи очки недовольно поблескивали в полуденных лучах. Похоже, ее не удовлетворило состояние местного сортира. — Хан, остановимся у старого алкаша. Рино придется пролететь насквозь. Майки приобнял нахохлившуюся Очкастую, а Риваю подумалось, что несмотря на катастрофическую разницу в темпераментах, они таки тошнотворно счастливая парочка. Аж завидно. — И почему я не удивлена. Предупреди Анку, — буркнула, вытаскивая рацию. — Смитти, прием… Орегон простился с ними кусачими порывами северного ветра с лесистых пиков Блу Маунтин. Впереди ждали каскадные горы и заросшие юккой оранжевые долины Невады. Притулившаяся почти у границы двух великих штатов станция Рим напоминала пострадавший от бомбежек афганский кишлак с сильным американским акцентом. Вытянутое одноэтажное бунгало в левой части которого находилась автомастерская, в центральной — обычная тошниловка для шоферюг, в правой — с десяток номеров. Во дворе под кучкой унылых буков зарастали травой остовы машин. Капрал опознал «додж трак» сорокового, второй «форд скорпио» середины девяностых, пятисотый «шелби» мескалиновых семидесятых. Уже не надеясь на хоть какой-то ремонт, они мирно рассыпались на части в редкой тени таких же полудохлых деревьев. Всадников апокалипсиса не прельстил шарм задрипанного мотеля. Ударив копытом по каменистой земле, огненный конь Войны унес своего седока на другой конец географии, оставив за собой груды ржаво-оранжевых валунов на фоне небесной синевы. Последний раз Капрал заезжал к Пиксису года два назад. Уволенный за пьянство на пенсию бывший окружной шериф Уошоу хрустел артритными суставами, материл Тайбера, Закклая и Абаму, глушил стаканами левую текилу, но держался бодрячком. Даже нашел толкового управляющего, который не позволил Риму окончательно пасть в бездну разложения. Он, а точнее — она, и встретила пропылившихся до кишок мотобратьев: — Свободны четыре номера: двухкомнатный для офицеров, два с раздельными кроватями и одноместный, — деловито сообщила выскочившая на шум моторов Анка. — Зато отремонтированные. Специально для вас держала. У нас тут клиенты, — махнув в сторону стоянки, где отдыхали на солнышке четыре фуры, — все с ночевкой. — Ну что, сержант, не судьба потрахаться с президентом в президентском люксе? — Ривай решил не упускать удачный случай подколоть заклятую подругу. — Пошел ты к… ежикам в нору! — огрызнулась Очкастая. Затем, сползая с «дукати», окликнула Армина: — Барби, снимай кофры и за мной. Забрав у Анки обычный металлический ключ, Ривай устремился в номер: хотелось поссать, помыться и завалить нахальную красотку, чей каштановый хвост и обтянутая черной кожей гибкая спина маячили перед ним всю дорогу. А еще заглянуть в аквамариновые глаза… его, сухопутного бродягу, ездока, стрелка накрыло морской волной, затянуло в пучины. И потом какая нафиг разница, что случится завтра, если у них сегодня есть потрахаться?.. Крошечный номер пованивал едва законченным ремонтом, дезинфицирующей химией с приторной отдушкой «тропический рай», мебелью, прикупленной на распродаже где-нибудь и как попадется. Судя по лаконичности интерьера, помощница старины Пиксиса одобряла минимализм на грани аскетизма. Светлый стол и два таких простеньких стула у окна. Кровати с тумбочками, даже не пытались имитировать канадский дуб — своим дешманским видом они честно сообщили, что их недорого купили в Коско. Лампы тоже не выпендривались — абажур из пластика цвета поеботы, никелированная подставка, регулятор света. Ривай мог заснуть и выспаться хоть под раскаты точечных ядерных ударов на насесте в курятнике, но гораздо больше ему нравился домик в Джордан велли, где Изабель устроила несколько хаотичный уют из наследства дедули Аккермана, кучи бесполезных кухонных приблуд, электрокамина в зале. Ривай знал — он туда не вернется. Даже если повезет не сдохнуть. Что ж надо проверить, есть ли в ванной вода. Хотя бы холодная. Вода была. И холодная, и горячая. А еще на открытом стеллаже обнаружились чистые белые полотенца в радужный горошек. Видимо, опять подвернулась распродажа. Чуть разомлевший под упругими струями, распахнул дверь. Ну и где? Ни разобиженный в углу, ни развалившийся на кровати, Эрен не наблюдался. Ривай нашел свое щастье на заднем дворе в небольшой прачечной. Подтянув колено к подбородку, оно сидело на стуле в одних трусах и увлеченно тыкало в айфон, то попискивающий, то пердящий какой-то игрушкой. В одной из стиралок меланхолично крутились шмотки. Солнечный день струился из приоткрытого окна на тронутое летним загаром бедро. Мышцы подрагивали под кожей. Каштановые волоски казались золотыми в щедром потоке света. Пальцы аккуратных ступней поджимались в такт «пулеметным очередям», доносящимся из айфона. Эти треклятые ступни! Узкие сухощавые, они манили пьяными потными ночами каждым изгибом, тонкими косточками изящных пальцев… Сминали нафиг сознание своей чертовой идеальностью! Но Ривай разрешал себе лишь беглые скользящие прикосновения. Ну не станет же он, суровый ездок-однопроцентник, ножки целовать. Чушь свинячья и нахуй нужно! Потому выдал сквозь зубы: — Йегер, харе отдыхать. Иди, готовь дырку. Все случилось в доли секунды. Время замедлилось. Вот мальчишка кладет гаджет на пол (под лучом мертво блеснул черный экран). Глаза опущены. Поднимается. И Ривая ослепляют желтые шаровые молнии — распахнутый взгляд хищника. Длинные руки хватают под мышки. А дальше глухой удар спиной о стену. Морпеху случалось видеть звезды днем. Особенно колюче они мелькали перед глазами в провинции Бахи, когда талибы накрыли их шквальным огнем во время операции «Орел»: тогда красиво отбросило взрывом в заросли саксаула. Но никогда его не швыряли словно баскетбольный мяч в корзину. Постепенно звезды погасли одна за другой и едва удалось сесть, как барабанные перепонки атаковали заполошные вопли: — Я не хотел! Оно иногда само получается, — мальчишка бестолково всхлипывал, пытаясь ощупать одновременно затылок и спину. — Ты в порядке? — Эрен, или ты мне все расскажешь, или я даже не знаю… — легонько оттолкнув зареванное щастье, выдавил Ривай. По персиковым щекам лился Ниагарский водопад. Черешневая губа закушена. Оторвавшись от капельки крови, стекающей по подбородку, он решился посмотреть в глаза чудовищу. Они снова переливались зелено-синей волной. — Так перетрем? — М-м-м… можно позвонить Хан? — Угу… Звони. Без сержанта никуда. Прижимая трубу к уху, Эрен шел впереди и бубнил что-то неразборчивое. Риваю вскользь вспомнилось вращающееся в стиралке барахло, но сейчас не до всяких джинсов с майками. Дробный стук в дверь разогнал напряженное молчание спустя минут пять после того, как они расселись по кроватям крошечного номера. — Так, нам с тобой — самогон. Детям — пивас. — Предстоящий серьезный разговор никак не повлиял на репертуар сержанта «Титанов»: вытащив из пластикового мешка пак местного пива, она извлекла вдогонку две помеченные зеленым скотчем бутылки и уселась за стол. — Пиксис одну выклянчил, итить. Анка обещала прислать пожрать. Стейки с жаренной картошкой будете? У нее еще рагу с тыквой и ковбойская запеканка… О! Стаканы где? Жизненно необходимая посуда нашлась в подобии мини-бара, затерявшегося в тени возле стола. Выпили молча. Очкастая махнула залпом. Эрен едва отхлебнул пиво и тут же нервно слизал пену с верхней губы. Сам Капрал только пригубил настоянный на гандже самогон. — Видишь ли, у каждого человека есть ген MSTN, в нем закодирован миостатин — белок, подавляющий рост и дифференцировку мышечной массы. Поэтому люди с дефектным MSTN физически сильнее других. Но известны случаи, когда в экстремальной ситуации мать приподняла бетонную плиту весом в полторы тонны, чтобы помочь вытащить ребенка… ну, это например. Как бы объяснить понятнее... — Очкастая уставилась на яично-желтую стену и, не обнаружив божественной подсказки, разворошила воронье гнездо на голове. — Еще есть такой ген АСТN3 — он кодирует белок альфа-актинин-3, который стабилизирует сократительный аппарат скелетных мышц. Основной (функциональный) аллель обозначается R, минорный (более редкий, нефункциональный) аллель обозначается Х. Генотип R/Х иногда попадается у спортсменов скоростно-силовых видов спорта. Х/Х — у марафонцев, которым требуется выносливость, а… — По-английски, Очкастая, — взмолился Ривай. — У меня за плечами сраные два года в Массачусетском политехе, моя не понимать по-клингонски. К сути двигай, родная. — Суть в том, что в секретной лаборатории Мэриленда с конца шестидесятых прошлого века пытались вывести суперсолдат. Сначала бодяжили стимуляторы… Ты про мельдоний слышал? Про евгероики знаешь? Ну модафинил, адрофинил — так называемые усилители бодрствования? Это спортивные допинги, которые сейчас запрещены. — Очкастая, покалечу! — Ладно-ладно… …Одиннадцатилетний курс обучения в универах Юты и Сент-Луиса мисс Зоэ освоила за шесть. Впрочем, она и старшую школу закончила в пятнадцать. Ее статьи регулярно выходили в университетских журналах, а фото выдающейся выпускницы украсило обложку JAMA — главного издания Американской медицинской ассоциации. Для нее даже сделали исключение, опубликовав интервью с самым молодым микробиологом и генетиком в истории США. Приглашений на работу было — хоть обмазывайся. Так что за блестящее будущее она тоже не переживала, остановив выбор на Институте онкологии, а конкретно на лаборатории в Бетесде. Но июльским утром Ханджи разбудил телефонный звонок на городской номер. Накануне она праздновала с толпой друзьяшек свое совершеннолетие. Нефигово зависла в пабе у Феликса, обкурилась до зеленых человечков, схомячила две мексиканские пиццы в один портрет, высосала по меньшей мере бочку тамошнего пива, а потому совсем не держала головку и тем более не могла преодолеть целых десять футов пространства от кровати до вопящего на комоде телефона. Настырный трезвон терзал уши, грозя взорвать черепушку изнутри. Мисс Зоэ выпала из кровати мордой в пушистый коврик, обматерила случившуюся перед носом туфлю и, с трудом опершись левой рукой о тумбочку, предприняла героическую попытку принять вертикальное положение. Предвкушение того, как, куда и какими эпитетами пошлет звонившего, позволило добрести до комода без приключений. Она сорвала трубку. Голос научного руководителя был сухим, блеклым, пустым. «Да, мисс Зоэ, это очень важные люди». «Нет, от встречи нельзя отказаться и перенести тоже». «Да, если вам нужно время, они подождут, но лучше поторопиться». Через сорок минут тщательно вымытая, относительно причесанная и с полным ртом мятных леденцов Ханджи зашла в кабинет профессора Блюмштейна. Препод, с которым она два года колдовала ночами над чашками Петри, указал на двоих в штатском, занявших диван у журнального столика. Со словами: «Я вас оставлю» он тщательно закрыл за собой дверь. Так в ее жизни появились трехзвездный генерал Рейсс и доктор Грегори Йегер. А через четыре дня, простившись без сожалений с крохотной съемной квартиркой в стонущем от жары Сент-Луисе (штат Миссури), она припарковалась возле зеленой лужайки и вышла под пахнущий океанской прохладой бриз Форт-Детрика (штат Мэриленд). Стильно изогнутое широкой дугой здание из стекла и бетона никак не соответствовало представлениям о суперсекретной лаборатории Пентагона. Сверкая окнами, оно будто готовилось взмыть с зелени июльской травы, присоединившись к редким кучевым облакам в голубой прозрачности неба. Никаких высоченных заборов под током по периметру и суровых вояк, увешанных огнестрельным на КПП. Вместо этого небольшая будка, из которой ей улыбнулся во все тридцать два высокий морпех-латинос. Из динамика раздался спокойный голос: — Следуйте по дорожке до входа. Удачного дня, мисс Зоэ. Ханджи слегка удивилась: в голливудских блокбастерах ее бы прогнали через сканеры-металлоискатели-детектеры, а тут «удачного дня…». Она решительно направилась по бетонной дорожке ко входу. Тяжелые бронированные двери плавно разъехались, пропуская в ярко освещенный сероватый коридор, где поджидал высокий худощавый мужик вокруг полтоса. Сухо бросив: «Эрен Крюгер, заместитель Грегори Йегера. Идите за мной», свернул за угол. В лифте ткнул кнопку -1 и больше не произнес ни слова. В первый день из безликой толпы новых коллег, чьи лица искажала печать озабоченности и служебного долга, Ханджи обратила внимание лишь на зеленоглазую женщину модельной внешности. Она представилась Карлой Йегер и во время короткой экскурсии по лабораториям загрузила Ханджи задачами, перспективами дедлайнами. Так мисс Зоэ узнала, что ей повезло оказаться на пороге величайшего научного изобретения — сыворотки, позволяющей человеку выявлять и использовать скрытые резервы организма. Но после введения версии ВII двум подопытным шимпанзе, те сначала впали в кататонию, а когда Ханджи световыми импульсами попыталась, вызвав стресс, запустив механизм «Халк-макака», то разверзся тотальный пиздец. Приматы выбили двери клеток, порвали на тряпочки двух дежурных солдатиков. И лишь меткими выстрелами из табельного Крюгер успокоил подопытных. Упаковав в белые мешки, останки морпехов погрузили на каталки и отправили наверх. Трупы обезьян тоже распихали по мешкам и предоставили в распоряжение новой сотрудницы. Ей предстояло обнаружить места концентрации сыворотки в ганглиях нервных клеток парасимпатического отдела. Облачившись в хиркостюм, Ханджи привычно запустила циркулярку. Год прошел в дурмане из кружащихся перед глазами чашек Петри, графиков, предметных стекол с мазками. Жизнь Ханджи превратилась в центрифугу. Где она радостно вращалась вместе с Гришей (друзья его так называли из-за русской бабки), его женой Карлой и их детьми: серьезным нелюдимым Зиком, вертлявым непоседой Эреном и приемной дочерью Микасой. Мелкий представлял собой ходячую, а точнее — носящуюся по дому бурю каштановых вихров, щербатой белозубой улыбки и вечно ободранных коленок. Последствия бури в виде разбитых вазочек и опрокинутых торшеров миссис Йегер ликвидировала со спокойным достоинством. Вытаращив на мать круглые глазищи, Эрен выслушивал стопиццотую нотацию, а потом его снова выпутывали всем семейством из рождественской гирлянды, обнаруженной любопытным дарованием на чердаке. Если коротко, то младшенького Йегеров можно было назвать очаровательной катастрофой. На фоне братьев Микаса ничем не выделялась, кроме неожиданного для крохи взрослого взгляда и странной преданности Эрену. О том, что Зик — сын Гриши от первого брака Ханджи узнала в ночь Самайна, или на Хеллоуин. Наряженная феей Морриган Карла отправилась с детьми по соседям — сражать искусным тематическим мейком, собирая дань в виде сладостей с комплиментами. А Хан с боссом чинно бухала в гостиной. Тогда Гриша рассказал о первой супруге Дине, кузине трехзвездного, у которой обострилось серьезное психическое заболевание. По его словам, Дине не светило выйти из лечебницы в обозримом будущем. Уже подвыпившая, Ханджи сочувственно покивала и забыла. На полтора года. За это время она практически стала членом семьи Йегеров. Поняв, что чокнутая научница не представляет угрозы семейному благополучию, Карла молчаливо одобрила дружбу со своим мужем. Эрен обожал дурачиться с тетей Хан. Зик относился со спокойной вежливостью. А сам Гриша научил ездить на байке. И мисс Зоэ, видевшая «харлеи» исключительно в кино, ощутила кожей поющий ветер Чесапикского залива на пустынной Айленд роуд. Конец наступил тяжелыми лапами на горло через месяц после празднования сорок пятого дня рождения трехзвездного на вилле неподалеку от Сан-Диего, куда облепленную купленным впопыхах маленьким черным платьем мисс Зоэ и супругов Йегеров доставил вертолет. Ханджи, прихуевшая от шампанского и интерьеров в стиле «версаль в казарме», несколько раз протерла очки шелковым палантином, прежде чем окончательно убедиться, что благородный бархат штор и позолоченная лепнина действительно соседствуют с развешенными по стенам фото боевых будней генерала Рейсса, а ступени беломраморных лестниц украшены муляжами противотанковых и противопехотных гранометов. Гриша быстро покинул их с Карлой, оставив накачиваться коктейлями: у него намечался серьезный разговор с именинником. Где-то через два часа, подхватив за локоть бухую Ханджи, поволок ее по длинному коридору. В конце концов, они оказались в безлюдной оранжерее, где влажность не позволяла толком дышать, а концентрация ароматов орхидей по убойной силе превосходила запрещенное Женевской конвенцией химическое оружие. Растерянно опустившись на гранитную скамью, босс выложил все. Трехзвездный категорически отказал в наборе добровольцев для введения сыворотки третьего поколения. Гришу трясло. Серые глаза под толстыми стеклами Ленновских очков расфокусированы. Худые пальцы вцепились в крапчатый камень. Костяшки побелели. Тогда она и не предполагала, как закончится их карьера ученых. Просто подумала, что придется вернуться к «Халк-макакам». В то мартовское утро они с Гришей решили обкатать новенькие эндуро на кромке прибоя Часапик Бей. Рискованность затеи не смутила нифига и ни разу. А зря — дорога не щадит лихачей. Переднее колесо Ханджи на полной скорости встретилось с небольшим валуном, а она сама — с небольшой скалой. Результат: чистый перелом левой голени, осколочный перелом правого предплечья, вывих четвертого шейного и Окружной госпиталь Мэриленда на три недели. Валяясь на больничной кровати с расфасованными конечностями, мисс Зоэ постигла что такое счастье. Счастье — это когда можно спокойно дойти до сортира. А еще — это ветер, зовущий вдаль… Впрочем, особо скучать не давали частые визиты Гриши. Босс рассеянно теребил седеющую бородку, жалуясь на новый неудачный опыт и расход дорогостоящих приматов. И уходил, скособочившись. Карла забегала по субботам с букетиками хризантем и трогательными открытками в цветочках, сляпанными Эреном. Однажды заглянул перманентно мрачный брюзга Крюгер. Коротко справившись о здоровье, свалил. В день выписки она нервничала в кресле-каталке у кадки с гибискусом в холле, придерживая здоровой рукой распечатки с предписаниями врача. Гриша не появлялся. Что за хрень? Оставив ему десятое голосовое сообщение позвонила Карле. «Аппарат абонента временно недоступен». Наконец, двери испуганно разъехались, пропуская растрепанного доктора Йегера. Он молча усадил Ханджи в «додж-караван». И за всю короткую дорогу до южного пригорода Форта Детрика ни разу не обернулся, не выдал ни полслова. Впервые Ханджи испытала нечто похожее на страх. Однако дальше стало гораздо веселее. Дотащив ее до глубокого кресла крошечной гостиной одноэтажного домика, принадлежавшего вместе с начинкой секретной лаборатории, Гриша разразился печальной историей. Оказалось, первая жена доктора не просто съехала с рельсов. С согласия лаборанта Дины Фриц доктор Йегер ввел ей первую версию чудо-сыворотки. А через сутки она разгромила дом от чердака до подвала. Зик был в школе — тут повезло. На белый свет данное интересное обстоятельство вылезло два дня назад во время ежегодного посещения больной в лечебнице закрытого типа. Посещали, как обычно, генерал Рейсс и Зик. У Дины выдался «хороший день». Настолько, что кузен и сын смогли поговорить с ней, а не просто посмотреть в дверное окно на обколотое писихотропами тело на койке. Дина выложила историю перед кузеном и сыном. Четко, логично, уверенно. Ситуация окончательно полетела в пропасть, когда на обратном пути Зик разболтал дяде об уколе. Сделанном ему отцом в правое плечо несколько дней назад… Впервые Ханджи испытала нечто похожее на ярость. И выстрелила гейзером факов в адрес свихнувшегося гения. Гриша оправдывался, мол, организм семнадцатилетнего подростка реагирует прекрасно. Третья версия сыворотки не вызывает ни иммунной, ни психосоматической реакций… Но ответ на вопрос «что же теперь будет с проектом?» пошел искать в холодильнике, где мисс Зоэ держала текилу. Схватив с кухонной полки стакан для сока, наполнил почти до краев, ополовинил и пробормотал: «Проект закрыт. Рейсс струсил». Впервые Ханджи испытала нечто похожее на обморочное состояние. Через три недели, устроившись на заднем сидении такси, она обреченно взирала в окно на полупустые улицы Форт-Детрика. Под ярким солнцем распустились почки-листочки, живенько зеленели лужайки перед опрятными домиками, смутно знакомый пожилой мужик чинно выгуливал такого же престарелого хаски. Высоко в небе кружила вихрем черных точек птичья стая. На Мэриленд свалился предчувствием жаркого лета звонкий беззаботный май. Ханджи ехала в лабораторию за расчетом. Рассчитал и отчитал трехзвездный. Самолично. И сделал это в бывшем «обезьяннике», куда она приковыляла на костылях последней. За пустым столом сидели напряженные по самое некуда Йегеры. Ханджи примостилась на свободный стул и опустила глаза. А потом согнулась еще ниже. Они не просто подписали соглашение о неразглашении. Йегерам и Зоэ категорически запретили использовать университетские связи для помощи в поиске работы. Официально они трудились в больничке какого-то подзалупинска на границе Техаса с Мексикой. Клинику очень кстати закрыли четыре месяца назад по причине сокращения финансирования и невыплаты бесконечных штрафов за помощь нелегальным эмигрантам. Ханджи попыталась вежливо уточнить, мол, куда их возьмут с таким-то сомнительным резюме. На что трехзвездный, потрясая бульдожьми брылями, спросил — не помочь ли ей свести счеты с жизнью в стрессовой ситуации? Увесистый намек вышиб дух вместе с ошметками надежды. Вечером они глушили текилу на отмытой до блеска кухне Карлы. Эрена и Микасу уложили спать наверху. Зика забрала соцслужба. После третьего шота Гриша предложил уехать в Рино, где друг его отца Дариус Закклей сколотил банду байкеров и нефигово поднялся на трафике дури из Тихуаны. Оказалось, ушлый доктор Йегер начал прощупывать пути отхода пять дней назад и сейчас Закклей готовился пристроить безработную троицу в Реабилитационный госпиталь как только, так сразу. Мотобратьям нужны врачи, готовые латать огнестрел, не сообщая копам. Через два дня Ханджи (рука уложена в ортез, нога упакована в брайс) вылетела в Рино. Ее «дукати», который, падла, даже переднее крыло не погнул, ехал в фургоне вместе с пожитками семейства Йегеров. Сами Йегеры катили следом в «додж-караване». Судьба вела их в край серых пустынь, острых скал, соли, бабла, бухла и наркоты. Великий штат Невада поджидал бывших научников. Эпичные похороны перспектив, карьеры, Нобелевки состоялись… Стук в дверь прервал поток сознания сержанта «Титанов». Пока Анка разгружала сервировочный столик, Ривай пробежался по записям. Несмотря на пропуски замудреных словей, эмоциональных описаний научных изысканий, матерных лирических отступлений история смотрелась логично и связанно. Даже литературно, ёба. Жаль, записнушка закончилась. Ничего, в кофре есть еще две. Забрав запеканку, он развалился на кровати. За столом Очкастая кромсала стейк, подливая себе в стакан. Эрен нехотя ковырял тушеную с тыквой говядину. — Фя дофятафаюсь… — она сглотнула. — Я догадываюсь, как Дина сбежала из дурки с такой-то силищей, а вот как она нашла Карлу… — Аура, — прошептал в тарелку ссутулившийся мальчишка. — Она у каждого человека своя. Ее можно увидеть, почувствовать и запомнить ощущение у себя внутри. Дальше нужно просто переть на огонек. А расстояние, прикиньте, значения не имеет. Ну вроде, не имеет. Главное, человек должен быть знакомым и… и… еще мне обязательно надо его видеть, ну когда становлюсь монстром. Другими глазами. — Оттолкнув еду, присосался к пиву. — Эта женщина… наверное, тоже так умела. — Опаньки! Теперь понятно. А ты, красава, все пропустил. Где вы с Чёрчем в тот день шароёбились? Не помню уже. Это я с Майки нашла Карлу на заднем дворе перекрученную и с раздавленной башкой. Дина рядом на детских качелях раскачивалась. — Очкастую передернуло. — Эрена с Мики задержали в школе на репетиции какого-то представления. Если б Карла не взяла выходной… Кто знает. — Извиняй, родная. Не везет мне успеть на каждую вечерину. График напряженный, знаешь ли. — Запихнув блокнот под подушку, Ривай затолкал в рот смачный кусок картошки с беконом: жрать хотелось как из пушки. — Ты вот чего скажи, у меня получается — Гришина крыша через годик собрала монатки и свалила на Карибы. Добрый дохтур завел мелкого в холмы, сам ширнулся герычем, пацаненку вкатил всратую сыворотку. А вот откуда он ее взял? — Из собственного подвала. Он туда никого не пускал. Мет мы варили в трейлере, сам знаешь. Я тогда с ним уже не особо дружила и из госпиталя уволилась. У меня с Майки завертелось, ващет, и с Мобби тоже! — Сержант «Титанов» воинственно взмахнула вилкой, утверждая свое право на личную жизнь. — Он вколол ему новую вакцину. В смысле, доработанную. Не ту, которую Зику. Микаса тогда прибежала в клаб-хаус вся зареванная. Говорила: «У папы глаза страшные. Он Эрена увел». Закклей и Майки помчались в холмы — искать. А я подвал вскрыла. Сука, Гриша там нефиговую лабу устроил. Жаль не успела толком осмотреть: Закллей дозвонился. Он нашел Эрена, спящего рядом с трупом папашки, и пришлось нестись к ним… Потом заявилось ATF и твой ЦРУшный дядюшка. Этот момент Ривай помнил отчетливо. Вместе с Чёрчем, Йеном и Магнолией они проезжали мимо огороженного желтой лентой дома Йегеров на Робб драйв. Кенни-Жнец стоял спиной. Мягкая коричневая шляпа с лентой в тон прикрывала отросшие волосы перец-соль. Длинный бежевый плащ защищал от ветров невадской зимы. Прямой словно флагшток, Кенни распекал потеющего перед ним шерифа. Дядюшка почти не изменился с тех пор, когда поебывал племянника, приговаривая: «Ты похож на Кушель. У тебя ее блестящие волосы». Ривай крутанул рукоять, поддав газу. И понесся прочь. Подальше от прошлого. Да и ниггеры в Гилрое сами себя в коленно-локтевую не поставят. Тогда ему было пофиг на осиротевших подростков. Даже на Эрена. Особенно на Эрена. На малолетнее чудо с глазищами цвета морской волны, персиковой от не сходящего круглый год загара кожей, острыми коленками. Только сердце ёкало, когда пацан несся на веле в школу, одетый в зарево рассвета. Плевать. Уж что-что, а тернистая стезя педофила Капрала не привлекала. Но надежда, что Очкастой удастся оформить опекунство, и мальчишка не отправится следом за Мики в Сильвер-сити копошилась слева, где у нормальных людей бьется сердце. Не срослось. Как не имеющей стабильных источников дохода (откуда они у рядового байкерского клуба?) фостерная служба отказала мисс Зоэ. Зато преподавателю алгебры Шадису дали зеленый свет. Здесь Закклей решил проблему. В конце концов — байкеры своих не бросают. Проф увез Эрена в Айдахо. Об этом он узнал вернувшись из Южной Калифорнии. Неожиданно Ривая отпустило. Ведь с глаз долой из сердца нахуй?.. А уже через десять дней шальной, вечно пьяный, но родной мир разлетелся кровавыми брызгами под пулями «Рыцарей дорог». «Титаны войны» переправляли груз оружия из Рино в Вегас. Впереди неспешно катили Закклей и Командор. За ними следовал неприметный фургон канализационной службы «Закариус К°». Капрал с Магнолией замыкали караван. Солнце, не торопясь, просыпалось за горизонтом, окрашивая пыльную желтизну холмов розовато-оранжевым. Ветеран мемориал хайвей стлался под колеса. Дорога вела прямиком к куче бабла и трехдневному загулу в буре сказочной иллюминации, истеричной роскоши, бьющих в ночное небо фонтанов. В Городе греха, где самый большой грех — сон. Они свернули к сдохшему в прошлом веке шахтерскому городку. Ничто не предвещало… Шквальный огонь из мертвых окон уцелевших домишек Колдейла мгновенно свалил президента. Командор вильнул в сторону от катящегося под колесо тела. Фургон повело влево. Едва удерживая тяжелый чопер, Ривай палил наугад в сторону облезло-бирюзовых стен. Сквозь грохот узи «Рыцарей» прорывался отрывистый лай Глока Изабель. Краем глаза удалось заметить, как Смит вырывает из наплечной кобуры Смит-Вессон 500. И вот вылетает из седла под виляющий фургон… И тут, словно по неслышной команде, огонь стихает. Желтоватая пыль взметнулась и скрыла банду Вилли Тайбера, умчавшуюся в лиловый полусумрак пустыни. «Рыцарям дорог» не нужен чужой груз. Они решили забрать жизнь президента «Титанов» и получилось на раз-два. Неуправляемый фургон остановило рассыпающееся бунгало (водилу кончили сразу). Командор валялся на разделительной полосе. На бедре зловеще расплывалось по «лесному» камуфляжу темное пятно. От его правой руки осталось месиво крови, раздавленных мышц, осколков костей. Колеса набитой под завязку грузовой «саваны» сделали свое черное дело. — Он свалился ко мне пять дней спустя, после тех заседашек, когда задницу Майки усадили в президентское кресло, а вы с Чёрчем и Магнолией свалили в Орегон, — меланхолично повертев опустошенную бутылку, Очкастая потянулась за следующей. — Э… добавить? — Не дожидаясь ответа, наполнила до краев свой стакан. — Сказал, что вчера вечером сцепился с каким-то придурком на два класса старше и швырнул его через всю рекреацию. Ну, мы и начали разбираться. В субботу поперлись в лес на пикник, какбэ… Понимаешь ли, ему для перехода в «боевой режим» нужны исключительно сильные эмоции. Положительные там, отрицательные — неважно. Я ему подарила ключи от старого «харлея» Бернера. Ну и понеслось! Он на радостях сосну снес… Как бы объяснить-то?.. У Эрена в этой форме интеллект трехлетнего дитяти. Представляешь? Увидел енота и завопил: «Хан! хочу енотика!!!» Зверушка от него — в нору, а он давай холм разрывать. Я нырнула в овражек и молилась матери Фригг, чтобы камнем не уебало до смерти. Он же их руками из земли вырывал, швырялся во все стороны. Ну, полезла вечерком на форум журнала «Родители», где вопросы задают психологам. А там хуйня в крапинку вроде «можно ли мне оставить дома одних сына двенадцати лет и дочь шести лет, чтоб сходить в химчистку?» и сверхумные ответы: «нет, между детьми может возникнуть ссора, некому будет пресечь конфликтную ситуацию, что повлечет за собой моральные и даже физические проблемы, отложите дела на более благоприятное время» — Отхлебнув самогона. — Правда, Эрен у нас с каждым «превращением» взрослеет. Щас возраст в «боевом режиме» примерно лет шестнадцать-семнадцать… Впрочем, не знаю — не тестила. Зато мы выяснили, что регенерация — лучше чем у тритонов. Представь, поврежденное сердце восстанавливается в течение пяти секунд — сама время засекала… — Ебанулась вдребезги? — Ривай едва сдержал взметнувшегося внутри зверя. Зверь впадал в ярость, когда обижали Эрена. — Мозги напрочь в самогоне растворились? — Да ладно, обошлось же. Мы не сразу с сердца начали. Сначала мочку уха отрезала, а лишь затем большой палец на левой ноге… На мгновение горло перекрыло удушьем. В груди билось за жизнь раненое сердце. Риваю будто всадили нож Боуи под пятое ребро. Дерьмо. - …Пастор Ник застукал нас в лесу во время последнего опыта. Трухлявый хрен гремел костями по округе в поисках связи с Мировой Розой. Разорался про скверну, грязь, про вмешательство в промысел божий. Позже выбила из преподобного пенька, что он работал над проектом «Солдат юниверсума» вместе Гришей и Диной Фриц до моего прихода. Гриша сам рассказал ему о первом уколе. Ник уже давно ебал себе мозги томами Блаватской и шизанутого пророка Даниила, **** а после такого окончательно уверовал в эту свою Розу. — Завались на пять сек, трещотка. — Мысль вспыхнула прожектором. — Выходит Аристократ вкурсах, что Зик — Халк, а Сайнеса подослал разведать про Эрена? Понятно, почему Никки получил бесплатный маникюр… Кто еще знает? — Из живых — я, Майки и Барби. Закклай упокоился в колумбарии на полочке. — А Шадис? — Схватив стакан с тумбочки, Ривай вскочил с кровати: крепко приперло догнаться. Стекло звякнуло о стекло. Три глотка вернули душу на место. Полегчало. — Он знает? Догадывается? — Эрен? — Очкастая вопросительно тронула кисть, безвольно лежащую на столе. — Нет. Ни Проф, ни Мики ничего не знают. В школке тогда решили — тот еблан врет. Нас кроме уборщицы никто не видел, а она побухивала. Ты научила меня контролю. Спасибо. — Открытая улыбка Эрена разогнала вязкость смутных подозрений. — Хорошо. Кто не знает — тот не сдаст. Остальные здесь. В дверь застенчиво поскреблись. — Эрен тут? Его одежда достиралась и высохла, — раздался снаружи детский писк Барби. — Заходи, — едва не свалив пузырь с остатками самогона, сержант «Титанов» попыталась протрезветь. С грохотом поставив на тумбочку тарелку с размазанной тыквой, наглый пацан высосал остатки пива и зашвырнул бутылку в пластиковую мусорку возле стола: — Армин, валим отсюда. — Эй, красотка, куда собралась? Еще не договорили… Хлопок двери затолкал продолжение фразы обратно в глотку. Ривай посмотрел на подвыпившую Очкастую. — Ик… кажись, я перебрала. Пошатываясь, она скрылась в ванной, откуда тут же донеслись характерные звуки. Самогон со стейком попросились наружу. Значит, объяснялки с рассуждалками на сегодня закончились. Капрал уставился на стоящий возле кровати кофр с барахлом. Сходить в прачечную, что ли. Вдруг пятно крови с фланелевой рубашки сойдет? Выбрасывать неохота. * * * «Чистая рубашка лежит на дне кофра. Чья была кровь? Чёрча? Изабель? Возможно моя собственная. Пятна больше нет. Гель выполнил задачу на отлично. Если бы так легко исчезала кровь с души. Просто взял, простирнул с Неллисом и готово. Жаль, в случае с душой это не работает… Я сижу на коврике. В спину врезается угол дешевой кровати из мегамаркета для пенсионеров. Сквозь недозадернутые шторы луна упорно тянет ко мне мертвенные щупальца. Но сейчас нет дела до ночного светила, висящего в черной пустоте над горным хребтом. Потому, что в прикрученном до минимума свете лампы вижу родинку у тебя под лопаткой. Вторая темная точка на бедре скрыта под легким одеялом. Третью — под яйцами — я целовал каждый раз. Не мог сдержаться. В прочитанной миллион лет назад умной книжке написано: «Мужчина должен испытать войну, смерть и любовь». Первые пункты проги отработаны вдоль, поперек и по диагонали. Войной пропитан до самых костей, смертей насмотрелся до алой пелены, а с любовью… Не сложилось. Собственно и не бежал стремглав нырнуть в розовую отрыжку, именуемую философами чуть ли началом вселенной. Да и мужика нормального не попалось. Или наоборот? В жизни мелькали какие-то слишком нормальные. Вроде Смита с его глянцевой внешностью и манерами интеллектуальной элиты в пятом поколении. Ты, превращенный в монстра просравшим здравый смысл папашей, возник на дороге, выстланной горькой мечтой о свободе. Зачем чокнутый гений вкатил тебе зелье? Совсем съехал с резьбы? Или это был единственный шанс защитить от старшего братца и чертовой бывшей? Ведь Карлу не удалось уберечь. Вот вопросы. И ответов на них не получить никогда. Разве что заглянуть к ближайшему медиуму в Рино. Скоро там гастроли у Розмари Алтиа?**** А может, она уже чертям в Аду отсасывает?.. Не знаю — чудо ты или чудовище, но тебе удалось приручить зверя, живущего у меня внутри. Он мурчит довольным котом у согревающего уютным пламенем камина, только потому, что я смотрю на маленькую темную точку на смуглой спине».

Из сожженной записной книжки.