Действие последнее. По следам прошедшего крокодила. Не канон
Он умирал. Умирал долгой, мучительной смертью. Мучился. Страдал. Тот оскал, что был на его «морде», когда только Смерть набросилась на него сошёл на нет. Он престал бороться. Смерился с участью. В его «глазах» потух огонёк. Желание жить, сражаться за жизнь — всё сменилось безысходностью. Он умирал. Слезы скатывались с неба, покрывая всё улицы города. Он умирал. Один. Он всегда был один. Единственный в своём роде, дом, всех рептилий. Пройдя сквозь войны, опустошение, болезни, голод он умирал. Медленно и неумолимо. Моргал. Когда закрывал глаза — наступала ночь, открывал — день. Но с каждым разом он моргал всё медленнее и медленнее. Тьма окутывала его. Он так давно не видел света что забыл, как тот выглядит. Свет обходил его стороной. А тот, что попадало затягивался в бесконечную кромешную тьму, как свет что упал на горизонт событий. Он умирал. Всё тело его было покрыто бесчисленными ранами. Они уже никогда не затянутся. Когда он закрывал глаза то сквозь темно-красную пелену он видел берега что состоят из мертвых тел животных, реки из алой крови, вулканы из сфинктера, скалы из костей, облака из наполненных кровью лёгких, дождь из внутренностей, поникшие деревья из кожи, на них весели плоды — глаза; они двигались наблюдая за ним, не сводя с него взгляда. Земля из плоти. Здесь всё переплелось: ткани, мышцы, мозги, печень, почки, селезёнка, желудок, сердце. Всё это хоть и представляла собой безумную, бесформенную массу, но всё ещё было живым. Оно двигалось, билось, пульсировало, съёживалось и растягивалось, ползло, пятилось и катилось, тянулось, вытягивалась, скорчивалось, извивалось, сжималось и расправлялось. Вечно находясь в движении. Бесконечные реки тёмной крови впадали в огромное море. По их берегам росла трава из отрезанных дредлоков, зубы — острая галька, камни — черепа; ветер что гнал алые волны к багровым берегам создавал пену — рвота из пасти умерших зверей. У этого моря не было дна. У этого моря нет других берегов кроме одинокого острова, с которого, бесконечно пополняя море карминового цвета, текли реки пурпурного оттенка. Скалы на острове соединялись между собой пульсирующими от судорог хрящами. Иногда, не выдержав, они разрывали связки и с ором падали на мёртвую землю. Упав, они поднимали столб крови, и та с мольбой орошала плоть. Потухшие вулканы что проснулись, бесконечно, как гейзеры, взрывались. Их отверстия, покрытые язвами, медленно раскрывались, оголяя взгляду бесконечную пустоту жерла, что походило на толстую кишку. Взрыв! К кроваво-красному солнцу взлетает бесчисленное множество испражнений. Лавиной они катятся, застилая оголённую плоть чёрно-желтой, зелёное-болотной жижей. С неба капает нечто бесформенное, ещё живое. Вся эта гниль просачивается в мелкие отверстия между телами. «Земля» впитывает все нечистоты. Захлёбывается. Её рвёт. Но она снова впитывает их, чтобы снова отторгнуть… и наконец, сдавшись, впитать окончательно. Сверху падает кровавый дождь. Он выливается из легких, что как облака, медленно текут по пунцовому небу. Гниль из вулкана, что впитала в себя плоть, теперь стала испаряться. Из плоти вылезают вены, что похожи по форме на деревья. Они растут. Тянутся в небо, к облакам. Их капилляры-ветки хватают облака-лёгкие и словно укус змеи начинают насыщать прогнившие лёгкие, покрытые сгустками чёрно-оранжевого смога, бурлящей огненной жидкостью. Наполнив облако, они вновь опускаются вниз и исчезают в чреве плоти. Чёрные облака тяжелеют, падают как дирижабль в море, покрываясь перед тем как разбиться скибалой. Ветер что проносится по острову это душераздирающий крик предсмертной боли. Ветра тут не затихают. Они вечны. Вечный крик сотен тысяч зверей слился в один дружный хор. Они ищут того кто бы их выслушал, но этот остров пуст. Здесь нет ничего. Лишь бесконечные поток, бесконечный ужас, бесконечное уныние. Он открывал глаза и наступал день. Ужас ночных кошмаров стал медленно исчезать, но это не приносило облегчения. Кошмары вернутся и день лишь отсрочит неизбежное. Мрак что окутал его не пожалеет никого из его детей. Он становится всё плотнее и плотнее. Надежда угасла. Всё что осталось это смотреть равнодушно на всё что окружает его. Он умирал. Лапы ослабли. Дыхание становилось медленнее. Всё тело покрылось коркой засохшей крови. Она текла из его ран нескончаемым потоком: стекая поверх засохшей, она застывала в темноте холода, слой за слоем. Героев нет. Всё что осталось от них так это память. Они погибли первыми, пытаясь отстоять хоть капельку того разумного и милосердного что ещё когда-то обитало в этих местах. Какими бы сильными они небыли они все пали. Зло не победить. Оно рождено вечностью. Оно окутало все улицы и подворотни города, проникла в дома и сердца каждого жителя. Раньше, когда всё начиналось, в сердцах рептилий горел огонёк надежды на лучшее, они ужасались выходя после ночи на улицу и видя тела убитых зверей: полиции, охранников, прохожих, бандитов, соседей, родных. Их сердца наполнялись гневом. Они пытались отстоять своё право на жизнь и создавали собственные бригады по охране улиц. Но вскоре и те стали исчезать в темных подворотнях. Никто и ничто не остановит ту тьму что проникла в город. Герои умерли. За ним пали хорошие звери, что ещё выбегали на улицы города с мечом наперевес, когда слышали крик о помощи. Но и их не стало. Все пали. Теперь никто не откроет ставни и не придёт на помощь сколько бы не кричал и как сильно не просил о помощи. Несчастный путник останется один на один с бандами что заполонили Репод Сити словно мошкара на болоте. Его убьют. Даже когда он всё отдаст. Убьют так, просто ради забавы. Чтобы насладится своей безнаказанностью, чтобы насладится мучеными несчастного. Для кого-то жизнь, а для кого-то лишь веселье. Оставшиеся дежурили возле дверей своих квартир с оружием в лапах. Никто не даст гарантии что в их квартиру не ворвутся бандиты. Двери укрепляли как могли. На окнах появились решётки из толстых прутьев, ставни запирались намертво. Жители забыли каково это открывать окна и смотреть на когда-то весёлые улицы родного города. И вот теперь, под утро, уцелевшие жители будут выходит на улицу. Будут безучастно, обыденно идти по своим делам проходя мимо трупов несчётных, кому не повезло не прожить эту ночь. Телега, что тащат два гребнистых крокодила, скрепя колёсами остановится возле очередного бедолаги с порезанным горлом и глазами что безмолвно смотрят куда-то вниз. Закинув очередной труп в повозку они двинутся дальше. Теперь эта стало нормой. Больше никто этому не удивляется. Дождь. Ночная улица. Кривая дорога изгибалась вдоль тёмных домов. Дождь барабанил по бетонным камням из которых была сделана дорога. В ямках на дороге появились лужи. Вода в них вибрировала от бесконечного попадания капель, отражая затянувшее тёмными облаками небо. Тротуары, что прилегали к домам, заставлены разнообразным хламом. Одинокий фонарь ещё горел, блекло освещая небольшой пяточек под собой. Его собратья стояли рядом. Они молчаливо, угасши наблюдали как под ними в сливную решётку, в канализацию шумно стекает вода. Все они были погасшими, некоторые покосились, опасно свисая над проезжей частью, норовя вот-вот упасть. В домах на всех этажах были выбиты стекла. Из некоторых торчали куски мебели что не успели или не смогли выкрыть бандиты и мародёры. На одном из этажей, из выбитой рамы на ночную улицу вылетала часть алой занавески, гонимая сквозняком, что гулял как мёртвый дух в заброшенном доме. Напротив этого окна, через неширокую улицу виднелся другой дом, в одном из его окон, упав на подоконник грудью, свисало на улицу тело мёртвого зверя. Дождь барабанил по металлической, местами прохудившейся крыше, домов. Проникая сквозь прогнивший металл, он просачивался в заброшенные квартиры, медленно превращая их гниющее болота. В кромешной тьме, как во мраке бесконечного космоса, едва можно было разглядеть тусклый свет в некоторых окнах. Тут всё ещё кто-то жил. Жил в нескончаемом потоке страха. Трясясь, постоянно ожидая услышать топот на лестницы и весёлый смех очередных бандитов, что ворвутся к ним и веселясь оборвут их жизнь, забрав все те крохи что живые кропотливо пытались растянуть на ещё один день, не умереть с голоду, не умереть от болезни, прожит хотя бы ещё эту ночь. Отвергая неизбежное, они знали, что они всё равно умрут. Умрут все. Они молились Судьбе, чтобы прожить эту ночь, и чтобы увидеть рассвет. За которым, без всякого сомнения, придёт ещё одна жуткая ночь. Если это была кара для всех рептилий за то, что их предки сделали с городами млекопитающих во время войны «Пылающее Города» то несомненно их потомки сполна искупили все грехи своих предков. Ночная улица. Дождь. Здесь всё застыло, как на картине. Лишь шум дождя что был везде. Изредка неисчислимое падание капель дождя заглушал глухой гром где-то в небесах. Свет. Он возник в конце улицы. Два ярких огня вырвали из темноты угол здания — мокрый кирпич, возле которого находилось мёртвое тело очередного зверя. Вскоре шум дождя дополнил тихий гул двигателя. В темную улицу, свернув с соседней дороги, въехала полицейская машина. В глазах водителя всё ещё отражалось тело мёртвой самки крокодила что склонилось на углу дома. Впрочем, оно сразу же растворилось в бесчувственном взгляде водителя — самца варана. Свет от фар упал на улицу осветив её, однако это ничего не изменило. То что скрывал мрак стал видимым и просто доказал то что итак было понятно: разбитые окна, мусор, остатки баррикад что ещё сохранились от восстания, заколоченные двери, надписи на стенах: «Карантин! Опасно, не входить!» — потёртое, едва заметное, рядом другое изображение поверх прежнего: «Вступай в ряды революционеров! Репод Сити принадлежит его гражданам! Никогда не сдавайся! Никому не подчиняйся!». Всё эти надписи, накрадываясь друг на друга, совершенно закрывали самую первую: там было нарисовано, судя по всему, детской лапкой, крокодил что шёл по солнечной улице: весёлый, радостный, живой. Мокрое колесо медленно котилось по бетонным болкам улицы. Оно наехало на листовку, лежавшую в луже:Соглашение, (дого … ежду «Кланом Моту» и рабо … ами фабрики «Тостокожик».
Обязанно … отников фабрики «Тостокожик».
1. Подпи … шие договор раб … ники фабрики «Тостокожик» обязуют … кнуть к «Клану Монту»… Большинство текста было испорчено и едва читалось. А теперь, когда листовка попала на протектор колеса её и вовсе всю изорвало, превратив в клочья. Полицейская машина продолжала свой путь, неторопливо спускаясь вниз пол улице. Внутри неё сидело два зверя. В салоне было относительно тепло и сухо. Дождь, что барабанил по крыше автомашины, подавлял шум рации. Приборная панель подсвечивалась тусклыми лампочками. Еще парочка горели на портативной рации настроенной на совсем другую волну и две на рации полицейской волны. Голос из динамика: — Свобода, равенство, братство — всё это непросто слова — это Мечты к которым нужно стремиться. Демократия товарищи — путь к спасению. Клановая система изжила себя, вы это можете наблюдать своими глазами, стоит только выйти на улицы нашего города. Сотни лет мы считали, что кланы защищают нас, заботятся о нас. Нет, гордые граждане города. Беды, что свалилась на наш город, показали истинную суть «Совета Кланов». Они не в силах позаботится о нас. И даже больше, им плевать на нас, их волнует лишь собственные нужды. Есть старая поговорка в Репод Сити: «Рыба тухнет с головы». Это мы с вами и наблюдаем. Мы видим как они отчаянно пытаются удержаться за власть, позабыв о истинной сути власти: власть что не опирается на доверия народа — гибнет. Если вы не верите моим словам, то поверти собственным рассуждениям. Только мы — жители города способны восстановить его. У нас ещё осталось силы. Нас изрядно потрепали, нас избили, изнасиловали, загнали в угол. — Диктор из портативной рации запнулся, продолжил с надрывом в голосе, — два дня назад умер мой сын, до этого дочь, жена, родители и братья. Я остался один. Казалось, что мне незачем жить, но я живу. Живу лишь одной Мечтой, что мы сможем возродить наш город. Нас уничтожили, но не сломили. Мы упали на землю, но не встали на колени. У нас остался лишь один путь — Демократия. Свободный город свободным зверям. Пора сражаться за наш город! Пора подняться! Смерть «Клана Монту», гибель их лицемерного лидера Кааша это только начало. Вернуть былую славу города под силу только его жителям. Я не хочу больше бояться, выходя на улицу, не хочу дрожать двери, когда слышу за ней топот лап. Я хочу чтобы наши дети, как в былые времена весело и беззаботно играли на улицах, хочу чтобы в глазах жителей вновь вернулось счастье и радость. Пора что-то менять товарищи. Пора победить тьму, разогнать мрак и во всё горло крикнуть: «Никогда не здавайся! Никому не подчиняйся!» Вступайте в ряды революционеров. Боритесь за свободу! Боритесь за демократию! Боритесь за будущее! Боритесь, и не сдавайтесь! С вами был гордый житель Репод Сити, что потерял всё, но не потерял надежду на светлое будущее. Мы выходим по расписанию. Наши ячейки по всему городу. В наших рядах тысячи и тысячи. Присоединяйся к нам. Нам нужен каждый. Нам нужен ты. Шипение. Лапа варан сидевшего за рулём потянулась к тумблеру рации и выключала её. — Манти, он правда потерял сына? — Спросил, сутулый не молодой самец варана. Он обращался к своему напарнику-стажёру, молодому парню лет двадцати пяти, что сидел рядом. — Да. — Ответил тот. — Лихорадка. В больнице сказали, что вакцина закончилась. Их скупили частные клиники. Стоимость одной ампулы… лишь члены кланов и состоятельные дельцы могут позволить себе их купить. Сутулый варан надавил на тормоз и машина остановилась возле одного тёмного, узкого проулка, зажатого между двумя стенами домов. Рокот мотора. Дождь стучал по крыше. Оба полицейских молчали. Оба глядели на капли дождя, что поливал пустую улицу. — Что с ячейкой девятого нома? — Спросил сутулый самец варана. — Их незаконную радиопередачу засекли. — Ответил Манти. — Но, к счастью, в том полицейском участке работали наши звери. Они предупреди революционеров и когда нагрянул обыск то там никого не было. — Сколько примерно полиции вступило в наши ряды? — Точную статистику я ещё не подводил, но по последним данным больше половины полиции в городе. Среди них есть высокопоставленные офицеры, даже начальники полицейских участков. — Администрация? — Там то же есть наши звери, хоть и в меньшинстве. — Ответил Манти. — Общая численность? — Около семи до мо членов (75 000) по всему городу. В большинстве это обычные граждане. Они не вооружены, многие из них обычные работяги, многие приходят на тайные встречи чтобы получить надежду, некоторые боятся выступать с оружием, но есть и те кто готов биться сэр. Как правило это те, кто потерял всё. — А ты готов биться Манти? — Поглядев на молодого паренька спросил Эминго Дэ Сит. — Да сэр. — Твёрдо, без страха ответил парень. В его глазах мелькнуло что-то, что отличало таких как он — потерявших всё, от тех кто всё ещё что-то имел и боялся потерять. — А вы? — Ещё нет. Но как только жена моего брата с детьми покинет этот город, я буду в первых рядах восставших. — Честно ответил Эминго. Мантин был, пожалуй, единственным зверем с которым Эминго был абсолютно честен. Они вдвоём стояли у истоков рождения революционеров: превратив его из небольшого замкнутого сообщества в огромное движение, охватившее весь город. Манти оказался незаменимым для Эминго. Умный непогодам, именно он смог создать столь сложную сеть ячеек по всему городу. Именно на нем держалась большая часть работы разрозненных частей, которые, так же благодаря его таланту и навыкам работали как единый слаженный механизм. Прежде чем взять Мантина в революционеры Эминго изучил его биографию. Обычная судьба, которых сотни тысяч в Репод Сити: сын кожевника и ткачихи, братьев и сестер нет, родители умерли во время голода, учился прилежно, сначала в школе, а потом в высшей институте экономики. «Хотел поострить бизнес» — думал Эминго. Но смерть родителей подкосило его. Бросив всё, он пошёл в армии к генералу Энриэлю. Прослужил пять лет и получил должность оператора стационарного скорпиона. Свою военную выучку он доказал на деле, когда точно попал в грудь Кааша во время его выступления по открытию фабрики «Толстокожик». Большую часть операции он так же спланировал сам, хоть Эминго и другие революционеры ему активно помогали, в тех моментах, где Мантину нахватало опыта. Эминго был доволен своим соратником и считал его правой лапой. Товарищи так же ценили его за ум и умение принимать непростые решения. В общем, в рядах революционеров он был на хорошем счету. Было даже удивительно видеть, как двадцатипятилетний паренёк справляется с непосильной для многих задачей. Это было удивительно для многих, но не для Эминго Дэ Сита. Он видел в Мантине то чего не могли заметить другие. Его взгляд. Он не врал. Каким бы ты не был хитроумным обманщиком и лжецом — этот взгляд невозможно подделать, невозможно сыграть, невозможно изобразить — подобный взгляд даётся как метка тем, кто увидел в жизни много смертей и потерял много любимых зверей. У Манти Хо был именно такой взгляд. Эминго замечал, как тот прячет от всех этот взгляд, но, как и говорил Эминго, его невозможно спрятать — это печать на всю оставшуюся жизнь. Чтобы этот парень не перенёс за свои короткие двадцать пять лет, этого бы горя с лихвой хватило бы не на одну жизнь. Но было в Манти ещё кое-что, то что потерял сам Эминго и что роднила паренька с его покойным братом — вера, надежда и невероятное, несгибаемое упорство. Без последнего маловероятно чтобы Манти смог перенести всё то горе, что выпало на его судьбу. Он был один из тех зверей что продолжит путь сколько бы раз не упал. Он очень походил на брата Эминго, да и последний уже так привык к парню что таковым его и считал. Он не знал сколько ещё выдержит этот паренёк и не сломается ли под натиском бед и поражений как он сам, но Эминго точно знал — Манти будет бороться за дело революционеров до конца. Его размышления прервал вопрос. — Сэр, как вы думаете, кто в действительности стоит за уничтожением «Клана Монту», взрывом особняка Кааша и гибелью последнего? — Поглядев на сутулого начальника спросил парень. Эминго машинально улыбнулся. — Тебе бы познакомиться с Та́ской. — Заметив странную манеру речи произнес Эминго. — Женой вашего брата. Зачем? — Она любит такие обороты речи. Писательница. — Ответил Эминго. Он продолжил в разочарованном, немного насмешливо-саркастичном тоне. — Писала много, но так ничего и не продала. Всю жизнь сидела на шее у брата. Единственное её достижение это два малыша что она родила. Сейчас, в это время, никому не сдались её каракули, до них и в мирное время никому не было дела. Подрабатывала журналисткой в местной газетёнке, занималась редактурой… — выдох, — в общем, едва сводила концы с концами. — Добавил жёстче, — если бы не я, давно бы померли с голоду. — Он покачал головой. — Вот тупая баба. Манти не понимал к чему такое ответвление, но перебивать не стал. В последнее время Эминго был не в своей тарелке. Его что-то беспокоило и это точно не дела революционеров. Подождав немного, он повторил попытку. — И всё же, как выдумаете кто истребил клан Кааша? — Какая разница. Главное чтобы жители города думали что это сделали мы — революционеры. Уничтожение «Клана Монту» сыграет на лапу. — Возможно есть ещё кто-то, кого мы не замечали. — Предложил Манти. Эминго не хотел сейчас поднимать эту тему, настойчивость Мантина стала его подбешивать. — Генерал Тайл — его лап дело. — Отмахнулся старый полицейский. Когда Манти опустил голову, Эминго понял, что такой ответ парня не устроил. — Подождёшь? Я скоро. — Повернувшись к молодому стажёру спросил Эминго. — Да сэр. — Почему-то грустно ответил Манти. Эминго заглушил двигатель и уже намеревался открыть дверь, как в последний миг остановился, задумался. Громко вздохнув, он вновь развернулся к парню. — Манти, — начал он как-то вежливо, с заботой, — не важно кто это сделал, главное, что город стал немного чище. Ещё одни клановые суки сдохли. Воздух стал свежее, а мы на шаг ближе к заветной цели. Понял? Манти послушно кивнул. — Оружие есть? — Да сэр. — Жди, скор буду. Открыв дверь Эминго впустил в теплый салон автомашины прохладный, влажный воздух с улицы. Звук дождя стал отчётливее. Хлопок двери. Очутившись под проливным дождём, сутулый варан поёжился. Подняв воротник старого плаща, он засунул лапы в карманы и медленно двинулся в темный проулок. Опустив голову, он почувствовал как капли дождя падают на его дредлоки, больно отстукивая по ним. Углубившись в узкую подворотню, он задумчиво глядел на местное, знакомое убранство проулка. Мусорный бочки у угла, почти в самом начале. Из них уже давно вытащили всё съедобное, так что те перестали испускать гниющий смрад. А тот что ещё остался на стенках, давно прибил дождь. Возле бочков валялся разнообразный мусор. Земля в подворотне была покрыта толстыми досками, сколоченными между собой. Этот настил давно никто не менял отчего под весом варана они прогибались: мягко, из-за того, что намокли; гнулись, погружая лапу в грязную лужу. Он углублялся дальше. Его глаза глядели на покосившуюся дверь в конце подворотни. Качаясь под действием ветра, что задувал в проулок, она издавала тихи скрип. Справа и слева от него были мокрые кирпичные стены прилегавших домов. Тут не было окон. К стенам крепились сливные трубы. Из их жерла бурным потоком текла вода что скапливалась на крышах. У пустых стен расположились поддоны, старая мебель, сгнившая дверь от какой-то автомашины и прочий мусор разглядеть который было невозможно из-за темноты. Из-под толстого слоя воды виднелись кончики травы. Прохладный ветерок заставил Эминго вздрогнуть. Когда глаза привыкли к мраку Эминго уже стоял у порога колыхающейся двери в подъезд. Схватившись за оторванную от одного крепления ручку, он потянул её на себя. Раздался хруст и в лапах варана осталась дверная ручка, что полностью оторвалась. Выкинув её, он вошёл в подъезд. Тут было сухо. Шум падающей с неба воды остался за спиной. Свет, что проникал из приоткрытой двери, из покрытого паутиной окна, находящегося выше, на лестничной площадке, скудно освещал пыльный подъезд. Спёртый воздух удрал в нос Эминго. Под его нижними лапами образовалось мокрое пятно — остатки дождя стекали с плаща. Нижняя лапа сутулого полицейского наступает на ступеньку, верхняя — ложится на деревянные перила. Он двинулся вверх, ведя по перилам мокрой ладонью, отчего она становилось суше. Скрип лестниц, шум дождя остаётся где-то на заднем фоне. Поднявшись на второй этаж Эминго остановился. Только сейчас, когда вода с его плаща почти вся скатилась, оставив за ним мокрый шлейф на ступеньках, а лапы высохли, он имеет право достать из внутреннего кармана пиджака самую ценную вещь, что была при нём. Он так и делает. Перед его глазами, во потёмках коридора заброшенного здания, появляется белый конверт. То, что в нём лежит — это шанс вырваться из кошмара. Как он получил его? Для всех остальных это недолжно иметь никакого значения, впрочем, и для него это было неважным; закрыть глаза на резню на свадьбе «Клана Аш» и «Клана Нехбет» — клановых отродьей, что десятками лет пьют кровь простого гражданина, на смерть какой-то Бинди, смерть братьев — глав «Клана Нехбет» — клановых мразей что рождены в золотых яйцах, на изнасилование, на многочисленные убийства, на то что к этому как-то причастен Каашь и его клан — разве это большая цена за спасение тех любимых, кто ещё стоит перед тобой и пропастью в бездну? Нет считал Эминго. Эта цена крупица. Ему противилось то, что он связался с Каашем, но если для спасения любимых нужно измазаться в говне, то Эминго готов прыгнуть туда щучкой. Всё погибшие на свадьбе не заслуживали жизни, и если честно, то в глубине души он был рад тому что произошло в замке «Клана Аш». Члены кланы убивают друг друга — разве это не счастье для любого революционера? Сколько лет такие как Каашь, Бинди, Ука и Лаки, да даже та самая Беатрис из «Клана Арбитр», что так нагло вела себя у ворот замка «Клана Аш», сколько лет они питались за счёт города и его жителей. Сколько крови невинных пролили? А сколько прольют? Они заслужили такой участи. Все до одного, все до единого, каждый. В его голове вспыхнули воспоминания. Замок «Клана Аш». На следующий день после свадьбы. Он шёл последним, как всегда: сутулый, одетый в длинный, обшарпанный кожаный плащ и поношенный вельветовый костюм. Он дымил сигаретой. По бокам от него расположились два крупных гребнистых крокодила в форме полиции. Скорей всего именно им доложил рядовой Манти Хо по рации о приближении машины «Арбитров». — Старший офицер Эминго Дэ Сит. Чем могу быть полезен мисс?.. — подойдя к ленте спокойно спросил он и прошёлся вопросительным взглядом по Беатрис. — Беатрис — глава «Клана Арбитр», мне нужно попасть в замок «Клана Аш». — Нетерпеливо выдала самка крокодила. — Боюсь это невозможно. — Ответил он. Выкинув окурок на потрескавшийся асфальт он приблизился вплотную к ленте ограждавший проезд. Его морда внимательно следила за действиями самки крокодила. А когда на морде Беатрис появилось раздражение, смешанное с недовольством, офицер не без наслаждения ехидно улыбнулся. — Объяснитесь офицер. — Мрачно попросила Беатрис. Ей явно надоела вся эта игра. — Боюсь «Арбитр», что это дело не в вашей компетенции. — Что значит не в моей компетенции. Там произошло нападение на членов «Клан Аш»… — Беатрис собиралась продолжить, но её оборвали на полуслове. — Откуда у вас эта информация? — спросил он. — Не ваше дело. — Беатрис приблизилась к ленте встав напротив сутулого варан. — Один из моих «Арбитров» должен быть там. Погибли члены нескольких кланов. И вы говорите мне, что это не моё дело? — И что? Это не разборки между кланами. — С хрипотцой заявил он. — Обычное дело. Нападение бандитов. Уроды решили, что во время свадьбы могут чем-то поживиться… — Немедленно пропустите. — Не его став дослушивать, перебила Беатрис. Он приподнял взгляд и внимательно поглядел в глаза самки крокодила. — Нет. — Твёрдо заявил он. Прищурив глаза Беатрис легонько наклонилась, чтобы её слова расслышал только Эминго. — Я даю тебе последний шанс урод. Или ты впускаешь меня или я перережу тебе горло. — Пригрозила шёпотом глава «Клана Арбитр». Любой другой должен был впасть отчаянье и страх от таких слов, особенно от того, кем они были произнесены. «Клан Арбитр» — самый могущественный и секретный клан в Репод Сити. Но Эминго не боялся ни угроз Беатрис, ни её саму. Он так много потерял в этой жизни, что смерть станет для него успокоением. Это дело времени, и кто ему принесёт это успокоение Эминго совершенно не волновало. Когда так долго и много боишься, то начинишь замечать, что уже ничего не боишься, уже не видишь в Смерти что-то опасное от чего нужно бежать. Ты сродняешься с этой мыслю и даже стремишься к ней. За то что Эминго закрыл глаза на резню на свадьбе и утаил некоторые нюанса в ходе расследования, что могли поднять ненужные вопросы, Каашь дал ему три билета в Зверополис. Официальный пропуска через границу Репод Сити и границу Зверополиса. Эти билеты были на имена: Та́ска Дэ Сит — жена его брата и на двух её малышей. Когда они пресекут границу и въедут в Зверополис их встретит его старый приятель и знакомый по полиции Бого Буйвослон — Эминго и его брат хорошо сдружились с этим буйволом ещё давным-давно когда ездили в Академию Полиции Зверополиса по обмену опытом. Он должен помочь им начать новую жизнь. Эминго печально улыбнулся. Зная характер Та́ски, он опасался за эти билеты, за её решение. «Как странно, — подумал он, — как странно: я полностью уверен в Бого хоть давно его не видел, уверен в том что он поможет им в Зверополисе, но не могу сказать такого по поводу родных зверей». Размышляя, он не заметил, как очутился возле знакомой двери. Убрав в карман конверт, он вынул из мокрой пачки, влажную сигарету. Закурил. Дым окутал его словно он находился где-то в тумане, в потустороннем мире. Стук в дверь: определённый, кодовый. В ответ тишина, хоть Эминго слышал, как за дверью кто-то шевелился. — Открывай Та́ска, это я, Эминго. — Произнёс он. За дверью послышался звон многочисленных засовов. Это продолжалась некоторое время. Ожидая, когда дверь откроется сутулый полицейский затянулся сигаретой. Яркий уголёк вспыхну красным пламенем. Послышался едва уловимый треск — влажная бумага на сигарете высыхала от огня. Наконец звон стих и толстая, явно металлическая дверь, обитая со всех сторон деревянными досками, отворилась. Темный коридор осветил тусклый свет от масленой лампы что была в лапах самки варана. — Привет. — Вынув из пасти сигарету произнесла Та́ска, сравнив взглядом деверя. — Привет. — Дымя сигаретой поздоровался Эминго. — Зайти можно? — Зачем? — Я тут пожрать принёс малькам. Он вынул из кармана мокрого плаща свёрток с жареной рыбой. Та́ска отошла в сторону пропуская сутулого варана. Тяжёлая дверь с характерным шумом закрылась. Тьма вновь поглотила коридор. Раздался металлический шум затворов. — Только тише, я недавно детей уложила спать. — Впустив Эминго предупредила Та́ска. Засунув в пасть сигарету, она протянула верхнюю лапу, ладонью вверх. Эминго положил на неё свёрнутый кулёк с жаренной рыбой. — Сама не сожри, это малькам. — Не сказать что бы он боялся этого, скорей ещё раз уколол Та́ску в её опрометчивом решении остаться в городе. Патриотка до мозга костей. Она ничего не ответила. Дымя сигаретой, Та́ска двинулась по коридору и свернула за угол, туда, где находилась кухня. Оставшись один Эминго некоторое время стоял в размышлениях. Разговор, который ему было начать был непростым и он должен был плавно прейти к нему. Но как это сделать? Опытный полицейский, учувствовавший в сотнях допросах, сейчас терялся в догадках. Затянувшись табаком Эминго оглядел коридор. Всё осталось прежним, но изменилось. За его спиной была массивная входная дверь, с кучей засовов. Возле порога, опираясь о стену с отошедшими обоями, стоял заряженный арбалет. Эминго уже забыл сколько раз он ругался с Та́ской по поводу заряженного оружия и двух девятилетних малышей в одной квартире. Тут же рядом была высокая табуретка. На обитой кожей сиденье небрежно были разбросаны подхвостники: большие и малые. Выше — деревянная, купленная ещё его братом вешалка для верхней одежды. На ней висел потрёпанный женский плащ, шарф, зонтик брата — это последнее что осталось в этом доме из вещей её мужа. Когда он погиб защищая от разъярённой, голодной толпы один клановый особняк, где во время голода устраивался пышный бал, Та́ска потихоньку стала продавать его вещи. Эминго было невыносимо видеть как единственное что осталось в память от родного брата теперь тащилось на барахолку. Он просил, ругал и едва не ударил Та́ску, чтобы остановить этот беспредел, но та, казалось, хотела избавиться от всех вещей что напоминали ей о муже, оправдывая это нехваткой денег и заботой о малышах. Тогда Эминго стал помогать ей финансово, приносил еду. Но даже после этого ничего не изменилось. Всё стало на свои места, когда однажды он нашел в мусорном бачке что стоял на углу подворотни брюки и рубашки покойного брата. Впереди запертая дверь — спальня малышей. Они уже больше года не ходят в школу. Не потому что она сгорела — Та́ска могла возить их и в соседнюю — нет, всё дело в том что она сама хотела воспитать своих детей, вложит в их головы правильное, с её точки зрения, нормы мораль и жизненные позиции. Эминго старался рассуждать холодно: если Та́ска может обучить детей на дому грамоте и литературе поскольку сама является сведущей в этом, но как же математика и другие дисциплины? А общение со сверстниками? Он отчаянно пытался доказать это Та́ске, но бился головой о стену. Дошло до того что она пригрозила ему тем что он никогда не увидит детей брата, если не оставит свои попытки убедить её. Эминго сделал шаг назад. Всё что он хотел так это хоть раз в неделю навещать малышей. Такие милые, жизнерадостные они напоминали ему себя и брата в молодости. Несмотря на все угрозу, скандалы и недоверия со стороны Та́ски он старался не бросать их. Эти две маленькие тоненькие ниточки что ещё держали его за лапу, когда он уже наклонился в сторону бездны. Ему уже было наплевать как давно он не ел, как давно не пил и какие ужасные вещи совершал. Всё что он хотел это хоть чем-то помочь тем двум малькам, что сейчас мирно посапывают в своих кроватках за чахлой дверью в окружении беспросветного мрака. Его взгляд прошёлся по обшарпанной двери и упал на пол: старые доски, краска на них давно выцвела и стала отлетать, большие щели между ними из них веяло холодом. С левой стороны была арка что вела в темный зал. Оттуда можно было попасть в комнату Та́ски и её мужа. После смерти брата Эминго никогда туда не заходил. Да и сама Та́ска, наверное, тоже, потому что дверь была постоянно закрыта. Темные очертания во мраке зала вырисовывали предметы: стол заваленный макулатурой, газетами, вырезками, книгами, шкаф заставленный непроданным экземплярами книги Та́ски, сервант, хрусталь из которого давно был распродан, теперь стал обителей чахлых книг, тьма скрывала ковёр что устилал пол зала, на нем, как и везде, виднелись книги. Они были везде. Стояли на полу в прихожей, где был Эминго: покосившиеся, словно здания, возле них лежали упавшие сверху книги. Выпустив очередную порцию дыма из пасти, сутулый варан двинулся вслед за Та́ской. Кухня. Небольшая. Заваленная хламом. В ней едва можно было уместиться двум животным. Окно что выходило на мрачные улочки нома было законченно, завешено плотнимыми занавесками, так что свет от старой масленой лампы никак не выдавал то, что в квартире кто-то живёт. Электричество давно отключили, точнее срезали провода. Ремонтников, что администрация отправила починить сломанную линию, убили, а их грузовик украли. Так что приходилось пользоваться тем, что было под лапой — старой масляной лампой. Она стояла на квадратном столе, что расположился у стены. Напротив него был кухонный стол прилегавшей к стене. Раковина с горой засохшей посуды — воды, чтобы её помыть, приходилось набирать во время дождя. Холодильник. Дверца была приоткрыта и оттуда тянуло протухшей едой. Обшарпанные стены. Сквозь отлипшие обои и отвалившеюся штукатурку, виднелись доски здания увешаны плакатами восхваляющие Репод Сити и значками разных кланов. Знак «Совета Кланов». Казалось тут собрались все герба и знамёна кланов что существовали в Репод Сити. Здесь было всё, единственного что тут не было так это фотографии жильцов квартиры. В углах виднелась паутина, грязь, пыль, желтые потёки. Заполненное до отказа мусорное ведро возле которого летали мухи. Пол был такой же «голый» как в коридоре. На нём виднелись пятна от пролитой еды, кусочки костей от рыбы, плесень. Под столом, в углах стояли стопи старых книг. На столе так же был беспорядок. Масляную лампу, что была единственным источником света, окружали: книги, папирусы, чернильница, пустые тарелки с остатками еды — кто-то пытались вылезать их языком, чайник с теплой водой, кружка с в котором была едва заметная, из-за слабой заварки, мутная жидкость, пепельница, заполненная окурками, рядом лежал сверток с табаком и порванные газеты что использовалась для самокрутки, пыль, желтые пятна проглядывались сквозь хлам и насекомые бегавшие по всем этому беспорядку. Та́ска сидела на старой табуретке. Сгорбившись, она что-то писала на очередном папирусе в блеклых лучах от масленой лампы, стекло которой давно было желтым от испарений масла и смога от сигаретного дыма. Медленно выводя буквы, она, казалось, забыла о существования Эминго. Она всегда была такой. Действительно счастливой она могла быть только на станицах своих романов. О чём они были? О героях Репод Сити, о том как они сражались на войне «Пылающее Города», о том как несмотря на все трудности они побеждали злобных млеков, что напали на благородный Репод Сити, об их бесстрашных подвигах, о благородных членов кланов, о том что любовь к городу равнозначна любви к «Совету Кланов», о самопожертвовании простых жителей во благо кланам и городу, о благочестивых господ и целомудренных благородных дев, о том что всё наладится и над городом тысячи озёр засияет вечное солнце. О том, что всем сердцем ненавидел Эминго. Пройдя миом неё он уселся напротив Та́ски на срубленный ствол дерева, что, казалось, врос в пол как пень. Облокотившись, он затянулся едким смолом сигареты. Пепел рухнул на какие-то папирусы, что заполонили весь стол. — Как мальки? — Тихо начал он. — Нормально. — Увлечённая работой отмахнулась самка варана. — Что нужно? — Продолжил Эминго, старясь вернуть её из мира грёз. Ему это удалось, и Та́ска подняла голову. — Табак есть? — Спросила она и покосилась на небольшой кулёк запасов. Вынув из кармана пачку сигарет, сутулый варан положил её перед самкой варана. — Что ещё? — Масло в лампе заканчивается. — Затушив самодельную папиросу она с жадностью вытащила из пачки сигарету. — Хватит на пару ночей. Закурила. Втягивая дым, она с наслаждением закрыла глаза. — Завтра или после завтра привезу. Постараюсь приехать днём, хочу Гасту и Орлина повидать. — Ответил Эминго и сам того не подозревая поглядел на самку варана так словно спрашивал разрешение. — Чернила не забудь. — Кивнув, попросила Та́ска. — Еда хоть есть? — Я не хочу, нужно закончить главу. — Опустив глаза на папирус ответила она. — Я не про тебя, а про малышей. — Сдвинув брови оскалился Эминго. — В холодильнике остались объедки от супа из опарышей. На пару дней хватит. — Размышляя над рукописью она вновь проваливалась в придуманную ей историю. — Угости мальков рыбой, завянет. — Кивнув на принесённый кулёк напомнил сутулый варан. — Угу. Он вновь терял её в зазеркалье. — Ты занимаешься с ними? — Не сдавался Эминго. — Угу. — Раздражённо отозвалась она. — Да или нет? — Напористей настоял Эминго. Оскалившись, Та́ска обдала его раздражённым взглядом. — Сказала же — да. Мешать пришёл? Я должна закончить главу. — Работаешь? Муза окончательно покинула писательницу и та, втянув едкий дым от сигареты, недовольно скрестила лапы на груди. — Нет. Опять будешь меня упрекать? Эминго не стал. Следить за двумя малышами и ходить на работу, которой не было в этом номе, было невозможно. — Может переедешь? — Вновь предложил он, хоть знал ответ на этот вопрос. — Не начинай. — Почему? — Лучше уходи, тебе ту не рады. — Озлоблено пригрозила она. Эминго закрыл глаза. Когда он их открыл, то уже понял, что опустил взгляд на стол. Среди макулатуры он увидел до боли знакомую листовку.Соглашение (договор) между «Кланом Моту» и работниками фабрики «Толстокожик».
Его лапа коснулась края и вытащила на свет папирус. — Подонки. Злой голос, полный негодования, привлёк его внимание. Но оторвал взгляд и поглядел на самку варана. Он знал о ком она говорит. — Господин Каашь восстановил «Толстокожика», дал надежду тысячам зверей, а эти подонки революционеры убили его и взорвали фабрику. Ненавижу. Она сжала лапы в кулаки. — Ты забыла как умер твой муж? — Вырвалось из пасти Эминго, он не сдержался. — Его убили. — Убили, когда он защищал членов клана во время пиршества, когда в городе был голод. — Напомнил ей Эминго. — Я был там, я это видел. Его голос стал злее. — Его убили не члены клана, а толпа отморозков. — Огрызнулась Та́ска. Сутулый варан хотел продолжить, но взял себя в лапы, не стал. Как бы их разговор не начинался он всегда приводил к одному и тому же. Но сейчас, на кону стояло многое и предлагать Та́ске уехать из города в Зверополис сразу после спора он не хотел. Поэтому промолчал, проглотив комок обиды. — Тебя уже заждались. — Намекая открыто сказала самка варана. — Я здесь, — неуверенно начал Эминго, он запнулся, продолжил, — вот. Вынув из кармана пиджака конверт с билетами и официальной визой гражданина Зверополиса, он положил его на кипу папирусов. — Что это? Монеты? — Недоверчиво, с опаской спросила Та́ска. — Это билеты и виза. Для тебя и мальков. — Честно ответил он. Держа в лапе тающею сигарету, Та́ска замерла. Её взгляд впился в белый, слегка намокший конверт. Эминго видел, как она застыла словно аспид перед броском. Её брови сдувались, на морде появился оскал злости. Рывок. Та́ска выкинула лапу пытаясь схватить конверт и разорвать, но ей это не удалось — Эминго оказался проворнее. Он зал что так получится, оттого внимательно следил за самкой варана. Конверт остался в его лапе. — Мразь. Как ты посмел мне предполагать это. — Едва не вскрикнула Та́ска. — Я хочу помочь. — Повысив голос, огрызнулся Эминго. — Ты чё ещё не поднимешь что тут начнётся? После смерти «Клана Монту» генерал Тайл пойдёт войной на «Совет Кланов» вспыхнет новая гражданская война. Город вновь захлестнёт кровь. — Эминго опустил голову продолжил уже спокойнее, настойчивее, пытаясь достучатся до самки варана. — Прошу, ради детей, покинь город. Пожалуйста. Он поглядел на Та́ску. Она нервно втянула табачный дым. Сморщившись от отвращения, Та́ска разгневанно прошептала: — Такую жизнь ты хочешь нам? Да? Бросить всё чем мы дорожим? Чтобы мы уехали в этот поганый Зверополис? К этим уродам млекам? Всё изменилось, когда вы с братом уехали в Зверополис по обмену опытом. Вы вернулись другими. — Она насмешило усмехнулась, продолжила в обвинительно-саркастичном тоне. — Быстро вам промыли там мозги. Но в отличии от тебя мой муж остался верен «Совету Кланов». Я, как и он, как им мои дети, останусь верны традициям. Мы не отступим. Эминго старался не зацикливается на том что несла самка варана, пропуская мимо ушных раковин: — Это идиотизм. — Это патриотизм. — Отрезала Та́ска. Она покачала головой и пепел с тлевшей сигареты рухнул на пергамент. — Почему ты не можешь понять. Хочешь, чтобы мы были изгоями? Хочешь, чтобы Гаста и Орлин жили в этом ужасе: на нас вечно будут смотреть с высока, обвинять в войне «Пылающее Города», вечно гонимые, кожаные мешки, для них мы звери второго сорта. Как же мне тебе объяснить? — Она встрепенулась, лихорадочно стала искать на столе, среди множества макулатуры, какую-то книжку. Найдя, вытирая слезы с мордочки, она раскрыла её, продолжила надрывно. — Когда автор создаёт своё произведение он создает свой собственный мир, прописывает правила его существования — это зовётся каноном, всё остальное, что пишется на основе его произведения, является не каноном. Знаешь кто мы для них? Вот кто мы для них Эминго, вот кто мы для млеков — не канон. Сутулый полицейский опусти голову уронив их её на ладони. Он замотал головой, словно говоря: «Нет, нет, нет». — Какой в жопу канон, не канон — детей спаси, дура! — Не выдержав рявкнул он. От его крика Та́ска отпрянула назад. Затушив погасшую сигарету, она всхлипнула. По щекам покатились слёзы: — Почему ты так жесток с нами? За что ты так ненавидишь нас? — Альтернатива хуже. — Слегка успокоившись ответил Эминго. — Пожалуйста, будь благоразумна. Он старался говорить спокойно. Неожиданно где-то в темноте коридора раздался сонный детский голос: — Мам, дядя Эминго? Вы снова ругаетесь? Двое взрослых варанов резко обернулись на тихий голос. В мрачном коридоре появился силуэт девочки лет девяти. Одетая в грязную пижаму она притирала сонные глаза лапой, держась второй за косяк двери. — Молодец, — фыркнула Та́ска, — детей разбудил. Встав с табуретки, самка варана бросилась к Гасте. — Всё хорошо, пойдем спасть милая. — Подняв на лапы ребёнка она скрылась за поворотом. Затушив сигарету, Эминго вновь закурил. Нервно шевеля кончиком хвоста, он с ненавистью глядел на всю макулатуру что лежала перед ним. Всё что он хотел сейчас это сжечь весь этот хлам, стукнуть полбу Та́ску, взять в охапку малышей и отправить их как можно дальше от этого проклятого города. Он сжал пальцы от бессилия, едва не сломав сигарету. Он так сильно хотел поступить именно так, но не мог. — Тупая дура. — Вырвалось из его пасти, как из авариного клапана для сброса избыточного давления. Несмотря на всё он понимал, что Та́ска их мать и только она может позаботится о них. Тем более билеты и виза били на её имя. Да и куда ему ехать? Он не может бросить революционеров, что стоят перед финишной чертой, в такой момент. Обида и злоба стали угасать. Он слегка успокоился. Густой смог от табака вновь заполнил его лёгкие. Опустив голову на ладонь, он задумался, смотря на грязный пол. Через некоторое время на кухне послышались тихие шаги. В тусклых лучах масленой лампы появилась Та́ска. Вернувшись, она вновь села за стол. Закурила. — Уходи и забери это конверт с собой. Ты не изменишь моего решения. — Сказала тихо, жестоко, уверенно самка варана. Эминго закрыл глаза. Несмотря на все надежды в глубине души он знал, что этот разговор так закончится. Все их разговоры заканчивались так. — Я не хочу вас потерять. — Искренни произнёс он. — Тогда уходи из полиции и вступай в армию «Совета Кланов». — Уверенно начала Та́ска. — Сражайся против революционеров, сражайся за кланы, сражайся за родину. Воинственно закончила она. Голова сутулого варана опустилась. Естественно, она не знала что он был один из основателей революционеров. Если бы эта информация всплыла, то он стал бы для неё врагом, не говоря уже о том что Та́ска запретит ему видеть малышей, а может даже набросилась на него с ножом. Заснув помятый конверт обратно в карман пиджака Эминго вынул оттуда несколько серебренных монет, последнее что осталось у него от зарплаты. — Это тебе и малышам. — Положив их на стол произнёс он. Через минуту он уже стоял в тёмном коридоре, а за его спиной слышался звук многочисленных засовов. Выкуренная до фильтра сигарета обжигала ему губы. Выплюнув её Эминго растоптал алый уголёк, растерев его по грязному полу, оставив черный шлейф. Машинально он потянулся за очередной порцией табака, но вспомнил что оставил последнюю пачку у Та́ски. Вздох. Он медленно, удручённо двинулся к лестнице. Подворотня. Дождь не утихал, а даже наоборот, набирал силу. Прохладный ветер вновь заставил его ступни почувствовать неприятный холод. Подняв воротник плаща, самец варана вышел под проливной дождь. Из тёмной подворотни он прекрасно видел полицейскую машину. Дожидаясь его, в ней сидел Манти. Едва высохните дредлоки вновь обдал беспощадный ливень. Медленно двинувшись прочь от скрипящей двери, он направился к вперёд. Где-то в глубине души он всё ещё верил, что Та́ска одумается и покинет город. Но как заставить её это сделать? Лишь бы не было поздно. Рывок! Задумчиво шагая по залитому водой помосту подворотни, Эминго не заметил, как из темноты кто-то вырвался, словно ураган. В одно мгновение сильная лапа схватила его за шею, сжимая горло приподняла над собой, прислонив его к мокрой кирпичной стене. Перед его взором появилась морда самки крокодила. Одетая в грязный плащ она сжимало его горло так сильно, что ещё чуть-чуть и её когти с идеальным маникюром раздавят его гортань. Поёжившись от боли, он захрипел. Нижние лапы, как и хвост, что висели от земли на добрые пару метров задёргались в конвульсиях. — Хек, кхе. — Вывались из пасти сутулого варана. Он покосился в сторону полицейской машины. В его глазах отразился силуэт Манти, последний сидел неподвижно молча смотря в улицу залившую дождём. Опустив лапу к поясу Эминго пытался нащупать рукоять меча. Его там не было. Кто бы не напал на него, он одним незаметным движением не только прижал его к стене не давая вскрикнуть, но и ловко обезоружил его, да так, что даже опытный полицейские не заметил это. Всё что ему осталось так это вновь перевести взгляд на фигуру в плаще. Скрывая морду под капюшоном, самка крокодила приподняла тело варана повыше, чтобы его морда поравнялась с её. Проскользни спиной об мокрую стену Эминго издал едва уловимый писк боли. Кислорода хватало на маленький вздох. — Кто… — Задыхаясь выдал он. Перед его глазами блеснуло отполированное полотно изогнутого меча — хопеш. — Ты… — Догадался он. Кончик меча зацепился за край капюшона и медленно откинул его назад, показав морду самки крокодила. Эминго не удивился, когда увидел перед собой Беатрис — главу «Клана Арбитр». Её испепеляющий взгляд выжигал его. Беатрис пришлось построяться чтобы не свернуть шею сутулому полицейскому. Она слега ослабила хватку дав Эминго возможность говорить. Прижимая к стене самца варана, на вытянутой лапе, подняв его над землёй, она держала во второй лапе меч. — Узнал? — Потирая острые зубы об зубы спросила Беатрис. Эминго кивнул. — Знаешь почему я здесь? — Продолжала самка крокодила. — Хочешь убить — убей. — Фыркнул в ответ Эминго. Он попытался плюнуть в крокодильей оскал, но едва мог это сделать. — Почему ты скрыл факт о причастности Кааша в резне на свадьбе Бинди и Ука? Что дал тебе Каашь? Монетки? — Продолжала ожесточённее Беатрис. На удивление самки крокодила на морде варана появилась улыбка. — Клановые выродки, когда же вы все подохните. — Ты невиноват в том что случилось на свадьбе, но виноват в том что попрал Справедливость. Ты же полицейский, ты обязан служит закону и защищать зверей. — А много ты защитила? А? — Фыркая слюной, нагло и вызывающе ответил Эминго. — Сколько зверей приходило к «Клану Арбитра» моля о помощи? Скольким отказал твой отец? Сотням? Тысячам? С чего такая забота об этой Бинди и Ука? Может всё дело в том что они члены кланов? Не в этом ли дело? Как только пострадали члены клана, то ты спохватилась и резко стала нести справедливость в массы. Какое лицемерие. Ты носишься как в жопу ужаленная по городу с мечом на перевес творя что захочешь, неся справедливость, — он уточнил, — свою справедливость. На деле тебе плевать на простых граждан, тебе плевать на нас. Ты защищаешь лишь избранных. Так почему ты ждёшь от нас сострадание? С чего мне упиваться горем? Кланы испокон веков резали друг друга из-за власти, для них это норма. Чё молчишь сука? Ответить нечего мразь? Оскал на морде Беатрис исчез. — Почему ты так рассудил? Ты знал Бинди? Знал Ука и Лаки? Почему ты приписал им то, кем они не являлись. — Поморщившись от боли в плече — рана едва успела затянутся, Беатрис продолжила. — Бинди работала волонтёром в госпитале для раненых и больных граждан города. Ука был хирургом и спасал раненых воинов — тех же жителей города. Его брат Лаки и его клан были одни из первых кто выходил на улицы города на рейды против бандитов. Ты борешь за демократию и свободу, возглавляешь революционеров, а сам делишь зверей на касты, лишь по тому, что одни родились на улице, а другие в клане. Эминго замер, он с трудом скрывал удивление от того что Беатрис знала о его связи с революционерами. — Какие громкие слова, — хрипя выдал Эминго, — ты впервые увидела несправедливость? Жители города живут в ней уже сотни лет. Кланы могут делать вид что заботятся о горожанах: позёрство, построим две-три больницы, дадим объедки со стола — зверье дурак, рад и этому. Вы давно нас поделили на избранных и ил со дна реки, так почему ты считаешь, что мы должны поступать иначе? Была бы моя воля я бы сварил всех вас ещё в яйце. Подохните же вы уже наконец. Сделайте этому городу одолжение. Можешь меня убить, но революцию не остановить. Тебе не победить свободу и демократию. Он затих, смотря в мрачные глаза самки крокодила. — Я не сражаюсь против свободы и демократии, — спокойно ответила она, — я пришла покарать тебя за то, что ты сделал. Она сжала лапу и Эминго захрипел сильнее. Обхватив лапами горло, он впился когтями в запястье Беатрис. — Сдох… сдох… ни… — издал он, — нас не слом… ить… — За Бинди. — Смотря как Эминго закатил глаза сказала Беатрис. Сделав шаг в сторону Беатрис размахнулась мечом. Удар. Плотно хопеша, пронзив шею вонзилась в каменную кладку. Глухой звук упавшего тела. В лапе Беатрис осталось лишь голова Эминго Дэ Сита, она держала её на вытянутой лапе схватив за шею. Дождь. Держа в лапе отрубленную голову, Беатрис с облегчением вздохнула. — Это последний. — Как значивший свой путь путник произнесла она. — Прости меня за всё Бинди. Спи спокойно девочка. Закрыв глаза, она горько заплакала. Опустила лапу, и отрубленная голова варана упал вниз. Слезы смешались с дождём. Всхлипнув последний раз, Беатрис протёрла мокрые щеки. Повернувшись, она поглядела на полицейскую машину, в которой всё так же неподвижно сидел Манти. Спрятав окровавленный хопеш под складки грязного пальто, самка крокодила медленно двинулась в его сторону. Через несколько секунд она уже стояла пред патрульной машиной, что едва доставала ей до пояса. Наклонившись, она заглянула в салон. Манти сидел неподвижно, словно окаменел. Стук в окно. Словно по команде молодой варан открыл двери и медленно, двигаясь как загипсованный на одну нижнею лапу, вышел на улицу. Он, как и самка крокодила двинулись вперёд, встретившись возле капота. Сравнив взглядом невысокого молодого парня, что весь дрожал от страха, Беатрис спокойно произнесла: — Хватит Маккоя, слезай. Только сейчас можно было увидеть, как что-то зашевелилось у Манти на левой лапе. Окутав нижнею лапу змееморф послушно слез с неё. Ловко запрыгнув на капот, он свернулся в кольцо наслаждаясь теплом от мотора. На его морде появилась улыбка. — Ты везунчик парень. — Произнёс тайпан. Манти всё ещё не мог прийти в себя. Он стоял неподвижно, его изредка подёргивало. — Где мистер Эминго? — Собравшись силами спросил он. — Ты ведь Манти Хо, — не ответив на вопрос произнесла Беатрис, — или Де Ля Русто Дэж — это твоё настоящее имя. Парень задрожал ещё сильнее. Даже когда он не ответил на вопрос Беатрис знала, что это правда. — Не бойся, я не скажу революционерам, что ты один из членов мёртвого клана. — Пыталась успокоить варана самка крокодила. — Ты хорошо постарался заметая следы. Я с трудом нашла зацепки о твоём прошлом. Немудрено что даже революционеры не смогли нарыть о тебе правду. — Что вам нужно госпожа Беатрис? — Опустив голову, слегка запинаясь спросил молодой самец. — Не бойся, — повторила самка крокодила, хоть знала, что эти слова никак не помогут, — я уничтожила все улики, теперь уж точно никто не узнает о твоём прошлом. После этих слов парень поднял мордочку. — Я… не понимаю. На выдохнула. — Я хочу чтобы революционеры пришли к власти в городе и принесли демократию. — Искренни ответила она. — Вы же член «Клана Арбитр»… — Всё ещё непонимающе произнёс Манти. — Позволь объяснить. Я хочу чтобы ты стал первым мэром Репод Сити. Эти слова лишь запутали парня. Его глаза непонимающе бегали по телу самки крокодила. — Я? — Боясь того, что всё ему это послышалось робко начал Манти. — Ты хороший зверь. Я читала твоё досье, знала клан в котором ты жил. Ты сплотил революционеров — значит хороший управленец. Ты отринул свой клан, когда понял к чему всё это приведёт. Я хочу чтобы именно ты возглавил революционеров в нужный момент и пришёл к власти. — Почему? — Немого смелее спросил Манти. — Хотите сохранить ваш клан? — Я расформирую «Клан Арбитр» когда ты придёшь к власти. — Опустив голову грустно ответила Беатрис. — Но будут же выборы. — Ты в них победишь, я в этом не сомневаюсь. Парень смотрел на самку крокодила выпучив глаза. — Но прежде чем прийти к власти, я хочу чтобы ты выслушал меня. Хорошо? — Беатрис говорила спокойно, даже уважительно. Манти кивнул. — Сразу в атаку революционеров не веди. — Начала Беатрис. — Пусть сначала «Совет Кланов» и генерал Тайл исчерпают силы в сражениях между собой. Я дам тебе знак когда нужно будет начать действовать. Так ты сохранишь жизни своим животным… — Но погибнут многие… — Такова цена. Ослушаешься — проиграешь. Самец варана опустил голову. — Когда будет виден победитель я перебью его верхушку: если это будет генерал Тайл убью его и его офицеров, «Совет Кланов» — главу «Совета Кланов» и приближённых к нему. Оставшись без лидеров, они будет в смятении. Как только это произойдёт, тогда ты выступишь во главе революционеров. Это единственный шанс покончить с этим кошмаром. — А как же военный Репод Сити? — Ты слышал последние новости? Манти отрицательно помахал головой. — Возле Репод Сити собралось огромное количество бандитов. Генерал Энриэль сейчас единственный кто сцеживает их. Военные не отведут генерала Энриэля и его «Первый Легион» — это равносильно впустить орды бандитов-кочевников в город. Да и сам Энриэль не даст этому произойти, так что после проигрыша «Совета Кланов» и генерала Тала ты проведёшь выборы. Вот. Вынув из внутреннего кармана грязного плаща папку с идеями по восстановлению города, что годами создавал Ала́н, Беатрис протянула её в лапы варана. — Что тут? — Это один из многих планов по восстановлению одного из нома города. У тебя экономическое образование, думаю, что ты оценишь эти идеи. У меня ещё много таких. — Ответила Беатрис. Приняв папку Манти засунул её во внутрь униформы. — А Эминго? — Не успокаивался парень. — Ты знаешь что за взятку он закрыл глаза на то что случилось на свадьбе Бинди и Ука? Опустив глаза Манти промолчал. — Скажи Манти, ты бы хотел видеть в рядах полиции подобных служителей закона? — Без злобы спросила Беатрис. — Он был мне другом. Молния. Дождь. Гром. Простояв пару секунд в молчании Беатрис ответила: «Мне жаль». Она продолжила: — Если поступишь так как я скажу, в Репод Сити наконец засияете солнце. Даю слово. Я верю, что ты сможешь восстановить наш город и покончить со всем этим пезди… Раскат грома заглушил последние слова самки крокодила. Поглотив ком в горле Манти поднял мокрую морду. — Я сказала тебе абсолютную правду Манти Хо. — Правдиво произнесла Беатрис. — Я рассчитываю на тебя. Весь город рассчитывает на тебя. — Вы правда расформируете свой клан? — Мне не нужна власть Манти, мне не нужны деньги. — Опустив голову ответила Беатрис. — Хватит боли. Этот город испил её сполна. Я хочу того же что и ты. Мира. Самка крокодила протянула лапу в сторону Мантина. Нерешительно, всё ещё опасаясь, парень пожал её. — До встречи, сэр. Поклонившись, Беатрис повернулась к аспиду что сидел на капоте машины и наслаждался ливнем. Без лишних слов Маккоя запрыгнул ей на лапу и через секунду ютился на шее, обвернув её в кольца, словно шарф. Развернувшись к ночной улице Беатрис медленно двинулась по ней, оставив в одиночестве молодого варана. Манти проводил её взглядом до конца, пока силуэт самки крокодила окончательно не растворился во темноте. Он уже не слушал ни её шагов, ни её слов. — Остался Миандрий. Ты нашёл его Маккоя? — Дас-с-с. Улыбаясь, прошипел тайпан.