Зверополис. Столько стоят мечты

Действие последнее. По следам прошедшего крокодила. Судьбы в номерах отеля «Гокудо»

      Ранее. В отеле «Гокудо».       После поцелуя Дрирэйк нежно поставил Миакелу на пол, и та быстро направилась к двери, точнее двери что была вырезана в двери, так как открыть огромную дверь, предназначенную для её мужа, она не могла физически.       — Разбужу Нария.       Выходя за дверь, произнесла Миакела.       — И её…       Хотел сказать Дрирэйк.       Поцеловав мужа, Миакела вышла из спальни. Облизнув губы, она почувствовала знакомый вкус Дрирэйка. Кто бы что не говорил о любви: о её скоротечности и неизменной кончине она до сих пор любила этого увальня. Время поддаваться чувствам окончено. Выйдя за дверь, она стала другой: требовательной, жёсткой.       Развернувшись в сторону холла с лестницей, что вела с третьего этажа вниз на первый, она заприметили трёх горничных. Как было сказано им ещё вчера они ждали её с самого утра возле спальни.       Приближаясь Миакела уже выдавала указания:       — Лит, Минда, Пакста — уборка этажей. Начинаем с третьего и вниз, до самого центрального входа. Управитесь до обеда. За работу самочки, шевелим юбками.       Остановившись возле работниц Миакела громко хлопнула в ладоши, после чего расставила нижние лапы на шире плеч и положила ладони на бёдра.       Получив строгие указания девушки прялись за работу. Работы предстояло много, а времени мало. Убедившись что гувернантки поняли указание и засуетились, Миакела обошла лестницу и бодрым шагом двинулась в левое крыло.       Через несколько секунд она стояла у порога небольшой двери. На мордочке появилась улыбка. Схватившись за ручку Миакела открыла дверь и вошла в комнату.       Тут было прохладно, даже несмотря на то что окна были задраены, щели заклеены, а на полу стоял широкий обогреватель. Угли давно в нём истлели. Сделав несколько шагов в сторону окна Миакела дотянулась до батареи. Холодная.       «Рари, сволочь. Я же сказала починить отопление» — в сердцах негодовала она. Раздвинув шторы, самка гребнистого крокодила впустила в комнату сына солнечный свет.       Комната Нариня — сына Миакелы и Дрирэйка была несильно большой. Но для молодого, тринадцати летнего паренька самое оно.       Шкаф с одеждой в углу. Письменный стол, заполненный учебниками и сопутствующими предметами. Сколько Миакела не ругалась тут всегда был полный беспорядок. К дополнению ко всему, сверху, на куче макулатуры, в центре хаоса, стояла тарелка с остатками еды.       Между кроватью и этой мебелью, на ковре лежали всевозможные гири, гантели, специальные тренажёры в виде толстых резинок с грузиками для тренировки мышц хвоста.       Около стены расположился сундук, где Нарий хранил старые вещи. На стене висели фотографии. Рядом, над кроватью приклеены старые вырезки из газет и плакаты. По ним можно было легко отследить становление молодого гребнистого крокодила и то, чем он увлекался в разный период своего взросления.       Тут были всевозможные вырезки про великих бойцов хвостоборья; старый, потёртые снимки мускулистых рептилий что стояли на пьедестале. В их огромных лапах были кубки, медали, трофеи. В Репод Сити не было заведено вручать награды за второе или третье место. Победитель должен был только один.       Дальше шли плакаты различных автомашин. Миакела мало что понимал в них, но Нарий без ошибочно мог определить одну модификацию авто от других. Пару картин с пейзажами «Диких Земель». Выглядели они как что-то инопланетное, порой настолько, что и Миакела, и Нарий часто спорили взаправду ли художник предал их реалистичными или всё это его фантазия. На самых свежих плакатах были изображены девушки в пикантных позах и в купальниках.       На потолке, между брусьями, прибитыми к верху перекладиной, что была обычном турником для подтягивания, висела люстра. В углу, у последней стены находилась увесистая боксёрская груша, на её лямках висели перчатки.       Мельком оглядев комнату Миакела подошла к кровати. На ней, укутавшись в два одеяла тихо посапывал Нарий. Аккуратно присев рядом, она ласково провела по чёрным дредлокам, на которых стали появляться цвета, лапой. Миакела знала, что нужно будить сына, но, когда сидела с ним рядом, она не хотела этого делать. Пусть ещё поспит хоть минуту. Это было её единственное сокровище, доставшееся ей невероятно трудным путём. Но несмотря на все мучения она и Дрирэйк были невероятно благодарны Судьбе за то что она откликнулась на их мечты.       Почувствовав теплоту Нарий зашевелился. Поморщившись, он приоткрыл глаза.       — Уже утро? — Моргая спросил он.       — Уже, молодой крокодил. Ваш отец во всю пашет, а вы тут хвост тяните. — Строго-игриво сказала она.       — Про «пашет» — ты имеешь ввиду разгуливает по улице куря сигару?       — А это, — Миакела пригрозила пальцем, — уже неприемлемо. Не мал ли ты ростом чтобы учить отца уму разуму?       — Прости мам. — Извинился Нарий.       — Вставай. — Произнеся, она поднялась с кровати и положила на перину перед носом сына небольшой пергамент. — Вот список дел на сегодня. Управься до обеда, сегодня приедет учитель.       — О-о-о! — Скинув с себя часть одеяла простонал парень так как это могут делать только подростки, что ожидают учёбы как каторги.       — А ну не ныть. — Цокнула Миакела. — Ты из семьи Стоик, а Стоики не ноют, помнишь?       — Да, — выдохнул Нарий, — я помню — Стоик: если отрубили палец не плачь, если отрубили лапу не кричи, если отрубили голову молчи, вдруг подумают, что ты дал слабину.       Продолжил он и удручённо поглядел на пергамент с заданием.       — Вот. Это слова истинного Стоика. Так что молодой крокодил — подъём, вас ждут великие дела. — С этими словами Миакела схватила за край одеяла и отбросила их в сторону.       — Холодно. Рари же починил отопление.       — Наверно опять что-то сломалось. Получит взбучку сегодня. — Ответила Миакела.       Очутившись во власти утреннего мороза, он обхватил лапами плечи и прижал хвост. Даже теплая пижама не спасала его от мороза. Оставив сына на растерзание утренней прохлады, она двинулась к выходу, попутно забрав со стола грязную тарелку.       — И уберись в комнате к приезду учителя.       Дополнила список дел мать Нария. Закрыв за собой дверь, Миакела скрылась в глубине коридора.       Скинув нижние лапы с постели Нарий почувствовал холодный ковёр.       — Легко сказать будь стойким. — Недовольно высказал он. — Ай, как холодно.       Его взгляду сначала упал на хаос на столе, потом медленно перешёл к гантелям, лежавшим на полу. Стиснув зубы, он отправился к последним.       Миакела двинулась по коридор к соседней двери. Очутившись возле неё она замерла. Её лапа не решалась повернуть ручку двери. Всё её чувства сейчас виднелись на её морде: неприязнь, негодование, отторжение и брезгливость. Найдя в себе силы, она открыла дверь и сделала шаг вперёд.       В комнате, где она очутилось, было прохладнее чем у Нария. Батареи тут так же не работали, а отсутствие печки лишь усугубляло положение.       Возле зашторенного окна располагался письменный стол. Он был всегда убран и чист в отличии от стола её сына. И не сказать, что это была заслуга спасшей на матрасе девочки, а скорей просто из-за малого количества предметов, не только на самом столе, но и в комнате.       Рядом со столом стола невысокая табуретка. У голой стены находилась треснувшее зеркало. Возле него, на полу лежал ящик с небогатым женским «арсеналом». Пол был голым, без ковра. Там, где должна была располагался кровать лежал матрас. Под одеялом тихо спал небольшой зверёк. Ещё в комнате был старый сундук, где ребёнок хранил всю свою немногочисленную одежду.       Вспыхнул свет. Миакела убрала с включателя лапу и двинулась к матрасу на полу. Пинок. Ударив лапой по нему, она небрежно бросила на одеяло пергамент.       — Хватит спать дармоедка. Вот список дел — закончи к обеду. Сегодня банный день — вымойся, а то пахнешь как протухая лужа. Всё, подъем! — По конец речи она рявкнула.       Не дожидаясь, Миакела с нетерпением вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Её шаги слышались даже через закрытую дверь.       Под одеялом началось копошение: сначала появилась лапки, потом мордочка. Отодвинув в сторону тёплое одеяло, девчушка, протирая глаза, села в позу лотоса. Зевнула, одновременно потянувшись. В открытой пасти сверкнули острые зубы. Моргнув пару раз, она, опираясь о четыре лапки про скользила на пятой точке к краю матраса, попутно схватив пергамент с делами на сегодняшний день.       Встав, покачиваясь, малышка направилась к огромному для неё сундуку. Размером он был чуть ниже неё. Благо крышки не было, так что открывать его не требовалось. Скинув с тела ночную рубашку, она зацепилась лапками с острыми коготками за край сундука: подтянулась, и будучи ещё сонной, не уследила как щучкой рухнула в сундук. Внутри был не так много одежды, но та что была, смягчила её падение. Не проронив ни звука Астика стала одеваться.       Прибравшись в комнате, что в виду отсутствие большого количества вещей было делом «пяти секунд», Астика повисла на дверной ручке, оттолкнувшись одной лапой о косяк двери она открыла огромную дверь. Выйдя за порог, она не заметила, как уткнулась в грудь молодого парня. Нарий уже успел одеться и ждал появление сестрёнки у порога.       Его одежда едва была лучше черного платьица Астики, с длинным закрывающим щиколотки грязным, местами порваны подолом. Возможно, раньше она и была свежее и чище, но ребяческий образ жизни Нария, что свойственен всем тринадцатилетним мальчикам, нивелировал эту разницу.       Одетый в поношенный костюм он опустил морду и поглядел на девятилетнею девочку. Заметив в её лапках пергамент, он резко врывал его. Ещё непроснувшаяся окончательно Астика даже не успела ничего сделать.       — Дай сюда. — Резко произнёс он. Держа в лапе свой пергамент, он растянул пергамент Астики. Заглянул в него. Его глаза бегали по строчкам, что казались были бесконечными. Список дел что приготовила Миакела девочки был не маленьким, куда больше, чем у него. — Вот, возьми мой, а я твой, так будет справедливее. Вздохнув, он протянул свой список дел девочки. Дополнил уже теплее, с заботой. — Там поменьше.       В ответ на этот жест, Астика ловок поднырнула под лапу Нария, что протянула ей свой список дел и ухватилась за собственный пергамент. Схватив за край бумагу она почувствовала как Нарий сжал её крепче, не желая отдавать. Ещё чуть-чуть и пергамент разорвался, оставив две половинки в лапах брата и сестры. Не желая этого, парень отпустил свою часть пергамента, и он вновь, целиком, оказался я у малышки.       — Всё ещё думаешь, что если будешь сильно стараться, то мама полюбит тебя? — Правдиво спросил Нарий.       В ответ тишина. Астика опустила глаза в пол: не двигалась, молчала.       — Поступай как знаешь. — Не став спорить сказал Нарий. Он дополнил ободряюще, пытаясь помочь. — Я постараюсь закончить свои дела пораньше; как только закончу сразу приду тебе помогать.       Астика молчала.       — Идёт?       В ответ молчание.       — Слушай, сегодня вечером бой по хвостобрью. Горидольд будет биться с чемпионом из до шестого (18) нома. Ты ведь хочешь посмотреть?       Астика сразу подняла голову и на её мордочке появилась улыбка, она быстро кивнула головой несколько раз.       — Тогда я помогу тебе с делами, а маме ничего не скажем. Идёт?       Кивок.       Миакела спускалась по широкой лестнице. Всё её мысли сейчас были об Рари — местном работяге что отвечал за всем механизмы в отеле, а заодно за сантехнику. Отопление в левом крыле не работало, хоть вчера Рари обещал всё починить. И вроде даже починил, вот только холодные батареи в комнате её сына говорили об обратном. Рари — молодой самец крокодила был один из тех, кто не может пройти мимо ни одной юбки. Бабник каких ещё поискать надо. Судя по количеству жаждущих его ласк самок он преуспел в амурных делах куда больше чем в обязанностях по работе. Парень он был умный, иначе Миакела давно бы дала ему горящим поленом под хвост и выгнала с работы, вот только при виде девушек кровь в его башковитой голове утомлялась, вся без остатка, к другому органу. Так что приходилось время от времени возвращать её на место, весьма радикальным способом.       Расстроенная положением дел, злая она очутилась на первый этаж в холле. На       ресепшене уже во всю суетился Есток.       — Рари видел? — Ища самца — жертву собственных гормонов сердито спросила Миакела.       Услышав негодующий голос начальницы Есток слегка опешил. В свойственной себе манере он неторопливо постучал папками о стол, отложил их в сторону и спокойно поздоровался: «Доброе утро Миакела». Последняя, подходя к ресепшену, постаралась остыть.       — Доброе Есток. — Уже спокойнее, явно вынуждая себя это делать поздоровалась она. — Отопление в левом крыле опять не работает. Где Рари?       — Я полагаю, что у себя в гараже.       — Ясно. — Цокнула языком Миакела, попутно постучав острыми когтями о лакированную поверхность ресепшена, чем вызвало молчаливое осуждение администратора. Получив информацию, она направилась к дери что вела на задний двор отеля. По дороге Миакела предупредила Естока:       — Если Дрирэйк закурит в холле пригрози ему. Я в прошлый раз полдня выветривала дым. Ещё, подойдёт Астика дай ей пол сребреника на перец. И не забудь, что сегодня мне понадобится твоя помощь. День оплаты комнат, нужно посчитать и выписать счёт постояльцам.       Немолодая самка крокодила скрылась за небольшой дверью. Внимательно высушив её Есток принялся протирать то место, где когти Миакелы «барабанили» по поверхности ресепшена.       Придя насквозь длинный, немного ветвистый коридор Миакела заглянула на кухню. Убедившись, что повара стояли у плиты и завтрак будет подан без опозданий она двинулась к выходу что велел на задний дворик отеля.       Задний дворик, как помнит Миакела, почти не изменился за последние тридцать лет.       Довольно большое пространство, расположенное с правой стороны отеля. С одной стороны оно было ограждено стеной отеля, напротив стояла кирпичная стена, без единого окошка, соседнего здания. С правой стороны шел забор из толстых прутьев, между ними расположись массивные железные ворота. Они выходили на площадь-рынок. С левой стороны, пролегая от угла отеля до угла соседнего дома виднелся высокий забор из заточенных как карандаш брёвен — чистокол.       Очутившись на веранде заднего двора, немолодая самка крокодила вздрогнула. На улице было прохладнее чем в отеле. Разминая пальцы лап — сжимая их в кулак и наоборот, Миакела пытались вернуть им подвижность. На как бы она не старалась против Природы не поспоришь. Пока её тело не разогреется в лучах солнца она так и будет вялой.       Спустившись по ступенькам, она направилась к гаражу что стоял в дальнем углу дворика: прилегая боком к читоколоу, а тылом к стене соседнего здания. Гараж — прямоугольное строение из кирпича высотой в полтора этажа, обделанного глиной; местами она потрескалась, местами отвалилась оголяя старые кирпичи. Глиняная черепица на косой крыше. Сверху торчала ржавая труба, откуда едва заметно шёл дымок. Железные ворота. Дверь в гараж была приоткрытой. Лапы Миакелы опустились на несколько досок что прилегали к лестнице крыльца отеля. Вообще «пол» дворика был настоящем хаосом в плане покрытия: где-то проглядывали доски, некоторые настолько углубились в землю за столько лет что почти провалились в неё, кое-где были свежо наложенные доски, создававшие настил, часть занимала утопленная в землю брусчатка, часть принадлежала кирпичам, вытоптаны дорожки от веранды до гаража, от гаража до ворот выложены старым шифером что потрескался и теперь больше походил на мелкие осколки, возле ворот был залит бетон, остальную часть занимала голая земля. Трава, хоть с ней и боролись, проглядывала тот тут, то там.       Плотные ряды репейника росли вдоль всего чистокола. Более цивилизованно выглядела небольшая клумбы, ограждённые треснувшим шифером; металлическая, низкая калика вела в цветочный сад. Там росли красивые цветы. Как нестранно этот сад принадлежал Рари. Ухаживал он за ним даже лучше, чем за остальным что было в его ведомстве. Миакела не знала взаправду ли Рари любил цветы или всё это делалось для того, чтобы одурманить очередную девушку.       У чистокола находился сарай, забитый доверху углём. Из-за угольной пыли всё вокруг сарая, да и он сам был покрыт толстым слоем штыбом.       Беседка возле гаража. Круглая, довольно добротная. В центре неё стоял широкий стол. Вокруг скамейки. Тут часто Дрирэйк устраивал посиделки с парнями. Об активном использовании беседки свидетельствовала наполненная окурками двенадцати литровая банка; подобно копилки у бережливого зверя, что копил монеты, она, банка, была плотно забита прессованными окурками. На дне вся эта каша под действом воды, что нет-нет да попадала в «пепельницу», промокла и теперь превратилась в мягкую зловонную жижу темно-коричного цвета. Пустые бутылки на донышке которых всё ещё были остатки алкоголя стояли тот тут то там. Рядом с беседкой виднелось место для костра, казан и небольшой столик, вечно запачканный жиром.       Беседка была одним из тех мест, где постоянно кто-то ошивался. Так и сейчас, пока Миакела направлялась к гаражу в ней сидело трое парней из банды Дрирэйка. Все трое курили, если считать одного крокодила что уснул, упав грудью на стол, подсунул под щёку бутылку, из которой на доски выплеснулся алкоголь, в его лапе тлела сигарета. Две других, что-то тихо обсуждали между собой. Порой Миакеле казалось что все эти «важные» разговоры про «бизнес» чем-то сродни с трепотнёй старых старух, что уселись на лавочке.       Заметив её двое в беседке, почтительно поклонились. Миакела сделал поклон в ответ. Как бы ты не относился к другим, правила этикета в борёкудане должны соблюдаться. Она это быстро усвоила, когда на её глазах одному выскочке раздробили колени за неуважение к Дрирэйку — парень просто отказался сделать поклон — поприветствовать главу борёкудана нома до три (15).       Её взгляд зацепил за новенький автомобиль последней марки сделанный на заводе Репод Сити когда тот ещё работал. Теперь творение автопрома города рептилий тихо стояло возле ворот, покрытая пылью. Ездить было некуда. Так что сие творение инженерной мысли стало любимым пристанищем её сына. Дрирэйк бывало давал Нарию прокатиться вперёд-назад.       Ещё одно авто пылилось напротив гаража, возле бетонной лестнице что вела в подвал. Этот антиквариат её муж держал как память. Именно оно было изображено на фото, где они с парнями позировали на фоне построенного отеля, на которую Дрирэйк порой заглядывался по вечерам вспоминая молодость.       Старя самодвижущаяся повозка: огромные колёса, не менее огромный руль, кожаный корпус, натянутый на металлический каркас, местами использовались доски, клаксон в виде клизмы; гремел такой аппарат как толпа пьяных рыбаков в местном баре, трясся при езде как больной тремора, в топку кидался уголь, ехавшие чувствовали каждую кочку на дороге, из высокой трубы вылетал черный как смог дым, починки требовал каждые сто метров дороги и по непонятным для Миакелы причинам вызывал дикий экстаз у каждого представителя мужского населения мира.       Раньше Дрирэйк и его брат владели целом таксопарком, подмяв под себя весь бизнес грузоперевозок в номе, но с приходом гражданской войны и наполнившем город головорезами всё это пришлось оставить.       Все эти авто достались её мужу в знак уважения. Но она понимала за какие такие услуги Дрирэйк получал такие презенты.       Её путь продолжился, пролегая мимо колодца, что стоял тут до основания отеля. Обычный каменный колодец с треугольной крышей, брусом и валиком, верёвкой привязанной к деревянному веду. Возле колодца всегда было мокро. Рядом стояла лохань на несколько кубов воды. Тут же пустые и полные вёдра.       Схватив по пути одно ведро, наполненное холодной водой, она двинулась дальше.       Гараж.       Зайдя в него Миакела почувствовала тепло. Пожалуй, не в одной комнате отеля не было так тепло как тут. Стеллажи с инструментом занимали две с половиной стены, деля поровну место с столами, внутри которых были ящики. На столах, на стеллажах, выглядывая из них ящиков виднелись разнообразные инструменты. Кое-где лежали запчасти от машины, запчасти от котла и другие запчасти от всевозможных агрегатов отеля.       В оставшемся закутке там, где находился камин был расположен небольшой диванчик и столик. Судя по его содержимому, он ничем не отличался от всё тех же стеллажей с инструментами и столами. Он был завален в несколько «этажей» всевозможным хламом.       Автоподъемник в центре гаража. Под ним, заложенными досками, виднелась глубокая яма. Металлическая лестница что вела на второй полуэтаж. Там хранилось всё что не могло уместится внизу.       С потолка свисала большая лампа. Достаточно мощная чтобы осветить всё помещение. Сейчас она была выключена. Из источников освещения можно выделить два прямоугольных окошка расположенные почти на потолке, да тлеющие пламя от камина. Тихо закрыв за собой дверь гаража Миакела очутилась в полумраке. Однако ей это ничуть не помешало найти Рари и его очередную любовницу. Парочка расположилась на диванчике, в окружении трёх грелок. Укутавшись в плед одеяло они высунули голые пятки по направлению к камину.       Заприметив их Миакела тихо подобралась к дивану. На её глаза попался букет цветов, небольшая коробка сладостей, допитая бутылка вина с двумя бокалами, кусок жаренной рыбы — всё это ютилось на краю стола.       На спинке дивана разбросанная верхняя одежда, вперемежку с нижнем бельём. На морде Миакелы появился злорадная улыбка, как у озорника, что затевает очередную пакость. Схватив край одеяла, она резко сдернул его и отбросила в сторону. Подобный манёвр оказался незамеченным. Два обнаженных тела прижимаясь друг к другу едва заметно зашевелились. В гараже было тепло, отчего уставшая от ночи, любовная парочка не почувствовала, как потеряло одеяло. Миакела знала что так просто их не разбудить, поэтому заранее принесла с собой ведро с холодной водой. Миакела сбилось со счёту сколько раз она устраивала душ Рари и его дамам сердца.       Вскинув ведро воды, она вылила его содержимое на спавших крокодилов. Эффект был предсказуемый, и очень порадовал немолодую самку крокодила. С громкими криками любовная парочка вскочили буквально на хвосты. Создавалось такое ощущение что в ведре была не холодная вода, а кипяток. Гараж наполнился громким криком. Сквозь него прозвучали не менее громкие слова Миакелы:       — Ах вы рожи бесстыжие!       Первый шок сменился вторым. Блуждающие взгляды двух проснувшихся крокодилов упали на невысокую старую хозяйку отеля.       — Миссис Стоик. — Прикрыв лапами своё достоинство произнёс Рари.       То как он это произнёс и с каким испуганным видом стоял перед Миакелой говорило сразу о двух вещях: тело похотливого самца уже проснулось, а вот мозг нет. Подруга Рари оказалась куда проворнее. Прикрывая наготу лапами и хвостом, она бросилась собирать свои вещи.       Заметив это Миакела ухмыльнулась:       — О нет! Так просто вы от меня не отделаетесь.       Не теряя времени, она бросилась к ближайшему столу, где лежал металлический пруток арматуры. Схватив его, Миакела бросилась в атаку.       — Стойте! Стойте миссис Стоик! — Надо отдать должно Рари он до последнего собирался защищать свою любовь. Закрывая собой копошившуюся в поисках одежды самку она встал на пути разорённой хозяйки отеля. Однако его благородного порыва хватило ровно на пару ударов арматурой.       — С дороги блу́день мелкояйцевой! — Вскрикнула Миакела.       Удар!       Хлестнув по груди молодого крокодила арматурной как розгой, она заставила его поёжится от боли. На месте удара мгновенно появился красный шлейф.       — Да вы что творите! Больно! — Закрывая срам лапами Рари никак не мог отмахиваться от хлёстких ударов, отчего просто повернулся спиной в сторону Миакелы. Второй удар, что пришёлся на спину и вовсе заставил его подпрыгнуть на месте. Подпрыгнув, он бросился прочь: перепрыгнул подлокотник дивана, зацепился когтём нижней лапы за простыню и с грохотом упал на бетонный пол. Совершенно не обращая внимание на разбитые локти и колени Рари бросился к лестнице что вела на второй этаж. За его спиной слышался крики Миакелы.       — А ты шлюха, что стоишь?! Тоже хочешь?! Постыдилась бы Киала! Нашла перед кем лапки раздвигать. Всё отцу с матерю расскажу! Ушла на дно. Живо! — Вскрикнув, Миакела взмахнула арматурной целясь в напуганную до смерти девушку. Испугавшись, последняя ухватила последний элемент одежды. Скомкав всё в лапки она прижала пожитки к груди и со всех лапа, чуя хвостом как за ней Миакела машет арматурой, бросилась к выходу.       Киала выбежала из гаража как пчела, забыв даже о том, чтобы закрыть за собой дверь. Поэтому до ушных раковин Миакелы донеслись восторженные возгласы парней её мужа что всё ещё ютились в беседке.       Заметив неоткуда взявшуюся голую самку, они не поскупились на предложения согреть её в столь морозно утро. И даже пьяный самец, проснулся от ора друзей, открыл глаз и сквозь пьяную пелену увидел обнажённую фигуру девушку что бежала к воротам попутно теряя одежду по дороге: возвращаясь, поднимая её, тут же теряя другой элемент белья. Если он и перепил, и всё это был пьяный бред то он ему определённо понравился. Решив не останавливаться в плане алкоголя, он вскинул лапу и допил содержимое бутылки. После чего дополнил крик друзей невнятным голосом и вновь рухнул на стол.       Киала остановилась возле ворот. Тот стыд что она испытывала буквально выступил на её теле в виде красных пятен. Дрожа, она отбросила ненужные вещи. Схватила лапами платье и быстро надела его на себя.       Под ободрительный крики зверей из беседки несчастная жертва любви кинулась к воротам — заперто! Не зная как выйти из ситуации Киала вцепилась в прутья заборы лапами и мгновенно забралась на него. Перепрыгнула, и вскоре исчезала между палатками торговцем что стояли на площади.       — Ну-у-у, вот!       — Эх, убежала.       Послышались огорчённые возгласы двоих из беседки.       Гараж.       Воспользовавшись заминкой: тем что Миакела была отвлечена на Киалу, Рари успел забраться на второй этаж гаража. Обложившись старыми шинами, он выглядывал из-за них как из окопа.       — Спускайся мелкочленный. Доигрался ты Рари. Я тебя кастрирую. Угрожая, Миакела несколько раз стукнула по лестнице прутком.       — Да что с вами Миакела?! — Придя в себя окончательно, взвыл парень. — Вы сума сошли что ли?! У нас с Киалой любовь! Я женится на ней хотел.       — Знаю я всё про твою любовь на полминуты! Спускайся тварь! Почему отопление в левом крыле нету?! Батареи холодные. Почему уголь не накидал в топку холодильной камеры?! Продукты мне хочешь попортить! Как членом махать так ты впереди всех, а как дело делать так тебя нету. Спускайся крокодил-осеменитель, иначе я прикажу парням мужа и они быстро тебя приласкают. Гадишь понравится. Почувствуешь себя самкой. Спускайся Рари, не беси меня, тварь такая!       Несмотря на угрозы местный Казанова рассудил всё же остаться под защитой второго этажа и стены из старых покрышек.       — Вы это серьёзно? — Понимая, что звери на которых он работал легко могут любую шутку превратить в твой собственный кошмар он всё же не выдержал и спросил.       — Если до обеда всё не починишь, даю слово что одену тебя в платье и отправлю на работу в «Красный Домки» к мисс Тайинелии. И пока счёт трахнутых тобой самок не поравняется с числом самцов что отымели тебя ты не вернёшься.       Злобно сказала Миакела. Из-под бровей она поглядела наверх, где среди покрышек прятался Рари.       — Я всё заделаю миссис Миакела. Обещаю. До обеда всё будет готово. Слово даю. Честное слово.       Отбросив в сторону пруток арматуры, фыркнув немолодая самка крокодила двинулась к выходу. На счастье Рари вскоре она скрылась за дверью. Откинувшись спиной на протектор сложенных в стопку шин, он облегчённо выдохнул.       Обаче отдыхать ему долго не хотелось. Вздрагивая в душе над угрозами Миакелы он через несколько минут стоял возле стены отеля: между крыльцом и бетонной лестнице что вела в подвал. Схватив гаечный ключ Рари громко стучал по кромке толстой трубы, что уходила куда-то в здание приговаривая:       — Встаём! Встаём!       Обращался он к нескольким семействам прытких ящериц что обосновались в глубине витиеватых труб. Тут был их дом. Рари примерно знал как располагались их «квартиры»: от выхода труба слегка поднималась вверх после чего разветвлялась по нескольким направлениям. Наблюдать за этим разветвлениями можно было внутри подвала. Эти трубы раньше использовались для слива отопления, теперь были заброшены, так как Рари наладил другую систему слива, проложив отдельную ветку труб.       Трубы находились в близи котельной отчего местным обитателям там было более чем уютно. Что творилось внутри и как проживали местные работяги Рари так же не знал. Он видел лишь как в трубу-дом прыткие ящерицы тащили всякий хлам. Из источника света там были небольшие лампочки, питавшиеся от батарейки — Рари сам провёл туда провода, просверлив отверстие в трубе. Из трубы часто пахло жаренным что свидетельствовало о наличии кухни. Скорей всего она располагалось непосредственно над отопительным котлом, где часть трубы нагревалась очень сильно. Так как семейства прытких ящериц не ходили купаться Рари догадывался что где-то в закоулках труб у них имелась парная, об её наличии свидетельствовало и то что её обитатели часто таскали в трубу-дом вёдра, — напёрстки для больших крокодилов с приделанным к ним ручкам, с водой. Однако это не точно, так как оба семейства ящериц были невероятно грязными: в поношенной рваной одежде, сшитой из лоскутков, а их дети и вовсе до определённого возраста ходили голышом, лишь повзрослевшим полагалась обычная, очень простая одежда, как правило лёгкого покроя, чем-то походившая на рваный мешок с дыркой на дне, а часто таким и являлась, одевавшееся но голое тело. Два семейства едва сводили концы с концами и жили за счёт самого Рари, который их подкармливал — это всё жалование что они получали, если не считать цену за безопасность.       Для чего они были ему нужны?       Основная их деятельность сводилась к периодической прочистке туб. Из-за того, что система водоснабжения нома давно не использовала фильтры; вода для питья, как и для обогрева, мытья бралась из ближайшего озере, что давно превратился в стоячий пруд, куда скидывали отходы не только жизнедеятельности, но и мёртвые тела. Поэтому постоянно требовалось очищать трубы.       Небольшим по размеру ящерицам было легко попасть в систему отопления. Работая в круглом, довольно стеснённом месте они отбивали ржавчину, чистили магистраль от ила и водорослей. Иногда им удавалось найти труп небольшой рыбёшки, которой не посчастливилось попасть в систему — это было особой удачей.       Большая часть мужского состава двух семей, а это было порядком двенадцать мордочек, вооружались ломами, кирками, корзинами для сбора грязи, и после того, как Рари осушит отопление, лезли внутрь труб, подобно шахтёром. Отбивая куски ржавчины киркой, лопатимы — ил и песок. Складывали всю грязь в корзины. Выносом последних занимались более юные и слабые члены семейств: подростки и женщины. Подобный процесс очистки был невероятно трудным, зато почти дешёвым — для оплаты хватало и остатков ужина с тарелки Рари. Плюсом сюда можно было отнести ненужность демонтировать и без того изношенную систему труб. Очистка хоть происходила медленнее, зато в разы качественнее.       Держа в лапе тарелку с остатками своего ужина Рари продолжал стучать по кромке трубы пока оттуда не вышел сонный самец прыткой ящерицы. Выйдя, он поморщился словно в глаза било яркое солнце.       — Вот. Завтрак. — Пренебрежительно фыркнул Рари.       Поставив ребро ладони на тарелку он смел остатки недоеденной рыбы в небольшую миску, стоявшую возле входа в трубу-дом. Груда костей на которой остались ошмётки мяса, запечённые потроха — кое-где ещё можно найти пару икринок, всё это рухнуло в мокрую, из-за утренней росы, емкость.       Столь добрый жест обрадовал вышедшего самца прыткой ящерицы. На его усталой морде появилась улыбка. Рари редко предлагал завтрак. Обычно еду они получали ближе к вечеру, изредка в обед удавалось найти что поесть в ящике с отходами куда скидывали остатки еды с отеля, а если там появились опарыши, то это был настоящий праздник.       — Сабр, вы вчера прочистили основную магистраль левого крыла? — Недовольно, нервничая, строго спросил Рари.       — Наполовину. Господин Дрирэйк пожаловался на шум. — Ответил Сабр.       Протирая глаза, он приблизился к миске.       «Логично» — подумал Рари. Стук кирок и ломов внутри труб эхом разносился по всем этажам. Впрочем, ответ его не обрадывал.       — Сегодня закончите. — В приказном порядке сказал Рари.       Оторвав с косточки кусок мяса Сабр удивлённо поглядел на большого крокодила. Едва успев засунуть в пасть еду он начал говорить, при этом жуя: «Там работы на двое суток. Центральное колено сильно засорилось…»       Рари не дал ему договорить. Схватив миску, словно вырывая её из лап, он резко произнёс:       — Хрен еду получите пока не закончите с очисткой. Понял Сабр?!       Рявкнул жестко Рари.       Вздрогнув, самец прыткой ящерицы тут же закивал головой.       — Хорошо сэр. Мы постараемся.       — Постарайтесь, иначе вам же хуже будет.       Рари не был знатоком угроз, но и того малого что он знал хватило чтобы Сабр бросился в трубу-дом. Его голос донёсся до большого крокодила: «Подъем! Вставите! Всем вставать! У нас куча дел, а времени как воды в пустыне!»       Подобное начало слегка успокоило Рари.       Однако оставалось много дел, решиться которые может только он. Бросив миску на землю, отчего её содержимое разлетелось по сторонам, он развернулся.       — Так, холодильная камера… — Произнёс вслух молодой крокодил.       Он развернулся и не успел договорить как наткнулся на Астику. Скорей всего она давно стояла за его спиной наблюдая за ним.       — Чё тебе? — Находясь ещё во власти эмоций резко спросил Рари.       Молча, девочка подняла пергамент с зданием что выдала ей Миакела продемонстрировав его крокодилу. Стараясь успокоиться Рари схватил пергамент. Раскрыл.

Справься до обеда.

      1. Натаскать уголь в котельную и для холодильника. Рари скажет сколько нужно.       2. Купить свежие фрукты у миссис Типорити. Семь штук красного перца. Деньги выдаст Есток у ресепшена.       3. Натаскать воды в бойлерную и в сауну. Заполни до краёв. Сегодня банный день.       4. Почистить унитазы на трёх этажах.       5. Прочис…       Список продолжался, но дальше Рари не стал читать. Вернув пергамент обратно, он продолжил:       — Уголь знаешь где. Корзина там же. Затащи в котельную три гросс (432) корзин угля. Холодильником я сам займусь. — Хоть Миакела и категорически не разрешала помогать Астике, Рари решил, что так будет лучше. Говоря, он обошёл девочку, последняя медленно поворачивалась в его сторону как камера наблюдения. Продолжил, словно вспоминая. — Да, ещё, воду из колодца не бери. Бери с пруда. Мордочка самки молча смотрела на него, не моргая.       — Ты поняла? — Решившись убедиться, что он не зря сотрясает воздух спросил парень.       Астика несколько раз кивнула.       — Тогда шевели лапами. Дел по горло. — Махнув лапой в сторону сарая с углём сказал нервно Рари.       Молодой крокодил двинулся в сторону гаража, что-то бурча себе под нос, а Астика вновь развернулась в сторону входа трубы-дома.       Присев на корточки она положила вытянутую мордочку на коленки. Её лапки стали собирать кусочки еды с грязной земли и складывать их обратно в миску. К тому времени, когда она собрала разбросанные кости из трубы выползло несколько прытких ящериц. По большей части то были дети. Большинство из них едва волочили лапки. Зевая, потягиваясь, обнимая себя лапами за плечи, поеживаясь от утренней прохлады они молча двинулись к миске, в которой лежали кости. Из глубины трубы-дома раздался суровый голос кого-то из старших: «Соберите остатки еды из миски и сложите их в кладовую. Мы пошли к колену второго этажа, нужно доделать работу».       Взрослые оправились работать.       Наблюдая за малышнёй что, выползали из трубы, Астика улыбнулась. Её зрачки внимательно следили за каждым кто выходил, словно ребёнок что с интересом наблюдает за действием муравьёв.       Все кто выходил едва были больше её указательного пальца. Не обращая на неё внимание, они тащили лапки к миске. Добравшись, малышня с трудом забирались во внутрь и тут же принимались за работу. В лапе каждого была изношенная корзинка, куда и складывались кусочки мяса и другой еды. Многие были без одежды, лишь у нескольких можно было наблюдать что-то наподобие набедренной повязки или фундоси из грязных тряпок.       Астика продолжала следить за выходом ребятни в ожидании того, кто ей был нужен. Вскоре этот зверёк появился на «пороге» дома, чем безмерно обрадовал Астику. Покачиваясь, Пилка — младшая дочь Сабра, вышла последней. Ей едва исполнилось семь лет, хотя, никто точно из семейства прытких ящериц не зал этого наверняка. Дни рождения они не справляли из-за этого никто не считал прожитые годы.       Тонкая как высохшая ветка Пилка едва открыла глаза. Спрыгнув с «порога», она очутилась на земле. Заметив подругу, Астика тут же протянула лапки и нежно обхватила малютку. Подняв её с земли, она поднесла лапки — в ладонях находилась Пилка, к мокрому носу. Набрав побольше воздуха в лёгкие Астика на пару секунд престала дышать, чтобы холодны воздух смог прогреться в её теле. Наконец она медленно выдохнула, обдавая теплым воздухом голое тело самочки прыткой ящерицы, так как это обычно делают в далёком Тудро Тауне звери что хотят согреть замершие лапки.       — А-а-а-а. Привет Астик. — Опершись о сомкнутые пальцы, находясь внутри прижатых друг к другу ладошек Пилка приятно улыбнулась, почувствовав теплый поток воздуха и знакомый запах подруги.       Астика проделала подобный трюк несколько раз пока на ладонях не стал появляться лёгкий налёт влаги. Находясь в ладошках большой подруги, Пилка была словно в сауне. Тепло от горячего воздуха постепенно заставила её тело перестать дрожать. Глаза открылись и малышка медленно подошла к огромному, уродливому из-за ожогов, покрытому зажившими ранами, носу Астики. Обняв его, она почувствовала, как тот едва заметно дернулся. Это был знак. Ощутив на своём носу лапки Пилки Астика отодвинула лапки от носа. Её зрачки, собравшись в кучу, поглядели на ладонь, где, зевая, расположилась маленькая прыткая ящерица.       — А-а-а. — Вновь потянувшись, Пилка попробовала размаять пальцы. Благодаря тёплому дыханию большой подруги теперь ей это удавалось сделать без проблем.       Протирая лапками глаза, она спросила: «Много дел на сегодня?»       Астика, всё ещё улыбаясь, кивнула.       — И у меня.       Подойдя к краю ладони, и оперившись лапками о большой палец Астики как о перила она поглядела вниз на миску, где её братья и сестры во всю работали. Она продолжила:       — Надеюсь к вечеру освободимся. Так охота посмотреть на бой по хвостоборью. Ты пойдёшь? — Спросила Пилка и поглядела на подругу.       Кивок.       — Было бы здорово. — Улыбнулась в ответ малышка.       Астика опустила ладони вниз, ближе к тарелке и Пилка ловко соскользнула в неё тут же принявшись за работу.       — До вечера. — Попрощалась Пилка.       Кивок.       Уже через минуту Астика стояла возле порога сарая набитого углём. В её лапке была корзина. Часть угля, что не помещалась в сарае, скатился к порогу. Подойдя к нему, она присела и стала собирать небольшой лопаткой уголь. Как только корзина была наполнена Астика ухватилась за ручки и подняла её. От веса льняные ручки вытянулись, а сама корзина приняла овальную форму. Едва оторвав от земли полную углём корзину Астика изогнулась в спине словно штангист. Медленно семеня лапами, она потащила её в сторону лестницы ведущею в подвал, где находилась котельная.       Первая корзина была доставлена, осталось ещё четыреста тридцать одна.       Тремя часами позже.       В это время её брат Нарий стоял возле порога кухни. За плечами три часа работы, где он уже успел выполнить большую часть списка. Держа в лапе пергамент, второй он уплетал лепёшку — его завтрак. Нарий оперся о косяк двери и молча наблюдал за действием поваров. Последние во всю суетились, выкладывая еду для постояльцев отеля на подносы. Время подходило к восьми, в это время в отеле подавался завтрак. Из-за малого количества постояльцев проще было разносить еду по номерам, чем собирать всех гостей в ресторане.       Время от времени Нарий поглядывал то на работниц кухни, то на её обыденное для подобных мест убранство, то на ближайший столик что прилегал к стене рядом с дверью. На нём почти у края лежала ещё одна лепёшка с мясом — это был завтрак для Астики.       Когда его взгляд подал на еду для сестры Нарий нетерпеливо переминался с лапы на лапу. На мордочке было легкое раздражение нерасторопностью поварих, хоть последние крутились как пчёлы. Всё о чем он сейчас думал так это об голодной Астике которой приходилось таскать уголь к котельной. Он, впрочем, как и его отец не как могли понять почему Миакела так строга к своей дочери. Да, Астика была приёмной, но Нарий, будучи ещё совсем юным часто слышал, как его родители мечтали о появлении дочери. Он ещё не понимал почему они так и не завели второго ребёнка. На вопросы о сестре его отец весло посмеивался, подобно тому, как смеётся опытный пилот над неумёхой-новичком, когда тот задаёт глупые вопросы, а мать и вовсе отводила глаза не желая разговаривать на эту тему.       «Если мама так мечтала завести дочь, но не могла, тогда почему она отвернулась от той, что подарила ей Судьба?» — этот вопрос мучал Нария каждый раз когда он задумывался о нём.       Астика появилась в их семье примерно пять лет назад. В отель её привёз отец Нария. Некоторое время Нарий не видел Астику. Деверь в её комнату была постоянно заперта. Он часто заглядывал в замочную скважину пытаясь понять, что за живое существо, обернутое в грязную окровавленную ткань, привёз его отец. Всё что он мог вдеть так это одинокую кроватку в пустой комнате, тусклую свечку на старом комоде что стоял рядом и огромное количество окровавленных бинтов, сложенных в кучу.       Нарий не видел того кто лежал в постели, но зато слышал её крик. Этот крик, казалось, был бесконечным, полным боли, нескончаемым.       В этот же день когда появилась Астика каждый вечер в их дом стал приходить доктор, а иногда и два-три. Все они тут же направлялись в спальню к Астике, запирали дверь и тогда крик девочки превращался в жгучий вопль полный страдания.       Как-то раз Нарий спрятался за углом коридора. Он выжидал, когда доктор и его отец выйдут из комнаты Астики. Когда это произошло Нарий услышал их разговор.       Зарыв саквояж доктор-варан из частной клиники «Под панцирем» опустил его на пол и стал вытирать тряпкой окровавленные лапы. Закончив, он поднял взгляд на Дрирэйка — последний стоял, терпеливо ожидая доктора.       — Что скажите Титранит Бит. — Спросил с лёгкой тревогой Дрирэйк.       — Ей нужен опиум, иначе она так и будет страдать. — Поглядев на гребнистого крокодила ответил Титранит Бит.       — Ей всего четыре года. Дозу которую вы ей назначили убьет её. Вы сами это сказали.       — Может и не убьёт. — Опустив главу ответил Титранит Бит.       — Может?       Доктор-варан пожал плечами, вздохнул, продолжил:       — У неё ожоги четвёртой степени. Вы представляете как она страдает? Это боль невыносима. Дайте ей опиум. Если не престанет кричать повысите дозу. При таких ожогах она всё равно умрёт, а так хоть умрёт не сильно мучаясь. Это всё что я могу сделать на данный момент.       — Ты же лучный специалист. У тебя же целая частная клиника «Под панцирем», и это всё что ты можете сказать?       Дрирэйк сдвинул брови.       Титранит Бит пропустил мимо ушей его недовольство; будучи доктором не первый десяток лет он привык слышать такое от зверей. Они считают, что врачи подобны Природе всесильные, всемогущие:       — Мажьте поражённые участки тела мазью. Меняйте повязки. И… — он запнулся, — дайте её опиум.       — И что дальше? Хотите превратить её в наркоманку?       Отвечать на этот вопрос Титранит Бит не хотел. Продолжил:       — Молить Судьбу что она умрёт в ближайшее время. В её случаи смерть это лучшее из худшего.       Он опустил голову; когда поднял то увидел оскал на морде Дрирэйка. Вновь опустил — ничего не изменилось, он видел подобные взгляды сотни раз. Как бы ты не хотел смягчить вывод, звери что любят умирающего пациента всегда будут смотреть на тебя с презрением как на того, кто сдался. Что можно сказать? Разве можно сказать, что против неизбежного сражаться бесполезно? Смертельные раны на то и смертельны, что ведут к единственному исходу.       Решив сменить тему, а заодно отвлечь от проблемы Дрирэйка Титранит Бит спросил: «Где вы её нашли?» Старый гребнистый крокодила промолчал. «Я не хочу лезть не в своё дело сэр, но зачем вам это?» Старый гребнистый крокодила молчал. Вздохнув, Титранит Бит поднял свой саквояж, убрал в него окровавленную тряпку и медленно направился по коридору в сторону выхода.       — Никакого опиума док. Я дал клятву. — В пустом коридоре раздался безжалостный голос Дрирэйка.       Перед самым поворот Титранит Бит остановился.       — Я провёл экспертизу остатков обгоревшей кожи и обнаружил там остатки пальмового масла. — Несколько секунд Титранит Бит молчал, после паузы продолжил. — Не стоит мне это говорить сэр, но в виду вашего положения главы борёкудана до три (15) нома я обязан быть свами честен.       Он развернулся и поглядел на Дрирэйка. Продолжил: «Есть предположение что её хотели сварить заживо. Точнее, приготовить…»       Варан-доктор свернул за угол и едва не наткнулся на Нария. Пройдя мимо, он скрылся на лестнице. Прижавшись к стене, парень пропустил доктора и когда тот ушёл вновь выгляну из-за угла.       Его отец стоял перед открытой дверью откуда доносился душераздирающий плачь ребёнка. «Значит ты сдохнешь»: мрачно произнёс он.       Дрирэйк отошел в сторону. Остановившись у ближайшего окна, он приоткрыл его, засунул в пасть окурок сигары и задымил. Коридор наполнился дымом, который слегка вибрировал у открытой детской комнаты откуда вырвался крик.       Воспользоваться таким удачным моментом Нарий просто не мог. Пока его отец сидел на подоконнике спиной к дери, паренёк, пригнувшись, на цыпочках сумел проскользнуть в комнатку. Уже через несколько секунд он стоял возле кровати, на которой, обернутая в бинты, лежала Астика.       Застыв от шока, он смотрел как на темной от крови и мази простыне лежало нечто что совсем не походило на что-то живое. Пробно мумии это едва заметно шевелилось. Каждый раз, когда Астика двигалась из прикрытой пасти вырывался стон. Периодически он сменялся диким криком что оглушал опешившего Нария.       Найдя в себе силы он приблизился. Теперь он мог увидеть глаза девочки. Вся её, голова и тело, за исключением пасти и глаз, были перевязаны бинтами. Возле глаз бинты потемнели из-за бесконечного потока слёз.       Даже сейчас про прошествии пят лет он помнил как её глаза блестели умоляя помочь. Но что он мог сделать? Нарий попробовал дотронутся до несчастной девочки, но это лишь вызвало новую невыносимую боль. Блеск в глазах заставил его вздрогнуть. Когда он увидел их, Нарий всем телом почувствовал частицу той боли что разрывало Астику. Но даже этой, казалось неосязаемой частицы хватило чтобы понять какой ужас она испытывает, какую непереносную боль пытается вытерпеть.       Не зная что ещё сделать и как помочь, Нарий неожиданно для самого себя сомкнул губы и легонько подул на Астику. Прохладный поток воздуха из его пасти долетел до носа девочки и она долю секунды замолкла. Снова крик. И снова Нарий подул, но уже дольше обычного. Крик вновь смолк. Хоть из глаз всё ещё текли слёзы парень увидел как в них что-то изменилось. В глубине этой бездны появилась надежда. За всем этим молча наблюдал его отец. Скорей всего он услышал, как постоянный плачь периодически прекращался, отчего вернулся назад в детскую комнату.       С того самого момента всё свободное время Нарий проводил возле пастели Астики пытаясь хоть как-то облегчить её муки. А в другое время, занимаясь учёбой или работой по отелю, он мысленно думал о ней, старясь как можно быстрее закончить дела и вновь оказаться рядом.       Позже Нарий под руководством Титранит Бита научился делать перевязки и полностью взял часть заботы о своей сестрёнке на себя. В эти моменты — смена бинтов и нанесение новой мази, Астика старалась сдерживать крик и боль терзавший каждый кусочек её тела.       — Настоящий Стоик. — Как-то раз наблюдая как Астика скрепит зубами, плачет, но терпит боль при привязках выдал отец Нария. На его губах появилась улыбка.       К счастью для всех через год Атсика встала на нижние лапки, а уже через два могла состоятельно ходить и даже помогать по дому.       Родители Нария всё ещё мечтали завести собственную дочку, но он понимал, что уже нашел свою сестру.       Опять кухня. Нарию казалось, что он стоит у её порога целую вечность. Лепёшку с мясом — его завтрак он давно съел и переварил.       Между работниками кухни шла обыденная беседа. В большинстве случаев это была трепотня не о чём, которую Нарий пропускал мимо ушных раковин. Но в день боёв по хвостоборью разговор шёл только о вечерней схватке, где на арене, что стояла в центре площади-рынка схлестнутся два бойца: чемпион из соседнего нома и муж одной из поварих, местный чемпион Горидольд.       Подобные разговоры Нарию были по душе, чем повседневная болтовня поварих. Обсуждали всякое: что за боец из соседнего нома, кого победил, как выглядит, на кого поставить, готов ли Горидольд к схватке и что сделает Миакела с Зайри — поварихой — женой Горидольда, если тот проиграет. Последние вопросы особенно задевали Зайри. Её муж самого детства был увлечён хвостоборьем, тут в райончике, у него была своя школа поэтому виду боевых искусств. Немалую часть жизни она правела возле края ринга скрепя зубами и с ужасом наблюдает как её любимы получает удар за ударом. За столько лет она так и не научилась престать переживать за него когда тот выходит на ринг. Даже сейчас, весело отвечая на подколы-вопросы коллег она с трудом сдерживала переживания что бились через край.       Прожив с Горидольдом больше двадцати пяти лет она смерилась с тем что его не переубедить и не переделать. Он жил этим искусством и говорил всегда что будет выходит на ринг пока в состоянии стоять на лапах. Правда сказать, любила она его не только за умение дробить кости одним взмахом хвоста, хоть, признавалась самой себе, что идя по ночному переулку, прижимаясь к мужу, она чувствовала себя в безопасности, но и за то что внутри этот суровый боец был очень нежным и заботливым. Признается честно она не знала, что вообще может вызвать у Горидольда гнев, за пределами ринга. Даже на её крики он всегда отвечал спокойно и тихо. В конце концов Зайри поняла, что кричать на мужа немеет смысл, а бить его тем более — только лапы и хвост отобьёшь. После сор, инициатором которых, как признавалась сама себе Зайра, часто была она сама, шла извиняться и Горидольд всегда прощал её и нежно обнимал. Кто бы мог подумать, что свирепый на ринге зверь, от удара которого противники часто уезжали на скорой в обыденной жизни не позволит себе раздавить даже насекомое. Лучшего спутника жизни для себя и отца свой дочери Зайра не желала. В конце концов перед носом Нария возникла тележка, загруженная различными блюдами, скрытыми от посторонних глаз клошерами.       — Проснись Нарий. — Раздался весёлый голос поварихи что подкатила тележку к парню.       — Я не спал. — Встрепенулся паренёк что был убаюкан монотонными разговорами поварих.       — Ага, носом клевал. — Подколола его повариха. Она отпустила тележку отдав её в лапы парню. Добавила, напомнила. — Номер два до (24). Поторопись.       — Хорошо.       Потянувшись, Нарий захватил со стола остывшую лепешку с мясом для Астики, обхватил лапами ручку тележки и потащил её за собой.       Благо большая тележка катилась по полозьям, как вагон по рельсам. В качестве движущий силы выступал Нарий. Прокатив её по коридору добрых пять метров, он остановился у лифта для служебного персонала. На нём можно было попасть на любой из трёх этажей отеля включая подвал. Без особого энтузиазма он раскрыл решётку лифта, загнал тележку, и под разговор всё тех же поварих, нажал на кнопку.       Лиф, вздрогнув, медленно поехал вверх.       — Зайри, капустный салат для постояльца из седьмого номера готов?       — Это для того слона?       — Да.       — Почти.       — Торопись.       Вскоре их разговор окончательно стих. Его заменил глухой стук, скрежет, гул мотора поднимающегося лифта.       Третий этаж отеля.       Двое постояльцем что жили в номере два до (24) были не самыми приветливыми зверями. По этой причине Нарий не был в восторге от того что его снова заставили разносить еду для двух млеков. Отлынивать от работы он не имел права, так что приходилось мириться.       «Главное это просто отдать им завтрак и побыстрее слиться. Нужно успеть помочь Астике с углём и водой», — толкая тележку по рельсам к нужному номеру думал Нарий.       Номер два до (24).       Это был стандартный номер на два раздельных спальных места. Слега вытянутое, практически прямоугольное помещение с высокими, как и во всём отеле, потолками. Одно широкое окно в конце стены выходило на площадь-рынок. Из-за того что оно было плотно зашторено толстой занавеской разглядеть что-либо за ним было практически невозможно. По этой же причине в комнате стоял полумрак.       Возле окна располагался вытянутый стол. Справа и слева две кровати. Чуть дальше, ближе к двери стоял шкаф. Внутри него небрежно валялись две походные сумки, камуфляжного окраса, по форме напоминающие цилиндры. Такие используют военные или туристы пытающие разведать опасные «Дикие Земли». Напротив шкафа находился алюминиевый умывальник. Обычный: с овальным зеркалом, полочкой для мыла и зубной щеткой. Рядом небольшой шкафчик для хранения средств гигиены. Под умывальником ведро для мусора.       Стол, расположенный между двумя кроватями, был заставлен огромным количеством разнообразных вещей. Первое что выделялось это пустые тарелки, сложенные в стопку, две полупустые пивные кружки — тара — кадка, из которого наполнялась пиво стояло под столом, масляная лампа с тлевшем фитильком, несколько книг возле подоконника, нож воткнутый в стол, большой поднос с остатками вчерашнего ужина, два пергамента небрежно лежавшие у книжек, раскрытый чехол чем-то напоминающий тот в который складывают свои инструменты мастера по дереву. В отличии от последнего внутри развернутого чехла, крепясь к лямкам, находясь в кармашках были странные инструменты. Чем-то они напоминали набор для починки часов, чем-то набор электрика, а чем-то хирурга, отчасти инструменты работника по налаживанию оптики. Все инструменты были небольшими. Мало вероятно, что незнакомый с набором зверь с ходу мог определить для чего они нужны. Большой помощью в разгадке этой загадки служил большой блочный лук — неизменное оружие снайперов из элитной спец группы Фуррифанса «К-12». Он находясь на белой скатерти, что защищало оружие от пыльной, местами мокрой поверхности стола. Все инструменты в чехле были предназначены для него.       Сидевший рядом с луком самец тигра накинул на голову очки-лупы, неотличимые от очков часовщика. Одет он был просто, словно совсем недавно проснулся от сна: белая рубаха с кружевами на груди и серые панталоны. Закатав рукава, Наум поправил небольшую лампу, что ярко освещала разобранный механизм блочного лука. Сосредоточенно словно хирург во время сложной операции он собирал обратно детали оружия, которые были тщательно им смазаны.       Его педантичная работа зачаровывала. Сидевший напротив него его коллега — самец тигра Харитон облокотился о стол, подпёр массивную челюсть ладонью и с опьянённым взглядом заворожённо следил за механическими действиями коллеги. Каждое действие Найма было отточено. Когда он брал пинцетом мельчайшую деталь его лапы не дрожали. Всё это походило на работу отлаженного конвейера. Следить за ним было приятно, особенно успевшему хорошенько похмелится собрату. Околдованный работой собрата Харитон потирал второй лапой деревянную ручку пивной кружки. Его взгляд медленно следил за каждым движением Наума, изредка отвлекаясь чтобы пройтись по элегантным изгибам блочного лука. Его взгляд остановился на гравировке оружия: «Мастерская оружия Фуррифанса. Специально для «К-12».       Как и зрачки его размышления бегали от одной мысли к другой. Одна из них на некоторое время овладела им. Любуясь изгибами лука он невольно сравнивал его с произведением искусства. Как лира в лапах музыканта способна создавать нечто прекрасное, так и этот лук в лапах Наума способен творить неописуемое. Размышления об искусстве Харитону быстро наскучило. Он тяжело вздохнул. Сжав в лапе пивную кружку, самец тигра допил остатки пенного напитка. В этот момент, методично закручивающий крышку Наум бросил взгляд на соплеменника. Он сразу догадался что его напарнику, что изрядно опохмелился, явно хотелось почесать языком, а не наблюдать «увлекательный» сбор-разбор оружия. К счастью Наум почти закончил, осталось лишь закрыть крышку механизма, смазать ролики — это он мог сделать и ведя беседу.       — Чем опечален? — Продолжая закручивать болтики тоненькой отвёрткой Наум решил не томить друга тишиной.       Харитон не сразу отозвался, его взгляд зацепился за рукоять своего оружия. Наточенная как бритва шашка стояла опираясь о кровать.       — Что? — Очнувшись, перевёл взгляд на соплеменника самец тигра. Он продолжил, попутно нагнувшись под стол и окунув пустую кружку в кадку с пивом. Подняв мокрую тару, с которой обильно стекала пена пачкая всю на своём пути, отхлебнув, он продолжил. — Надоело ждать. Когда Хахтенг объявит о начале операции?        — Когда придёт время. — Дисциплинированно делая свою работу, методично ответил Наум.       На его морде появилась улыбка. Даже не смотря на Харитона он знал как выглядит его морда. Раздражённо-недовольная. Не того ответа ждал его друг.       Наум прослужил с Харитоном в «К-12» больше десяти лет. Они вместе выполняли самые опасные операции, как за приделами их родного Фуррифанса, так и в нём самом. После стольких лет по неволе узнаешь товарища по оружию как самого себя. На войне слова стоят очень дорого. Иногда время идёт на считанные мгновения и что-то говорить — это тратить драгоценные секунды; порой хватает одного взгляда, одного вздоха чтобы стразу всё понять.       Когда идёшь на операцию, где от каждого зависит жизнь остальных и успех дела, поневоле присматриваешься к тем кто идёт рядом с тобой. Можешь ли ты им доверять? Не дадут ли они слабину, когда дела пойдут крайне плохо? Готовы ли они пожертвовать жизнью ради тебя, и самое главное, готов ли ты отдать свою жизнь ради них? Такое отношение внутри военного коллектива невозможно создать по мануалам учебника, подобное взращивается на поле боя, в опасных операциях, на смертельных миссиях. И это не какой-то «дух элитного отряда», подобное военное барство может возникнуть и в обычных регулярных войсках, которые прошли через боевое крещение. В «К-12» нет нарочито-символических криков в духе пьяных базаров: «Я за тебя пасть любому порву!» или нечто подобное. Тут каждый доказал свою преданность барству делом, и многочисленные шрамы на теле двух тигров говорят большем чем «героические» выкрики.       Попасть в элитный отряд «К-12» пожалуй не сложнее чем пройти экзамен на меджая: боевая подготовка, знание своего дела, твёрдый характер, крепкое тело. Попасть к этот элитный отряд может любой хорошо подготовленный боец из Фуррифанса. Труднее всего стать частью его. Принять его суровые законы: честь, преданность, самопожертвование. У Наума есть жена и две дочери, но он не раздумывая бросится прикрывать спину Харитону, пускай, даже ценой своей шкуры. Как, впрочем, и любой из «К-12». Это не обсуждается, ведь трусость хуже смерти. Это дело чести. Чести офицера.       Только такие военные отряды могут выполнять самые сложные боевые задачи. Труднее всего описать подобное чувство братства обычному гражданскому зверю. Трудно не только описать чувство военного барства, чувство локтя, когда ты уверен в товарищах как в самом себе, трудно вообще показать, не говоря уже о том чтобы доказать, всю красоту этого сообщества.       Война. Военные дело. Для многих мирных граждан любого города это трудный вопрос. Как можно найти что-то прекрасное в этом ужасном бедствии? Как можно восхищаться боевыми походами, за которыми стоят тысячи мертвых зверей и сотни тысяч раненых, разрушенные города, покалеченные судьбы? Война всегда было для мирных животных истинным злом. Пожалуй, радикальный взгляда на эту извечную проблему и отличает одних от других: мирных от военных.       Пока мирные жители проклинают Войну, с чем трудно не согласиться, военные просто принимают её, понимают, что так устроен этот мир. Возможно в будущем все звери действительно возьмутся за лапы и построят утопию, но сейчас, в реальности, Сила это единственный самый важный фактор в этом мире. Ты можешь это принимать, можешь отторгать, Мир не переменится от этого. И пока Сила будет стоять во главе этого миропорядка будут существовать и войны. А значит будут и те, кто пойдёт по это профессии.       Война, как худшее из бедствий, всегда ввергает шок обычных граждан, что привыкли к своей размеренной жизни. Они впадают в транс, в ступор, не могут понять, что такое вообще возможно. Что ж, как бы это цинично не звучало — добро пожаловать в реальный мир.       Что прекрасного в войне? Ответов много и все они будут неприятными: для генералов шанс прославиться, для дельцов шанс заработать, для угнетённых шанс обрести свободу, для влиятельных — забава, для дураков — игра, для умных — кошмар, для спорщиков доказать свою правоту, для могущественных расширить своё влияние, для социопатов вдоволь насладится безнаказанностью, для патриотов-защитников защитить родину, для патриотов-атакующих защитить свою родину, для политиков шанс для пиара, для наёмников повод заработать, для воинов — работа. Моё ремесло — война. Для кого это стало негласным девизом жизни, те уже не могут вернуться в мирное время. Для них он будет другим, чужим, нереальным, странным, со своими непонятными законами. Подобные звери навсегда остаются военными, солдатами, наёмниками.       Только на войне они чувствуют себя живыми, нужными. Это совсем другое восприятие мира и показать его красоту обычному обывателю невозможно. Это как сказать, что на орбитальной станции космонавты ведут обычную жизнь, как и на планете. По этой причине Наум и Харитон оказались в отеле «Гокудо». После ухода из «К-12» они не смогли приспособится к мирной жизни. Они пытались. Честно. Наум после отставки из «К-12» работал плотником — его отец был предан этой профессии и успел чему-то научил сына пока тот не ушёл в армию. По возращении из армии он повстречал одну девушку, ставшую ему в последствии женой и родившею двух прекрасных дочерей. Военная служба, особенно в «К-12» предполагала немало особенностей: внезапные командировки на неопределённое время, секретность, опасность. С последним жена Наума мирилась с трудом. Единственное что хоть как-то удерживала её от серьёзного разговора с мужем о смене профессии это хорошие жалование Наума. Любые любящие родители хотят дать своим детям всё самое лучшее, поэтому приходилось терпеть опасность работы.       Когда Наум ушёл в отставку из «К-12» его дочери уже подросли. Казалось вот оно счастье, счастливая жизнь на пенсии. Но что бы жить мире всегда нужны деньги. Наум устроился плотником, однако те далёкие навыки полученные от отца давно позабылись. Денег становилось меньше, и они уже не могли покрыть те расходы что были в семье. Возращении на военную службу жена Наума не хотела даже обсуждать. Немыслимое количество слёз и нерв были потрачено за долгие годы проживаний за любимого. Но деньги были нужны. Поэтому Наум обратился к своему старому командиру из «К-12» Хахтенгу в поисках заработка. Что можно предложить зверю что большую часть жизни пускал стрелу в глаз противника? Единственным более-менее альтернативном видом заработка на которое могла согласится жена Наума так это работа наставником снайперского мастерства для новобранцев.       Платили за эту работу не так много, но в купе с подработкой плотника на жизнь хватало.       Вскоре Хахтенг обратился к Науму с предложением подзаработать неплохие деньги. А именно, стать наёмником. Наум соврал если бы сказал, что воспринял это предложение не без радости. Желание вновь вернуться к любимому ремеслу подобно язве сверлила его душу каждый день на «гражданке». Он согласился. В тайне от жены Наум стал подзарабатывать наёмником. Операции который предлагал его бывший командир Хахтенг были самыми разными, но все они сводились к одному — уничтожение целей. Что это за цели? Наума это не интересовало. Пока в его оптическом прицеле виднелся вооружённый зверь его всё устраивало.       Денег за контракты платили хорошие. Жалко, что жене приходилось врать. Наум, уезжая на очередное задание, говорил ей, что учения молодых стрелков будет проходит на отдалённой базе и его не будет определённое время. Она верила в это и в то, что он простой инструктор, и на опасные задания теперь уходят его ученики. Достойный поступок для офицера? Нет. Но что поделать, по-другому Наум уже не мог жить. От обыденной жизни, в дали от поля брани он лишь существовал: бессмысленно, безрадостно.       Таков путь воина.       В отличии от него Харитон даже не пытался начать новую жизнь. Всё что он умел делать так это убивать. А когда ему не разрешали это делать он пил. Пил в самых опасных кабаках Фуррифанса, в надежде что на этот раз ему удастся сцепится с кем-нибудь. А если дело дойдёт до поножовщины — двойная удача!       Подобный образ жизни в мирное время как правило ведёт в одно место. Так случилась и с Харитоном.       В очередной вечер, в очередном кабаке с сомнительными личностями Харитон затеял обычную потасовку. За столько лет он мастерски научился разжигать конфликты. Как правило хватало несколько литров алкоголя и обычно фразы, что в красках описывало бурную сексуальную ночь с матерью (отцом, дочерью, сыновьями, покойной бабушкой) будущего оппонента.       Работая по проверенной схеме, Харитон сцепился с пятью крепкими буйволами в местном баре на отшибе Фуррифанса. Когда все посетили, включая работников бара, выбежали с дикими воплями из увеселительного заведения, Харитон остался единственным живым в баре. Полиция нашла его у барной стойки: окровавленного, в окружении разбитой мебели и пятью телами крепких буйволов. На их счастье он был мертвецки пьян и не мог дать отпор.       Харитон перешёл грань. За массовое убийство зверей ему светил приличный срок. Тут-то и подобрал его Хахтенг. Неизвестно как, но ему удалось инсценировать смерть Харитона в тюрьме и последний теперь оказался вне закона. Однако его это нисколько не огорчило. Он вновь вернулся к любимому делу. Как только это произошло то все потасовки в барах сошли на нет, разве что те, что были инициированы кем-то другим. Всё что хотелось тигру после очередной операции, так это нежных ласк самок. Науму казалось, что даже солидные выплаты с операций Харитона не интересовали. Всё что он имел, он тратил на дам лёгкого поведения и алкоголь.       Он часто задумывался над поведением собрата по оружию. И что самое страшное так это то что Наум сам жаждал подобного. Сколько раз он сдерживал себя в местном баре, когда шумная, по его мнению, толпа животных веселилась за соединим столиком. Как ему хотелось встать и разбить бутылку об голову зверя, а потом всадить острие в горло. Нестерпимое желание. Злость на гране ненависти. Она подобна зубной боли ломает тебя, ломает, пока не сломит окончательно. Хотелось ли ему убивать? Нет. Всё что хотел Наум это вновь выплеснуть из себя всю эту энергию, что копилось в нем. Она как избыточный заряд в атомном стержне могла взорваться любую секунду. Он жаждал вновь ощутить себя на поле боя. Почувствовать, как возле его горла проносится острое лезвие ножа. Впитать в себя адреналин. Вновь стать живым.       Можно, конечно, сказать банальные слова: мол что это всё армия, что их обучали лишь убивать, что из них сделали бездушных машин для убийства. Подобные клеше часто слышны в дешёвых боевиках про спец агентов. Наум легонько посмеивался над ними. Он точно знал, что это не так.       Он помнил, что до шестнадцати лет он жил как на иголках. Единственное что хоть как-то помогало ему от падения в безумие это постоянные драки: в детском саду, в школе, во дворе — везде он прослыл драчуном. Причём ему было совершенно не важно кто стоит перед ним: мальчик, девочка, младшие него, его сверстник, старшие, да хоть взрослые. Он дрался со всеми. Подобные драки были для него как наркотик. И неважно побеждал он в них или нет, он был счастлив. Дошло дело до того, что старшие ребята в его дворе стали называть его психом, когда Наум, выйдя из больницы после очередного перелома, вновь нарывался на драку. Только после этих стычек он мог нормально жить: помогать отцу по ремеслу, учиться, играть. Но это было лишь временной мерой. То чувства что угасло в его душе после очередной драки вновь росло, развивалось увеличивалось в размере. Когда оно достигала максимума Наум вновь психовал. Всегда: когда вырезал по дереву, злился ломал карандаши и рвал тетрадки при учёбе, на площадке для игр искал повод для очередного конфликта.       Отец пытался как-то разговаривать с ним, но всё было тщетно. По совету учителей он отдал его в спортивную секцию по боксу. Науму это очень понравилось: колотить грушу, колотить соперника. Но и тут его ждало разочарование. Все эти правила, перчатки, невозможность добивать упавшего соперника, всё это ему казалось ненужным ограничением. Однако «выпустить пар» ему удавалось. К тому же он впервые стал понимать, что драка — это не простое размахивание лапами, а довольно сложное искусство: с тактикой, обманной стратегии, отворотами, оттяжками, ударами и контрударами. Вначале всё это раздражала Наума, но как только он осознал, что это позволит ему вести бой болей эффективнее, он окунался в изучение искусство бить по роже с ушами и хвостом.       Спортивная секция не стала панацеей для Наума, скорей наоборот, сыграла с ним и живущими рядом с ним животными злую шутку. Отдать драчуна в спортивную секцию, где учат бить это как дать беззубому хищнику когти и зубы. Драки во дворе и в коридорах школы возобновились с новой силой, но теперь, будучи обученным, Наум легко громил своих соперников. Он стал настоящей грозой для всего села и головной болью для учителей и отца.       Но это был вид со стороны. На тот момент Наум не понимал почему его снова вызывают к директору, почему его вновь отчитывает отец. Что плохого он делал? Что плохого в драке? В отличии от прочих хулиганов, которые просто издевались над слабыми Наум никогда не испытывал к своим оппонентам злобы. Когда очередной избитый им в кровь паренёк рыдал у его лап, Наум весело улыбался, смеялся, старался приободрить соперника, показывая ему что тот его тоже почти задел. Потом он бросался к проигравшему и старался поднять, отвести к умывальнику чтобы помочь смыть кровь, а под конец и вовсе предлагал дружить и играть вместе. Реакция была ровно противоположная. Испуганный парень убегал прочь, а уже вечером Наума вновь ждал разговор с директором школы, отцом и очередная угроза отчисления из обучающего центра.       «Что с ними не так?» — этот вопрос мучал Наума всю несознательную юность. Даже когда он проигрывал, и, задыхаясь, в крови, со сломанным носом лежал у лап более сильного соперника, отдышавшись он вставал и бросался к победителю чтобы рассказать о своих чувствах: то как он пытался нанести удар, но промахнулся, то как получил под дых и потерял возможность дышать. Ему так сильно хотелось рассказать, выплеснуть свои чувства о поединке! Но и тут он видел лишь разочарование. Опьянённый победой соперник лишь издевался над ним, унижал и оскорблял. Почему?       Что с ним не так?       С подобным поведением он, несомненно, попал в плохую компанию. Однако и там не прижился. Местная «элита» задир учила его отнимать у слабых деньги на обед. Наум не мог понять: почему, для чего? Всё что его волновало так это сама драка. Тот адреналин что будоражил его кровь. Разбитые губы, кровь на морде и кулаках. Деньги ему были не нужны.       До конфликта с «элитой» задир дошло быстро, и Наум впервые попал в больницу. Вышел, и вновь пошёл драться с теми, кто его оправил на больничную койку. Пока в один момент не разбил всем морды палкой.       Отчисление из школы. Переезд в соседнее село. Новая школа. Всё заново, но всё по-прежнему. Отец опустил лапы. Часто сидел с печальным, задумчивым, отрешённым взглядом на кухне в окружении пустых бутылок из-под алкоголя. Алкоголь стал повседне6вным спутником жизни его отца, что повлияло на их жизнь. Увольнение с работы, запои, нищета, грязная съемная хижина на отшибе, отсутствие денег, а порой даже еды. Тогда Наум ещё не понимал, что это он стал причиной всех бед.       Первый день в селе и первая драка. Счастья Наума не было придела, когда к нему тут же подошли местные ребята, что сидела на заборе и стали престовать. Наум сжал кулаки.       Взрывной характер, умение держать удар и бить с большой силой — такие таланты мгновенно приглянулась шайке хулиганов села куда он переехал.       Прижившись и прослыв неугомонными драчуном, Наум вскоре начал познавать для себя совсем другие правила боя. Ребята с его села — хорошие, с ними нужно дружить и нельзя драться без причины. Ребят и особенно девчат со своего села нужно защищать от ребят от другого села — вот они плохие и с ними всегда нужно драться как-только увидишь. Граница села — твой дом, всё что за пределами зло.       Вечером, возле костра, когда вся молодёжь собиралась вместе, закидывая в угли картошку, а наловленных сверчков готовили на ржавом листе металла, Наум, под тихое бренчание гитары, с упоением слушал рассказы как местная шпана устраивала групповую драку с соседями: стенка на стенку.       Отчего-то эти рассказы возбуждали Наума. Слушая, он мысленно представлял как стоит рядом с ребятами плечом к плечу, через несколько метров стоят их оппоненты. Все готовятся, вглядываются в глаза противника, смотрят кто перед тобой: сильный или слабый, толстый/худой, высокий/низкий. Предвкушение начала битвы. Адреналин. Кровь стремится по венам как горный ручей. Ты сосредоточен, зол, сжимаешь кулаки, скрипишь зубами. Подобное чувство опьяняет. Ты дышишь полной грудью.       Гонг!       Рванув с места шеренги сближаются. Бой!       Наум был так воодушевлён подобными рассказами что тут же попросился почувствовать в ближайшей драке. Старшие посмеялись, но видя запал молодого паренька решили взять его собой.       Так шло время. Юность Наума была подобно схватке на ринге: гонг — бой, гонг — тайм аут, гонг — снова бой. Всё текло своим чередом. Пока Наум, как и Харитон, не преступил черту.       Точкой невозврата стал для него обычный вечер. Прогуляв школу, поругавшись с пьяным отцом, он, как всегда, двинулся к друзьям. Сегодня они дружной толпой решили сходить на дискотеку. В местный клуб приезжал какой-то известный музыкант из Фуррифанса, так что желающих было очень много. И это был хороший шанс хорошенько почесать кулаки об чью-то морду, тем более народу собралось не только из соседних сёл, но и с города Фуррифанса. Это был волнительным момент показать городским, где их место на пыльной дороге.       Предвкушённый грандиозным событием Наум двинулся вместе с товарищами к местному клубу.       Вечер. Немыслимое количество зверей, большую часть которых Наум не узнавал. Скопление разношерстного молодого народу в узком месте всегда порождает конфликты. Оттого Наум не особо волновался за повод. Главное что его волновало так — это когда. Драка началась сама собой. Причину Наум не помнил. Возможно, кто-то из городских косо поглядел на местную девушку, а может и нет. Какой-то высокий парень в чистой уложенной одежде. Почти ровесник Наума. По виду точно из городских. Несмотря на рост и хорошие телосложение в драке он разочаровал Наума. Он явно не желал конфликта и всячески уклонялся от него. Это лишь раззадорило уже порядком пьяного Наума.       Драка.       Это было прекрасно! Он бил со всей силы, верхними и нижними лапами, кусал, рвал. Он чувствовал как его разбитые кулаки снова и снова вонзаются в мясистую морду противника. Тот упал. Что-то кричал. Толпа вокруг них ревела, орала. Наум едва видел, что происходит перед ним, он едва слышал крики собравшихся зевак. Он упивался дракой. Усевшись на грудь противника, он бил пока его не оттащили.       С чувством блаженства он отбился от тех, кто мешал ему, но не для того чтобы вновь напасть на окровавленного оппонента, а что бы помочь ему встать и поблагодарить за хороший бой. Наум протянул лапу, но никто её не коснулся. Когда пелена с глаз спала, а сердце успокоилось он увидел перед своими лапами бездыханное тело обычно парня. Наум убил впервые в 15 лет. Именно в этот миг он понял, что сотворил ужасное преступление. Понял, что не с окружающими что-то не так, а с ним что-то неладное.       Суд.       Отец был в загуле, как всегда. Наум сидел один на скамье подсудимых. Находясь словно в трансе, он поглядывал на рыдающих родителей забитого им до смерти ихнего сына. Рядом плакала девушка парня. Он был обычным юношей. Приехал на концентр группы, которую очень любил.       Сидя на той скамейке, пока оглашали приговор, Наум слышал проклятье в свой адрес. Но самое страшное было то что он каждый раз с упоением вспоминал ту драку. Видит Судьба он не хотел быть убийцей, не хотел быть злодеем, но ничего не изменишь. Сжав кулаки, Наум возненавидел себя.       «Это со мной что-то не так. Я — монстр» — твердил он сам себе.       Выбор: исправительная колония для несовершеннолетних или военное училище и служба в армии. Он выбрал второе. Выходя из суда, он так и не смог поглядеть в сторону родителей парня чью жизнь он оборвал.       Военное училище.       Условие довольно жёсткие. И тут дело не только в физических нормативах, к ним крепкий парень был готов, и даже не дело в режиме — прожив всю жизнь в селе Наум привык работать от восхода до заката. Если Наум устроит хоть одну драку он тут же отправится сразу в тюрьму, а не в исправительную колонию для несовершенно летних. Это был приговор.       Сдержать в себе того монстра что вырывался наружу Наум не мог. Всё что ему оставалось делать так это изматывать себя тренировками. Там, где его взвод бежали семьдесят километров, Наум бежал сто, там, где нужно было пройти полосу препятствий десять раз, Наум проходил двадцать. Спарринг — отдельный разговор.       Изматывая себя, он приходил в казарму и падал без задних лап. Только так он не боялся, что тот монстр что живёт в нем сможет выбраться на волю. Время шло и потихоньку он стал приручать того монстра что жил в неё всё это время. Однако до сих пор он боится его, хоть уже стал взрослым, опытным и с виду хладнокровным.       Командование не могло заметить такого талантливого парня: отличник по физ. подготовки, оружие ближнего боя, строевой — такой как Наум мгновенно стал выделятся из прочих. Хоть они и не знали, что целью Наума было вовсе не стать лучшим. Командование предложила ему продолжить службу в отряде копейщиков. Наум согласился. Вся жизнь в военном лагере для него была рутиной. Он уже не чувствовал себя живым, хоть мог пробежать сто километров и не запыхаться.       Всё изменилось в тот миг, когда Наум осознал куда попал.       Снова бой! Передовая. Цель — логово местных бандитов что терроризируют железную дорогу. Все поголовно беглые заключённые, каторжники. Такие будут биться до конца. Матёрые уголовники, которым уже нечего терять.       Впавший в анабиоз монстр вновь проснулся. Он снова в строю. В плотной шеренге. В лапах копьё, в другой щит, на поясе шашка. Бой. Одурманенный словно наркоман что впервые за десять лет получил дозу он бросил строй и ринулся в атаку. Один. Он жаждал крови. Хотел увидеть, как его копьё пронзит насквозь тело зверя. Как острая шашка проходится по животу противника, как кишки выпадут из брюха к нижним лапам. Он хотел умереть. Хотел убивать. Напиться кровью, как спавший столетний вампир. Безумная жажда одурманила его. Он испил её сполна.       Больничная койка. Несколько тяжёлых операций. Кома. Выход из неё. И вновь приговор — негоден к боевым операциям в виду состояния здоровья. Что ему осталось делать? Он не знал. Блуждая как потёмках, он наткнулся совершенно случайно на командира элитного отряда «К-12». Впечатлённый подготовкой Наума Хахтенг предложил ему не бросать армию. Так как вести боевые действия ему запретили, всё что оставалось Науму так это стать лучником. Как и впервой раз Наум согласился даже не задавая вопросов.       Здоровье после череды операций было подкошено, но он всё ещё был в хорошей форме. Энергию, которую он раньше выплёскивал в драках теперь была направлена на обучение снайперскому ремеслу. Обычно такие взбалмошные звери не становятся снайперами, но Наум сумел подчинить монстра внутри себя.       И теперь, смотря на спокойного, миролюбивого с виду тигра, никто не мог подумать что в молодости это был обезумевший от ярости монстр.       Несмотря на всё это монстр никуда не делся. За свой характер в «К-12» Наум получил прозвище: «Без таймера». Что двояко намекало на то, что спокойный тигр-снайпер, который можем сутками лежать в засаде выжидая цель, в любой миг переворотиться в яростную машину для убийств, готовую рвать своих противниках когтями.       Время шло. Наум нашел себе девушку, женился, завёл двух дочерей, вышел в отставку из «К-12», стал наёмником и очутился здесь: в одном из номеров отеля «Гокудо».       Закончив собирать лук, Наум натянул тетиву. Преподнёс лук и прищурил глаз, целясь. Произнёс:       — Думаю всё зависит от Хёссе Дранси. Ждём его приказа.       Оживившись началом диалога, Харитон прильнул к пенному напитку. Глотнув, он поставил кружку на стол, выплеснув из неё напиток на липкий стол.       — Ты чё угодно можешь говорить про этого жирафа: что он работорговец и прочее: бла-бла-бла, — начал воодушевлённо он, — но я уважу этого самца.       Положив лук на кровать рядом с колчаном стрел Наум вопросительно поглядел на собрата.       — Хёссе Дранси победитель турнира «Кровавый Песок», а это многого стоит. — Ответил на немой вопрос Наума Харитон.       — Слышал что Хахтенг хочет поучить приглашение на турнир?       — Нет. Чё, правда?       — Ага. Наверное, он поэтому связался с Хёссе Дранси.       Харитон пожал плечами. Одновременно с этим он набрал в пасть остатки пива в пасть, так как будто ополаскивал полость, громко глотнул и продолжил с новой силой так как хмель уже изрядно наполнил его разум:       — А ты бы хотел учувствовать?       — На «Кровавом Песке»?       Харион кивнул и впился глазами в Наума, жаждал ответа. Ответ — Наум пожал плечами.       — А ты?       — Хер знает. Но силы Дранси не занимать. А сила — это самый важный фактор в этом мире. — Отпустив кружку тигр откинулся спиной опершись о стену, развалившись на кровати. Громко вздохнув, он выдал. — Надоело сидеть в этом болоте.       — Не любишь Репод Сити?       Этот вопрос заставил Харитона отпрянуть от мокрой стены и вновь ввернуться за стол. Облокотившись, он яростно произнёс:       — А вот не нужно меня приписывать к рептилииненавистникам. Я без зазрения совести могут убить как рептилий так и млекопитающих. — Подняв указательный палец вверх Харитон подтвердил жестом вышесказанные слова, да бы придать им весомость. — Я не ксенофоб и не мизантроп. — После чего твёрдо заявил. — Я уважаю любую культуру. И мне нравиться Репод Сити. — Наполнив кружку напитком, уточнил. — Не город и не его жителей, а их идеология — милитаризм. Девиз их города: «На вершине пищевой цепи».       Наум ухмыльнулся, тем самым вызвал у товарища праведное негодование.       — Давно на улицу не выглядывал? Ты Репод Сити вообще видел? Думаешь, что эти звери находятся на вершине пищевой цепи? — Повалил вопросами Наум.       Ответ не заставил себя ждать. Пригубив вновь, Харитгон отрицательно помахал лапой и головой.       — А вот тут ты ошибаешься брат. Поверхностно смотришь. Да, жизнь в Репод Сити не сахар, но именно такая жизнь закаляет. Естественный отбор — сильный жрёт слабого. Возьми сейчас какого-нибудь мальца выращенного улицей из Репод Сити и изнеженного сверстника из Фуррифанса, — Харион призадумался и спустя секунду сам себя поправил, — ладно наш город, мы ещё хоть как-то воспитываем своё поколение прививая им стойкости и силу, а вот Зверополис. Ты слышал, что учудил их мэр и Администрация города?       Наум внимательно поглядел на собеседника явно желая услышать новость-сплетню.       Харитон продолжил явно с негодованием:       — Решили сократить армию. — Выдал он так словно рассказывал идею придуманную умалишённым. — Долбанные либералы считают, что наступил мир во всём мире. Чё там у них? Помнишь девиз их города: «Взявшись за лапы мы построим утопию».       В конце Харитон едко усмехнулся. Наум последовал его примеру.       — Идиоты, — продолжил Харитон, — истинные болваны. Вот к чему приводит правление долбаных пацифистов. — тигр отхлебнул из кружки, вытер с подбородка пену и продолжил ещё выразительнее. — Это их погубит, поверь мне. Они изнежили себя. Стали лентяями, перестали ценить то что у них имелось — великую Силу. Армия, что победила Репод Сити в войне «Пылающее Города» могла покорить весь мир. Это была мощь, сила. А сейчас это жалкий сброд.       Я степняк из Фуррифанса до мозга костей, как и ты, казак. Меня тошнит от подобных слюнтяев.       Репод Сити проиграл, оттого стал ещё злее, суровее. Слабые сгинули, остались сильные. Если начнётся заварушка я ставлю на голодных рептилий, а не на изнеженный Зверополис. Да Зоо Сити с его рабовладельческим строем куда сильнее матери всех городов млекопитающих.       Как там воспитывают детей, — Харион перешёл на оскорбительно-пародийный манер речи, — мама кричит: ой мой сынок лапку поранил, вызовите быстрее быструю помощь. Сука! — Удар по столу — кружка слегка покачнулась. — А больницу ей целиком не освободить. — Тигр махнул лапой, сменив взрывной тон на уставший. — Пропащее поколение: их дети, да и сами родители. Матери Зверополиса испорченные роскошной грязные шлюхи, отцы — самцы без яиц. Ха! Спорю что в случаи хорошей заварушки, они побегут прятаться за юбки своих самок. Их дети — неженки. Они неспособны сражаться, могут только ныть и плакать.       Но тут, в Репод Сити, всё ещё помнят, что Сила залог могущества. Сильному срать. Он сильный. А значит может творить всё что захочет со слабым. Слабый, конечно, может орать про мораль, честь и прочею либеральную чушь. Это его не спасёт. Он слабый, а значит будет подчинятся сильному. Это закон Природы.       Я рассказывал историю о том, как нашёл своего отца?       Наум слышал эту историю сотни раз — кивнул. Однако это никак не остановило Харитона от того, чтобы повторить её в сто первый раз. Облокотившись о стол, Наум зачерпнул кружкой пенной напиток. Глоток. Единственный способ заставить Харитона не рассказывать историю отца это порезаться ему горло, но зная о боевых качествах последнего ни Наум, ни Хахтенг, ни ещё кто-либо из «К-12» не решался это сделать. Оттого приходилось терпеть.       — Когда я вырос, лет было двадцать… — Начал за собрата Наум.       Харитон начал следом, повторяя слово в слово:       — Когда я вырос, лет было двадцать, я подошёл к матери. Спрашиваю: «Слышь мать, а где батя?». Она не хотела рассказывать, но я всё же выпытал из неё правду. Короче, мой папка был бравым солдатом Фуррифанса. Их отряд направлялся на границу города. Заночевали они на полпути в моём родном селе. Папка с сослуживцами хорошенько подпили и логично сообразили: дорога долгая, впереди год службы на отшибе без самок.       Ну, значит они решили это дело исправить: допили остатки и рванули в самоволку. Выбили дверь в ближайшую хату, деда моего огрели обухом топора и давай по дому бегать, искать девок. Нашли мать и двух её сестёр. А батя мой был здоровый малый. Сослуживцев сразу на место поставил, сказал что оприходует себе самку что выберет и чтобы никто ему не мешал. Не любил он делиться.       Приглянулась ему моя мать. Тот недолго думая за шкирку её и в амбар, на сено. Развлёкся он с ней знатно. По утру ушли обратно в часть, а мать забеременею мною. Я когда услышал эту историю поклялся, что разобью ему рожу. Мать отговаривать не стала, а даже наоборот, подталкивала, наверное хотела отомстить. Год я искал отца и наконец нашёл его в одно баре. Захожу, нахожу, ну и выкладываю всё что знаю прямо ему в рожу. Без красок, как на сердце лежало. Готовься, говорю, сейчас рожу бить буду. Батя хоть за двадцать один год и потерял в силе, но драться всё ещё умел, чё не отнять то не отнять. Корче не прошло и полминуты как я вылетаю из бара со сломанной челюстью. Ко мне подходит отец, склоняется надомной и говорит: «И чё ты сделаешь если ты слаб?»       Вот и вся мораль. Её я усвоил мгновенно. Послал подальше мать и примкнул к отцу. Он к тому времени подрабатывал грабежом.       Харитон допил остатки из кружки и вздохнул. Философски продолжил:       — Вот она жизнь. Сила в ней основа всего. Сильный может делать всё что захочет. Ты можешь не соглашаться с этим, плеваться, сука, да хоть обосрись, но это факт. — Заметив взгляд Наума Харитон продолжил. — Хочешь ещё доказательств? Пожалуйста. Зоо Сити. Рабы в нём существуют не потому что глупые, а потому-то не могут победить господ. Они пробивали и каждый раз им указывали на их место. Хоэль Дрнаси сильный и может делать всё что захочет, и ему плевать на мнение сраных пацифистов и прочих идиотов. Что они ему сделают? Ничего. Потому что слабые.       Харитон наполнил кружку.       — В Репод Сити это понимают. Вон, начальник отеля старый крокодил… как его там…?       — Дрирэйк? — Спросил-напомнил Наум.       — Ага. Старый пень держит весь райончик в когтистых лапах. Молодец. Уважаю.       Отхлебнув добрую порцию напитка, Харитон наконец закончил говорить, и, в ожидании спора, подался вперёд ожидая ответа Наума. Последний лишь легко улыбался. Он кивал, соглашаясь. Осознав, что долгожданного спора не выйдет Харитон, всё ещё желая беседы, сменил тему.       — Чё своей сказал?       — Жене? — Переспросил Наум.       — А ты ещё перед кем-то отчитываешься?       Наум улыбнулся сильнее.       — Как всегда. Сказал, что уехал на учение в «Дикие Земли», подготовить молодых снайперов. — Ответил тигр.       — Всё ещё врёшь?       — А что остаётся. Деньги нужны. Младшая хочет поступать в институт.       Харитон понимающе кивнул, после чего на его морде появилась улыбка. Он весело продолжил, так словно вспомнил старый анекдот: «Согласен, наверняка дочке не понравится, что её папка режет глотки разумны животным чтобы она могла получить высшее образование. Ха-ха».       Харитон и Наум весело засмеялись.       Стук в дверь. Смех стих. Два тигра одновременно поглядели на высокую дубовую дверь. Тишина. Лапа Харитона инстинктивно упала на рукоять шашки, а Наум подвинул лапу к торчавшему в столе ножу.       — Чё?! — Вскрикнул недружелюбно Харитон.       — Завтрак в номера. — Раздался молодой голос.       Поняв что за дверью стоит скорей всего старший сын хозяина отеля Харитон отпустил рукоять оружия. Крикнул: «Входи!» Дверь медленно открылась. Пока это происходило Наум обхватил нож воткнутой в стол и ловко спрятал его в рукав белой майки.       Открывая хвостом массивную дверь, держась спиной и толкая за собой тележку с завтраком в комнату вошёл Нарий.       — Чё так долго? — Выплеснул негодуя Харитон.       — Прошу прощение сэр. — Обернувшись парень оглядел темное помещение.       — Грязную посуду убери. — Фыркнул тигр и откинулся на кровать. Его взгляд упал на худощавого парня, что принялся за работу.       Подойдя к столу Нарий поклонился чем мгновенно вызвал бурную реакцию у Харитона. Он всё ещё желал спора, а не получив его от собрата всецело перекинулся на молодого крокодила. Влитый в глотку алкоголь лишь подкреплял это желание.       — Слышь кожаный, а чё вы вечно кланяйтесь? — Спросил нагло тигр.       Нарий работал в отеле отца всю свою жизнь. Последние годы постояльцами часто становились млекопитающие. Защита постояльцев от бандитов была лучшей рекламой для отеля. Поэтом он привык к тому что обыденные вещи в Репод Сити приходилось объяснять несведущим в культуре рептилий зверям.       — Одзиги сэр. — Закончив поклон ответил Нарий. — Это жест приветствия и уважения. Я вас младше сэр поэтому должен делать поклон первым. Вы гости моего отца что означает что поклон должен быть ниже обычного. В зависимости от ситуации поклоны могут быть не только приветствием и выражением почтения, но и знаком сожаления или мольбы, просьбы.       Как только Нарий закончил объяснять тот тут же принялся за работу. Аккуратно стаскивал со стола грязные тарелки он стал складывать их на нижний ярус тележки чтобы освободит место для завтрака. Парень работал, а в это время Харитон встрепенулся.       — Вот! — Вскрикнул тигр указав пальцем на молодого крокодила. — Вот это воспитание. — Он бросил взгляд на собрата и спросил. — А знаешь почему?       Наум промолчал.       — Потому что его бьют за неуважение к старшим. Детей бить нужно. — Продолжил нравоучительно Харитон. — Особенно самцов. Эти уроды вообще ничего не понимаю в жизни пока им не больно. Что-то не так сделал — получи затрещину. Пока болит он помнит. А современное воспитание? Чуть что синяк на теле так сразу в больницу, а там: полиция, допросы: «Кто ударил?» «Насилие в семье» и прочие пацифистские выкрутасы. Если пацана не бить он не будет уважать старших. А как ты его заставишь уважать себя? Разговорчиками? Да в таком возрасте они на херу вертели твои разговоры. Для них Сила ключевой фактор. Был бы у меня ребёнок я бы колотил его каждый день. Не хай уму разуму учится. Умнее будет.       Слушая собрата, Наум неожиданно представил как Харитон, будучи старым, сидит в баре как и его отец, и как он пришёл к своему отцу к нему приходит его отпрыск. Это заставило тигра улыбнутся.       Убрав грязные тарелки Нарий принялся за подносы, стараясь пропускать мимо ушных раковин разговоры двух постояльцев. Опустив глаза в пол он старался сделать всё быстро. Желания оставаться тут таяло с каждой секундой. Ему хотелось как можно быстрее закончит и спуститься во двор чтобы помочь Астике.       Уборка шла, разговор продолжался.       — Слышь малёк я слышал сегодня у вас будет праздник? — Спросил Харитон.       — Да сэр. В конце каждого месяца мой отец устраивает бои по хвостоборью. В этот раз наш чемпион Горидольд сойдётся на ринге с чемпионом из соседнего нома. — Складывая подносы с остатками еды Нарий вернулся с тряпкой и ведёрком воды чтобы вытереть стол.       — Я так понял что любой может выйти против любого? — Сверкая глазами спросил тигр.       — Да сэр.       Подставит табуретку Нарий забрался на неё и стал методично стирать остатки жира, грязи кусочков еды с поверхности стола.       — Даже если этот «кто-то» щенок вроде тебя? — Спросил-уколол Харитон.       — Такое не приветствуется, — уточнил молодой крокодил, — но — да. Каждый вышедший на ринг вовремя хвостоборья не является ни больным, ни старым, ни ребёнком, ни самцам, ни самкой, ни сильным, ни воином — он боец. Биться может кто угодно с кем угодно. Таково правило.       Подавшись вперёд Нарий поочерёдно поднимал оставшуюся на столе посуда протирая под ней.       Харитон бросил взгляд на Наума. В его глазах вспыхнул огонь.       — Пойдёшь выбивать зубы тупым рептилиям? — Заинтригованно спросил он.       — А ты?       — Конечно. — Вскрикнул воинственно Харитон. — Я уже устал сидеть без дела. А так хоть какое-то развлечение. — Объяснил он. Его взгляд упали на парня. — Слышь, кожа да кости, а ставки делать можно?       — Да сэр. — Собрав в ведёрко с водой всю грязь со стола ответил Нарий. Он спустился с табуретки и направляясь к тележке продолжил. — Ставки принимает мой отец.       Схватив поднос с завтраком он подал его на стол: сначала один — Науму, потом второй — Хариону.       Вновь поклон.       — Приятного завтрака.       Нарий уже развернулся как его остановил грубый голос Харитона.       — Стоять. — В приказном тоне сказал тигр.       Худощавый парень замер. Развернувшись, он вновь сделал поклон.       — Что-то ещё сэр?       Харитону явно хотелось почесать языком, а Наум в его глазах был слабым собеседником: молчаливым, да к тому же трезвым.       — Подойди сюда малёк. — Махнув лапой Харитон подозвал Нария.       Молодой крокодил послушно подошёл.       — Да сэр.       — Тебе сколько лет?       — До один сэр. — Ответил Нарий.       Этот ответ отразился недовольной гримасой на морде изрядно захмелевшего тигра. Он презренно выдал:       — Нормально скажи, я, по-вашему, ни хера не понимаю. Блеете как овцы: до, мо, бе, ме. Лет сколько я спрашиваю?       В последних словах была нотка угрозы.       Нарий методично стал вспоминать числа используемые в городах млекопитающих. Подумав, он ответил:       — Тринадцать сэр.       — Вот, теперь ясно. — Сравнив юного крокодила взглядом Харитон спросил. — Слышь, а ты чё такой недоношенный, батя у тебя вроде здоровый крокодил. Ты его сын?       — Да сэр. — Послушно ответила Нарий. — Прошу прощение сэр, но мне нужно заниматься делами.       Поклонившись, парень вновь развернулся и собирался сделать шаг в сторону тележке возле двери. Его остановила тяжёлая лапа тигра, упавшая ему на плечо.       — Куда. Тебе кто разрешил уходить? — Строго высказал Харитон. Дернув за плечо, он заставил Нария вновь развернутся к нему мордой. — Я у тебя в гостях и ты, как хороший хозяин, должен развлечь меня беседой. Или ты хочешь меня обидеть?       — Прошу прощение сэр. У меня в мыслях не было быть неучтивым. Но мне правда нужно работать, сэр.       — Не ссы головастик, я на долго тебя не задержу. Ты говоришь, что тебе тринадцать.       Кивок.       — Уже под хвостом у самки нюхал?       В комнате раздался сальный смех. Два тигра весло засмеялась. Заметив смущенный взгляд парня, Харитон продолжил уже мягче, как-то по-дружески:       — Да всё нормально малёк, здесь все самцы, можешь не краснеть. — Неожиданно он отвлёкся от темы. — Слушай Наум, а крокодилы могут вообще краснеть?       Наум пожал плечами. Снова смех. Когда он стих Харитон поглядел на юного крокодила, стаявшего не шевелясь, молча.       — Мотай на хвост головастик, — поучительно, с пьяным голосом продолжил Харитон, — выбирай всегда толстых. Тощие злые как ледяной ветер. Самки в теле — доброта. Это я тебе говорю как зверь обляпавший не одну тонную пышных дам. Ха-ха.       Тигры вновь весло засмеялась, а Нарий смущённо отвел взгляд.       — Главное чтобы титька была вот такая…       Под весёлый смех Харитон раздвинул лапы и ударил рёбрами ладонь о стол, обхватив его большую часть. Смех продолжился. Харитон дальше:       — Хочешь вторую мудрость услышать?       Нарию меньше всего хотелось слышать что-то от пьяного млекопитающего, однако он неохотно, но кивнул.       Харитон отхлебнул из кружки, допив остатки.       — А-а-а! — Открыв пасть выдал тигр с наслаждением.       Резко взмахнув лапой Харитон со всего размаху разбил кружку о голову Нария. Смех мгновенно стих. Веселье как хвостом смело. Морда Харитона исказилась гневом. От удара кружка раскололась на мелкие кусочки, которые тут же упали на пол. Остатки пенного напитка растеклись по дредлокам юного крокодила. В лапах Харитона осталась лишь ручка с острыми краями.       — Ай! — Вскрикнул Нарий и мгновенно схватился за голову.       Дредлоки на которые пришелся основной удар пульсировали словно вены на висках. Боль пронзила голову. Обхвати макушку ладонями он тут же почувствовал, как крепкая лапа тигра схватила его за шиворот.       Приподняв юного крокодила Харитон положил его голову на стол, как на плаху. Угол стола впился в горло Нария. Ещё чуть-чуть и ему показалось что тигр надвит сильнее и гортань расплющится о карай стола. Он очутился на весу. Нижние лапы бессильно висели воздухе, слегка подёргиваясь. Всё что мог сделать Нарий так это упереться верхними лапами в стол и попытается отодвинуть его от горла. Всё это было тщетно, лапа тигра держала его стальной хваткой.       Испугавшись Нарий бросил взгляд на тигров. На спокойной морде Наума появилась улыбка, а на его собрате — Харитоне садистки оскал. Эти взгляды заставили юного крокодила вздрогнуть. Бегающие в панике глаза замерли на морде Харитона. Последний приблизился к нему почти в плотную:       — Знаешь почему ты сейчас в таком положении? — Зловеще спросил он.       Непроизвольно челюсть Нария застучала от страха. С трудом он отрицательно мотнул головой.       Ответ:       — Потому что я силнее тебя. Запомни истину малёк: сильный делает что хочет. Так что будь сильным или всю жизнь будешь ползать под лапами. А слабых призирай. Слабый на то и слабый чтобы подчинятся сильному. Друг слабым быть не может. Будешь дружить с слабаками станешь слабаком. Слабые бросят тебя в трудную минуту потому что слабые. Самки любят сильных. Мир любит сильных. Сильные правят этим миром. — Харитон продолжил, но уже теплее, словно говорил с родным сыном. — Чем быстрее ты это поймёшь, тем быстрее ты поймёшь как устроен мир сынок.       Тигр разжал лапы и юной крокодил рухнул вниз. Очутившись на дрожащих лапах Нарий мгновенно схватился за горло. На тонкой коже виднелся красный след — то место куда упирался угол стола.       — Дай новую кружку и убери осколки. — Приказал Харитон.       Ощупав горло и убедившись, что серьёзных повреждений нет Нарий присел на корточки и стал собирать разбросанные кусочки. Стиснув зубы он с ненавистью смотрел на нижние лапы двух тигров что торчали под столом. Глова всё ещё болела от удара, но не так сильно. Видимо адреналин подействовал как обезболивающее.       Собрав осколки, он убрал их в мусорку на тележке. Взяв в лапу новую кружку Нарий поставил её на стол.       Поклон.       — Это всё сэр.       Нарий вырвал эти слова из пасти как раскалённые угли.       В ответ тишина. Она заставила юного крокодила поглядеть на тигров. Оба внимательно следили за ним словно пытаясь заглянуть в его душу.       — Бате пойдёшь жаловаться? — Ухмыляясь, без страха спросил Харитон.       Опустив глаза Нарий тихо ответил:       — Нет сэр.       — Правильно малёк. У нас с ним контракт. Знаешь какой?       Нарий отрицательно кивнул. Он конечно слышал в пол ушной раковины о том что его отец и два тигра из Фуррифанса о чём-то договорились, но о чём именно он не знал.       Неожиданно Харитон стал говорить мягким, заботливым голосом:       — Ты зла не держи малёк. Это урок спасёт тебе жизнь. Кружка о макушку херня по сравнению ударом ножа в спину. Будешь следовать этому правилу выживешь. Нет — сгинешь. Забудь о том что когда либо слышал и читал о благородстве, достоинстве, о защите слабых и прочей ерунде. Это сказки. В реальном мире нет рыцарей, вокруг одни подонки. Я только что тебе это продемонстрировал.       Несмотря на то что слова из уст тигра были боле чем добрые и даже извиняющие душа Нария выворачивались на изнанку от злости и жажды мести. Однако он ничего не мог сделать. От этого Нарию становилось ещё обиднее и злее. Противно, но проклятый тигр был прав.       Неожиданно из окна что выходил на площадь раздался громкий крики Дрирэйка.       — Двадцать четыре!       Трое зверей в прямоугольной комнате замерли. Крик повторился с новой силой.       — Двадцать четыре!       Первым подал голос Харитон:       — Беги малёк. — Он развернулся к собрату, продолжил. — Тебя Наум.       Лапа Наума упала на блочный лук.       С большой радостью Нарий закрыл дверь оставив дух тигров наедине с собой.