***
Проснулся Гокудера от того, что голова у него раскалывалась, всё просто крутилось перед глазами, как в чёртовом колесе. Бок саднил, но не слишком, кто-то явно покорпел над ним, вытаскивая пулю. Странно, ведь в том лесу точно никого не должно быть по данным, которые ему предоставила сестра. — Вао, проснулся. Скорее его поставили перед фактом, нежели задали вопрос. Голос был бархатным и слегка хрипловатым. Повернув голову на голос, Хаято заметил сидящего японца(?), чёрные волосы, гладкие и обрамляющие, глаза, чёрные раскосые, которые, кажется, смотрели в его душу и в обычном чёрном пиджаке, в таких же цветом штанах и галстуке, рубашка правда была фиолетового цвета. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Смотрел с интересом и наблюдал, как будто Хаято был каким-то хомяком или подопытным животным. А Хаято не был. Сфокусировав взгляд на незнакомце, подрывник проговорил охрипшим и тихим голосом: — Где я?.. — У меня. Последовал короткий ответ, на что итальянец нахмурился, отчего голова ещё больше заболела. И только когда он более менее соображал, Гокудера обвёл взглядом место своего пребывания. Это была весьма уютная комната, но потрёпанная, скорее в старом особняке. Белый потолок, покрытый кое-где плесенью, оборванные шторы на широких окнах. Судя по всему он лежал на чистых простынях, его красная рубашка и штаны лежали на краю кровати, сложенные аккуратно. Сам он был накрыт простынью до груди, только белая повязка из бинтов находилась вдоль пояса и показывала то, что парень находился в крайне хреновом состоянии. — Так всё-таки где? — переспросил, вернув обратно взгляд на черноволосого парня. — Повторю, у меня дома. — Конкретнее, — с нажимом проговорил парень, ему явно не улыбалось с кем-нибудь поспорить и ругаться. И так не в том состоянии, чтоб выёбываться. — Конкретнее в старом особняке. Которому... — Давай без истории? В школе её хватило по горло. Черноволосый юноша поднес руку к губам и обхватив пальцами подбородок, проговорил: — Мы находимся от Палермо в 30 километрах, от поля твоей битвы пять километров. Всё это было сказано так, как будто он говорил это самому себе или же ребёнку. Хаято вскипел, с ним ещё никто так не говорил. Единственное, что его поразило, так это его акцент, он явно был японцем. — Ты японец? — слова были сказаны раньше, чем парень об этом подумал. — Да, — коротко и ясно, без всяких отговорок. А что ему скрывать? Ничего. Повернув голову обратно и прикрыв глаза, вздохнул. Хоть бы представился. И он представился, как будто читал мысли. — Хибари. Хибари Кёя, травоядное. Тут уже вскипел сам Хаято. Какое он ему травоядное? Хибари видел реакцию и веселился явно, его губы растянулись в усмешке. Весёлый у него соулмейт. Строптивый. — Гокудера Хаято, не травоядное! Спустив ногу с колена и встав со стула, Кёя направился к двери, и только когда подошел к ней, открывая, проговорил: — Гокудера Хаято, не травоядное. Травоядное, я запомнил. И просто вышел, когда в него, точнее уже в закрытую дверь полетела подушка. Хаято скривился, сделал слишком лишнее движение и теперь всё тело болело. Завалившись обратно, он прикрыл глаза и задумался до тех пор, пока не уснул. Так продолжалось полмесяца. Он приходил, кормил, разговаривал и следил за его реакцией на новое прозвище. Совместные купания часто проходили с помощью тряпки и тёплой воды, которую он приносил. Иногда он вызывал своими действиями у Хаято улыбку или даже смех. Но всему приходит конец и этот конец как-то быстро настал. Гокудера задумывался, почему тот помог, но не задавал вопросов, а Хибари и не говорил, не считал нужным. И вот, когда подходило их расставание, он его поцеловал. Лёгкий поцелуй, невесомый, как будто и не было его. Затылок заныл и горел пламенем, Гокудера не придал значения и они разошлись уже в Палермо. Водил Хибари по правилам, но иногда давал по газам, преодолевая расстояние в 30 километров. Они попрощались и разошлись. Пол года спустя. Вария, что славилась своими разрушительными силами, влияла на остальные семьи. Только не на Вонголу, система была несложной, все семьи подчинялись Вонголе и она же давала задания. Вот и Гокудере перепало, как и Хибари. Они пересеклись на собрании семей, получили задание и договорились встретиться через час. Хаято был сильно удивлён, увидев своего давнего знакомого. Знакомого ли? Вот он вынесет ему мозг при встрече. Всю дорогу они ехали молча, изредка переглядывались, но как только натыкались взглядом друг на друга, сразу отворачивались. У Хаято было много вопросов, но он не спешил их задавать. Потом. Как-нибудь задаст обязательно. Миссию они выполнили без потерь, подписали все документы и заключили договор, но уж как-то странно смотрел на него Дон Ривьеро. Хаято не понравился его взгляд. Очень не понравился, да так, что его надо было подорвать, да поскорее. Но цепкий взгляд Хибари говорил об обратном и придерживал его на месте. Когда они возвращались обратно, Хаято всё-таки спросил. Затылок жутко жгло уже как день, а то и два. С момента их встречи. — Почему тогда ты поцеловал меня? — отвернувшись к окну и вглядываясь в пейзаж за окном, проговорил Хаято, смотря хмурым взглядом. Тогда он не спросил об этом, слишком много на него вылетело. А сейчас время подходящее. — Хотел. Просто, обычно и без чего-либо. Бесполезно просто с ним говорить, Гокудера это знал и всё равно продолжал напирать. — Ты не несёшь ответственность за того, с кем переспал? Лицо, благо, он прятал, как и эмоции на нём. Боже, такой вопрос задать. И кому? Ему! Облако Варии! Румянец покрыл щеки. — Нет. Гокудера смутился ещё больше, прислонившись лбом к стеклу, скрывая полностью свои эмоции. Как это смущает. Но он палится и понимает это. — Ты мой соулмейт, травоядное. Слово, которое было брошено невзначай, заставило застыть Хаято и просто в шоковом состоянии смотреть в окно. Машина остановилась. Хаято не заметил. Молчал и переваривал всё услышанное. Остановив машину у обочины и заглушая мотор, Кёя развернулся корпусом к Хаято, схватил его обеими руками за лицо и заставил повернуться к себе. Кёя целовал нежно, сминая чужие губы. Хаято отвечал не сразу, вовлекался уже в процессе и это нравилось Хищнику. Кажется, прошла всего секунда, а воздуха в лёгких маловато будет, и Кея отстранился. Открыл глаза. Облизался, как будто съел конфету. И заграбастал его в объятья, притягивая к себе.***
Хибари заметил его ещё в свои семнадцать лет, он был грациозен как кот, выпускал когти и просто дебоширил. Свободный кот. Хибари нравилось наблюдать за ним. Тогда-то он и присоединился к Варии. Был приём, много людей и своенравный кот, который выпил лишнего и завалился спать на веранде. Это случилось внезапно. Он открыл для себя свою же родственную душу или проще: соулмейта. На шее сзади было выведено фиолетовым цветом и красивым почерком: «Хибари Кёя». У него под правым боком тоже было написано алыми и красивыми буквами: «Гокудера Хаято». Он наблюдал за ним всякий раз, когда ему этого хотелось, и он не заметил для себя переход из интереса к любви. Зато теперь все будут знать, что его кот уже обзавелся хозяином и тот вряд ли его отпустит.