Яркие краски

      Распахнув глаза, я уставился в потолок: по белому полотну торопливо пробежал паучок и, подобрав лапки, замер в углу, притворяясь чёрной безжизненной точкой. Переведя взгляд на окно, облегчённо вздохнул — за стеклом, зацепившись тонкими стебельками за изящную ветвь берёзы, переливалась всеми оттенками зелени кружевная листва.       Я лежал неподвижно и думал о том, что этой поездки совсем не хотел, зная свою неспособность адекватно воспринимать чарующую красоту природы, яркие звенящие красками пейзажи и человеческое безудержное веселье. Но пошёл на поводу у Ксюши и оказался прав — всё вокруг, буквально всё, от ослепительного солнца, что сияло в небесной лазури, до бирюзового перезвона луговых трав, обрекало меня на жуткие муки: я почти умирал от щемящей тоски по прошлому, тому прошлому, когда мог уверенно держать невесомую кисть, лёгкими свободными мазками выражать свою жажду жизни и изливать на полотно переполняющую меня бескрайнюю любовь: Анна, прекрасная женщина-мечта, её имя когда-то сияло для меня, как тысяча звёзд, она дарила мне нежность и заботу, я отдавал ей себя без остатка…       Повернув голову набок, я снова посмотрел на тонкую берёзовую ветку, осторожно постукивающую в окно. Глеб — это имя сейчас я перекатывал на языке, как леденцовую карамель, признаваясь, что одержим. Бессмысленно им одержим, безнадёжно. Рядом с ним моё сердце чуть ускорялось, в озябшей душе вспыхивала тёплая искра надежды, и я всё глубже и глубже увязал в бесплодных мечтах, уверенный в том, что чуда не будет, ничего хорошего меня не ждёт. Да и кто мне подскажет, где скрывается это хорошее в сумрачном мире потерянного человека, с мазохистским упорством раздирающего себя на клочки в натужных попытках поймать вспышки цвета, а затем смаковать их ошмётки в мрачных глубинах полумёртвой души, погружаясь в сумбурные сны удушливыми ночами.       Я лежал на жёсткой кровати, вспоминая вчерашний вечер, то, как все собрались за накрытым столом. Народ пил, веселился, я же, орудуя у мангала, поглядывал на сидящих рядышком Глеба и Ксюшу. С трудом сдерживая желание растащить их по разным углам, принимая при этом тот факт, что нет у меня права на ревность, раздираемый двойственным чувством, я пытался приглушить взрыв нежданных эмоций терпким хмельным вином.       Ближе к полуночи веселье за праздничным столом достигло апогея: Антоновна, прилично подвыпившая и неприлично счастливая, вскочила на ноги и закружилась в танце, выкрикивая частушки. Народ в большинстве поддержал её выступление, и завертелся дикий хоровод из ритмичных перетопов, весёлого смеха и куплетов нестройного хора. Когда в ладони слегка засвербело, я оставил застолье и побрёл без цели и направления, подальше от разудалого шума и суеты, в надежде избежать очередного приступа.       Оказавшись на пляже, осел на мокрый песок. С неизменной тоской по прошлому залюбовался чарующе дивным пейзажем: круглая, как пятак, жёлтая Луна с беззвёздного небосвода перекинула золотистый мерцающий хвост до самого берега, лунный свет разливался по озёрной глади таинственной искристой рекой. Очарованный, я сидел, обхватив руками колени, пытаясь уловить призрачные вспышки золотистой охры, что рваными пятнами растворялась в оттенках ультрамарина.       Окружающий мир накрывала пушистая безмятежность — убаюканный мягкими перекатами ленивой волны он погружался в глубокий сон. Покачиваясь из стороны в сторону, слушая тишину, я любовался завораживающей картиной, осознавая себя частью этого мира. Я в нем присутствовал в полной мере, но в то же время меня не было вовсе. Я рассыпался на миллиарды атомов, органично вплетаясь в причудливую фантасмагорию, сливаясь с бесконечностью мудрой Вселенной…       Транс мой прервал громкий всплеск — лунная река взорвалась миллиардами брызг и в дивной ночи возникло нечто невероятное, потрясающее первозданной красотой: то ли сказочный эльф, то ли живой человек. Тряхнув серебряными волосами, он рассыпал вокруг золотую пыльцу, вскинув сильные руки, выгнув мощную грудь, свободный и загадочный пил лунный свет, как Бахус вино, упивался жадно и ненасытно прохладным воздухом, мелко дрожащим в истоме ночи. Его кожа отливала медью в лунных переливах, он был окутан мягким сиянием — дивное дитя природы, невинное и необузданное. На фоне фантазийного пейзажа он казался мне мифическим существом, волнующим воображение, и я не знал, явь ли это на самом деле или дивный волшебный сон.       Завидев меня, лёгкой поступью он преодолел разделяющее нас расстояние, и, присев передо мной на корточки, спросил:       — Даня, у тебя все хорошо?       Господи, боже мой, я ничуть не удивился: ну кто ещё может быть настолько прекрасен? Протянув к нему руку, сдержав желание прикоснуться кончиками пальцев к покрытой мурашками коже, я ухватил водную растительность, запутавшуюся в мокрых прядях его волос, помахивая бурой склизкой верёвкой, предложил ещё разок искупнуться.       Пока Глеб плескался в озере, я ожидаемо сбежал — от обманчивых миражей и безумных мечтаний к своей мрачной обыденности. Усевшись за стол рядом с Ксюшей, приобняв её за талию, ощутил тепло мягкого тела, немного успокоился и замахнул залпом стакан вина, услужливо налитый для меня до самых краёв. Потом ещё стакан, и ещё. Дальше моё сознание помутилось. Мой разом потускневший мир завращался, как колесо. Я кружился на адовой карусели, ускоряющей темп, и уносился всё дальше и дальше в жуткую пустоту бесконечной пугающе-черно-белой бездны.       В чувство меня привели горячие руки Глеба, его страстные поцелуи. Что я делал с тех пор, как отрубился за столом, и до этого момента, убей — не вспомню, но его прерывистое дыхание, опаляющее кожу, ласковые прикосновения подрагивающих от возбуждения ладоней и невероятно мощную ответную реакцию своего тела вряд ли смогу когда-то забыть.       Я не рассматривал мужчин в качестве партнёров, но этой ночью все было внове, волнующим и сокровенным. В моей груди зарождалось томление, похожее на грустный осенний дождь за окном, стекающий рваными дорожками по холодному стеклу, печаль по безвозвратно ушедшему прошлому и стремлению к недостижимому.       Он ласкал меня трепетно, нежно, кровь моя почти что кипела и жидким огнём растекалась по венам, пробуждая во мне что-то странное, до сих пор незнакомое, что наполнило до краёв и, достигнув предела, вспыхнув алыми языками, взмыло огненной птицей к распахнувшим врата небесам.       Мне не было страшно, я не искал оправданий, я отдался инстинктам, растоптав предрассудки, и, если бы Глеб пожелал пойти до конца, я бы позволил — все же это прощальная вечеринка.       Воспоминания о прошедшей ночи отозвались в моем теле лёгким возбуждением. В памяти всплыл жуткий скандал, когда Денис Кораблёв, старший брат Глеба, открыто заявил о своих отношениях с танцором балета Ефимом Популовым. Выходит, яблочко от яблони, хотя скорее яблоко от яблока.       Усмехнувшись, я отбросил глупые мысли и поднялся с кровати, накинул на плечо полотенце и, прихватив несессер, вышел из комнаты. Сладко потянувшись, взглянув в испуганное лицо Глеба, сидящего скукожившись на крыльце, принял решение ему не досаждать, сделать вид, что совсем ничего не помню.       Почистив зубы, тщательно соскоблил щетину, и, сожалея о том, что нет возможности принять душ, с тоской посмотрел на озеро. Тёплые ладошки прикрыли мои глаза, прервав любование серебряной рябью. Я улыбнулся.       — Ксюш, искупаться хочу, — сказал ей вместо приветствия.       Она обняла меня за шею.       — В чем проблема? Пошли, я покараулю.       Мы направились сначала на пляж, затем побрели вдоль берега к зарослям камышей. Выбрав удачное место, я скинул одежду и забежал в прохладную воду, поднимая фонтаны брызг. Занырнув на глубине, я наслаждался объятиями воды, вынырнув на поверхность глотнул воздуха и поплыл, свободными взмахами рук рассекая водную гладь. Заплыв далеко от берега, перевернулся на спину и, приняв позу звезды, покачиваясь на ласковых волнах, уставился в прозрачное голубое небо. Спустя время, ощутив лёгкий озноб, решил: пора возвращаться.       Я лениво плыл к берегу, наблюдая за Ксюшей и Глебом, что медленно шёл в её сторону, понуро опустив голову. Ксения, заметив его приближение, бросилась навстречу и, подхватив под руку, потащила обратно, на общий пляж. В моей груди болезненно кольнуло, словно острая игла пронзила ставшее мягким, как вата, сердце: я не знал, кого из них на самом деле ревную, и разбираться не видел смысла — это было уже неважно. Я принял решение и сделал свой выбор в пользу нового серого города, что станет для меня очередным пристанищем, дарующим сизую промозглость душевного равновесия и безжизненной пустоты.       На берегу неторопливо натянул одежду на мокрое тело и направился на поиски Глеба и Ксюши. Обнаружив их за завтраком, присел рядом и попросил стакан молока.       — Даня, надо поесть, — позаботилась Ксюша и пододвинула ко мне тарелку с яичницей.       Я отрицательно мотнул головой и сделал маленький глоток из стакана, поставленного передо мной Антоновной.       После завтрака от нечего делать я помогал убирать со стола, мыть посуду. После лежал в гамаке, покусывая стебелёк травинки, бездумно рассматривал редкие пухлые облака, время от времени поглядывая в сторону озера, где на пляже резвились девчата и парни, выделяя в заливисто хохочущей толпе высокую фигуру Глеба.       Незаметно я задремал и проснулся от тени, что закрыла меня от палящего солнца, звенящего в зените.       — Дань, мы сразу после обеда поедем? — спросила, склонившись надо мной, Ксюша.       Я молча кивнул, и, выскользнув из сетки гамака, отправился на помощь нашим дамам, выставляющим на стол нехитрую снедь. Вскоре и остальной народ подтянулся, в два счета подмели всё, что можно. Сытый и довольный люд отвалил по своим делам, оставив уборку на нас с Антоновной, я был не против вновь оказать посильную помощь, мне всё равно нечем было заняться.       После того, как мы управились с очередной уборкой и мытьём посуды, устранили следы нашего присутствия в кемпинге, на пару с Антоновной подобрав разбросанный по территории мусор, я направился в домик.       В комнате складывал свои вещи Глеб. Обернувшись в мою сторону, он вздрогнул, отвёл взгляд в сторону, а я ухмыльнулся и, без слов подхватив собранный ещё с утра свой баульчик, вышел на улицу. На крыльце, приставив ладонь козырьком, заслоняя глаза от яркого солнечного света, я стоял, любуясь всплесками серебра на мелкой озёрной ряби. Через пару минут дверь за моей спиной распахнулась, я посмотрел на испуганного Глеба, тормознувшего в проходе.       — Ты чего шарахаешься? — спросил у него и, закинув сумку на плечо, скомандовал: — Пошли на выход, — и направился в сторону автомобиля, у которого нас поджидали Ксюша с Андрюхой.       — Глеб, а ты чего сегодня такой подавленный? — спросила у него Ксения, как только он пикнул брелоком сигнализации. — Даня тебе что-то сделал? Ты не переживай, он всегда злющий, как собака, если его разбудить среди ночи. Мы даже шутим по этому поводу, придумали Бога Всех Собак.       Я ухмыльнулся: да уж, этой ночью Собачий Бог повеселился на славу. Он заметил мою кривую ухмылку и смутился, на его медовой коже появился едва заметный румянец. Меня так забавляло его смущение, что, захлопнув багажник, я уселся на заднее сиденье, таким образом, чтобы видеть в зеркале заднего вида его лицо. Андрюха возмущаться не посмел, притулился рядышком, смиренно зажав сложенные крупные ладони между коленями, и с жалостным видом прислонился к дверце.       Глеб запустил мотор и, преувеличенно внимательно глядя на дорогу, направил автомобиль к воротам кемпинга, а затем уверенно повёл его по лесной просеке. Машина шла очень мягко, несмотря на ухабы и кочки, и отличное умение водить я добавил в копилку его достоинств.       Путь до Грани прошёл в полном молчании, Глеб не отрывал взгляда от дорожного полотна, Андрюха так и сидел, притулившись к дверце. И даже Ксюша как-то непривычно сникла, не подпевала и не выплясывала, а что-то высматривала в своём Афоне, то ли читала книгу, то ли мониторила интернет и оживилась лишь тогда, когда завидела фуры дальнобоев, беспорядочно припаркованные на стоянке с заправкой, гостиницей и несколькими магазинчиками весьма сомнительного вида.       — Остановись здесь! — воскликнула она, дёрнув Глеба за локоть.       Он без возражений свернул с трассы и притормозил у небольшого павильона. Ксения выскочила из машины и почти побежала в придорожное кафе, Андрюха последовал за ней. Глеб тоже не остался на месте, а всё с тем же преувеличенно сосредоточенным видом ходил кругами вокруг Ягуара, то натирая и так чистые стекла и зеркала, то, склонившись, рассматривал что-то, наверное, очень важное, под капотом своей машины.       Минут через пятнадцать вернулись Андрюха и Ксюша, все снова уселись в машину. Ксюша прошуршала пакетом, вынула из него любимые мной шоколадные вафли. Протягивая аппетитный, хрустящий на вид брусочек, потребовала в ответ на мой отрицательный жест головой:       — Даня, ты и в обед выпил только стакан молока, ешь немедленно.       Я улыбнулся:       — Этим ты меня не накормишь.       — В кафешке ничего путного не было, а беляши не вызвали у меня доверия, — пожаловалась она и обратилась ко всем разом: — Ребята, вы чего такие напряжённые сегодня?       Поёрзав немного на месте, выдала свою новую идею:       — А давайте по пути, купим пива и продуктов, а потом поедем к Дане, — и, посмотрев на меня восторженным взглядом, шутливо заскулила: — Данечка, я рататуй хочу, и ещё телятинки с черносливчиком.       Я молча кивнул, соглашаясь, Андрюха поддержал ее предложение.       — Пива и водочки! — выкрикнул воодушевлённо, резким рывком вскинув руки со сжатыми кулаками к потолку.       — Никакой водочки! — рявкнула Ксюшка, вперившись в Мартынина сердитым взглядом.       — Ладно, можно без водочки, — легко согласился Андрей.       — Ты так алкашом станешь, — буркнула Ксюшка и, резко отвернувшись, откинулась на спинку кресла и замерла, скрестив на груди руки, всем своим видом выражая недовольство.       Я взглянул в зеркало заднего вида, Глеб по-прежнему преувеличенно внимательно смотрел на дорогу. Минут через пять Ксюшка перестала дуться, подпрыгнула на месте и спросила, обращаясь к нему:       — Глеб, ты же с нами? — Он пожал плечами. — Поехали, знаешь, какой у Дани классный рататуй получается, ты такого нигде не попробуешь, он учился его готовить у настоящего французского профи.       — И откуда ты все знаешь? — буркнул Глеб, давая по газам.       — А как же мне не знать, я же его девушка, — хихикнула Ксюшка, — короче, ты с нами.       По дороге домой заехали на рынок. Пока мы с Ксюшей бродили по рядам частников, прицениваясь и выбирая овощи, Мартынин затаривался алкоголем. Заглянув в мясную лавку, прикупили кусок свежей телятины и, сгрузив покупки в багажник, расселись по своим местам.       — Мартынин, — ехидно сощурившись, прошипела Ксюша, — ты чего там приобрёл?       — Пива, только пива, — с честным видом ответил он, но хитро поблёскивающие голубые глаза выдавали его с потрохами.       — Говорю тебе, станешь алкашом, — пожурила его она и тут же переключилась на Глеба, указывая ему путь к моему дому.       Во дворе Глеб нашёл свободный пятачок и с грехом пополам притулил свой автомобиль. Мы вышли из машины, вместе с Андрюхой принялись вынимать сумки из багажника, Глеб остался на месте.       — Глеб, чего сидишь? — спросила у него Ксюша.       — Я, наверное, домой, — пробубнил он неуверенно.       — Какой домой? — возмутилась она. — Пошли, пивка выпьешь, расслабишься.       — Я за рулём, — попытался он ей возразить, но не тут-то было, если Ксюша чего захочет, так обязательно добьётся.       — Пошли говорю. Машину здесь оставишь, вызовешь такси, — и потянула его за руку. Он сдержанно улыбнулся и подчинился.       Оказавшись в моей квартире, сразу обосновались на кухне. Глеб молча сидел у окна, наблюдая за тем, как Андрюха накрывает на стол — он был в моем доме достаточно часто, чтобы знать, что и где лежит. Ксюша помогала мне готовить, мыла и чистила овощи. Засунув в духовку форму с рататуем, закинув в мультиварку-скороварку телятину с черносливом, я вытер руки о фартук и присел за стол, на котором уже красовались блюдца с фруктовой и мясной нарезкой, в центре стояла слегка охлаждённая бутылка водки.       — Давайте выпьем, что ли? — предложил Мартынин, разливая сорокоградусную по рюмашкам.       Глеб прикрыл свою рюмку ладонью.       — Я не буду, не хочу здесь машину оставлять, — пояснил он свой жест.       Андрюха согласно кивнул:       — Я бы тоже не рискнул.       Ксюха, Андрей и я чокнулись, выпили, закусили. Звякнул таймер, я поднялся с табуретки и выставил на стол пышущий жаром рататуй. Пока гости за обе щеки уплетали ароматное овощное рагу, подошла очередь телятины.       Через пару часов застолье стало весьма оживлённым. Будучи достаточно трезвым, отказавшись пить алкоголь после третьей рюмки, я наблюдал за тем, как Ксюшка и Андрюха, уже довольно поддатые, азартно обсуждают какой-то новый фильм — это выглядело настолько забавно, что я не мог сдержаться и тихонько посмеивался. И Глеб заметно расслабился, на его лице снова засияла широкая открытая улыбка, доставляя мне истинное удовольствие и причиняя невыносимую боль.       Около семи вечера Ксюша поднялась из-за стола.       — Все, мальчики, я домой, — выдала она с пьяной ухмылочкой и, покачиваясь, направилась в прихожую.       — Я подвезу, — привстал с табуретки Глеб.       Андрюха тут же усадил его на место.       — Не надо, здесь недалеко, — и, многозначительно подмигнув, закричал Ксюше вслед: — Я тебя провожу!       Немного пошебуршившись в коридоре, гости хлопнули входной дверью. Я не стал убирать со стола, молча покинул кухню и завалился в комнате на диван, предоставляя Глебу возможность по-тихому свалить.