Яркие краски

      Спустившись на первый этаж, я толкнул железную дверь и вышел на улицу: солнце уже скрылось за крышами высотных домов, заливая края потемневшего неба остатками алого света. Злой и обиженный, выхватил из кармана телефон и, мазнув пальцем по сенсору, принял вызов.       — Глеб, чем занимаешься? — опустив приветствия, сразу спросил Кирилл, мой университетский товарищ. Мы не были с ним особо близки, но иногда проводили досуг в приятных беседах за бокалом вина или виски.       — Ничем, — буркнул я в трубку.       — Как насчёт выпить в нашем баре?       Я сразу подумал, что выпить был бы не прочь, но учитывая цены в том заведении, куда зазывал меня Кирюха, на сегодняшний день я смогу позволить себе лишь стакан кока-колы, о чём и сообщил товарищу.       — О деньгах не думай, я плачу, — ответил он мне печально.       — У тебя проблемы?       — Нет. Просто взгрустнулось. Давай приезжай, я тебя жду, — ответил он и сбросил вызов.       Через пятнадцать минут я поставил свою машину на охраняемую стоянку для посетителей бара, проверил закрыты ли дверцы и направился к лестнице, ведущей вниз к скромной двери, за которой скрывалось самое дорогое питейное заведение в городе.       Увидев сидящего у стойки Кирилла, сразу направился к нему и уселся рядом на высокий вращающийся стул с удобной спинкой.       — Что будешь пить? — поинтересовался он.       — То же, что и ты, — лаконично ответил я.       Кирилл отодвинул тюльпанообразный бокал и подозвал бармена.       — Ещё виски, только дай нам стаканы и сразу бутылку. — И, посмотрев на меня, спросил: — Ты голоден?       Я отрицательно мотнул головой. Разлив по низким широким стаканам с толстым дном янтарную жидкость стоимостью в половину моей заводской зарплаты, задал новый вопрос:       — Тебя можно поздравить?       — С чем? — непонимающе уставился я на него.       — Женишься скоро. На свадьбу-то пригласишь?       — С чего ты взял, что я жениться собираюсь?       — Батя сказал. Нелли хорошая девчонка, не заносчивая, тебе повезло.       — Не собираюсь я жениться, и, какая бы там Нелли ни была замечательная, она меня не интересует, — пробухтел я, рассматривая своего товарища.       Сегодня, впрочем, как и всегда, он был одет с иголочки по последней моде, с тоскливым выражением на холёном лице, держал стакан с дорогущим виски тонкими наманикюреными пальцами. Кирилл вообще следил за своим внешним видом похлеще любой девчонки, чего только стоили его гладкие блестящие черные волосы до плеч и матовая кожа без единого изъяна.       — Поди, по стопам старшего братца пошёл? — попытался пошутить он, делая маленький глоток.       — А если и так, то что? Общаться со мной перестанешь? — вспыхнул я.       — Да мне ровно, — ответил товарищ, — я и сам мальчиков люблю.       — Да ну? — я удивлённо распахнул глаза так широко, что, казалось, они выпрыгнут из орбит: — У тебя же невеста есть!       — И что? Одно другому не мешает, я и девочек люблю, и мальчиков, — лениво протянул он и снова сделал глоток.       — А как же Маринка? Она знает? — спросил я, залпом замахнув содержимое своего стакана.       — Знает или не знает, какая разница? Брак по расчёту, ей придётся смириться. Я не собираюсь после свадьбы отказывать себе в радостях секса на стороне. Тем более, у неё нет члена, а я, знаешь ли, люблю время от времени выступать в принимающей позиции.       Наша беседа становилась довольно интригующей и оживлённой, Кирилл всё чаще подливал нам виски, вынуждал чокаться и пить до дна.       — Это как, в принимающей позиции? — спросил я растерянно.       — Ты наивный дурак или притворяешься? Если бы у девок ещё и член был, я бы только девок и любил, а так…       — Слушай, да ты пошляк и извращенец.       — Есть немного, — в полный голос заржал Кирюха, от его сплина не осталось и следа. — На себя посмотри, ты не извращенец?       — Ну, я-то влюбился.       — Так-так, а с этого места поподробнее. Кто он, я его знаю?       — Не скажу, — насупился я, как ребёнок.       — Ладно, тогда другой вопрос, ты ему признался? — я согласно кивнул. — Вот, значит, как, и что он ответил? — продолжал допрашивать меня товарищ.       — Убирайся.       — Что? — нахмурился Кирилл.       — Он сказал убирайся.       — Вот так дела. Он что, натурал? И девушка небось есть? — Я кивнул, Кирюха заржал: — Грёбаный случай! Вот тебя угораздило.       — Он первый начал, — запальчиво воскликнул я, будучи уже прилично под хмельком.       — Как так? — спросил Кирилл и сделал бармену знак подать ещё бутылку виски.       — А вот так, на денюхе у нашей бригадирши.       — Всё интереснее и интереснее, — протянул товарищ, разливая янтарную жидкость по стаканам, — давай рассказывай подробности.       — Он пьяный был, чушь какую-то про совершенную модель болтал, а потом стал меня гладить, а потом я его поцеловал, а он был не против.       — И всё?       — Нет не всё, потом мы сделали это.       — Что это? Ты вдул ему, что ли?       — Не совсем.       — Не совсем — это как?       — Это между бёдер. Я оттрахал его между бёдер, потом испугался, мне в жизни так хорошо не было, я думал с ума сойду от кайфа.       — И после этого ты решил, что влюбился? Спешу тебя успокоить — это всего лишь физиология, да и гены у тебя соответствующие, если посмотреть на твоего старшего братца. Просто ты бисексуал, и трахать мальчиков тебе нравится больше, вот и всё, — просветил меня Кирюха, и в ответ на мой подозрительный взгляд предложил: — Ладно, давай переспим, и ты убедишься, что тебе, как и любому нормальному мужику, без разницы с кем.       — Дурак, что ли? Не хочу я с тобой трахаться, — возмутился я, отшатнувшись, — мне даже подумать об этом противно.       — Да ладно, давай хоть поцелуемся, — заржал уже изрядно опьяневший дружище и потянулся ко мне руками, вытянув губы трубочкой, — я оттолкнул его, он ещё громче заржал. — Да шучу я, — протянул свой стакан, мы чокнулись и залпом выпили до дна, он снова наполнил их наполовину.       — Знаешь, Глеб, я всегда поражался, у тебя же не голова, а дом советов, ты же умница, каких ещё поискать, но по жизни ты такой наивный тюфяк, — разоткровенничался Киря, и тут же переключился: — А насчёт твоей так называемой любви сразу скажу, брось ты это гиблое дело, пока не втянулся. Он натурал, у него уже есть важный человек, так что возьми себя в руки и забудь. И вообще, не сворачивай на кривую дорожку, ничего хорошего тебя там не ждёт.       — А ты-то сам? — разобиделся я на его наставления.       — Для меня это секс и только секс, а тебя угораздило придумать любовь. Не надо мудрить, Глеб, если не можешь относиться к этому проще, то не влезай, а то убьёт.       Я скуксился и уставился на печально поблёскивающие в тусклом барном свете стеклянные бока коренастого стакана.       Если вечером в одну харю выжрать литр виски, то утро добрым не бывает. Распахнув глаза по звонку будильника, я лежал на кровати, словно брёвнышко, мучимый жутким похмельем, боялся шелохнутся: беспощадная тошнота стояла горьким комком в горле. К счастью, голова не болела, только гудела, как пчелиный рой.       Стеклянным взглядом я вперился в потолок, раскинул руки в стороны и ударился о что-то живое рядом. С испугом повернув голову, обнаружил мирно спящего спиной ко мне Кирюху. Признаки похмельного синдрома мгновенно отошли на второй план — вот чего я не ожидал, так это увидеть поутру в своей постели голого мужика. От мощного толчка моей ручищи он повернулся, приоткрыл глаза и, щурясь от яркого солнечного света, недовольно пробухтел:       — Какого ты толкаешься? Дай поспать.       — Мы что? Что-то сделали? — встревоженно спросил я.       — Не валяй дурака, я с друзьями не трахаюсь, — сонно успокоил меня Кирилл.       — А чего ты тогда голый?       — Я всегда голым сплю.       Подозрительно заглянув под одеяло, я оттянул резинку трусов, убедился, что он не врёт, и облегчённо вздохнул.       — Я и не знал, что ты мальчиков любишь, — произнёс вслух, вспомнив вчерашний разговор.       — Все знали, а ты не знал, — ответил товарищ, перелезая через меня. — Да и вообще, не мальчиков я люблю, а член в жопе. На мальчиков мне по барабану, — и спустив ноги с кровати, поставил меня в известность: — Я в душ.       — Что так хорошо? — спросил я его с сомнением.       — Попробуй сам и узнаешь, — усмехнувшись, ответил он и вышел из комнаты.       Я снова заглянул под одеяло, повторно оттянул резинку трусов, мой дружок ещё пребывал в утреннем стояке. Я поверить не мог, что такая штукенция в заднице может кому-то быть в радость: «Как можно любить такую огромную хрень в жопе?» — подумал с сомнением.       Через несколько минут в комнату вернулся Кирилл.       — Ты чего голышом разгуливаешь, — возмутился я.       — Кого мне стесняться, — хмыкнул он, подобрал с пола трусы и штаны и осмотрелся в поисках футболки.       — Я не верю, что это может быть приятно, — все ещё находясь под впечатлением, пробормотал я.       — Сказал же, попробуй, — усмехнулся мой дружище, — ты реально тормоз, хочешь ликбез на эту тему? — Я закивал головой, он глумливо улыбнулся: — Тогда дерзай, Гугл тебе в помощь, — обнаружив свою майку в моих ногах, натянул на себя одежду, приложив сжатую ладонь, с оттопыренными мизинцем и большим пальцем, к уху, подмигнул: — Созвонимся, — и вышел из комнаты.       Через пару минут хлопнула входная дверь, и я остался в гордом одиночестве с обилием вопросов, распирающих мой отравленный алкоголем мозг.       Лет в семнадцать я узнал о наклонностях старшего брата и отнёсся к этому совершенно спокойно — в нашем кругу подобное было не редкостью, деятели от искусства довольно часто вступали в однополые связи. Я никогда не задумывался об интимной стороне подобных отношений, видимо, оттого, что лично себя я к геям не причислял и был уверен в своей натуральности. И вот теперь я лежал на кровати разбитый и задумчивый: откровения Кирилла меня действительно заинтриговали.       Попытка принять вертикальное положение привела меня к выводу, что работать в таком состоянии не смогу, дотянувшись до телефона, опять развалился на подушках и позвонил Антоновне, предупредил, что заболел. Затем набрал номер нашего семейного врача.       — Артур Дмитриевич, здравствуйте, сделайте мне, пожалуйста, одолжение, — припросил я его сразу, как только он ответил на вызов.       — Глеб, Алексей Валерьевич строго-настрого запретил оказывать тебе помощь, — я слышал, как он по-доброму усмехается в трубку.       — И что же мне делать? Я вчера перепил и работать явно не смогу, но, если завтра не предоставлю какой-нибудь документ, мне поставят прогул.       — Думаю, ничего страшного не случится, если я выпишу тебе справку, заскочи сегодня в больницу и забери её на ресепшене, — сказал он, и тут же предупредил: — Отцу ни слова.       Я искренне поблагодарил своего доброго доктора, он всегда относился ко мне с отческой заботой. Я помню, как в детстве любил его сухие тёплые ладони и ласковый пытливый взгляд за стёклышками круглых очков.       Решив вопрос с работой, я немного помылился и все же набрал номер старшего брата. Мы с ним никогда не были особо близки, может, роль играла разница в возрасте в пять лет, может, виной была его замкнутая натура, но в случае необходимости он всегда находился рядом и оказывал посильную помощь, не задавая лишних вопросов.       — Глеб, сколько ещё ты собираешься болтаться неизвестно где? — строго спросил Денис вместо приветствия.       — Я не болтаюсь неизвестно где, я живу в бабулиной квартире и работаю на заводе.       — Что? На каком заводе? — возмущённо закричал он в трубку. — Прекрати ерундой маяться и возвращайся домой!       — Зачем? Чтобы жениться на бабе, которую я даже не знаю?       — Глеб, уверяю, она тебе понравится. Нелли красивая и умная девушка.       — Если она такая замечательная, так сам и женись, тем более она тебе больше подходит по возрасту.       — Ты же знаешь, я не могу, — жёстко ответил брат.       — Вот и я не могу, по той же самой причине, между прочим.       — Что за бред ты несёшь? Не придумывай отмазок, тем более таких нелепых.       — Почему ты мне не веришь? Я действительно люблю парня и намерен с ним впоследствии жить.       — Глеб, возвращайся домой, и мы все спокойно обсудим.       — Нечего тут обсуждать. Ты-то как раз должен лучше всех меня понимать. Я не забыл, как ты отчаянно бился за своё право любить Ефима.       Повисло напряжённое молчание, наконец он довольно серьёзно произнёс:       — Если ты не шутишь и не ищешь повода отказаться от свадьбы, если ты вправду влюблён, я тебя поддержу.       — Спасибо, брат, — облегчённо вздохнул я.       — Ты только за этим звонил?       — Нет, есть ещё кое-что. Денис, ты помнишь Данилу Кержака?       — Конечно! А что тебя вдруг Кержак заинтересовал, все ещё не забыл своё подростковое увлечение?       — Как тут забудешь? Можешь мне рассказать, что с ним произошло?       — С какого момента?       — Ни с какого, а всё, что знаешь.       — Первую премию он получил в восемнадцать лет за «Радугу», потом была «Печальная искра» — это его довольно значимые юношеские работы. Вообще он был очень плодотворным и талантливым художником, выставки имели оглушительный успех. А «Долина на рассвете» произвела настоящий фурор, кажется, её приобрёл за невероятную сумму какой-то француз. Затем «Горная ласточка» стала самой вожделенной картиной для любого коллекционера.       Всё это я и так прекрасно знал, но слушал, в конечном итоге, не выдержал и перебил на полуслове:       — Мне интересно другое, расскажи, что с ним случилось и куда он пропал.       — Я не знаю, никто точно не знает. Он очень сильно любил Анну Семёнову — это не секрет, все видели, как он трепетно к ней относился, просто боготворил. А она? Я думаю, она была с ним только из-за его славы, таланта и денег, он же был не очень привлекательным мужчиной, рыхлый толстяк, кругломордый и ещё эта его дурацкая тощая косичка…       — Что бы ты понимал! — снова перебил я брата возмущённо.       — Глеб, ты, конечно, восхищался им, как художником, что до остального…       — Ничего подобного, пусть он и не был эталоном красоты, но я находил его невероятно привлекательным.       — Ладно, ладно, — со смешком сказал брат, — мы всегда посмеивались над твоей любовью к Кержаку, выходящую за рамки обычного восхищения талантом. В любом случае, Анна твоих взглядов не разделяла, она предпочла ему посредственного мазилу, зато стройного и смазливого, крутила с ним роман у него за спиной. Однажды он все же застал её на горячем, не вынес предательства, прыгнул за руль и попал в аварию, его машину размазало в лепёшку, самого Кержака удалось спасти только чудом. Он больше года провёл в больницах, а потом исчез.       — Почему его никто не искал?       — А кто искать будет? Он сирота, у него даже родственников не было, а Анна после скандала сразу умотала за границу и вскоре вышла замуж за какого-то театрального деятеля.       — А ты почему не искал? Почему не искал отец?       — Зачем? Ну нашли бы мы его, и что? Заставили бы его писать? Если человек захотел исчезнуть, кто мы такие ему мешать?       — Ну ладно, его не искали, а «Горную ласточку»?       — Пару лет за «Горной ласточкой» ещё шла охота, но безуспешно, потому и решили, что картину Анна с собой прихватила, смирились и забыли.       — А ты знал, что Кержак — это псевдоним? Что его настоящая фамилия Кержаковский?       — Откуда? Он всегда подписывал свои полотна, как Кержак с завитушкой. А продажей картин занималась Семёнова, она продавала полотна от своего имени, как доверенное лицо. А ты где взял эту информацию?       — Неважно. Ладно, брат, спасибо. Я ещё позвоню, и не волнуйся, у меня все хорошо.       — Глеб, все же подумай и возвращайся домой. Я попробую поговорить с отцом. И если ты не врёшь, то приготовься пройти все круги ада, просто так он не отступится от своих замыслов, он уже спит и видит Литвиновскую коллекцию в своих запасниках.       — Знаешь, мне всегда казалось, что тебя папа любит больше. Вот тебя, пусть и с боем, но принял, а меня заставляет жениться по расчёту. Наверное, так и не смог простить измены моей матери и переносит свою обиду на меня.       — Не говори глупостей, твоя мать здесь ни при чём, ты слишком добрый и мягкий, вот отец и пользуется твоей безотказностью.       — В этот раз я ему не уступлю, вот увидишь! — запальчиво воскликнул я.       — Поживём — увидим, — со смешком ответил брат. — Ещё раз всё хорошо обдумай, — и сбросил вызов.