Яркие краски

      Мои мечты о сказочных выходных разбились о печальную действительность — наутро Даня не смог встать с кровати. Даже самое незначительное движение вызывало у него острую боль, кроме того он сгорал от высоченной температуры.       Кляня себя за несдержанность, словно нашкодивший щенок, я скакал вокруг него в стремлении предугадать его желания. Я таскал ему воду с лимоном, менял на лбу компрессы, пичкал таблетками, укрывал его одеялком и с жалостливым видом заглядывал в глаза. Я носил его на руках в туалет, Даня поначалу пытался сопротивляться, но вскоре сдался, слишком был слаб и болен, и в ответ на мои потуги стать для него полезным, лишь улыбался, болезненно кривя губы.       На обед я заказал пиццу и смог заставить его съесть целый кусок, пригрозив, что если к вечеру ему не станет лучше, то и на ужин он будет давиться печёным салатом, так обозвал пиццу Данила.       Ближе к вечеру Дане стало полегче, температура опустилась до тридцати семи и восьми. Накормив его вновь заказанной пиццей, я присел на пол у кровати, положив голову ему на колени.       — Дань, прости меня, а? Я честно не хотел, но не смог сдержаться.       — За что ты извиняешься? Здесь нет твоей вины. Это ожидаемо с твоими-то размерами, — улыбнулся Даня, запуская пальцы в мою шевелюру.       — Дань, я больше никогда так не сделаю, — заскулил я, заглядывая ему в глаза.       Он погладил меня по волосам и улыбнулся:       — Только попробуй. Ты представить себе не можешь, какое я вчера испытал наслаждение. — И задумчиво протянул: — Да уж, простата довольно интересная часть организма, пальцев действительно недостаточно.       — Ты трогал себя там пальцами? — наивно округлив глазёнки, спросил я.       — Конечно, мне же нужно было подготовиться, — усмехнулся он. — Иногда ты такой дурашка, если бы я не взял все в свои руки, ты бы так и не решился пойди до конца.       — Дань, меня можно понять, когда тебе больно, мне больнее в тысячу раз, когда тебе плохо — я готов умереть.       — Глупый, не заводись, я всем доволен. А то, что я себя сейчас так чувствую, никоим образом не твоя вина, в первый раз и девушкам бывает несладко, что уж тут говорить.       — Дань, а может, ну его, не будем больше так. Давай я всегда буду снизу, я ведь крепче и сильнее, — посетила меня гениальная идея.       Он тихо рассмеялся:       — Обязательно будешь, но и я не желаю отказываться от такого удовольствия. Так что будь уверен, я потребую повторения, как только поправлюсь.       Я почти успокоился и оживился.       — Дань, я так счастлив. Скажи, что для тебя сделать?       — Свари мне кофе и перестань расстраиваться. Когда ты переживаешь, мне становится грустно.       Я немедленно подорвался на кухню. Сварив крепкий кофе, перелил его из турки в фарфоровую чашку и вернулся к Дане. Он взял в руки кружку и сделал глоток, одобрительно улыбнувшись. Его улыбка мне показалась болезненно вымученной, и я готов был биться головой об стену от раздирающего нутро чувства вины.       После того, как Даня выпил кофе, я утащил опустевшую посуду в мойку и притащил к Дане в комнату ноутбук. Мы решили посмотреть какой-нибудь ужастик, в конечном итоге, немного поспорив, остановили выбор на старой картине: «Франкенштейн. Мери Шелли», что нравилась нам обоим.       Стараясь держать глаза открытыми, я пялился на монитор, но все же снова уснул в Даниной кровати, всю ночь бережно прижимая к себе пышущее болезненным жаром тело любимого, сквозь чуткий сон улавливая его движения и принимая такую позу, что не будет его обременять.       Утром Данила почувствовал себя лучше, температура ещё держалась, но он уже мог, пусть и с предосторожностями, самостоятельно передвигаться по квартире. Я по-прежнему караулил Даню, развалившись рядом на его кровати: мы болтали о глупостях, вспоминали общих знакомых, смотрели старые кинушки, в общем и целом проводили время в пустом ничегонеделании. После полудня Даня поковылял на кухню с намерением приготовить обед.       — Дань, не надо, ты не обязан, — попытался я его образумить.       — Глеб, ты уморишь меня своей пиццей, — легко рассмеявшись, возразил он.       — Давай закажем суши.       Даня фыркнул:       — Одно другого не лучше. Успокойся, я не буду сильно напрягаться. Помоги мне, почисти картошку, — попросил Данила, высыпая в раковину несколько крупных розовых клубней.       — Не уверен, что смогу, как надо, но постараюсь, — воскликнул я воодушевлённо, вооружившись кухонным ножом.       Даня снова по-доброму улыбнулся. Я заметил, что он вообще стал довольно много улыбаться и все его улыбки были разнообразны и очень эмоциональны, они выражали грусть или радость, едкий сарказм, греющее душу тепло и обжигающий холод.       Неуклюже очищая картофель от кожуры, я поглядывал на любимого, за тем, как он насыпал на лист горку соли, промыв куриную тушку, уложил её на соляную подушку и отправил в нагретую духовку, уверяя, что это самое простое, что можно сейчас приготовить.       Следуя его указаниям, я порезал очищенную весьма коряво картошку крупными кусками и, залив водой, поставил кастрюльку на огонь. Вскоре она закипела, забулькала, а я, выпятив грудь, с гордостью любовался результатом собственных трудов. Минут через пятнадцать я слил из неё воду и, снова ориентируясь на Данины советы, старательно нарезал зелень лука и укропа, растопил в плошке сливочное масло, добавил все это к картофелю и, накрыв крышкой кастрюльку, тщательно её потряс, перемешивая содержимое.       Даня сидел на табурете, руководя процессом, и я с превеликим удовольствием выполнял его указания. В конечном итоге на обеденном столе красовалось блюдо с запечённой курочкой, вызывающей обильное слюноотделение дивным благоуханием и радуя глаз золотистой кожицей, а также чашка с ароматной картошкой, манящей маслеными боками.       После обеда Даня вернулся в кровать, я вымыл посуду и вновь занял свой пост рядом с ним.       — Интересно, завтра я уже смогу нормально ходить? — спросил Данила. — Раз я остался с тобой, мне придётся вернуться на завод.       Я уселся, выпрямив спину, меня немного потряхивало от волнения, но я был преисполнен решимости.       — Даня, я хочу, чтобы ты бросил работу, — заявил ему, глядя прямо в глаза.       — На каком основании? — поинтересовался он.       — Думаю, будет лучше, если ты полностью посвятишь себя живописи. А обеспечение финансами оставишь мне.       Он очень недобро усмехнулся:       — Ты хочешь, чтобы я стал твоим иждивенцем?       От его усмешки сердце тревожно сжалось, но, несмотря на это, я решительно выдал:       — Да.       — Глеб, это не перебор? Чего ты добиваешься? — все так же холодно поинтересовался Данила.       — Тебе нужно с триумфом вернуться на Олимп. Чтобы вернуться, тебе нужна приличная выставка, а для приличной выставки Горной ласточки и Озёрного эльфа недостаточно. Если ты будешь распыляться на всякую ерунду, то напрасно потратишь время. Или ты решил плюнуть на свой талант и писать от случая к случаю в качестве хобби?       — Нет. Этого я решительно не желаю, — возразил Данила, его взгляд мгновенно потеплел и стал задумчивым. — Ты прав, живописью я смогу заработать намного больше. У меня есть накопления на чёрный день, они позволят прожить два-три месяца, за это время я смогу написать достаточно для моно-выставки.       — Отлично! — воскликнул я радостно, мысленно потирая ладони: теперь у него не будет возможности встретиться с Ксюшей, в этот момент я чувствовал себя настоящим интриганом.       — Такая печаль, я потерял целых два дня, — вздохнул Данила.       — Не переживай, ещё наверстаешь, — попытался я утешить любимого и предложил, желая отвлечь его от безрадостных дум: — Давай посмотрим «Терминатор», все части, — параллельно забивая в поисковик название фильма.       После «Восстания машин» решили прерваться и поужинать. Для себя я снова заказал пиццу, так как остатков от обеда было ровно столько, чтобы можно было насытить только Данилу. Готовить снова я ему категорически запретил.       Расправившись с ужином, Даня пожелал принять душ, я настоял на том, чтобы ему помочь. Наблюдая за тем, как он намыливает стройное худощавое тело, не выдержал и, выхватив из его рук вихотку, принялся наглаживать ею худую спину и длинные ноги, уделяя особенное внимание тощим ягодицам. Осознав, что ещё немного и сорвусь, я бросил пенный комок в ванну и выскочил в коридор, где, прислонившись к стене затылком, рвано задышал, пытаясь справиться с приступом возбуждения. До встречи с Даней я помыслить не мог, что однажды сойду с ума от мужского тела, выступающих ключиц и рёбер, плоского живота и чужого детородного органа, налитого тяжестью желания.       Наконец, поправив своё слегка угомонившееся хозяйство, я вернулся к Дане и помог ему покинуть ванну и добраться до кровати. По его примеру решил освежиться и, наскоро приняв душ, присоединился к любимому, запустив на компьютере очередную часть: «Да придёт спаситель», положил свою голову ему на плечо.       Я почти не следил за происходящим на экране, упиваясь Даниным ароматом. В конечном итоге не выдержал и прикоснулся губами к его щеке, затем лизнул ухо и прочертил дорожку влажным языком от мочки по шее до плеча. Даня оторвался от похождений жуткого робота и посмотрел на меня внимательно, улыбнувшись, склонился, давая понять, что совсем не против более серьёзного поцелуя, чем я и воспользовался с превеликим удовольствием.       Мы целовались долго, упоительно страстно. Его губ было мало и, задрав на нем футболку, я накинулся на твёрдые соски, наигравшись с ними, рисовал языком узоры на впалом животе и, наконец, заключил в объятия своих губ его возбуждённый член. Помогая себе рукой, я насаживался на него своим ртом, стараясь не задевать его зубами и вбирать так глубоко, как только могла позволить гортань. Когда челюсть с непривычки заныла, я выпустил его орган изо рта, пошарив под подушкой, нашёл оранжевый тюбик и выдавил приличное количество апельсинового геля себе на ладонь. Обильно увлажнив сокровенное местечко меж его ягодиц, осторожно, короткими толчками средним пальцем попытался проникнуть в его тело. Даня посмотрел на меня испуганно.       — Я не буду ничего делать, просто немного так, — прерывисто шептал я, совершая всё тем же пальцем импровизированные фрикции.       Он расслабленно откинулся на подушки и, обхватив свой член, задвигал ритмично рукой.       Мой палец полностью проник внутрь, нащупав бугорок простаты, заелозил по нему, вынуждая Данилу подбрасывать бедра и тихо постанывать от удовольствия. При всем при этом я не забыл о себе и яростно надрачивал своего дружка, что истекал потоками смазки, но вынужден был довольствоваться моей крепко сжатой ладонью.       Вскоре Даня всхлипнул и задрожал, изливаясь себе на живот, я тоже дошёл до предела. Уткнувшись меж его ягодиц, согнув его ноги в коленях, осоловевшим взглядом наблюдал, как спускаю свою сперму мощными выстрелами, тыкаясь головкой ему в анус, размазывая перламутровую жидкость по его полушариям, и за тем, как он долго и сладостно орошает свой живот белёсыми вязкими каплями, закусив губу и откинув голову, издавая при этом эротичные стоны истинного наслаждения.       Стоило мозгу вернуться в привычное ему состояние, как я испуганно заглянул в лицо Дани, с чувством жуткой вины и досады на себя, на своё непомерное либидо.       — Дань, все хорошо?       — Все нормально, не переживай. Получилось здорово, — успокоил он меня.       Облегчённо вздохнув, я побежал за полотенцем. Тщательно вытер Данино тело и, привалившись рядом, заключил в кольцо своих рук, удобней расположив ноутбук, так, чтобы можно было лежать в обнимку и смотреть кино. Где-то на середине «Генезиса» я окончательно провалился в сон.       Утром проснулся, как от толчка, с ужасом осознавая, что проспал. Первым делом коснулся пальцами Даниного лба. Убедившись, что температура спала, осторожно выбрался из-под одеяла, убрал на тумбочку мак и помчался в ванную. Быстро всполоснув лицо и почистив зубы, пренебрегая завтраком, запрыгнул в джинсы и кроссовки, на ходу натягивая футболку. Прихватив по пути кошелёк, ключи и телефон, выскочил из квартиры. Нужная маршрутка подошла сразу же и на работу, к своему вящему удовольствию, я успел вовремя.       До первого перерыва я витал в облаках, вспоминая наши с Даней постельные игры. После звонка ко мне подошла Ксюша с предложением поговорить, и я поплёлся за ней на лестницу, не ожидая ничего хорошего.       — Глеб, я думала все эти дни и пришла к выводу, что слишком быстро сдалась, — заявила она с ходу, как только мы остались с ней один на один.       — Что ты имеешь в виду? — Я подозрительно на неё уставился.       — Ты же и сам понимаешь, что все, что сейчас происходит, неправильно, — она презрительно скривила губы, сканируя меня цепким взглядом.       — Почему?       — Не задавай глупых вопросов. Если вы и вправду будете вместе, то станете изгоями, вас будут преследовать и презирать.       — За что? — снова спросил я, намеренно включая дурачка на полную катушку.       — Мужчины, как пара, неприемлемо по закону нашего общества. Это грязно. Если я не вмешаюсь и не вправлю Дане мозги, он совершит большую ошибку.       — Ксюша, любовь не может быть грязной. Грязными могут быть только мысли у скудоумного обывателя, вроде тебя.       — Не пытайся меня оскорбить, это тебе не поможет. Подумай лучше вот о чём. Ладно Даня, ему не перед кем отчитываться, но ты? Что ты скажешь своим родным? Я гей и люблю мужика на семь лет меня старше?       — Почему нет?       — Ты уверен, что твои родственники радостно поздравят тебя с обретением голубого счастья, помахивая радужными флажками?       — Ну, насчёт флажков — это вряд ли, а в остальном вполне может быть.       — Понятно, разговора у нас не получится. Когда Даня выйдет на работу?       — Зачем он тебе? — Я напрягся всем телом, чувствуя явную угрозу с её стороны.       — Я хочу с ним поговорить, — ответила она, хмыкнув и дёрнув плечом.       — О чём?       — Не твоё дело, — повернувшись ко мне спиной, она спустилась по лестнице и толкнула цеховые двери.       — Почему ты сама ему не позвонишь и не спросишь? — крикнул я вслед Ксюше.       Она обернулась.       — Позвоню, обязательно. Я намерена поговорить с ним лицом к лицу. — И зашла в цех.       Я же вынул из кармана телефон и набрал номер Дани. В ответ прослушал серию гудков и отбой. Набрав номер снова, и вновь убедившись, что он не собирается отвечать на мой звонок, немного огорчился, решив, что Данила, наверное, ещё спит, и вернулся к работе.       Во время обеда и после я снова терзал телефон, пытаясь дозвониться до Дани. Попытки мои были безуспешными и в душе поселилась тревога настолько сильная, что я готов был бросить работу и рвануть домой, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Но осознавая своё новое положение и то обстоятельство, что я лично настаивал на роли добытчика и кормильца, взял себя в руки и честно вставлял в платы детали, отгоняя прочь тревожные мысли. В третий перерыв я снова набрал его номер, услышав тихое: «Да», возликовал, как древнегреческий олимпиец, получивший оливковый венок.       — Дань. Я звонил тебе тысячу раз. Почему не отвечал? — я не желал его упрекать, но не смог сдержаться.       — Извини, не слышал.       — Как твоё самочувствие?       — Нормально.       Он отвечал односложно и сухо, и меня это страшно напрягало, я сразу надумал себе всего самого жуткого, вроде того, что Ксюша до него дозвонилась первой и уже успела посеять у Дани зерно сомнений относительно меня и наших с ним отношений.       — Чем ты сейчас занимаешься? — спросил я сдавленно.       — Собрал подрамник, натянул и загрунтовал холст. Глеб, ты обедал? — в его голосе неожиданно промелькнули нотки заботы.       — Да, — моё настроение резко поползло вверх, — котлету съел и макароны с сыром.       — Хорошо. Что хочешь на ужин?       — Мне всё равно. Я любую твою стряпню обожаю.       — Тогда будет рыба. И вот что. Я собираюсь к себе на квартиру, так что, вернёшься домой, ужинай без меня.       — Дань, зачем? — моё сердце тревожно сжалось.       — Есть дела. Вернусь, поговорим.       Это его заявление всколыхнуло подавляемые болезненные подозрения, замешанные на ревности и предполагаемых Даниных сомнениях.       — Дань, после работы я заскочу за тобой и мы вместе вернёмся домой.       — Не выдумывай, после работы ты должен отдыхать, а не скакать за мной хвостиком. Глеб, я взрослый мужик и твоя гиперопека начинает меня раздражать.       — Дань, но разве влюблённые не должны делать всё вместе? Или ты…       Я прервался на полуслове, побоялся спросить любит ли он меня и услышать в ответ жестокое нет.       — Глеб, не забивай голову ерундой. До вечера.       На этом наш разговор был закончен. Я убрал телефон в карман и вернулся на рабочее место. Ну и конечно же я его не послушался, и по окончании смены, закинув в ящик халат, побежал на остановку.       Я нетерпеливо мерил шагами расстояние от лавочки до дороги и обратно в ожидании нужной маршрутки. В конечном итоге она появилась в поле моего зрения, однако пролетела мимо, будучи уже переполненной. Я печально вздохнул и попытался успокоить своё нетерпение. Наконец, вожделенный транспорт распахнул передо мной дверцу и вскоре благополучно доставил почти до Даниного дома.       Поднявшись на этаж, собрался постучать в дверь, но от первого слабого толчка она сама распахнулась. Я прошёл внутрь и заглянул в комнату. Даня стоял ко мне спиной, обнимая за талию Ксюшу. Она обхватила его руками, переплетая изящные пальчики на его шее.       — Даня, Данечка. Как же я тебя люблю. Люблю, Данечка. Мы обязательно будем счастливы вместе. Никто не может нас разлучить, и ты это знаешь, и я это знаю, — приговаривала она страстно, прижимаясь к нему стройным телом.       Я замер словно соляной столб. Жуткая картина, что развернулась передо мной, становилась все более размытой от неожиданно нахлынувших слез, в груди образовался шар жгучей боли и подкатил к горлу комком, перекрывающим дыхание.       Внезапно вздрогнув, я бросился на выход из квартиры, а затем побежал вниз по лестнице. Выскочив на улицу, глотнул свежего воздуха, размазал по щекам всё ещё судорожно сжатыми кулаками солёные дорожки и уныло побрёл на остановку. И снова меня предали, но в этот раз удар оказался слишком болезненным.