La guerison et la maladie derechef

      В поместье Ставрогиных было спокойно, гораздо спокойней, чем в пансионе. Можно было бродить по комнатам, в большинстве которых никого не было, а по выходным вечерам собирались люди, Варвара Петровна называла это "литературными вечерами", хотя действительной литературы там было мало — чисто светские разговоры, обсуждения и распространение слухов. Одним из таких слухов стал и сам Петруша, но, к счастью, увидев его, сплетничать тут же перестали, и были на то причины: как-никак, а симпатичный одиннадцатилетний мальчик с белокурыми волосами, остренькими чертами лица и любопытными глазами вызывал симпатию, а его образованность и прилежность эту симпатию укрепляли.       Жил он в небольшой, специально выделенной ему комнатушке, рядом с комнатой Николая (Колей он пока не решался его называть). Комната была приличная, кровать мягкая, да и вообще уютнее, чем где бы он не жил до этого. На завтраки и обеды он выходил со всеми, а поскольку Николаю по его болезненности были наняты личные учителя, то Петруша вместе с ним и учился. Предметы были те же, что и в пансионе, но несколько углублённее в изучении — это не доставляло проблем по природной сообразительности Петруши.       В свободное время он обычно выходил гулять в сад, втайне от всех залезая на самые дальние деревья и смотря далеко в горизонт, наблюдая за жизнью в деревне неподалеку, за проходящими мимо повозками, телегами, живностью, а обернувшись, он мог понаблюдать и за нынешним его "домом" — как Варвара Петровна выходит из дверей, с кем-то разговаривает в своей вечной встревоженной манере, как проходят слуги, иногда приезжают какие-то гости... Так можно было просидеть весь день, как он, собственно, и думал поступить сейчас.       Но его спокойствию помешал ровный и внешне незаинтересованный голос:       — Почему ты здесь?       Кажется, это чуть ли не первый раз с приезда, когда они заговорили вне уроков и столовой. Внизу стоял, подняв голову, Николай Ставрогин, зажимающий подмышкой какие-то книги и тетради, кажется даже, что это учебник по латыни, но зачем?.. Смутившись на пару секунд, Петруша осторожно слез с дерева, спрыгивая прямо напротив Ставрогина и стряхивая запутавшиеся кусочки коры с волос.       — Наблюдал.       — Интересно?       — Ну, да.       Почему-то он не волновался, что Николай кому-нибудь что-нибудь расскажет, — тот слишком много молчал и слишком был погружен в себя, чтобы рассказывать о ком-то кому-то.       Они молча прошли почти весь сад обратно до флигеля: Николай — смотря точно перед собой или в ноги, Петруша — смотря по сторонам или на своего спутника; что-то в нем притягивало взгляд, заставляло рассматривать каждую черту, что-то вроде печати, клейма, что он будто не из этого мира. Непонятно и загадочно.       Вздохнув, Петр опустил голову, но тут же снова воспрянул, заметив, что Николай сворачивает в сторону, а потому мальчишка неловко дернулся, чуть не схватив второго за рукав.       — Ну, это... Я хотел бы спросить... Как мне тебя называть, если я уж тут остаюсь на, э, месяца три?       — Коля. А тебя матушка зовёт Петрушей, так? И я буду.       Так закончилась их первая встреча вдали от всех остальных.