Ей было семнадцать лет, когда отец лишил её всего. Семьи, друзей, любимого человека, будущего, мечты. Охоты, в конце концов. А всё потому, что она была экспериментом. Она — его идеальный эксперимент. Та, кого можно было сделать кем угодно в его руках. И он искал её слишком долго для того, чтобы позволить ей жить так, как хотелось бы ей. Его ангельский ребёнок, способный вершить его дьявольскую кару.
Она убила свою мать. Женщину, которая учила её всему. Женщину, которая любила её больше всего. Женщину, которая оберегала её эти семнадцать лет ценой своей жизни. Женщину, которая всегда была честна с ней и долгие годы готовила её к этой встрече. И она провалилась. Поддалась влиянию чар, пошла по их зову, угодив в ловушку собственного сознания. В ловушку, где всё лживое казалось правдой. Она оказалась там, где воспоминания стирались, превращая её в пустое безличное существо.
Больше всего она корила себя за то, что могла спасти мать. Она могла с самого начала уступить чарам магов, оказавшись в ловушке. Ей следовало подумать на несколько шагов вперёд, открыв часть разума и защитив самое дорогое, но у неё не было на это времени. Будь она сообразительней или сговорчивей. Возможно, мама была бы жива. Но убивая её руками, Валентин обеспечил себе полный доступ к её воспоминаниям о Джослин. Боль от потери и рухнувшие надежды на спасение позволили её отцу творить с её воспоминаниями что угодно.
Три года её потрошили как пиньяту на детском утреннике, сводили с ума. Она забывала Саймона, которого осознано втянула в Сумеречный мир, чтобы помочь быть с любимой. Она забывала Люка, который стал ей отцом не по крови, а по духу. Она забывала Джейса, которого знала с одиннадцати лет и который стал её первой и самой сильной любовью. Она забывала Магнуса Бейна, который был её лучшим учителем и незаменимым другом. Она забывала Изабель, которая была самым верным парабатай. Она забывала Алека, который был её честным критиком. Это были три года мучений. И она уже не надеялась спастись от этого. Но ей снова помогла мама.
В тот день Валентин поздравил её с двадцатилетием. Она харкнула ему в лицо, проклиная. Он подарил ей билет на закрытый кинопоказ специально для неё. С её друзьями в главной роли, которые были счастливы без неё, продолжая жить дальше. На тот момент у неё остались лишь крохи тёплых воспоминаний о них, но оставалась безграничная преданность и любовь к ним, которую, казалось, невозможно ничем вытеснить. Но в тот день она была готова отдать всё, что у неё оставалось.
— Клэри, — этот голос она узнала бы и в бреду. Она готова была пойти за ним куда угодно. В горле встал болезненный ком криком «Мама».
Она уже не видела перед собой радужный калейдоскоп жизни друзей. Перед ней стоял самый дорогой человек. Ей казалось, они не встретятся больше. Никогда мама не придёт к ней даже в воспоминаниях, потому что её маленькая Клэри стала убийцей.
— Это всё ложь, детка, — Джослин стояла перед ней, закрывая собой экран. — Клэри, не говори ни слова, пожалуйста. Слушай меня. Детка, тебе тяжело, как никогда, и сдаться кажется единственно верным решением. Но помни, ты не орудие в его руках. Ты можешь с ним бороться, всегда боролась. Не верь тому, что ты одна. Валентин умело подстроил твою смерть, даже руна парабатай потеряла свою силу. Сегодня я помогу поставить блок на воспоминания, что ещё живы и верну то, что возможно. А дальше будь ему хорошим орудием, пусть он поверит в твою покорность и начнёт доверять. Следи за всем, что происходит вокруг тебя, подмечай детали. Это поможет найти тебя и вернуть домой.
В глазах Джослин стояли слёзы. Ей так хотелось обнять свою малышку, защитить от всех бед. Забрать из этого кошмара. Но она не могла. Лишь благодаря воле ангелов она оказалась здесь, чтобы предотвратить неизбежное. Больше от неё ничего не требовалось. А ведь им даже не дали попрощаться.
— Ты ни в чем не виновата, детка. Я прощаю тебя, — и, склонившись над дочерью, мягко поцеловала в лоб.
По лицу Клэри ручьем бежали слёзы, а в груди разрасталось какое-то щемящее тепло. Хотелось обнять его, укрыться этим теплом, как пледом в дождливую погоду. Она вспомнила день нанесения первой руны. Вспомнила клятву парабатай, которую произносила с Изабель. Вспомнила Саймона, который опрокинул на неё стаканчик мороженого, когда она с мамой пришла на детскую площадку. Вспомнила, как стрела Алека чуть не оставила её без уха, когда она впервые появилась в дверях института. Вспомнила, как Джейс подарил ей первый поцелуй на её пятнадцатилетие. И эти воспоминания будто становились прочной стеной в её сознании, отделяя прошлое от настоящего и будущего. Стена казалась нерушимой. Это давало надежду.
Следующие два года Кларисса Моргенштейн доказывала, что она лучший войн своего отца. Войн подчиняющийся лишь ему одному. Войн, за душой которого нет ничего, кроме безграничной любви к отцу. Не сосчитать, сколько раз он заставлял её убивать своих друзей, потрошить их тела. Она убивала. Она потрошила. И не один мускул на её лице не выражал сожаления, боли или раскаянья. Она скрывала свои кошмары. Она боялась молить о спасении.
А потом отец доверил ей работу с оружием, даже позволял выходить на территорию лагеря. Лишь Джонатан был её вечным спутником. Так меткие дротики стали её новым увлечением. Она часами работала над ними, якобы улучшая. На самом же деле, рисуя карту, которая скрывалась рунами, чтобы обнаружить могли только самые преданные ей люди. Для других её дротики становились предсмертной пыткой, смертельным ядом.
И вот её первое задание от отца. Её первый шаг к спасению. Но она даже не надеялась, что встретится с кем-то из её прошлой жизни. Появление Алека стало неожиданностью. Наверное, именно той неожиданностью, которую она так ждала. Но она не имела права оставлять его в живых. Она должна была убить его, как тогда на тренировках. А в стене появилась первая трещина. «Здесь нет отца». И она рискнула, вручив Александру Лайтвуду карту, ведущую к ней.
А Джонатан кое-что понял: «Моя сестрёнка всё ещё там. Я должен её получить». Он даже предположил, что Клэри захочет убежать с ним. Но когда она не открылась ему, надежды рухнули. И он не отпустит так просто Клариссу Моргенштейн. Настоящую Клэри.
Именно последние два года в ней жило будто бы два человека: та Клэри, которую воспитала мать, и та Кларисса, которую сотворил Валентин. Джослин будто бы разделила душу своей девочки на две части, позволив одной из них меняться под влиянием умелых магов-потрошителей Валентина, а другую законсервировала на необходимый срок. И Клэри казалось, что он подходил к концу. Это открытие заставляло что-то внутри неё неприятно сжиматься.
***
— Изабель, что ты можешь сказать об этом дротике? — без предисловий спросил Алек, входя в оружейную и задумчиво крутя в руках дротик.
— На первый взгляд ничего необычного, братик, — забирая предмет у парня, ответила девушка. — Чем он тебя заинтересовал?
— Он заинтересовал меня тем, что в щепки разнёс мой лук, — Алеку показалось, что он готов был проорать ответ в ухо сестры. В нём клокотала ярость.
— Новая разработка Валентина? — в шоке пробормотала Изабель.
«Скорее уж Клэри. Но я не хочу ранить тебя ещё сильнее, сестрёнка», — ответил ей мысленно Алек.
А Изабель продолжила свои рассуждения:
— Наконечник и корпус сделаны из чистого адамаса, что неудивительно для орудий охотников. Но любопытно то, что Железные сестры никогда не изготавливали дротики, считая их бесполезным оружием. Хотела бы я увидеть мастера, который это сделал. Работа очень качественная, — в глазах девушки читалось неприкрытое восхищение.
А Алек вспомнил, как две охотницы ещё двенадцать лет назад мечтали стать Железными сестрами и детально изучали процесс изготовления клинков Сумеречных охотников. Однажды они даже напросились в Цитадель Железных сестёр. Сколько же было восторгов.
— Возможно, дело в рунах, — продолжала говорить Изабель, подойдя тем временем к лупе, закреплённой на соседнем столе. — Алек, — голос девушки звенел от напряжения, — я никогда не видела таких рун. Кто метнул в тебя этот дротик? — щуря глаза, задала волнующий её вопрос сестра.
— Какой-то охотник из армии Валентина, — сглотнув, ответил брат. — Я видел его в первый раз.
— Ладно, — недоверчиво нахмурившись, согласилась сестра, а затем тише добавила, — возможно, это твой прощальный привет, сестричка.
Как же они любили называть друг друга именно так. В тайне даже мечтали, что породнятся. Изабель до сих пор со смехом вспоминала нелепые ухаживания Клэри за Алеком, когда тому исполнилось четырнадцать. Правда, потом оказалось, что у Клэри никогда не было шанса его покорить. Но сейчас это уже не имеет значения. В горле неприятно запершило.
— Ты не против, если я ещё поработаю с ним? — прочистив горло, поинтересовалась девушка.
— Конечно, нет, — выдохнув, ответил брат. — Если хочешь, я могу попросить Магнуса, и он поможет тебе разгадать свойства и историю этого странного дротика.
— Знаешь, ты прав, — оживилась Изабель. — Напиши Магнусу, он долгие годы обучал Клэри. Может этот дротик не только оружие, но и послание. Может, она… — слёзы блеснули в уголках глаз.
Александр аккуратно притянул сестру к себе и, утешая, начал перебирать её волосы:
— Тише, сестрёнка. Мы во всём разберёмся.
А где-то глубоко внутри расцветала надежда.
***
Александр Лайтвуд метался по лофту Магнуса Бейна, стараясь найти объяснение тому, что он увидел, и не разнести обитель любовника в щепки.
— Магнус, я не понимаю. Это не могло быть галлюцинацией: я видел Клэри. Но она не была похожа на себя. Когда я встретился с ней взглядом, то решил, что это моё последнее мгновение в этом мире. Она никогда не была такой. Это не может быть она. Но эти неизвестные руны, эти дротики. Однажды она спрашивала меня о том, почему этого никто не делает. А уж сколько раз я находил её в библиотеке за литературой об изготовлении оружия примитивных. Может она привиделась мне? — в отчаянии опускаясь на диван, просипел Алек.
Магнус, казалось, находился где-то за пределами этой квартиры, времени и пространства с того момента, как Алек заявился к нему с фразой «Я видел Клэри». Он не хотел верить тому, что слышал, потому что если хоть что-то из этого правда, то 5 лет назад они похоронили и предали дорого им человека. Они отдали их малышку Клэри в руки монстру, даже не усомнившись в подлинности произошедшего. Её хоронили, как убийцу. Весь Сумеречный мир окрестил её предательницей, и никто не усомнился в её виновности. Друзья, конечно, пытались её найти, опровергнуть это ужасное обвинение. Но всё было тщетно. Их не слушали, им мешали искать правду. Всем всё было очевидно. В какой-то момент и Магнусу всё стало очевидно.
— Я хочу взглянуть на этот дротик, — прерывая рассказ Алека, потребовал маг. — Если это действительно она, то на её орудии должен остаться ангельский след.
— Магнус, всё говорит о том, что это Клэри: неизвестные руны, орудие, которое никто даже не пытался использовать раньше, и самое главное — детальный рисунок на оперении. Среди Сумеречных охотников мало художников, — Алек не понимал, пытается он отговорить Магнуса или убеждает себя в подлинности произошедшего. — И я видел её. Своими глазами. Но этому я верить и не хочу. Ничего там не было от той девушки, что я помню и знаю, — взгляд парня стал, казалось, безжизненным.
— Скажи мне кто-то 5 лет назад, что ты будешь сидеть на моём диване и оплакивать рыжую занозу в заднице, я бы рассмеялся тому в лицо, — с грустью ответил Магнус. — Но вот ты сидишь здесь. И мы оба её оплакиваем, — два бокала наполнились янтарной жидкостью.
На долгие полчаса в лофте Магнуса Бейна повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь звоном стекла и редкими вздохами.
— И всё же я должен взглянуть на этот злосчастный дротик, — уверено закончил их пир маг. — Подбросить тебя до института? Или сегодня ты ночуешь у меня, сладенький?
