Полная луна

Ориентиром был звук бегущей воды, хотелось держаться ближе к роднику, чтобы не умереть от жажды. Но без препятствий дойти туда не удалось. Внезапно небо потемнело и воздух стал звеняще спокойным, как перед грозой. Не ощущалось ни малейшего движения, ни даже слабого дуновения ветерка. Но при этом деревья раскачивались словно вокруг бушевала буря. Это было очень странно - ощущаемое кожей затишье в воздухе, и гнущиеся навстречу стволы, хлещущие по лицу ветки. Людвиг остановился, обернулся к Ивану и сказал побелевшими губами: - Скоро опять начнётся... Что теперь делать? Брагинский был спокоен, по крайней мере внешне. - Идём к роднику, - сказал он, пожав плечами, - А что ещё? Он резко дёрнулся и смахнул с плеча Людвига назойливую веточку, которая уже тянулась обхватить его за шею. Нельзя было останавливаться и они быстро пошли дальше, разговаривая на ходу. - Но если они опять полезут, - сказал студент, стараясь скрыть отчаяние, - мы долго не продержимся. - Если ты помнишь, - скучным голосом ответил Иван, - рядом с родником была дверь в белую комнату. Думаю, ты сможешь её снова открыть. - Да... Думаю, что смогу, - эхом отозвался Людвиг задумчивым тоном. Но внутренне он был готов прыгать от радости и расцеловать Ивана. Действительно, там рядом белая комната, "операционная", как же он мог забыть! И второй выход из неё ведёт в бесконечный коридор со множеством дверей. Уж там они постараются найти что-нибудь получше этого опасного леса. Как в прошлый раз, деревья становились всё назойливее, приходилось постоянно убыстрять шаг, перепрыгивая через лезущие из земли корни, отбиваясь от веток. У Ивана был нож, но он помогал очень мало, хитрые растения научились уворачиваться. К счастью, родник был уже близко. Звук льющейся воды, словно из фонтана в парке был одним из самых приятных, которые Людвиг слышал в своей жизни. Увидев бьющую из скалы серебристую струйку воды, он лихорадочно стал шарить рукой по стене в нескольких метрах от неё. Растения хватали его за ноги, но он не обращал внимания, ему надо было побыстрее найти дверь. Наконец кусок скалы отъехал в сторону и открылся проход. Людвиг быстро заскочил туда, обрывая с ног стебли. Секунду спустя следом за ним, задыхаясь, влетел Иван. Дверь захлопнулась. Но когда студент осмотрелся по сторонам, то чуть не застонал от отчаяния. Это была не "операционная", они попали в совсем другое место. Комната, в которой они находились словно сошла с экрана фильма ужасов. Серые обшарпанные стены, покрытые трещинами, словно в каком-нибудь грязном подвале или средневековой тюрьме. По ним сочилась влага, но это была не вода, а жидкость какого-то грязно-бурого цвета. Людвиг словно зачарованный потрогал её и уставился на свои пальцы. Он уже видел такое в своей комнате на втором этаже. По стенам текла кровь. Но в этот раз она не исчезала, а продолжала ползти по стенам вниз, на пол, образуя небольшие лужицы, которые сами собой высыхали, оставляя неряшливые разводы. Весь пол был покрыт этими разводами. Казалось, кроме них тут ничего не было. Приглядевшись, Людвиг заметил, что на полу валяется какой-то мусор, клочки ткани, железки, обломки костей... Его замутило. - Это то, что я думаю? - прошептал он, обернувшись к Ивану и сдерживая тошноту. Бледный как мел, Брагинский кивнул. - Уйдём отсюда, - Иван потянул студента к выходу, - Тебе нельзя на это смотреть. - Нет, - вырвался Людвиг, - Я буду смотреть. За этим мы сюда приехали. За этим забрались в такую глушь. Я хочу знать как погиб мой прадед! Преодолевая отвращение, он подошёл поближе и стал разглядывать то, что сначала показалось ему мусором. Кусочки ткани болотного цвета определённо были когда-то военной формой. К ней же относились куски кожаных ремней. Железки были оружием, сейчас уже трудно сказать каким. А кровавое месиво с раздробленными костями... он старался об этом не думать. Всё было в жутком состоянии, расплющено и разбито на мелкие кусочки. Но наконец ему на глаза попалась почти целая вещь. Маленький кусочек металла. Это был Железный Крест. Насколько Людвиг знал, именно таким был награждён прадед. Студент не удержался, бережно поднял его с пола и стал рассматривать. Да, это была воинская награда времён Третьего Рейха. Музейная вещь, мечта "черного следопыта". Людвигу отчаянно хотелось знать, чей это крест и за какие заслуги владелец его получил. У него закружилась голова, он моргнул и на мгновение потерял равновесие. А когда выпрямился, то комната резко изменилась. Она по-прежнему была мрачной и тёмной, но теперь это была вполне обычная комната в русской избе. Ходили какие-то люди, раздавался шум голосов, в которых Людвиг с удивлением узнал родную немецкую речь. Говорили что-то о партизанах и про какой-то мост. В центре комнаты стоял стул с привязанным к нему человеком. Хотя трудно было назвать это человеческим существом, настолько парень на стуле был избит. Всё лицо в синяках и кровоподтёках, грудь и руки исхлёстаны и порезаны. Один глаз был выбит и вместо него зияла кроваво-красная дыра, из которой потоком лилась кровь. Людвиг посмотрел на свои руки и стал брезгливо вытирать кровь с костяшек пальцев носовым платком. - Только зря испачкался, - презрительно сказал он, - Всё равно эта сволочь не расколется. Они такие упёртые, эти русские свиньи. Ощущение было странным. Он как будто говорил и слышал свой голос, но слова и мысли были посторонними. Словно он на время поселился в чужой голове. - Что с ним делать дальше? - спросил у него кто-то, - Прикажете продолжить допрос, герр Байльшмидт? - В этом нет никакого смысла, - поморщился Людвиг, - Добейте его, если он сам не сдохнет. Жаль тратить патроны... - А сестрицу его? - ухмыльнулся собеседник, - Тоже ведь помогала, тварь. - Женщину мы, конечно, сразу расстреляем, - задумчивым тоном ответил Байльшмидт, - Никаких пыток. Надо всё-таки быть гуманными и цивилизованными в этой варварской стране. Он вышел в сени, где висело мутное старинное зеркало и мимоходом посмотрелся в него. В стекле отражался симпатичный молодой человек в зеленовато-болотной форме. Осанка его была гордой и прямой, сказывалась военная выправка. Только круги под глазами и осунувшееся лицо говорили об усталости. Выйдя во двор, он огляделся по сторонам. Возле стены стояла девушка, зябко кутаясь в большой платок и смотрела на него ненавидящими глазами. - Залп! - раздалась команда, прогремели выстрелы и она упала, медленно сползая по стене вниз. Вздохнув, он открыл калитку и вышел на улицу. На утоптанную площадку перед большим домом согнали всех жителей деревни, от мала до велика. Слышались женские причитания и детские визги. Мужики угрюмо пялились на него. Автоматчики окружили толпу со всех сторон. Немного в стороне стояла группа немцев в офицерских мундирах. Байльшмидт подошёл к ним. - Необходимо было выяснить, кто связан с партизанами, - бесцветным голосом произнёс мужчина в форме полковника, - и расстрелять. Но как вы это узнаете, если пленный молчал до последнего и так ничего и не сказал? - Не будем выяснять, - решительно сказал Байльшмидт, - Они все тут повязаны. Всех и пустим в расход. Он махнул рукой, отметая возражения. - Загоним вот в эту большую избу и подожжём. Даже патроны тратить не потребуется. Очень практично. Для всех окрестных деревень это будет хороший урок, как помогать партизанам. Полковник молча кивнул и отвернулся. Людвиг подошёл к автоматчикам и дал команду загнать всех в большой дом, похожий на амбар. Поднялась суматоха, несколько раз выстрелили автоматные очереди. Вскоре потянуло запахом дыма и амбар медленно лизнули языки пламени. Внутри слышался гул голосов, крики, плач и странное высокое пение. Студента пробрал озноб от ужаса. Он же был там, среди этих людей, чувствовал как это - задыхаться в дыму. Им овладела паника, надо было что-то делать, бежать, срочно приказать остановиться и прекратить всё это. Но он не мог. Это тело ему не принадлежало. Он был просто наблюдателем. От бессилия хотелось выть, плакать и кусать себе руки. Но он даже этого не мог. Слёзы закипали в его голубых глазах, но внешне они были спокойными и бесстрастными. Когда казалось, что ещё секунда и сердце его разорвётся от боли и отчаяния, то слёзы наконец хлынули неудержимым потоком. Они затуманили ему глаза, Людвиг моргнул... и снова очутился в жутком каменном мешке с кровавыми стенами. Иван участливо смотрел на него и держал обеими руками за плечи. Взгляд его был полон сочувствия. Он как будто тоже переживал эту боль. - Прости, - задыхаясь от рыданий, сказал Людвиг. Он изо всех сил крепился, но не мог их сдержать. - За что? - с удивлением спросил Иван. Он давно думал о том, что сам должен молить его о прощении за то, что сделал во время обряда. - За ту войну, - тихо прошептал Людвиг, - За прадеда... Он задыхался, кусал губы и не мог больше говорить. Лицо его побелело, казалось ещё чуть-чуть и он упадёт в обморок. Брагинский обнял его и прижал к себе. Он сам не мог бы сказать, как это вышло, но он коснулся губами его виска, а потом щеки. А потом дотянулся до губ и поцеловал Людвига уже по-настоящему. Студент отстранился и посмотрел на него изумлёнными голубыми глазами. Слёзы моментально высохли. Но выражение было немного испуганным, как тогда, в комнате у Натальи. Почему-то этот эпизод уже не расстраивал Брагинского. Наоборот, его даже слегка возбуждало воспоминание о том, как этот девственник обжимался с Наташей. Их переплетающиеся обнаженные тела очень красиво смотрелись вместе. Прижимая его к себе и чувствуя как парня трясёт нервная дрожь, он понимал, почему сестра так сильно на него запала. Этот немецкий студент был как будто из другого мира, такой правильный и наивный, что его нельзя было не полюбить. К тому же эта его ангельская внешность... Прямодушные голубые глаза... Они просто провоцировали, хотелось немедля его встряхнуть и слегка развратить. С эгоистичным удовольствием он думал о том, что у Натальи ничего не вышло, что она боялась испортить обряд, боялась что жертва не придётся Хозяину по вкусу. Но теперь всё изменилось, его такие соображения точно не остановят. Пока все эти мысли обрывочно мелькали у него в сознании, Иван инстинктивно прислонил Людвига к стене, прижимаясь к нему всем телом и не отрываясь от его губ. Студент был так потрясён всем этим, что даже забыл сопротивляться, а потом незаметно для себя втянулся в поцелуй. У него стало приятно и горячо внутри. Эта неожиданная нежность позволяла хоть на время забыть о том ужасе, что творился вокруг, было плевать на кровавые стены и на деревья-убийцы. Остались только губы и тела, и Людвиг растворился в объятиях Ивана, полностью доверяясь ему. Снова на мгновение в мыслях мелькнула Наталья, но только как воспоминание, далёкий призрак из прошлого. Это было в другой жизни, всё равно он её больше никогда не увидит. Они целовались неторопливо, спешить было некуда. Единственное, что у них было, это время. Хотя никто не знал, сколько ещё отмерил им Хозяин. Иван отпустил Людвига, когда почувствовал, что ещё немного и он просто задохнётся от нехватки кислорода. Студент исподлобья смотрел на него и тяжело дышал, губы у него опухли и стали ярко-красными. Сейчас он был убийственно сексуальным, хотя вряд ли это осознавал. Брагинский медленно расстегнул на себе рубашку и прижался к Людвигу уже обнажённым телом, вжимая его в стенку. Она была шершавой и тёплой от сочившейся по ней крови. Капли падали на одежду, размазывались по телу, но тут же куда-то испарялись. Нежно проведя ладонью по выпирающей ключице, он осторожно потянул со студента вниз, до локтя, замотанную на нём простыню, уже всю измятую и запачканную. Людвиг высвободил руку и обхватил его за шею. Держаться он мог только одной рукой, вторую просто положил ему на плечо. Мальчишка был слабым, перепачканным кровью и от этого возбуждал щемящую нежность, хотелось обращаться с ним бережно, как с хрупкой вазой. Иван потёрся об его грудь, ощущая напряжённые соски и застонал от наслаждения. Внизу он чувствовал сквозь тонкую ткань, что Людвиг тоже возбуждён, его член давно стоит дыбом. Скользнув рукой под простыню, он стал сжимать и поглаживать член парня, стремясь доставить ему такое же удовольствие, какое чувствовал сам. Студента выгибало и корёжило от наслаждения, он сладострастно стонал и Иван понял, что Людвиг уже готов ко всему, ещё немного и он кончит. Тогда он расстегнул брюки и осторожно приподнял его, обхватив ягодицы и закинув ноги себе на бёдра. Иван старался делать всё так, чтоб не задевать его раны, но на самом деле Людвиг совсем не чувствовал боли. Она отодвинулась куда-то вглубь сознания, на переднем плане бушевало наслаждение, не оставляя места ни для чего другого. Инстинктивно он обхватил Ивана ногами, выгибая спину, чтобы плотнее прижаться к нему. Его член скользнул парню между ягодиц и стал двигаться там, увлажнённый сочившейся смазкой. Людвиг обнимал его за шею, обхватывал ногами, изогнувшись всем телом упирался в стенку, чтобы ему было удобнее. Он был гибким и тренированным, но довольно высоким и тяжёлым. Со стороны такая поза могла показаться сложной, но Иван держал его словно пушинку, даже не напрягаясь. Прижимая его к себе, Брагинский потянул завязку, которая ещё держала простыню вокруг бёдер юноши и та скользнула вниз, оставив Людвига совершенно обнажённым. Сжимая его тело, он чувствовал, что уже на пределе, ещё немного и просто взорвётся от возбуждения. Он стал легко целовать его губы, тем временем внизу осторожно проникая пальцами ему в анус, стараясь постепенно расширять узкий проход, действуя нежно и возбуждая. У него уже был кое-какой опыт, Наталья позволяла ему многое и он старался сделать для Людвига первый раз как можно менее травматичным. - Ваня... Ваня... Я больше не могу... - задыхаясь шептал студент между поцелуями, сжимая его в объятиях и всё глубже насаживаясь на его пальцы. От того, что он сладострастно и ласково звал его по имени, Брагинский не выдержал, вытащил пальцы и туда тут же скользнул его член, раздвигая сжатые мышцы, которые плотно обхватили его. Людвиг вскрикнул, но только сильнее прижался к нему, продолжая двигаться. Иван застонал и стиснул его ягодицы, раздвигая их до предела, продвигаясь членом всё глубже и глубже. Каждое движение приносило массу таких ярких эротических ощущений, каких он никогда не испытывал раньше. Внизу живота потяжелело, он старался двигаться очень медленно и аккуратно, но всё равно почти сразу кончил, застонав сквозь зубы, чувствуя как его сперма изливается внутрь. Внезапно ослабев, он привалился к стене, прижимая к ней Людвига и навалившись на него. Одной рукой он протиснулся вверху между их разгоряченных тел и коснулся его члена, упиравшегося ему в живот. Нескольких поглаживаний оказалось достаточно, чтобы студент бурно кончил, хватая его за волосы, прижимая к себе и содрогаясь всем телом. Иван благодарно целовал его губы, гладил бёдра и ягодицы, постепенно отпуская его от себя, хотя ноги у мальчишки подкашивались, он не мог стоять и только цеплялся за его шею. Тогда Брагинский сел сам и усадил его к себе на колени. Привалившись к стене, он обнимал Людвига обеими руками, целовал куда только мог дотянуться и улыбался ему. - Эх, ты... Людди... - говорил он непривычное имя, как будто пробуя его на вкус, - Принесла же тебя нелёгкая... Чёртова девственника... Сидел бы дома, в Германии, ничего бы не было. Людвиг тоже улыбался, ему стало легко и хорошо на душе, несмотря ни на что. Казалось, что всё остальное пустяки и все проблемы решатся как-нибудь сами собой. - Вот что мне теперь с тобой делать? - притворно вздохнул Иван, - Влюбился, блять, как мальчишка. Даже самому неловко. Студент засмеялся и покраснел. Его обычно бледные щёки стали пунцовыми, что ему очень шло. Брагинский не выдержал и развернул его лицом к себе, целуя в щёки и в губы и чувствуя как в нём опять нарастает возбуждение. Людвиг сидел у него на коленях, подогнув одну ногу в эротичной позе, такой голый и соблазнительный, что удержаться было невозможно. Но внезапно в нём что-то изменилось. Лицо снова стало бледным и с каждой секундой как будто выцветало. Черты лица потускнели, блестящие ярко-голубые глаза потухли. Всё его красивое обнажённое тело постепенно становилось тонким, прозрачным и как будто растворялось в воздухе. Вне себя от изумления Иван крепко прижал Людвига к себе. Он в отчаянии обнимал его руками словно стремясь удержать и защитить от чего-то страшного. - Эй, парень, ты что? - бормотал он как в бреду, - Ты что такое творишь? Прекрати это немедленно... Что вообще с тобой происходит? - Не знаю... - прошептал Людвиг словно в ступоре, обречённо глядя на свою ставшую совсем прозрачной руку, - Скоро меня не будет... Он повернулся к Ивану и с отчаянием посмотрел на него. Взгляд был как будто сквозь дымку тумана, но у Брагинского защемило сердце от выражения его глаз. - Ваня... - пролепетал он с последней надеждой, - Спаси меня... Я не хочу умирать... Брагинский сделал бы всё, что угодно, чтобы его спасти, даже дал бы живьём порезать себя на мелкие кусочки, но он не знал, что делать, ситуация была безвыходной и с каждой секундой становилась всё хуже. - Тихо, малыш... - говорил он Людвигу, успокаивающим тоном, хотя слёзы лились из его фиалковых глаз, но он даже не замечал этого, - Я тебя не отдам. Всё будет хорошо. Ты со мной и я... люблю тебя... Последние два слова он сказал уже в пустоту. В своих объятиях он сжимал воздух. Людвига не было. Брагинский истерически рассмеялся, глядя в потолок. - Ты доволен? - сказал он, - Наконец-то придумал, как меня наказать. Иван чувствовал невыносимую душевную боль. Хуже этого ничего не могло быть. Как только он ощутил, что в его жизнь вошло что-то светлое, что даже в этих условиях в ней появился смысл, как у него сразу же отняли самое дорогое. Единственное чего он хотел - защищать и оберегать этого голубоглазого паренька. И вот, ничего не смог сделать, чтобы его спасти. Встав с места, он в отчаянии стал ходить по комнате. Мрачные стены давили на него. Машинально он пнул ногой дверь, просто так, даже не думая, что она откроется. Но она немедленно с готовностью распахнулась. Ну что ж, прекрасно. Когда он вышел в лес, там было по-прежнему обманчиво красиво и спокойно. Журчал ручеёк и пели птички, как будто ничего не случилось. Только Людвига рядом не было и от этого нестерпимо болело внутри. Иван зашагал вперёд, зная, что ему недолго осталось терпеть эту боль. Через какое-то время ветви кустарника и деревьев зашевелились и потянулись к нему, проявляя первый интерес. Тогда он остановился и привалился к каменной стене, глядя как они подползают всё ближе и ближе. Брагинский не двигался и терпеливо ждал, только рука его инстинктивно сжимала костяную рукоятку ножа. Как бы там ни было, но он намеревался дорого продать свою жизнь.