Принц и раб

На следующее утро во дворце короля-оборотня состоялся большой военный совет, поэтому с раннего утра туда начали прибывать вожди стай из окрестных лесов и степных просторов. Решено было начать поход против северян, чьи ледяные скалы до сих пор неприступно защищали их тайные укрытия и позволяли безнаказанно совершать набеги на земли, расположенные к югу и западу от них. Одни въезжали верхом на диких волках, другие — в повозках, одни приходили с маленькими отрядами проверенных воинов, другие — поодиночке или с одним-двумя слугами. И если до сих пор Адольфу казалось, что хоромы его отца велики, высоки и обширны, то после того, как в одном месте собралась эта огромная стая из оборотней-вожаков, в переходах и коридорах стало тесно, да и за длинным столом еле-еле хватило места, чтобы рассадить всех. Прибывших было даже больше, чем на недавний праздник дня совершеннолетия, отсюда становилась ясна важность совета. И он был горд поучаствовать в нём. Ударили в большой гонг, закрыли двери от младших слуг и простых оборотней, оставив в главном зале лишь главных с их доверенными лицами, и начали совет. Время стояло осеннее, и затопленный в очаге огонь кидал неровные дрожащие оранжевые отсветы на лица оборотней. Седые и косматые, покрытые морщинами и шрамами, усталые и раздраженно скалящиеся — молодых лиц было мало, выделялся один Адольф да пара юных оруженосцев или таких же, как он, сыновей своих отцов-вожаков. Оттого он не слишком часто открывал рот, молчал почти всё время и слушал остальных, тем более что всё равно не слишком-то смыслил в сложных наступательных операциях. Он даже и понимал иногда с трудом, о чем говорили: одни вставляли в речь непонятные ему местечковые выражения, другие выражались так туманно и размыто, что было ясно — стоит за их словами что-то такое, что ему по молодости всё равно не объять. Правда, то, что выступать надо как можно скорее, пока не пришла настоящая зима с её морозами, было ясно всем, как и то, что собраться надо общими силами. После важной общей беседы остались только мелкие частности да обмен новостями, и разговор разделился на множество мелких ручейков. Велели внести выпить и закусить, и многие лица стали казаться куда веселее и приветливее. То тут, то там раздавался хохот. Адольф сидел подле отца и рассматривал гостей; то один, то другой седой вожак подходил к ним, в особенности, конечно, те, кому редко удавалось выбраться из своих владений. — А-а! Приветствую тебя, Атаульф, мой друг, — широко осклабился старый, совсем почти белый от проседи пожилой воин. — Что же это, твой сын уже вырос и готов сменить тебя? Отец привстал, приобняв старика, и кивнул в ответ, улыбаясь: — Как видишь. Недавно отметил он свой рубеж между мальчиком и мужчиной. — Как всё быстро течёт — давно ли мы... Ну. ладно, ладно, не будем пускаться в воспоминания. И пары ещё нет? — Пара есть, — недовольно и сухо ответил Адольф, смотря в стол. — Так что же он не с тобой? — искренне удивился старый воин. Возникла неловкая пауза длиной в несколько секунд. Адольф чувствовал себя всё более раздраженным и молчал, сдерживаясь, чтобы не оскорбить ненароком в запале этого старика. который явно был давним другом отца-короля. Тот решил взять нить разговора в свои руки, ответил за сына: — Он раб, и сын по молодости своей и неопытности стесняется его. — Я просто считаю, что ему нечего делать при военном совете! — вскрикнул, не сдержавшись, взбешенный Адольф. — Он может услышать всё, запомнить хорошенько и сбежать в первую же ночь, чтобы подарить эти сведения Королю севера! — Вот потому и надо его держать рядом с собой, на цепи, и привязывать лаской, а не побоями, — улыбнулся отец, и Адольф почувствовал, что краснеет. —Хм... Хм! Что же ты, и в поход его с собой брать не будешь? — поинтересовался старый воин. — Да ни за что. Пусть его привяжет тут, пусть он чистит загоны у наших свиней... — А как же ты тогда выдержишь сам столько дней без пары? Поход может затянуться. Мы ведь не собираемся просто припугнуть северян, как делали поодиночке. Нет, осада обещает быть очень долгой. Если вообще удастся! Вопрос был резонный, но его насмешливость задела Адольфа, и он озлобленно бросил: — Обходился же как-то раньше! — Хм, ну что ж, что ж... Не буду вам мешать, пойду лучше промочить горло с долгой дороги, — и старик их покинул. Отец взглянул недовольно на сына: — Можно было вести себя спокойнее. Впрочем, я не уговариваю тебя и не сдерживаю ни в чем: хочешь сам чистить своё снаряжение и заботиться о пропитании — пожалуйста. У общего костра всегда найдется место, как и в общем шатре. — Но я хотел ехать с тобой, отец! — Со мной будет Торвальд: он мой первый военачальник, и посоветоваться с ним накануне битвы куда важнее, чем выслушивать твои капризы, знаешь ли. — Но почему у меня не может быть своего шатра? — Для тебя одного? Прости, уж слишком большая честь, да и долго его устанавливать каждый раз. Адольф нахмурился, недовольно поджав губы. Краска смущения и стыда ещё не сошла с него. Надо же, его ещё и заставляют тащить эту тварь с собой! Хоть один ещё делает так? Будто назло взгляд тут же упал на Арнаульфа, вождя степняков, с рабом-южанином, который, очевидно, был связан с хозяином так же, как и Эктор — с Адольфом. В противовес ему этот мальчик был, правда, красив до слащавости и улыбался, заглядывая в глаза хозяину. Он довольно полулежал наискось от него, ничуть не смущаясь, тут же трепал в ответ юного раба по волосам, гладил плечи, приобнял пару раз... Смотреть было неудобно, и Адольф отвернулся, по-прежнему уязвленный в самолюбии, не желая пока принять очевидного решения. Следующим утром пришлось смириться. Вернее говоря, решение он принял ещё вечером, хоть и надеялся до последнего, что отец смилостивится и даст ему другого оруженосца и отдельную палатку. Но нет: только он осмелился подойти к нему с этим вопросом перед сном, тот рявкнул на него, что и слышать ничего не хочет. Настроение не улучшилось, но к ночи он все равно чувствовал себя слишком усталым, так что даже не сорвался на Экторе, а всего лишь приказал собираться: — Завтра утром выходим. Собери все, и не забудь зайти вниз, в мастерские: пусть только попробуют не дать мне отдельную палатку, — проворчал он. Внимательно вглядывавшемуся в его лицо рабу, будто ожидавшему еще чего-то, очень хотелось дать затрещину, чтобы не пялился, но вставать было лень, и он просто махнул рукой: — Все, убирайся! Эктор кивнул и исчез — как ему показалось, с облегчением. Подозрительно. Может, он ждал момента сбежать? Адольф сказал себе, что стоит поприглядывать за ним, и тут же уснул. Утром, наполненным суматохой внезапных сборов, выполнить обещание не удалось: Адольф даже и не вспоминал о своей паре, торопясь одеться, умыться и нацепить снаряжение, которое было, видимо, приготовлено ещё вечером и лежало рядом на кровати. Удалось краем глаза заметить, как Эктор оттаскивал огромный, больше него ростом свёрток в один из обозов, значит, ему удалось раздобыть палатку, — но на этом все. Через некоторое время разрозненное нестройное войско потянулось сквозь лес, в котором медленно отступали под натиском лучей солнца ночные сумерки и туман. Настроение было мирным, и ощущение окруженности соплеменниками вселяло силу, так что Адольф чувствовал себя почти радостно. До тех пор, пока где-то сзади не раздался грубый окрик одного из обозных: — Эй ты! Хватит тут тереться, едь рядом со своим хозяином. Чей ты? Где он? — Принца Адольфа, господин. — Так что ж он... — Он велел мне держаться подальше от него. — Что за бред! Иди обратно! — возмутился было один из воинов, пока ему не возразил другой: — А, забыл совсем: ведь он его пара. Что же, принц боится не удержаться при виде такого красавчика? Оба хрипло расхохотались. Эктор промолчал, но когда те просмеялись, бросил в ответ что-то негромкое, но возмутившее его оппонентов до крайности, и один даже хотел стегнуть его хлыстом, но не успел, поскольку раб живо отскочил в сторону и в три прыжка обогнал несколько рядов войск, встроившись снова только тогда, когда догнал Адольфа. Те прокричали ему в ответ: "Погоди, мы до тебя еще доберемся!", — но догонять не стали, махнув рукой. Идти рядом с хозяином Эктор так и не осмелился и потащился в хвосте, пока Адольф сам за шкирку не подтащил его к себе. — Не смей прятаться за моей спиной! Ясно? Иди в один ряд со мной, но чуть в стороне. Он брезгливо оглядел его: Эктор оставил выданные ему когда-то новые одежды и снова нацепил на себя какую-то старую хламиду, длинную не по росту, всю изодранную и бурую от грязи. Снова подтянул к себе за ворот, приблизившись и всматриваясь в непроницаемые тёмные глаза: — Что, скажи на милость, ты на себя надел? Тебе нравится меня позорить? — Распорядитель сказал, вы все равно не хотите видеть меня своим оруженосцем. — Так скажи ему, что я передумал! — вызверился Адольф, и Эктор готов был уже броситься назад, когда он, не желая снова привлекать к себе внимание, сказал сквозь зубы уже спокойнее: — Иди со мной, вечером попросишь снаряжение, когда встанем на ночлег. Остаток дня они проделали молча. Ветер в лицо удачно относил в сторону ненавидимый и обожаемый одновременно запах, которого Адольф так боялся. Вечером ненадолго разбили временный привал для того, чтобы выспаться перед ночным гоном: в зверином облике оборотни передвигались во много раз быстрее, и упускать эту возможность никто не хотел. Адольф так вымотался, что уснул, едва коснулся походной лежанки, и не чувствовал ничего, что творилось кругом. Он проспал бы и выступление в путь, но лунный свет в лицо будил лучше холодной воды. Лёгкая тревога и ожидание, как и всегда перед превращением, заставили вскочить, нервно вздрагивая. Спали только обозные: им полагалось вести лошадей и, стало быть, оставаться в человеческом облике. Остальные все почти уже прошли превращение, и вокруг сплошь была волчья стая, рычащая и готовая растерзать любого врага. Миг — и Адольфа самого охватило переворачивающее всё внутри чувство роста. Сознание ушло на миг и вернулось почти звериными: он помнил только, что надо бежать вперед, следуя за остальными, и не думал более ни о ком и ни о чем. Ближе к утру сводящий с ума запах все-таки коснулся его ноздрей, и он, не сдерживая себя больше, нагнал неосторожно приблизившегося Эктора и набросился сзади, кусая и рыча. С его стороны это была игра в преддверии схватки, но Эктор, некрупный светло-серый волк, оскалился, готовый дать отпор всерьёз. Но в следующую секунду Адольф подмял его под себя, уже готовый к быстрой случке и готовый ради этого усмирить партнёра любым способом. Желание пульсировало внизу живота, и ему стало жарко. Член давно стоял, красная головка высунулась из мехового мешочка. Эктор взвизгнул от боли, когда он прижался и вошел в него за несколько быстрых движений, вздрогнул, но вырываться прекратил и почти что замер, привыкая к партнёру и тяжело дыша в унисон с ним. Может быть, его цепко сжимали зубы Адольфа, может, звериная натура дала выход желанию, и он сам хотел того, чтобы Адольф взял его. И это было приятное открытие. По крайней мере, он предпочитал думать так. Меньше чем за две минуты все было кончено, и скорый темп, который заставлял Эктора взвизгивать и скулить, сменился той слабостью, которая заставляет забыть обо всём на свете. Адольф прижался к нему последний раз, изливаясь, заставляя распластаться по земле, но вскоре отпустил. Но тот не уходил, так и остался лежать рядом. Светало, и оставалось только надеяться на то, что их никто не заметил. Стая, судя по всему, за это время успела уйти далеко вперёд, и Адольф вернулся, тыкая носом в бок лежавшего Эктора, чтобы тот встал. К утру они еле успели нагнать остальных и остаток дня шли медленно и устало, что не укрылось от глаз короля-отца. — А, вернулся наконец, — сказал он сурово, но глаза улыбались смешливо: — Я уж думал, ты решил вернуться назад. Он перевёл взгляд на раба, выглядевшего не менее усталым и потрепанным, после чего сделал в уме однозначный вывод: — Ну что, развлекались? Видишь, а ты не хотел его брать с собой. Не увлекайся только слишком, а то отстанешь от войск. — Отец, не издевайся. Он мне так же противен, как и в первый момент, что я увидел это отродье, — начал было Адольф, но король не желал выслушивать жалобы по десятому разу и оборвал его: — Ну, ну! Будто я не вижу, чем вы там занимались? — Я просто догонял его! — И эти заметки на его шее ты оставил на память, — кивнул король на покрасневшие места укусов на шее Эктора, которые явно имели характер слишком нежный и оставлены были не в стычке с противником. Затем, будто этого было мало, он приподняв верхнюю одежду, увидел его спину и бока, все в царапинах: — Ты слишком несдержан в своей любви. — Нет никакой любви! — Да, а я — слепой. Конечно. Оставалось благодарить волчью богиню, что до северных скал было не больше недели пути. Тем не менее, после выговора отца злость он все же сорвал на Экторе, отхлестав его вечером за то, что попался в такой неудачный момент.