Песнь обречённого

Снейп склонил голову в знак согласия. – Итак, я не знал покоя. Я ходил по комнатам, тревожа мерно оседающую пыль, и не мог найти себе места. Этот дом всегда был мне чужим. Но одно дело, когда кроме тебя в нём есть ещё хоть кто-то живой, а совсем другое, когда ты испытываешь чувство вины, что портишь сложившуюся вокруг мёртвую гармонию разрушения. – Вы понимаете, что это звучит, как бред? – Понимаю, но, как я уже говорил, дом и одиночество действительно сводили меня с ума. Насколько я был близок к безумию, судите сами. Наверное, мне стало понятно, что сам я не справлюсь, и мне нужна помощь, в тот день, когда сидя на диване и вяло грызя крекер, я вдруг извинился перед призраками мёртвых, которые собрались на диване напротив и смотрели на меня провалами глазниц, и принялся делить оставшееся печенье между ними. Это было безумно даже для такого, как я. Ровно через две четверти часа, после ледяного душа и поисков чистой одежды, я покинул опостылевший особняк и направился сюда, в Хогвартс. Я собирался просить о чём угодно: о приёме на работу, о каком-либо зелье, дарящем забытье… Не могу сказать, что моё желание не исполнилось… – Простите, Поттер, но я не помню вашего визита за последние годы вообще. Конечно, иногда у меня накапливалось столько дел, что было затруднительно вспомнить, когда и что произошло, но ваше появление, уверяю вас, я бы запомнил. – Можете мне поверить, в тот день, тринадцатого декабря девяносто восьмого года, вы не могли меня увидеть: я только-только вышел из Хогсмида и думал, как мне преодолеть раскисшую в кашу дорогу, и совершенно неожиданно на перекрёстке встретил Невилла. Он шёл к железнодорожной станции по какому-то из ваших поручений… – Вы что-то путаете, Поттер, я никогда ничего не поручал Долгопупсу. Вы прекрасно знаете, что ваш друг – это ходячая катастрофа. Если бы не его обширные знания в Гербологии, я бы отказал ему в месте учителя сразу… – Вы очень предвзяты, профессор Снейп. Невилл – это шкатулка с кучей сюрпризов. Но тогда, в декабре, он сказал мне именно так: «Директор попросил меня отправить эти зелья поездом в Лондон. Их нельзя переправлять камином или совами...» – Интересно, почему? – недоумённо спросил директор, поглаживая всё ещё ноющий висок. – Не поверю, что ему нравилось брести по грязи к железнодорожной станции, да ещё и после всех уроков. – Всё, на самом деле, просто: камины, как и другую легальную сеть, легко проверить, а совы, с непроходящей неуклюжестью Невилла, могут повредить свою ношу. – Вы знаете, что было внутри? – Наверняка – нет, но я догадываюсь. Не торопитесь, я расскажу обо всех своих догадках вам. Я вызвался сам сопровождать Невилла – в то время вера, что он выполняет ваше поручение, и кому-то эти лекарства спасут жизнь, не предполагала другого варианта развития событий. Мы дошли до станции, кутаясь в зимние мантии: снега не было, но ветер с мелким настырным дождём пробирался под одежду. На обратном пути повеселевший Невилл предложил выпить горячего грога у Розмерты: я к тому моменту замёрз настолько, что даже и не подумал отказаться. В тёплом полумраке паба я окончательно сдал: бессонные ночи сказывались на мне не самым лучшим образом. От двух глотков грога – себе Невилл заказал чай – я стал клевать носом. – Что-то ты, друг, совсем плох. – Прости, совсем не спал этой ночью, – ответил я, ещё не зная, что он только и ждёт этого моего признания. – Как я тебя понимаю, – его рука, ледяная в этом уютном тепле, была подобна хватке приближающейся ко мне погибели. – Вы хотите сказать, что Долгопупс – тот самый человек, который довёл вас до смерти? Да ещё и угрожал вашим дружкам? – расхохотался Снейп. – Право, вам нужно было выбрать себе профессию балаганного клоуна. – Увы, все мы не без греха, – улыбнулся Поттер, с интересом разглядывая веселящегося директора. – Я ограниченный и доверчивый, а вы предвзяты и легко принимаете маску за сущность человека, то есть также наивны. Надеюсь, от второго мой рассказ вас всё же излечит. – Очень на это надеюсь, – жёлчно ответил Снейп, снова устраиваясь удобнее. Двух чашек чая на вступление было многовато, а причин своей смерти Поттер так и не озвучил. «Не понадобится ли мне тысяча и одна ночь?» – подумал Снейп. Поттер расправил плечи: – Да, вы правы – слишком длинная преамбула, но зачастую не зная причин, побудивших нас к поступку, невозможно правильно понять последствий. Я остановился на Невилле, который проявлял всяческое сочувствие. Он не отпускал моей ладони, придвинулся ко мне и говорил тихо и проникновенно, как должно быть, Змий-искуситель нашёптывал Еве мысли о нарушении божественного запрета: – Мы все отмечены войной, – шелестел он, не обращая внимания, как Розмерта кривится в нашу сторону, неправильно трактовав его жесты. – Никто из нас не может выбраться самостоятельно. Это болото, Гарри, болото, из которого невозможно вылезть самому – пережитое висит неподъёмным грузом и топит нас. Мне протянули руку помощи. Это был человек, не пользующийся всеобщим уважением, наоборот, его обвиняли в самых мерзких преступлениях, которые только может измыслить человеческая жестокость… – И кто же это? – Снейп вертел в пальцах перо, но тем не менее слушал, не отводя взгляд от нарисованного собеседника. Он перебирал в уме имена предполагаемых спасителей, чтобы потом не удивляться. Но не в этот раз. – Вы, – ответил Поттер с полуулыбкой и спокойно отпил из нарисованной пиалы. Грубые белёсые мазки то появлялись, то исчезали – чай на картине был горячим. – Вы бредите, Поттер! – воскликнул Снейп, раздражённо отбрасывая порядком истрёпанное перо. – Вы ещё не раз это скажите, но я рассказываю, не утаивая и не приукрашая. Не перебивайте, иначе я не смогу закончить свой рассказ и за неделю. Невилл говорил с таким воодушевлением, с такой сердечностью, что не поверить ему я попросту не мог. Да, если честно, у меня не закралось и мысли, что он может меня обманывать? Зачем? Ложь предполагает какую-то выгоду, а что с меня ему можно было взять? Ничего. Вот тогда он и предложил мне это чудо-средство, которое, как он уверял, изобрели вы, соединив магические ингредиенты и маггловские технологии. – Но почему вы согласились? – воскликнул Снейп. – Вам стоило дойти до Хогвартса, и вы бы получили ответ из первых уст – от меня. – Уже то, что в связке «лекарство-целитель» значилось ваше имя, вызывало у меня доверие сразу. Не забывайте, я всегда считал Невилла своим другом… – А ещё мне кажется, что вы были влюблены в меня? – директор уставился на замявшегося рассказчика. Поттер тёр ладонь о ладонь, то сутулился, то снова расправлял плечи, но в конце концов ответил: – Я вами восхищался. К сожалению, профессор, место губительной страсти было уже занято, а так всё могло бы быть. Мне кажется, до моей влюблённости в вас не хватило каких-то двух-трёх встреч... Они замолчали оба и думали каждый о своём. Снейп не был уверен, о чём может размышлять умерший мальчишка, но сам он никак не мог отпустить последнее признание Поттера.

***

– Мы не будем сожалеть о прошлом, – наконец встряхнулся Поттер. – Да, можете считать меня несостоявшимся циником, но кроме помощи друзьям – что приоритетно для меня, мне давно хотелось выговориться: последнее время я больше слушал Невилла – общение с ним воспринималось мной, как что-то необходимое, но чрезвычайно грязное. Хотя не только Невилл вызывал во мне такое чувство – к себе самому я относился так же: мне был отвратителен такой я, но ничего с собой я поделать не смог. Пока не убил, пусть и непреднамеренно. – В вашем рассказе больше загадок, чем ответов на вопросы. Из вас бы получился плохой учитель: вы скачете с одной темы на другую. – Что говорить о том, что никогда не сбудется? Простите, профессор, но откинув земную оболочку вместе со всеми страстями, я вдруг оказался велеречив. Где всё это пряталось при жизни? Но вы правы, я забегаю вперёд, а потом снова начинаю с самого начала… Продолжим? Преодолеть путь к Хогвартсу, когда Невилл мягко поддерживал меня под локоть, оказалось не так и сложно: в пабе я согрелся, усталость под гнётом вновь разыгравшейся непогоды сдалась, а скользить по размокшей дороге мне не давала крепкая дружеская хватка. По сравнению со мной он заметно вырос и стал таким, каким был его отец – я видел несколько снимков довоенного времени – крупным и массивным. Невилл искренне, как мне казалось, любил то, чем занимался: ни минуты он не молчал, расписывая, какие редкие растения ему удалось достать для теплиц Хогвартса, и благодаря каким новшествам в агротехнике у него получалось выращивать великолепнейшие образцы. Меня, если честно, его рассказ нисколько не трогал – я и в школе не очень любил ковыряться в земле, а после выпуска забыл сразу всё, что знал о выращивании магических растений. Но его голос, как и ветер, который не гнушался забрасывать полы наших мантий нам же на голову, было приятно слушать тому, кто уже понемногу отвык от человеческого общества. – Простите, мистер Поттер, но вы так печётесь о своих друзьях, а где же были они в то время, когда вам требовалась помощь? – Вы зря подозреваете их в худшем, сэр: им приходилось не легче моего. Гермиона всё время проводила в коридорах разных инстанций. Не знаю, слышали ли вы, но она лишила родителей памяти, чтобы их не настигла война, и отправила в Австралию. Получилось как-то… как обычно: на поступок хватило всего нескольких минут, а вот исправить последствия понадобятся годы и годы. Что касается Рона, то обучение в Школе Авроров напоминает Турнир Трёх Волшебников, но в отличие от него, выживать нужно каждый день. Ему едва хватало сил поболтать четверть часа со мной по камину. – Простите, Поттер, – извинился Снейп, впрочем, не чувствуя раскаянья. И дело было совсем не в том, что Поттер, уже давно покинувший школу и выигравший войну, по-прежнему воспринимался как шкодливый сын, за которым надо присматривать, а в том, что Поттер умер, а его друзья живы. В этом они и были виновны. Поттер равнодушно пожал плечами и продолжил говорить, хотя теперь его голос звучал надтреснуто, болезненно. – К Хогвартсу мы подошли, когда начало смеркаться, и в башнях замка стали появляться первые дрожащие огоньки. Я не буду говорить, что я чувствовал в тот момент: вы сами считаете этот замок своим домом – вы меня поймёте. Невилл потащил сначала меня в теплицы – похвастать своими достижениями, а дальше к себе – делиться своим чудо-средством, которое, если верить его словам, у него не переводилось. Мне врезалось в память то, что он тогда ответил, когда я повторил ваши слова: «В целительстве не бывает панацей»: – Это всё обман, Гарри. Нас обманывают. Все вокруг! Нам говорят, что это опасно, что это ведёт к гибели – как будто жизнь не заканчивается смертью – и управляют нами, отрывая от своих щедрот жалкие крохи. Посмотри на меня, Гарри, и глянь туда, в зеркало. Видишь разницу? Вот она, твоя несуществующая панацея… – И вы ему поверили? – тихо переспросил Снейп. Поттер залился краской по уши и мотнул головой: – Нет… не сразу, хотя разница между нами была налицо. Я, измождённый и бледный, едва передвигался и еле ворочал языком. И он, бодрый, подвижный, как мне тогда показалось, с румянцем во всю щеку… – Но я готов был подняться и уйти – уж больно его слова напоминали те, что таят за собой подвох за подвохом. Он понял это и тогда восторженные речи сменило его предложение: – Не буду говорить, что меня ранит твоё недоверие, но попробуй сам: сколько бы я не говорил, а пока ты не почувствуешь облегчения, ты так и останешься подозрительным типом, балансирующим на грани безумия. Раньше я не замечал этого, но, видимо, разница между нами большая, чем я бы хотел. Видишь ли, Гарри, я хотел излечиться – я искал возможности и средства, пробовал и экспериментировал. Ты же отказываешься от уже проверенного средства так, словно я намерен тебя отравить. Твоя недоверчивость обижает. Что может с тобой случиться за один-единственный раз? Так невинно он и озвучил опасность, которая таилась в восхваляемой им «панацее»: тебе кажется, что за один раз ничего не случится, что ты держишь ситуацию под контролем и в любой момент откажешься от чудо-средства. Это иллюзия. Миф. Человек не способен контролировать то, что контролирует его. Но понял это я намного позже. А тогда я неуверенно кивнул и с опаской наблюдал, как Невилл готовит всё необходимое к моему первому сеансу: рвал фольгу на полосы, скручивал их в тонкие, полые трубки, слегка похожие на маггловские сигареты, разжигал кальян и, наконец показал мне это чудо-средство – серый порошок, безобидный на первый взгляд. – Я составлю тебе компанию, – он обнадёжил меня, – и ты увидишь, что ничего страшного в этом нет… – И как? Не было? – прервал тягостную паузу Снейп. – Нет, было хорошо. Нет, в самом деле, было хорошо, – поторопился сказать Поттер, заметив скепсис на лице директора. – Вначале смешно, когда ты полой трубкой из фольги стараешься подхватить сладковатый дымок с другого куска фольги, который надо постоянно вращать. Мы смеялись, когда сталкивались носами. Разыграли даже рыцарский турнир на этих трубках. Невилл говорил, что мы ловим дракона. Да-да, это не его фантазия – магглы так и называют этот процесс. А потом… Это из того, что не забывается. Мир превратился в золотой воздух вокруг, нежный и прозрачный, как бывает летом на рассвете. Но это сравнение и в сотую долю не отражает того восторга, что я ощущал. Я почувствовал непонятный толчок в груди, который моментально разошелся по телу волной расслабленности и тепла. И ощущения были, словно на меня упала бетонная плита, но упала мягко, как легчайшее одеяло. А через считанные секунды я стал будто невесомое перышко и тяжелейшая гиря одновременно. Мои движения сделались плавными и текучими, как мёд. Я словно получил кусочек концентрированного счастья… Да, было хорошо. Настолько, что даже первая волна тошноты прошла легко и незаметно. Невилл убрал следы рвоты магией, но в отличие от меня его не тошнило. «Дело привычки», – пожал он плечами, улёгся у меня в ногах и затянулся тяжёлым дымом табачной смеси, которая по сравнению с чудо-средством пахла куда неприятнее. Глаза у него, и до этого светлые, стали казаться ещё прозрачнее из-за сжавшегося в точку зрачка. Я лежал на его кровати, смотрел на маггловскую картину у изножья – я даже не удивился, что у него в комнатах нет магических портретов и зеркал – и наблюдал, как из девочки-крестьянки, застывшей над снопом с пшеницей, лезут черви, а её гниющая кожа отпадает лоскутами от натруженных работой рук. Будь мне хоть немного тревожно – но тревога растворилась с первым вдохом целительного дыма – я бы предпочёл не видеть такого, но в кои веки мне было спокойно: меня баюкало, как ребёнка в колыбели. Я мял ладонями гладкое покрывало, получая почти нереальное удовольствие от ощущения шёлка под ними. Огоньки в полупрозрачном кальяне манили любоваться ими, и я поддавался на их эфемерную красоту: смотрел и смотрел, не отрываясь. Я не спал – лишь прикрывал глаза, но всё равно был будто бы во сне: то плыл среди облаков, то разлетался разноцветными огоньками вместе с салютами. Невилл полулежал, как падишах на восточном ложе, курил и говорил. Его слова долетали до меня, но оседали в памяти, не тревожа разум. Я не придавал особенного внимания им, он вообще временами напоминал мне восторженного идиота, но это была не объективная оценка: я завидовал ему – он мог гореть, увлекаться, он напоминал мне костёр, разожжённый в сухом валежнике. Я же больше походил на чахлый огонёк, заливаемый ливнем, который вот-вот закончит своё жалкое существование. – Как же глуп я был. Стоило не просто запомнить его речь, а услышать его. Возможно, тогда бы мы с вами пили настоящий чай, а, может быть, встретились на праздновании очередной годовщины победы, чтобы выгулять появившиеся седины. – И что же было дальше? Вы пристрастились с первого раза? – Я понимаю, что скептическое мышление – это ваша особенность, но я не смогу ответить вам достойной остротой. Маггловский доктор, к которому я обратился за помощью в надежде излечиться, сказал, что я был обречён, как только кивнул, соглашаясь. – Вы с ума сошли доверять магглам! – вспылил Снейп, хватаясь за голову. – Они же варвары во всём, что касается лечения! – Это их отрава, – спокойно парировал Поттер. – Было бы логично пытаться исцелиться их методами. – Помогло? – уже спокойней спросил Снейп. Он наконец сдался и извлёк из нижнего ящика стола пузырёк с Болеутоляющим. Всколыхнул зелье, глядя на него на просвет, откупорил и выпил, поморщившись от гадкого вкуса. Поттер ссутулился ещё больше: – Нет. Но причины моей пагубной страсти стали чуть-чуть понятнее. – Так поделитесь этим знанием, Поттер, раз уж взяли на себя труд разобраться в предмете.