Песнь обречённого

Тем же вечером, когда я, свернувшись над учебником наркологии, пытался не заснуть – большинство терминов были похожи на зубодробительные волшебные формулы, к несчастью, столь же понятные непосвящённому – в двери позвонили. Я без сожаления отложил книгу в сторону и пошёл открывать, надеясь, что за порогом увижу Рона и Гермиону, а не Невилла, постоянные встречи с которым меня немного угнетали. Однако надежде предстояло умереть в страшных муках – непрошенный гость оказался именно им. Я понял это, не отворяя двери – пока длилось моё короткое путешествие, количество трелей звонка перевалило за полдюжины. Его нетерпение просочилось в дом, подобно туману или дыму, и не могло не нервировать. Моё умиротворённое состояние исчезло, и лишь на пороге я заметил, что сжимаю кулаки до побелевших костяшек. Звонок снова тренькнул, а потом зазвенел, захлёбываясь собственным звуком. Я распахнул дверь, даже не подумав сменить хмурое выражение лица на более приличествующее хозяину, встречающему гостя. Меня омыла волна зябкой прохлады, на открытых предплечьях высыпали мурашки и волоски встали дыбом. – Прости, если разбудил, – Невилл окинул мимолётным взглядом мою мятую футболку и голые колени, не прикрытые шортами. – Я уже было решил, что ты заснул вечным сном. – Ха-ха-ха, – мрачно ответил я, сторонясь и давая ему войти в дом. – Ещё скажи, что будешь рыдать над моим гробом. – Обмажу всю крышку соплями, – фыркнул Невилл, останавливаясь в коридоре. Его взгляд перебегал с одного на другое, не задерживаясь, над верхней губой перламутром блестела испарина. Не нужно было обладать особым чутьём, чтобы понять: Невилл нервничал. С чем стоило связывать его состояние, я поостерёгся бы говорить: мой старый школьный товарищ оказался настолько «вещью в себе», что я сомневался, знал ли его когда-либо. Он заглянул в гостиную и заметно расслабился. – В доме мы одни, – зачем-то предупредил его я с коротким смешком. – Наверняка, – усмехнулся Невилл. – Разве он не маггл? Я кивнул. К Невиллу вернулась обычная самоуверенность: он поддёрнул брюки, уселся на диван, словно не замечая обустроенного там лежбища. Книга, угнездившаяся в складках пледа, выскользнула и хлопнулась об пол. Броскую надпись на обложке не заметил бы лишь слепой. Невилл поднял учебник, покрутил, заглянул в текст и вдруг рассмеялся: – И ты решился побиться головой об стенку? Я подошёл к нему и отнял книгу настолько резко, что оцарапал пальцы грубым краем обложки. – Это моё дело, – я сел в кресло, прижав её к животу. – Стоит ли смеяться над попыткой вырваться из лап зависимости? – Извини, – Невилл поднял руки в знак примирения. – Это не в твою сторону. Просто каждый человек пытается доказать, что мыслит и поступает оригинально. И практически каждый второй наркоман начинает учить наркологию в надежде отыскать рецепт спасения. Оригинально? Нет, конечно же, нет. А смеялся я по другой причине. Как много ты понял из этого учебника? – Самую малость, – пробормотал я, чувствуя себя достаточно глупо. – Дальше введения текст напоминает зашифрованный. – О да! У меня складывается впечатление, что люди, которые занимаются шифровкой донесений разведки, на досуге пишут учебники по разным направлениям. Вспомни Теорию Магии или Зельеварение! Чтобы понять написанное, к нему надо взять два справочника и ещё толковый словарь. В результате вместо одной книги ты читаешь четыре, растрачиваешь своё внимание, а в голове медленно вспучивается каша из остатков мозга и так и норовит вылезти из глаз и ушей. И что остаётся после прочтения? Обрывки заумных фраз, ты их как не понимал, так и не понимаешь?! Невилл раскраснелся, он брызгал слюной, расписывая все тяготы ученического быта, который мне, если честно, не казался очень уж сложным, а учебники, пусть и не всегда понятные, не шли ни в какое сравнение с маггловской наркологией, одна фраза из которой ошеломляла больше заклинаний. Конечно, я ничего не ответил, иначе заспорив, мы могли никогда не расстаться. Я в итоге не понял, зачем он приходил –просить прощения или проверить, не полез ли я в петлю после его оплеухи, – Невилл послонялся по гостиной, не зная, куда себя приткнуть и ушёл, оставив на краешке столика пакет с известным содержимым, но сделал это скромно, словно оправдываясь. Я проводил его до двери, равнодушно кивнул на прощание и, даже не прикоснувшись к наркотику, снова заполз под колючий плед. Мои рецепторы были накормлены, поэтому я и хорохорился, однако знал, что придёт совсем другое время и мне станет плевать, откуда появился пакет с необходимым веществом. Текст с неизвестными терминами склеивал веки и туманил и без того не ясный разум. Отбросить бы учебник и забыть о неоригинальной попытке, но уже следующим вечером книг в моей постели стало две: наркология и словарь медицинских терминов. Я твёрдо вознамерился узнать, что бродило по моим венам. И, знаете, профессор, я нашёл: наркология – довольно занятная наука, но, к несчастью, несовершенная, как всё маггловское. Я читал и в нарисованных портретах узнавал себя и людей из своего окружения. Оказывается, наркоманы ищут товарищества друг друга, схожи по поведению с инфантильными подростками (бросая вызов породившему их обществу, они мелко хулиганят) и мыслят настолько одинаково, что, зная одного, ты знаешь их всех. С чем я не соглашался, пожалуй, это утверждение: умственное и психологическое развитие наркомана полностью останавливается в то время, когда он начал употреблять наркотики – дальше он только деградирует. – Вы считаете, что это не правда? – Снейп испытывающе смотрел на рассказчика. – Или пытаетесь показать людей лучше, чем они есть? – Ни то ни другое, сэр, – Гарри улыбнулся, отчего на его щеках обозначились ямочки. – Не только наркоманы, но и обычные люди, построив свой мирок, перестают интересоваться внешним. Они одеваются по моде, которую понимают, смотрят устаревшие фильмы и всячески отрицают всё новое. А многие женщины, удачно выходя замуж, забывают о внешнем виде, опускаются и напоминают оборванок больше, чем счастливых в браке людей. – Защищаете свою братию, Поттер? – ядовито осведомился Снейп, щуря непроницаемо-чёрные глаза. – Защищаю, – с вызовом ответил Поттер. – Среди моих «братьев» были люди, которые не уступили бы вам в уме! – Ой ли! – поморщился директор. – Мало верится, что кто-то из них занимал значимый пост в маггловском мире. – Причём тут пост? Мы говорим об уме! – И в чём же их ум проявлялся? – В разном, – обтекаемо пояснил Поттер, настороженно глядя на Снейпа. Его речь напоминала поход по минному полю – в конце концов, он был просителем, а не директор Хогвартса. – Но можете не сомневаться, я не подсуживаю своей, как вы выразились, братии. Среди наркоманов есть люди удивительных способностей. На моём пути встречались и доктора наук, и переводчики, свободно владеющие несколькими языками. Если вы мне не верите, то ответьте на такой вопрос: почему, сколько полиция не вносит новых веществ в перечень наркотиков, незапрещённых новых не становится меньше? Случайных открытий не так уж много. Героин, морфий да налоксон. А остальное? Не успели запретить морфий – нашли кодеин, не успели ограничить кодеин – научились отбивать лоперамид никотиновой кислотой… И этот процесс бесконечен. А мог ли быть он таковым, если бы наркоманы были дурнее полиции? Называя наркоманов застрявшими в своём времени, стоит оглянуться вокруг: мир полнится людьми ограниченными и бездуховными. И наркотики тут не причём. – Этот спор неуместен, – Снейп вздохнул, провёл пальцами по волосам и вдруг улыбнулся. Он не менял причёску (да что причёска – даже длина волос оставалась неизменной) со времён студенчества. О своём интеллекте он, конечно, не сказал бы подобного, но какая-то мелочь всё же косвенно подтверждала высказывания Гарри. – Вернёмся к Долгопупсу. Гарри кивнул, откашлялся, сгорбился больше на своём нелепом табурете, словно собственный рассказ пригибал его ниже к бренной земле. «В которую ему ещё предстоит лечь», – он вряд ли бы признался, но от этой мысли у Снейпа задрожали руки. – Как говорил раньше, я предполагал, что Невилл следил за мной. Многие наши столкновения были подстроены в духе недооценённых фанатов знаменитостей. Встреча с Невиллом даже Войтеку показалась фальшивой и нелепой. Мы как раз огибали Сент-Пол, лавируя в толпе туристов, которых на Ладгейт-Хилл всегда множество, и разговаривали о нём. И, словно мы произнесли тайное имя демона в шепчущей галерее, он вышел нам навстречу. По его лицу никто бы не предположил, что он помнил и стычку с Войтеком, и причину нашей размолвки – радушие из него так и пёрло. Войтек, конечно, обфыркал его костюм из твида и шейный платок, место которым было никак не на рубеже миллениума, но в целом Невилл выделялся на фоне кое-как одетых людей в лучшую сторону. Его манера держаться тоже никак не вязалась ни с нашим одеянием, ни с небрежными стрижками, ни с привычками – в отличие от него мы с Войтеком старались спрятать лица за капюшонами неприметных толстовок, сутулились и засовывали руки в карманы. И всё же он не торопился попрощаться, обсудив погоду и намекнув о совместных знакомых, о которых я, якобы, хотел узнать. Его попытки сплавить Войтека подальше были очевидны, отчего мой маггловский друг кривился и назло Невиллу жался поближе ко мне. Если бы не сдавливающая желудок тревога, я, без сомнения, получил от этого представления массу удовольствия, но мы пребывали в своём извечном поиске. К тому же я не успел заскочить в Гринготтс и сменить галлеоны на фунты, можно сказать, что мы оказались на мели. С Невиллом под боком мы и не надеялись обчистить какого-то зазевавшегося туриста: он привлекал к себе взгляды, как оценивающие, так и недоумевающие – уж слишком широко он улыбался двум замухрышкам. – Воровство? – взвился Снейп. – Вы пали так низко? – В своё оправдание могу возразить, что случалось это нечасто. Тот раз, когда Невилл подстроил нашу встречу, был не первым, но оказался последним. – И всё равно: воровство??? – А лучше было бы оказать интимную услугу? – спокойно парировал Гарри, однако на щеках всё же появились предательские пятнышки румянца. – Мы искали деньги. Быстрые деньги! – В толпе туристов и вдруг интим? – брезгливо бросил Снейп. – За такое зрелище вам светил крупный барыш! – Скорее мы бы попали под суд за нарушение порядка, чем получили вожделенные деньги. К тому же люди платят неохотно за те спектакли, которые они не заказывали. – Я боюсь ваших дальнейших признаний, Поттер, – покаялся Снейп. – Для меня, как преподавателя, описываемая вами жизнь кажется пугающей бездной, в темноте которой горят глаза невиданных чудовищ. Гарри усмехнулся и снова поёжился, натягивая на кончики пальцев длинные рукава грязной толстовки, будто даже после смерти мёрз. – А она такая и есть. Когда Войтек понял, что Невилл свёл на нет наши поиски удовольствий, он буркнул: «Пошли ко мне – побалуемся домашкой, поможешь как раз…». Я кивнул, надеясь, что Невилл побрезгует сунуться в квартиру Войтека, маггловскую, далёкую от респектабельности халупу, от которой и человек попроще был бы в шоке. Да, человек попроще несомненно бежал бы оттуда, сломя голову (хотя я не заметил особенной брезгливости у судьи, иногда наведывающегося к Войтеку на «чашечку секса», как любил он говорить), но Невилл относился к совсем другой касте. Он привык и к пятнам на полу, и к картине полного запустения. И тараканы, гуляющие по оставшимся с завтрака объедкам, не вызвали у него даже тени отвращения на лице. – То есть Долгопупс без приглашения отправился в гости к вашему новому другу? – Не то чтобы без приглашения. Услышав о домашке, он ненавязчиво поинтересовался о её составе и рецептуре и загорелся попробовать «славянское чудо». Хотя я назвал бы чудом совсем другое: я потерял дар речи, когда увидел однажды Войтека, с аппетитом уплетающего булку с маком. Поразительно, что растение, из которого производят героин, можно есть. И не просто есть, а кормить им детей, потому что Войтек объяснил: в Чехии это популярное лакомство. Но Невилл назвал чудом не булки, конечно, а изобретательность, с которой славяне обыгрывали недостаток героина. На аргументы Войтека, что у него нет столько соломы, Невилл вытащил из кармана своего дорогого пиджака брусок, в котором с подсказкой и я, и Войтек (не каждый день такое богатство видят даже самые старые наркоманы) опознали опий. После этого доведённые потребностью до отчаянья, мы не гнали Невилла из нашей компании. Дармового зелья хотелось всем. – Чисто исследовательский интерес: отличается «домашка» из опия от «соломенной»? – Конечно! – с горячностью ответил Гарри. – Крепостью она ничуть не уступает героину. Лишь эффект, словно ударили по голове табуреткой, никуда не исчезает. Героин в этом отношении мягче. Я тогда подумал: ну вмазались – да и вмазались, хотя какое-то дурное предчувствие не отпускало меня. Я отмахнулся от собственной интуиции, как от надоедливого насекомого. Невилл дегустировал новое для себя зелье с энтузиазмом, он едва ли не приплясывал на месте, а взор его горел, как у учёного, нашедшего панацею от смертельного вируса. Стыдно сказать, на что тратился энтузиазм. Вопреки моим предчувствиям, ничего в тот день плохого не произошло: мы расслабились и спустя несколько часов разбрелись по своим углам, едва переставляя ноги. Неиспользованную часть бруска Невилл оставил у Войтека: вряд ли он смог бы сварганить «славянское чудо», не имея реактивов и навыков. Мы не удивились этой мелочи, а стоило обратить внимание.