blood in my veins is made up of roses

— Нет, Юнги, тебе не сюда, — мрачно откликается Хосок, перемешивая вилкой салат с соусом, — тебе за столик, где едят детки из подготовительной школы. — Ой, замолчи, а, — устало вздыхает Юнги, стекая по стулу. — Это было ужасно. Ужасная пара истории. — Особенно если не ходить на них второй месяц, да, хен? — хмыкает Хосок. Улавливая на себе пассивно-враждебный взгляд, он предпочитает сменить тему. — Твои цветы также…? — А? Мои цветы, — Юнги сопровождает томным вздохом процесс демонстрации бледной кожи с тускло-алыми следами былых ран на теле его родственной души. — Блёкнут уже. Слушай, а это не могут быть, ну, анализы какие-то? Операции, нет? — Нет, хен. Во время важных операций врачи пользуются специальными недоступными и очень дорогими препаратами, которые заглушают эту самую обратную связь. Я читал про это, — и явно готовился это рассказать, кажется Юнги, и он отводит взгляд, неспокойно вздыхая. — Не нравится, — бормочет Юнги самому себе скорее, чем Хосоку, мирно жевавшему, — совсем мне это все не нравится. — Вы о Чонгуке? — участливо и радостно отзывается откуда-то подошедший Намджун, с лязгом опускающий тяжелый поднос с разнообразной едой на столик. Хосок и Юнги таращатся с недоумением, а Намджун непринужденно улыбается, и мягко присаживается рядом. Вот уж у кого сегодня хорошее настроение… — Нет, — отрезает Юнги. — О моем подарке судьбы на двадцать первый год жизни. — А, — кивает Ким, поправляет очки, контролируя дикое желание наброситься на всю еду и сразу, раскрывает палочки, освобождая их из бумажного пакетика. — Намджун, — Юнги опирается на локти, и внимательно смотрит на Намджуна, смущая, мягко говоря, обедающего. — Чего? — сквозь набитые щеки спрашивает он. — Ты ведь общаешься с каким-то первокурсником? — С каким? — внезапно подключается Хосок. — Спокойно, он просто ходит с ним на высшую математику, — поясняет Юнги, и Хосок, вроде, обижается, что Юнги о Намджуне знает больше, чем сам Чон, но быстро увлекается беседой. — Так вот, Намджун. Его, случайно, не было на вчерашнем факультативе? — Вряд ли, — отмахивается Намджун, — в основном там были первокурсники из филологического потока. Появлялся бы ты тут чаще, может, знал бы кого-то. — Из филологического? — задумчиво подвисает Юнги, — был один странный мальчишка, думал, вдруг ты знаешь… — Знаю, — подхватывает Намджун, — многих оттуда. Практически все они записаны на историю искусств. Я ходил раньше, но… — Интересно, откуда так хорошо их знаешь, — мрачно хмыкает Хосок, отворачиваясь, и Юнги тянется, чтобы потрепать его за волосы и взбодрить. — Чимина не знаешь? — интересуется Юнги, чувствуя, как наконец-то томящий его вопрос освобождает наружу что-то внутри. — Чимин… знаю, что он числится, но ни разу не видел его здесь, серьезно, — отвечает Намджун, — а хотя… подожди, нет, видел, — Ким хлопает себя по лбу ладонью, — да, он приходил недавно, и сдавал какие-то бумаги. Он же пришибленный, Юнги-хен. — В каком смысле? — хмурится Юнги. — Ни с кем не общается, замкнутый и мрачный, странно вообще, что ты им заинтересовался, — пожимает плечами Намджун, — а ты чего спрашиваешь? — Ничего, — сразу же просто отвечает Юнги, откидываясь на стуле и изучая поток студентов в столовой, неожиданно для себя выискивая в нем что-то знакомое. Хочется, почему-то, отсюда уйти. Хочется побыть одному, потому что Хосок с Намджуном слишком надоели. Своими подколами из-за общения Юнги с Чонгуком, на которое он, вообще-то, даже не подписывался, из-за того, что они обособлены от него. И Юнги понимает — Намджун и Хосок родственные души. Какими бы друзьями они все вместе ни были, а места третьему там нет. А Юнги до конца жизни будет уныло наблюдать, как его истинный убивает себя алыми розами на запястьях, и вряд ли когда-нибудь встретит его, чтобы остановить отговорить утолить интерес. Юнги протискивается сквозь столпотворение голодных студентов, стекающих к раздаточному столу. Наверное, в такие моменты работники общепита чувствуют себя царями мира. Юнги едва не задевает какого-то паренька, аккуратно разворачивающегося с горячим напитком в руке, и не успевает развернуться, как в его грудь впечатывается что-то твёрдое. Он оступается, тут же его тело прожигает кипяток, который так заботливо нёс в руках студент. Юнги шипит и протяжно стонет, отрывая взгляд от огромного пятна на его белоснежной футболке, и поднимает его. Ярость в глазах вмиг меняется на растерянную озадаченность, потому что напротив него отчаянно-встревоженный первокурсник с глазами по пять копеек и застывшим на губах в немом вскрике «о». — Вот теперь тебе следует извиниться, — шипит Юнги, прожигая взглядом Чимина, который медленно отступает назад. — Прости пожалуйста, я не хотел, я правда не видел, — сбивчиво бормочет он, умоляюще глядя на Юнги, из которого через край неконтролируемая злость. — Ты что, нападаешь на мальчика? — изумленно произносит Намджун, отводя руку Юнги назад и тихо произнося: — даже если тебе скучно, это не повод обижать первокурсников, тем более его, — он кивает в сторону Чимина. — Я не… — Тебе для этого нужна была информация? Юнги, повышать авторитет за счет- — Отвали уже Джун, — вырывается Юнги и смотрит прямо в глаза, — не собирался я трогать его. Намджун замечает пятно на футболке Юнги и морщится. — Извини, хен, я просто подумал- — Ой, вот, — Юнги резко замолкает, бросая взгляд на Намджуна, стоящего на фоне маячащих студентов, которым дела нет, — достали вы меня, как же достали, — качает головой Юнги, и устремляется прочь. Послать самых близких ему людей? Скатиться в учебе, что светит перспективой посещения этого адского места каждый день? Напугать и без того странного и безоружного первокурсника? Молодец, Мин Юнги. Отличное начало, — думает парень, устремляясь к мужскому туалету, чтобы хоть что-то сделать со своей футболкой. Но скомканное чувство вины подкрадывается совсем неожиданно. И в том, чтобы извиниться необходимость есть, и ещё какая, потому что Юнги (хоть и не успел), но обязательно бы перегнул палку. Да и к тому же… Странный этот первокурсник. И его странность — не дело Юнги.