***
— Ким Тэхен, — Тэхен сквозь тягучий и сладкий сон слышит что-то мягкое и ненавязчивое. Неизвестно, сколько времени уходит на то, чтобы Тэхен вернулся в сознание и понял, что его зовут по имени. — Ким Тэхен, просыпайтесь, — вновь шепчет голос, над чем-то тихонько хихикает и водит рукой по спине, накрытой одеялом. — Так официально, — сонно и хрипло тянет Тэ, никак не стараясь распрощаться со сном. — Мне нравится, как это звучит, — голос замолкает, а Тэхен проваливается обратно, в полудрём. Пока что-то не проникает внутрь, внушительно заявив: это голос Чонгука. Ты у него дома. Ночевал в его кровати. Ты, черт возьми, ночевал у Чон Чонгука. Тэхен дёргается, и все остатки сна мгновенно растворяются. Комната пуста, и Тэхен оглядывает ее широкое освещённое пространство. Опускается обратно на подушку и запускает пальцы в волосы, рвано выдыхая. Они завалились спать после разговоров обо всем и ни о чем, после обсуждения странных книг и популярных фильмов, которые Тэхен ненавидит, а Чонгук, оказывается, любит. Сошлись, кажется, на каком-то боевике, а уснули одновременно, прямо на кровати. Вместе. И Тэхену вроде забавно: вот и он ночует у Чонгука. Но что-то мешает ему действительно расслабиться. Что-то мешает чувству того, что все хорошо. Потому что все это слишком неправильно — разве Чонгук не достоин большего? — Ты проснулся? — он появляется в комнате, шлепая к кровати и присаживаясь рядом с Тэхеном. — Вырубился на титрах. — Мы досмотрели до конца? — с сомнением спрашивает Тэ, но Чонгук только усмехается. — На тех, которые в начале. Бесконечно неловко, но у Чонгука вид домашний и спокойный, а улыбка ласковая — как будто бы он создан для такого солнечного утра после дождливой ночи. — Твоя одежда до сих пор мокрая, — Чонгук поднимается, отправляясь к шкафу. — Ты не против, если я подберу для тебя что-нибудь отсюда, а не из гардеробной? — Подберёшь?.., а разница разве… — Тэхен мнётся, клоня голову на бок и вопросительно глядя на младшего, пока тот увлечённо копается в вещах. — Наденешь мои джинсы и рубашку, хорошо? Не бойся, я не надевал их после стирки. В Тэхена летят вещи. — Я могу доехать до дома в своей одежде, — просто ради приличия протестует Тэхен. Хотя протестовать не хочется. Хочется быть ближе к Чонгуку, хотя бы так. — А ты не домой, — хмыкает Чонгук. — Мой брат удачно заключил сделку. И вступил во владение одного местечка. — Какого? — не без интереса спрашивает Тэхен, но Чонгук только закусывает губу и улыбается загадочно. — Вот и увидишь. У тебя есть полчаса на сборы. Потом у нас завтрак. Тэхен не понимает, откуда у Чонгука такое искреннее желание таскать за собой везде какого-то бедного мальчишку-бармена. Откуда у Чонгука вдруг место в сердце для незнакомца, не умеющего и двух слов связать, как казалось по началу. Откуда у Чонгука желание взять под свой контроль все чувства и эмоции Тэхена. Завладеть его душой, которая для Чонгука и так в свободном доступе — бери, что хочешь. Или все это просто дань тому, что Тэ спас его? И если это так, то это самое дерьмовое, что могло произойти. Поздравляю, Ким Тэхен, вас жалеют, едва не в слух шипит Тэ, пока чистит зубы одноразовой зубной щеткой, которая оказывается у Чонгука в ванной (кто бы сомневался).***
Юнги не видит его в течение всего дня. Не встречает на перерывах, не вылавливает взглядом в толпе. Юнги не находит Чимина среди незнакомцев, а кажется, что не находит себя. Но в голове железное: «да что может случиться?», категорично не требующее ответа, потому что на этот вопрос самому себе отвечать запретилось вследствие того, что на самом деле могло случиться многое. Но Юнги думать об этом не хочет. Хочет думать, что Чимин просто странный, просто остался сидеть дома и прожигать свою жизнь бесполезными занятиями, и Юнги все равно, какими. Главное, что он сам развлечется сегодня, как следует. Главное, что он помирился с друзьями, все наладилось — вот, что главное. Он должен, обязан быть рад и счастлив. Но почему в душе зарождается необоснованный дискомфорт? И Юнги как-то может это пережить. Но накатывает тоска, тяжёлая, серая тоска. Юнги мирится с этим, когда ловит себя на том, что он уже давно потерял нить повествования своего друга. И все, что он делает сейчас — мажет взглядом по незнакомцам, выискивая то, что стало болезненно-родным. Но оно не появляется. После окончания пар решение отправиться к Хосоку и Намджуну показалось очень правильным, поскольку Юнги необходимо развеять нахлынувшую грусть. И что-то подсказывает, что если он останется наедине со своими мыслями, то он точно доведёт себя. Юнги равнодушно наблюдает, как его друг хвастается машиной, в тысячный раз приговаривая, какая же она красивая. Богатым быть несложно, поэтому пусть вдоволь наслаждается — Юнги как-то все равно, он выдавливает ухмылку и хлопает по плечу Намджуна, отправляясь к своей машинке. Хлопает дверцей, и подвисает, прежде чем начать движение. Справа от него совсем недавно засыпал Чимин, укутавшись в куртку Юнги. А на обратном пути Юнги не удерживался от улыбки, когда слушал болтовню младшего — не о личной жизни, не о себе, а о чём-то общем. И, может, злился, потому что Чимин не открывается, не делится ничем сокровенным, как с тем же самым Чонгуком. И что он вообще в этом Чонгуке нашёл? Может, они и вовсе родственные души. Но Юнги заставляет себя переключиться на мысли о предстоящем веселье и выруливает с парковки на главную дорогу.***
— Юнги, мы собирались кое-что посмо- — Супер, — хмуро отзывается Юнги, кидает куда-то в сторону сумку и стягивает с ног ботинки. Плывет к дивану и под удивлённые взгляды Хосока и Намджуна падает на него, выуживает из кармана телефон и втыкает наушники. Хосок и Намджун молча переглядываются, и отправляются к обеденному столу. Настроение, мягко говоря, паршивое. Ничего откровенно не интересно, да и не хочется, но если Юнги не заставит себя сам — придётся расхлебывать. Это уже пройденный этап. Юнги вытягивает руки перед собой, сжимая в них телефон, и лениво листает новостную ленту. Рукава его рубашки сползают к предплечьям, оголяя запястья. В наушниках что-то давно приевшееся, но переключать на другое такое же приевшееся смысла нет, поэтому он крутит в голове давно знакомые тексты. И сначала ему кажется, что по его запястью кто-то ползёт — Юнги насекомых ненавидит и боится, но… Уж лучше бы это было насекомое. В этот же момент его рука, сплошь от запястья и до локтя — она вся постепенно набирает оттенки ярко-алого, режущего глаза. Появляются розы, по которым Юнги так не скучал. Появляется много и густо, стремительно заполняя сантиметры молочно-бледной кожи. Юнги роняет телефон и вскакивает на ноги, тут же обращая на себя внимание друзей. Хосок и Намджун подлетают к нему, и Хосок только охает, наблюдая за тем, как запястье Юнги расцветает бутонами цветов. Это точно не порезы, как это бывает обычно. Жжение переходит куда-то в область груди, и Юнги едва не рвёт рубашку, в попытках освободиться от неё. Вскрикивает, когда на бледной груди проступают бледные алые пятна цветков, расплывающиеся по его телу. — Что это?! — в панике вертится Юнги, то и дело проезжаясь ладонью по коже, будто бы это возможно стряхнуть или стереть. — Так сразу и так много, что это?! И здесь тоже?! Что… — Успокойся, — старается казаться уравновешенным Намджун, но у него у самого глаза по пять копеек, и он понять не может, откуда так много, резко и одновременно. И откуда на груди? — Может, он наркоман? — аккуратно предлагает Хосок, за что огребает моментально, — такое бывает, когда иголки, и когда внутрь что-то вводят. Или подрался? Хосок обиженно косится на Юнги и потирает затылок. Но ни разу в жизни ему не доводилось видеть глаз напротив настолько беспомощными и встревоженными. Никогда он не видел Юнги вот такого — в панике и ужасе. — У меня нет вариантов, потому что если это была бы капельница и операция, они бы воспользовались специальными средствами, чтобы цветов не появлялось. И в Юнги умирает что-то важное. Сохнет и скукоживается, осыпаясь пеплом прямо на остатки надежды и света в его душе. Потому что единственный человек в мире, который бы понимал его с полуслова, и который создан, чтобы быть рядом — он пропал. Погиб для Юнги, потому что возможно, он вообще психопат. И почему-то Хосоку достался Намджун — искренний, крайне вспыльчивый, очень умный. Нормальный. Со своим багажом качеств и особенностей. А кто достался Юнги? Непонятно. Непонятно, отчего он терзает своё тело так часто, он ли терзает, и намеренно ли вообще. Лучше бы Юнги жил с мыслью, что он рождён быть одиноким, чем жил с мыслью, что рождён он был нормальным. Но вынужден быть одиноким теперь. Хосок успокаивающе гладит его руку, а Намджун взъерошивает его волосы и тяжело вздыхает, поднимаясь на ноги. — Может быть миллион обстоятельств, может, он не специально это делает. Юнги скованно кивает, опуская взгляд. И единственное прекрасное, что в этой жизни ему досталось — его друзья. Семья, опора, поддержка — как угодно. Он роняет голову на макушку Хосока, упираясь лбом ему в волосы. Они горьковато пахнут краской и шампунем. Он не хочет ничего — окончательно. Но больше всего он не хочет портить развлечение своим друзьям. — Мне придётся одолжить у вас что-нибудь с длинными рукавами, — делая над собой усилие и беспечно хмыкая, произносит Юнги, выпрямляясь и поднимаясь на ноги. — Такой красотой светить я не собираюсь. Тем более, это вечеринка по поводу открытия, а мы должны быть как всегда на высоте.