blood in my veins is made up of roses

— Может, не надо? — аккуратно просит Тэхен, беспокойно наблюдая, как ссора набирает напряжение и в воздухе зарождается атмосфера чего-то очень нехорошего. — Не лезь, — бросает Чонгук, тут же закусывая губу. Оборачивается к Тэхену, кладёт ему ладони на плечи. Крепко сжимает их, борясь с желанием обнять со всей силы, ощутить хрупкое тело в руках. Заглядывает в распахнутые глаза, и наскоро улыбается. Старается как можно успокаивающе, но не выходит. — Я разберусь. Просто подожди, ладно? Иди. — Д-да, — запоздало отзывается Тэхен, и Чонгук коротко кивает. Отстраняется, и уверенно направляется к столику, со стороны которого сыпятся бурные и нелестные для Чонгука реплики. Тэхен вздрагивает, когда ему кажется, что кто-то замахивается. И он не хочет думать, что происходит. В следующую секунду он оказывается уже где-то далеко, и ему бы вмешаться, но он слишком слаб. И Чонгук попросил его просто ждать. Тэхен будет ждать. Корить себя за то, что ничем не помогает, оправдываться тем, что он бездействует, потому что Чонгук так сказал. Спустя некоторое время туда уже стекаются люди, потому что вряд ли какое-то открытие могло быть таким «веселым». А с Чонгука довольно. Он полными ярости глазами прожигает две крайне неприятные ему физиономии, чувствуя накаляющие взгляды, устремлённые на него с разных сторон. Успевает уловить что-то вроде: «Вряд ли у хиленького шансы…» и Чонгук напрягается. Каждая мышца его тела предательски желает долгожданного удара. — Что, думаешь, тебе здесь все с рук сойдёт? И Чонгук с размаху мажет по самодовольной ухмылке. Ему плевать на окружение, атмосферу, на то, что кто-то даёт ему сдачи прямо в тот же момент и он отлетает на пол. — Куда ты полез? — кричит ему в ухо знакомый голос, и он концентрирует взгляд на Хосоке, дружке Намджуна, который рукавом белоснежной рубашки утирает рассеченную бровь. Мажет взглядом по ромашкам, каким-то не в тему нежным, расцветающим над глазом Хосока. Ухмыляется, слизывая с губы кровь. — Надеюсь, сегодня вы сплошь порастете этими гламурными цветочками, — шипит Чонгук, делая рывок вперёд, а там его уже не удерживают чужие руки. Не удерживают крики со стороны, и те, кто присоединяются к драке, пытаясь их разнять. Пока охрана не хватает за плечи грубыми огромными ладонями слишком маленькое в сравнении с их телами тело Чонгука и не отшвыривает в сторону. — Чонгук, — Тэхен успевает наклониться над Чоном, цепляя горячими пальцами его предплечье и заглядывая в затуманенные глаза. Чонгук успевает ответить слабой, запоздалой, но совершенно безумной улыбкой, прежде чем его дергают на ноги и ведут прочь из заведения.

***

Чонгук вытягивает ноги в поцарапанных мартинсах вверх, улёгшись на узкую скамейку за мрачными металлическими прутьями. Не так страшно осознавать своё пребывание в участке на девятнадцатом году жизни, как то, что с ним сделает брат и отец. Уже прошёл час бессмысленных и капризных конвульсий у решетки с завываниями о том, чтобы его выпустили. — Пожалуйста, — вновь тянет он, — Хотя бы из этой клетки. Мужчина, сидящий за столиком напротив из-под очков глядит на него с невеселой насмешкой. Чонгук подрывается на ноги, с надеждой цепляясь взглядом в налитое кровью лицо, но мужчина снова опускает голову. — Пожалуйста, можно я брату позвоню, — хнычет Чонгук, бросаясь к решетке. — Он приедет, и… и почему я здесь один?! Металлическая входная дверь хлопает, и мужчина с бардовым лицом хмыкает, снова поднимая взгляд. — Уже не один, — хрипит он и глухо гогочет. Теперь это перестаёт быть похоже на игру, и становится страшно всерьёз. Дверь в изолятор распахивается, звонко ударяясь о стенку. Внутрь швыряют измотанное тело, тут же подающееся вперёд и обрушивающееся на пол. Грязный незнакомец поднимается на ноги, поднимая на Чонгука пьяный и насмешливый взгляд. Запах алкоголя заполняет легкие и пустой желудок, и Чонгук едва удерживается, чтобы не вывернуться наизнанку. Жмётся спиной к холодной стенке, и от страха и ужаса не может вымолвить ни слова. Паника наполняет его от кончиков ушей до кончиков пальцев, и он снова цепляется заледеневшими ладонями за металлические прутья, отчаянно желая оказаться где угодно, но не здесь. Жмурится, молясь, чтобы его «сосед» просто не трогал его, не смотрел и не касался. Но ему страшно. До дрожи в коленях и до холодного пота по затылку. Когда дверь хлопает во второй раз и Чонгук вздрагивает, распахивая глаза, вмиг напротив него оказывается Тэхен. Родной и милый Тэхен. Он обхватывает горячими ладонями пальцы Чонгука, и младший жмётся к прутьям, кажется, теряя возможность дышать от множества переполняющих его эмоций. — Тэхен, — повторяет он, не веря своим глазам. — Пожалуйста, сделай что-нибудь, мне так страшно здесь, — и он позволяет себе горько разрыдаться, как маленький ребёнок. Тэхен с паникой в глазах оборачивается на стоящего у двери Сокджина, который только качает головой и ухмыляется. — Будет знать, — одними губами произносит он, небрежно бросая на стол полицейского документы удостоверения личности. — И ведёт он себя подобающе тому, кто обычно проводит время в таких вот изоляторах. Правильно? Пока полицейский вертит ключом в замке, Чонгук поднимает переполненные виной глаза на старшего брата, стирая с щёк слезы. — Будешь ещё устраивать такое в моих ресторанах, м? — устало интересуется Сокджин, хватая Чонгука за руку и уводя из жуткого и мрачного места.

***

— Чего? — переспрашивает Юнги, стараясь сосредоточиться на информации, которая только что поступила в его и без того загруженную голову. — Подрались в ресторане? В ресторане?! Откидывается в кресле, не силясь начать движение. — И где вы сейчас? — Намджун отцу позвонил, я остался здесь. Может, приедешь за мной? Юнги вздыхает. Заводит машину, и бросает последний взгляд на здание клиники, и выруливает на трассу. — Готовься рассказать мне все, — с этими словами Мин сбрасывает вызов, швыряет телефон куда-то на заднее, и вздыхает. Что-то ему подсказывает, что неделя выдастся весёленькой. Хосока Юнги находит одиноко сидящего на кожаном диванчике, пока весь народ, давно позабывший об инциденте, развлекается где-то в глубине зала. И удивляется, каким Хосок кажется неполным без Намджуна. Кажется, Юнги так редко видел их порознь? Они словно неразлучные братья. И Юнги никогда не слышал прямого «любовники» о них от них же самих. Хотя прекрасно все знает. Конечно, может и не все, но столько лет дружбы не прошли для него мимо деликатных тем и секретов. Чон поднимается на ноги, устало улыбаясь другу. Юнги мерит взглядом младшего и хмурится. — Что произошло? — Не помню, кто первый полез, честно, — произносит Хосок, — Намджуну так себе досталось, не особо сильно. Его отец забрал. — А ты чего тут остался? — усмехается Юнги, кивая идти за собой и шагая в сторону выхода. — Сказал, что тебя буду ждать. — Нелогично. Мог бы и домой поехать. — Мог бы. Поехали домой, хен? На улице промозгло и сыро. Такой холодной осени не было слишком давно, и Юнги невольно дрожит, потому что мерзкий ветер пробирает почти до самых костей, и курточка уже не спасает совсем. Тут ещё мысли, лезущие в голову, и все они об одном. От этого почему-то все кажется ещё более серым и ледяным, неуютным. Юнги этот уют отчаянно пытался найти на протяжении последних нескольких дней — в любимом баре, где атмосфера должна быть родной, с друзьями, которые как семья. Дома, в привычной обжитой комнатке со светлыми стенами и вечно не заправленной кроватью. Кажется, все это должно быть для него тёплым и согревающим? А самое странное, что Юнги этот уют находит рядом с едва знакомым, но слишком родным первокурсником Пак Чимином, и, кажется, это единственное спасение от колючего холода. Находит какое-то эфемерное, но бесконечно важное чувство дома и тепла. Но сейчас только сырость, ветер и серые, царапающие занесённое тучами небо своими шпилями стеклянные здания. Холодно.

***

Сокджин хлопает дверцей машины, удаляясь куда-то во дворы, сославшись на дела, остановив ее прямо напротив парадной Тэхена. Чонгук набирается сил поднять взгляд на старшего, и устало вздыхает, обращая к нему печальное личико. — Я все ещё злюсь, — произносит Тэхен, но из машины вылазить не спешит. Потому что ему совсем не хочется прощаться с Чонгуком. Да, Чонгук и в правду идиот — полез драться в ресторане, черт его возьми. Да, Чонгук и в правду безответственный — он совершенно не думал о последствиях, верно? Но закусывает, что он совсем не думал о Тэхене. Что не смог проигнорировать благополучно все выбросы старших, развлекаясь со своим другом Тэхеном. Бросил его одного, возведя в приоритет отстаивание своей собственной правоты и авторитета. Но Тэхен вовремя оказался под рукой у Сокджина, который там же праздновал удачно заключённую сделку. Вовремя сообщил ему о том, что происходит. Но Сокджин действовать не спешил. Положил ладонь Тэхену на плечо и ласково улыбнулся. — Я говорил ему, что это все не доведёт до добра. Пусть хотя бы на время почувствует себя тем, кем он так отчаянно рвётся быть — независимым и дворовым. Но вряд ли ему понравится торчать в полицейском участке долго, так что собирайся. Заодно расскажешь мне что-нибудь интересное, — подмигивает он, — я так устал слушать одно и то же от этих старых идиотов. Тэхен хмыкает, вспоминая Чонгука за решеткой в изоляторе, слишком беспомощного и маленького, перепуганного до смерти. И ему жалко младшего, но эгоизм пока держит верх. — Не злись, — мягко просит Чонгук, и тянется к ладони Тэхена своей, накрывая его пальцы. — Я так испугался сегодня. — За себя, — отзывается Тэ, аккуратно убирая руку. — За то, что ты перестанешь верить мне. Тэхен поворачивается к Чонгуку, и ему слишком сильно хочется смахнуть непослушные пряди с его лба. Никаких сил обижаться нет, и виноватый Чонгук — какой-то особый вид пытки. — Я не хочу, чтобы ты считал меня плохим человеком. Но я не хочу, чтобы эти придурки как-то задевали тебя, — шепчет Чонгук, опуская взгляд, и прикладываясь старшему на плечо. С горячей надеждой и доверием, потому что знает, что скорее всего Тэхен не так уж сильно и злится. — Ты простишь меня, хен? Тэхен нежно притягивает младшего ближе и заключает в объятия. Чонгук к нему прижимается, отчего тепло где-то внутри, там, где настолько тепло никогда в жизни ещё не было. И пахнет от Чонгука чем-то густо-сладким и карамельным, совсем по-детски. Тэхену слишком хочется улыбаться.