* * *
Малфой действительно уснул, причем почти мгновенно. Поверхностное дыхание было ровным, поза неудобной, но расслабленной. Видимо, присутствие давнего знакомого и правда было ему безразлично. Гарри привык к полной невозмутимости колдомедиков, которые, как правило, плевать хотели на личное пространство, и свое, и тем более чужое, но это ведь был Малфой! Эта профессия не меняет людей кардинально, скорее развивает и выводит на поверхность подходящие качества, раскрывает потенциал… «Нашёлся специалист по чужим потенциалам. Сравни себя в школе и теперь». «Предпочитаю считать себя уникальным случаем. Вселенная могла посмеяться надо мной, но едва ли ей могло хватить жестокости обречь кого-то еще на сосуществование с язвой вроде тебя. Даже Малфоя». «Вселенная… Хочешь, я расскажу тебе о вселенной, душа моя?» — мечтательно предложил Кейси, прекрасно сознавая, что его ждет традиционный отказ. «Лучше расскажи мне, чем тебе так интересен Малфой». «Могу показать». «Я без этого обойдусь, — едва не поежившись, сухо отрезал Гарри, рассматривая профиль колдомедика — хищно изогнутый тонкий нос, бледные губы, впалые щеки. — Как насчет пары-тройки лаконичных предложений?» «А потом ты заставишь меня писать эссе? Некоторые вещи нельзя выразить словами». «Увы, знаю, — мрачно признал Гарри. — Но это явно не одна из таких. Попытайся. В конце концов, я могу позволить себе распределить дежурства между аврорами и не появляться здесь до конца путешествия». «Считаешь, что перенял мое коварство? Осторожнее с угрозами, душа моя, иначе я решу продемонстрировать работу мастера». «Я всего лишь пытаюсь понять, — примирительно объяснил Гарри. — Но твоя реакция более чем показательна». «Просто не выношу, когда ты воображаешь себя Мерлин пойми кем. Что ж. — Кейси умолк на несколько секунд. — От скуки любого можно найти сколько-то интересным. Я ведь в отсутствие альтернатив беседую с тобой. — Он вздохнул так демонстративно тяжело, что поддразнивание при всем желании не вышло бы счесть упреком. — Но иногда, чтобы сделать наблюдение приятным, даже не нужно прикладывать усилия. Вот взгляни на него. — Гарри послушно повернул голову в сторону спящего. — Лечит, причем неплохо, временами искренне переживает, борется с чужими болячками и своими… И все это через призму такого восхитительного равнодушия, что меня завидки разбирают. Хотел бы я иногда так уметь». «С чего ты взял, что прав?» — Гарри по привычке близоруко прищурился, но ни это, ни давно исправленное зрение не помогли разглядеть в хрупком и, пожалуй, действительно крайне спокойном, но все же абсолютно обычном человеке то, о чем говорил Кейси. «Говорю же, ты не так смотришь. А от помощи отказываешься». «Потому что прекрасно знаю, чем заканчивается твоя помощь, — твердо напомнил Гарри. — В лучшем случае это ненадолго сводит меня с ума. Это если окружающих чудом не задевает». «Это уже давно не так, — кротко возразил Кейси. — Просто ты не хочешь в этом признаваться и по привычке изображаешь героического и туповатого юношу. Но смею тебя заверить, это имело смысл только очень, очень давно». «Возможно, я закончу, — задумчиво согласился Гарри и с удовлетворением почувствовал, что Кейси замер, — но только когда ты перестанешь изображать гребаного Мефистофеля, помноженного на Волдеморта в расцвете сил и безумия. Не забывай, я знаю, кто ты». Кейси безмолвствовал. Гарри почти пожалел о сказанном: он попросту не мог обещать подобного, и не только потому, что противопоставлять себя Кейси давно стало его второй натурой. У его выбора была причина, и раз осознания возможных последствий хватило, чтобы превратить пусть временами безрассудно смелого, но неопытного, рассеянного и, признаться, попросту расхлябанного юношу в мужчину с железным самоконтролем, с этим стоило считаться. Другой вопрос в том, должно ли так быть всегда, но разве может найтись в мире место для кого-то вроде Кейси? И это ни разу не трагедия, напротив — счастье, что трагедии удалось избежать, когда Гарри нашел в себе силы сопротивляться. Верно? «Даже так?» — проговорил наконец Кейси, но Гарри с облегчением отвлекся на едва слышное позвякивание какого-то сигнального заклинания. Он только собрался потянуться со своего трансфигурированного кресла и неласково пнуть высокую кровать — не тормошить же спящего Малфоя за плечо, в самом деле, — но тот в одну секунду оказался около полупрозрачного ложа, парящего рядом, и склонился над пациентом, растеряв остатки сна с такой скоростью, словно последние четверть часа провел не в постели, а на низком старте. Наблюдать за работой Малфоя было… познавательно. Недостаточно впечатляюще, чтобы кардинально изменить свое мнение о нем, но в самый раз, чтоб залюбоваться. Четко и очень бережно, бормоча при этом что-то невнятное, он свивал в районе чужой груди невидимую сеть, различить которую мог только достаточно внимательный и искренне любопытствующий зритель. Гарри его интонации напоминали скорее давешний бессмысленный успокаивающий треп, а не заклинание, и все же слова Малфоя наполняли сеть силой. Тонкая рука, по которой можно было изучать строение костей, наглядней пособия не придумаешь, выводила пассы уверенно и легко, а потом, повинуясь последнему взмаху, сеть заклинания растаяла в груди, впитавшись, просочившись под кожу. Это не выглядело болезненно, но Гарри все равно поджал губы от внутреннего дискомфорта. Малфой опустил палочку и потер висок согнутым запястьем. — Красиво, — против воли признал Гарри, на что тот флегматично пожал плечами и сел на кровать. — Главное, что эффективно. — Что это было? — До недавнего времени он собирался предоставить все медицинские проблемы заключенного специалистам, но, поскольку одним из них оказался Малфой, считал своим долгом разобраться. Просто на всякий случай, а не в ожидании неизбежной ошибки. Колдомедик пару секунд помолчал. — С медицинской точки зрения, проклятие ищет все новые способы остановить сердце, — спокойно сообщил он. — Что до особенностей его действия или контрзаклинания… У меня времени, как ты понимаешь, не было, а в Мунго с этим не разобрались. — Но если это происходит только время от времени, то почему он, — Гарри указал на Лефевра подбородком, — без сознания? — Чтоб не шумел. — Малфой коротко зевнул, не открывая рта. — Кроме того, эта разновидность искусственной комы позволяет замедлить сердцебиение и метаболизм, поддерживающие заклинания работают эффективнее, а такие вот приступы становится легче купировать. Сколько времени? — Еще два с половиной часа, — автоматически ответил Гарри, имея в виду время до конца своего дежурства. — То есть… — Тогда помолчи, Поттер. — Малфой откинулся на кровать. — Не сочти за личную неприязнь, я с ног валюсь. — Потом, вдруг вспомнив о чем-то, он поднес к глазам руку с зачарованным браслетом, приложил к металлической пластине два пальца, нахмурился, вытащил палочку и осторожно постучал по артефакту. — Мы что, здесь без связи? — недовольно сказал он наконец. — Возможно. — Гарри сел ровнее, подавив желание потянуться за бесполезным мобильником. — Кингсли предупреждал, что такое может быть. Что-то важное? — Да нет. — Малфой глубоко вздохнул, выбрасывая мысли из головы. — Я оставил отделение на медсестру. Любопытно, как она справляется с одной очень активной пациенткой. Гарри понимающе кивнул, откидываясь в кресле.* * *
Когда положенные Гарри шесть часов дежурства закончились, он поднялся, покрутил затекшей шеей и с удовольствием размял плечи, никак не напоминающие о недавней травме. Кажется, он успел задремать, а может, просто глубоко задумался. По большей части о Кейси, а ещё о том, как давно он ни с кем не разговаривал вот так, не совсем по делу и не в своей голове. Заслышав шумное приближение аврора, который топтался у люка на верхней палубе, Гарри осторожно потряс Малфоя за плечо: почему-то ему показалось, что тому не захочется проснуться в обществе незнакомого парня. А потом Гарри вернулся в кубрик, где уже было наведено подобие уюта — за незатейливой ширмой, на которую ему указал, кажется, Бойд, обнаружились казенного вида кровать, несколько полок и простая приземистая тумба. Впрочем, оказалось, что на обстановку ему глубоко наплевать, а бессонная ночь измотала его не меньше Малфоя. Но если в капитанской каюте его одолевали мрачные мысли, невнятные предчувствия и слабая, но прилипчивая растерянность, то под низким потолком небольшого помещения без окон, пропитанного запахом древесины, все мысли куда-то отступили. Кейси молчал, намеренно слабое заглушающее заклинание, которым кто-то из авроров предупредительно окружил его территорию, делало негромкий разговор в другом конце кубрика едва различимым — спать он не мешал совершенно, а вот в случае опасности, все же случись таковая вопреки прогнозам, до него вполне можно будет докричаться. Все это подействовало на Гарри как лошадиная доза сонного зелья, бережно влитого в рот под аккомпанемент тихой колыбельной, и он уснул, не потрудившись толком переодеться, только сбросив с себя куртку и жилет. Привычно подтащив подушку на уровень груди и прижав ее к своему боку, Гарри уложил щеку на прохладную простынь и запоздало изумился тому, что Малфой назвал его котярой. «Котяра и есть». — Шепот растворился где-то бесконечно далеко, и Гарри и в голову не пришло разбираться, был ли он на самом деле.* * *
Азкабан заставлял Джой робеть. И хотя коридоры были просто коридорами, камеры — обычными помещениями, а заключенные — привычными преступниками, правда, в большинстве своем уже успевшими смириться со свершившимся правосудием, что-то не позволяло девушке считать свое новое место работы понятным и простым. Поначалу сердце билось сильнее в странном предвкушении, которое Джой прекрасно знала и которое имела мужество не усмирять. За ним придет разочарование, как и каждый раз, как и всегда. Извечная синусоида ее жизни — игра в жмурки с призрачным и неосязаемым. Джой хотела верить, что это именно так, что это не глупые фантазии. Потому что если на самом деле нечего искать, нет причины просыпаться за час до рассвета в непонятной и тянущей тревоге, нигде не чувствовать себя дома, не прекращать движение, даже выбиваясь из сил, потому что остановиться было бы еще гаже, то покоя и счастья ей не будет нигде. Не то чтобы она мечтала о покое, да и о счастье тоже. Но найти только его возможность, может быть, на будущее, а может, из неуемного любопытства, было жизненно необходимо, поэтому Джой продолжала барахтаться. Из внутреннего треугольного двора Азкабан напоминал громадный колодец. Вдоль гладких черных стен, на которых невозможно было рассмотреть стыки камней или плит, поблескивала паутина тонких лестниц. По ним можно было подняться на нужный уровень, чтобы попасть к платформам перед внутренними камерами или к уходящим в сумрак коридорам и наружным камерам с видом на море. Эти коридоры уходили гораздо дальше, чем казалось возможным при толщине стен, и все же никаких расширяющих чар, как в Министерстве или Аврорате, Джой не почувствовала, и от этого делалось неуютно. Об Азкабане было довольно мало написано, но многие из тех, кому приходилось изучать магию этого места, утверждали, что и башня, и сам остров были порождением волшебства, и едва ли хотя бы нейтрального. Кто бы ни жил здесь прежде, он явно заслуживал пожизненного обитания в камере едва ли не больше всех нынешних заключенных вместе взятых. Добавляла шарма и многовековая история использования Азкабана как тюрьмы, причем с гораздо более бесчеловечными порядками, чем после войны. Скольких несчастных уморили те же дементоры. Так какого же черта Джой тянуло сюда с непреодолимой силой? Она никогда не была садисткой, не упивалась своей властью над задержанными, просто делала свою работу, о которой когда-то грезила так же, как о карьере надсмотрщика теперь. Которая, надо признать, пока не оправдывала ожиданий. Ранним утром многоразовый портключ, полагающийся Джой, перенес ее на остров. Вокруг было безлюдно, и только когда защитные чары пропустили ее под арку, признав сотрудника, навстречу вышел новый коллега. Он показался Джой странным, хотя в сухопаром и внимательном маге средних лет не было ничего особенного. Факт ее прибытия не вызвал у него ни удивления, ни недовольства, ни любопытства, но и безразличным он тоже не казался. Скорее его занимали мысли, угадать которые Джой никак не смогла бы, что-то из области работы, с которой она еще не была знакома, что-то не слишком приятное, судя по легкому сожалению в серо-зеленых глазах с нависшими веками. — Шон, — представился он. — Начальник смены. Мы все пользуемся именами, так что не стесняйтесь. Готовы приступать? Чуть удивленная, Джой назвала свое имя и кивнула. После бюрократического ада, через который пришлось пройти в Министерстве, она была готова ко второму раунду и не представляла, что работа начнется так быстро. — Это последний отчет. — Он протянул ей несколько скрепленных пергаментов. — Расположение камер и их заключенные, распорядок дня для каждого уровня — пусть будет у вас перед глазами. Там же полная копия служебных инструкций. Ричард обычно работал в самом низу, там отбывают до трех лет заключения, но с непривычки это будет сложно. Я бы предпочел, чтобы вы отправлялись на четвертый уровень, там одиночки, и заключенные не выходят из камер. Еду доставляют заключенные с других уровней, убирают тоже, так что присматривать придется скорее за ними. — Рассказывая все это, он жестом пригласил ее ступить на узкую лестницу. — Ваш напарник прибудет через пару часов, но пока там тихо. По поводу полномочий… — Он задумался. — У вас две цели: соблюсти дисциплину и не убить заключенных. На четвертом уровне обитают убийцы из числа тех, для кого не нашлось смягчающих обстоятельств, так что многие из них никогда отсюда не выйдут, соответственно, не смогут пожаловаться. И все же, если причина смерти не будет естественной, его место займете вы, я ясно выражаюсь? — Шон говорил спокойно, даже скучающе, и за его интонациями было легко распознать: он не теоретизирует. — Для подстраховки на камеры и коридоры наложено множество заклинаний, все в отчете, если заинтересуетесь. Процедура входа в камеру в случае опасности для жизни заключенного, уборки, визита колдомедика — в инструкции. Но лучше пока не лезьте, даже если прочитаете. Сбежать-то никто не сбежит, а вот покалечить эти ублюдки могут. Дождитесь напарника. Джой только кивнула, ничуть не шокированная. Аврорат тесно сотрудничал с Азкабаном, и она прекрасно знала, что он не похож на летнюю школу. После этой сводки ее новых обязанностей и короткой экскурсии по четвертому уровню, представляющему собой три коридора, лучами расходящихся по углам, и дюжину камер, выходящих решетками во внутренний двор в сотне метров над землей, Джой окончательно признала для себя, что ее новая жизнь будет проходить именно так, и все же еще чего-то ожидала. Хотя после того, как она провела изматывающий день в обществе обещанного напарника, приземистого и круглолицего Майкла с манерами гиены, и в окружении убийц, парочка из которых были полубезумны, а потому неутомимо разговорчивы, это чувство постепенно растаяло. Но ни бежать с воплями, ни спокойно объяснить причину своего ухода и вернуться в Аврорат ей не хотелось. Какая разница, где работать, если ведущее по жизни чувство неустроенности и невпопад колотящееся сердце снова завели ее не туда, куда нужно, а новой цели пока не предвидится? Так робость перед Азкабаном перестала быть страхом и предвкушением неизвестности и превратилось в чувство сродни неуютным сквознякам и комментариям ее внешности из-за решеток, на которые она принципиально не отвечала заклинаниями. Джой почти забыла робость… ровно на тридцать шесть часов, за которые успела отработать сутки, выспаться и начать готовиться к ночной смене. А потом на ее аврорский браслет, какие еще много лет назад ввели почти во всех крупных магических учреждениях, пришло короткое сообщение: «Административный уровень, каб. нач. Азкабана, 21:00».