Нечисть

Наемный убийца и тип, крадущий все, что плохо лежит, говорят о любви. Воистину наступили темные времена! Алексей Пехов. «Искра и ветер»

      У Гермионы не было домашнего адреса. Не во имя соображений безопасности или из любви к покою, просто такая конспирация свершалась сама собой. У нее уже давно не было дома, а в те вечера, когда Гермиона все же заставляла себя аппарировать с острова не по министерским делам, а потому что ее весьма условный рабочий день давно подошел к концу, она отправлялась в маггловский отель. Все ее имущество, не рассредоточенное по кабинету и двум смежным комнатам, по-прежнему умещалось в маленькой бисерной сумочке, уже изрядно потрепанной за время послевоенных путешествий, поэтому частые переезды не доставляли неудобств. Отельные администраторы были предупредительны и улыбались, не всегда искренне, зато вполне беззаботно. Простыни выстирывались без применения магии, а пыль вытиралась вручную, и после тяжелой, древней магии Азкабана такой вакуум казался почти нереальным. Впрочем, вакуумом можно было назвать не только исчезновение постоянной едва различимой вибрации, какой ощущалась магия, но и отсутствие узнавания и, как следствие, напряжения или неприязни на лицах незнакомцев. Превращаться в кого-то другого, когда чужие ожидания и знания о тебе не пригибают к земле неподъемной ношей, гораздо проще. И Гермиона превращалась.       Этим утром она впервые за несколько недель почти искренне получила удовольствие от долгой и ароматной ванны. В воскресенье присутствие Гермионы не требовалось в Министерстве, хотя, даже опоздай она на эти пару часов на совещание с Министром в будний день, никому не пришло бы в голову спорить. Но нарушать свой распорядок подобным образом было попросту нерационально, а вот отогреться после долгой полуночной прогулки по дождливому осеннему Лондону и пяти часов сна на застеленной холодным и скользким покрывалом гостиничной кровати — в самый раз.       Из ее обширной коллекции эфирных масел со всего мира сегодня выбор пал на классический аромат лаванды. Воспоминания о сухом воздухе и шелесте лавандовых степей, шум воды, льющейся из отполированного до блеска смесителя, грозили снова убаюкать, превратить приятную расслабленность в мышцах в сонное оцепенение, но от этого удерживали мысли о работе. Смутные, как долетающий через просторный зал разговор или картина за дымчатым стеклом, но привычно тонизирующие. Было странно приятно размышлять об аскетическом холоде черных камней, утопая при этом по самые плечи в теплой воде и пышной пене. В этой пене даже факт сегодняшнего дежурства Джой не представлялся таким тревожным, как несколько часов назад, и все-таки Гермиона поспешила отвлечься, зажав нос и окунувшись с головой. Время возвращаться в свою шкуру неумолимо приближалось, но еще не настало.       Она умело оттягивала этот момент еще около получаса, пока смазывала смягчающим кремом два шрама в форме полумесяцев чуть ниже колена, выуживала из сумочки очередной официальный костюм и очищала от засохшей за ночь грязи удобные кроссовки, вынужденную уступку вечной ломоте в травмированной ноге. А вот обрезанные чуть ниже плеч непослушные волосы в пристойный вид приводила уже именно она — во имя не удобства, но солидности. Теперь новый день действительно начался.

* * *

      На работе Гермиона последовательно и тщательно обошла коридоры до третьего уровня включительно, посчитав лишним наведываться на рабочее место Джой. Этот обход был абсолютнейшей показухой, причем для заключенных, а не подчиненных. Последние прекрасно знали, что она и без того в курсе каждого мелкого происшествия в своей вотчине, пусть и вряд ли понимали механизмы ее осведомленности. Любвеобильный Джо, знала она, всегда грешил на болтливых коллег, с остальными же все было не так очевидно.       На самом деле, принимая в капитальном ремонте Азкабана самое непосредственное участие, она беззастенчиво оставила для себя лазейку такого масштаба, что никому бы и в голову не пришло заподозрить. Все стены тюрьмы, за исключением ее кабинета и ванной, были отполированы до холодного блеска и зеркальной ясности, что позволяло поставить их себе на службу тем же образом, каким было зачаровано волшебное зеркало Гарри, доставшееся ему от Сириуса. Изображение скупо передавало цвета, зато было очень контрастным, а звук — гулким и четким. Этого хватало с избытком, чтобы ориентироваться в настроениях и событиях, даже не покидая кабинета и не приглашая подчиненных для отчета.       Поэтому, оказавшись на административном уровне, Гермиона первым делом направилась в смежную со своим кабинетом комнату, по которой было очень удобно передвигаться на единственном кожаном кресле на колесиках, подъезжая то к одному изображению, то к другому. Обычно она появлялась здесь нечасто и безо всякого расписания, скорее по наитию, и всегда заставала то, что непременно следовало увидеть. Прежде это делалось не из любопытства, а во имя стабильности и спокойствия, но что-то подсказывало женщине, что отныне инструмент контроля над тюрьмой превратится в средство шпионажа за одной-единственной подчиненной. Чудовищно.

* * *

      Джой уже была на месте, выслушивала новости авроров, чья смена подходила к концу, и уже сменила мантию на серо-фиолетово-голубую. Жаль. Пока она оставалась единственным алым пятном во всей тюрьме, можно было не опасаться случайно наткнуться на нее в коридорах и заранее менять курс. Может, стоило ввести какое-нибудь правило, согласно которому форменную одежду следует выдавать только после прохождения стажировки? Гермиона всерьез задумалась. Какие еще ограничения можно было бы наложить на стажера? Остричь волосы, не говорить ни слова, чтобы знакомые интонации даже шанса не имели затесаться в девичий голос, и вообще… убраться отсюда подальше, потому что дело-то не во внешности.       Гермиона не глядя призвала к себе кресло, которое тут же оказалось рядом с ней, шумно проехавшись колесиками по каменному полу, и устроилась в нем, подтянув под себя ноги прямо в кроссовках. Джой тем временем осталась на этаже в одиночестве, если не брать во внимание упрятанных за толстые стены заключенных. И кому пришло в голову отправить ее на уровень к убийцам? Шону или все же его сменщику? Впрочем, в этом, наверное, был смысл, втянуться в рутину проще в относительной тишине.       — Я скучал по тебе, крошка! — Развязный, хриплый и подвывающий голос разнесся по коридору так неожиданно, что впору было вздрогнуть и самой Гермионе, но Джой только хмыкнула, не поворачивая головы.       — А как я по тебе скучала, Мэттью, — пробормотала она безразлично, а потом вдруг с непонятным выражением улыбнулась и добавила: — Как раз вспоминала тебя утром, пока на совещании сидела.       — Правда? — просиял косматый и пучеглазый Мэттью, похожий на лешего под галлюциногенами.       — Точно, — преувеличенно серьезно подтвердила Джой, а Гермиона недоуменно нахмурилась. — Азкабану наконец выделили двести галеонов на то, чтобы превратить призраков твоей жены, тещи и ее подруги, которых ты убил, в дементоров.       — Что? — каркнул Мэттью, отпрянув от решетки.       — Правда, денег все равно не хватит, чтобы заплатить специалисту, поэтому еще сто галеонов вычтут из положенных на твою еду, но это ведь неважно, правда? — ласково проговорила девушка с выражением поразительной смеси презрения и веселья. — Ты ведь хочешь увидеть родных? Они будут охранять тебя, когда меня и Майкла переведут на другой этаж. Мы хотели сделать тебе сюрприз, но я не удержалась и рассказала тебе по секрету. Не выдашь меня? — требовательно спросила она, и ответом послужил только горький, отчаянный и пронзительный вой.       Гермиона задумчиво закусила губу и почесала бровь, наблюдая, как Джой направляется дальше по коридору с выражением усталого удовлетворения на лице.       — Что это с ним? — вместо приветствия громко изумился Майкл, появляясь с другой стороны коридора — на восемь минут позже положенного, заметила Гермиона — и широко зевая.       — Кажется, ему теща привиделась. — Джой продолжила обход, дождавшись, пока напарник ее догонит. — И жена тоже. Бедолага, представляешь, как они его при жизни достали, что он решил их убить? А теперь еще и это…       — Ужасно. — Майкл поморщился, но не от сочувствия, а он пронзительного голоса стенающего Мэттью. — Пожалуй, я наложу заглушающие чары, пусть себе вопит.       Джой кивнула, но в последний момент передумала и поймала аврора за предплечье.       — Продолжи сам, а я займусь им, — предложила она, доставая палочку.       — Знаешь, в Академии у меня было «блестяще» по чарам. — Майкл подозрительно сощурился.       — Этот хмырь всю прошлую смену предлагал мне выйти за него замуж и расписывал подробности дальнейшей супружеской жизни, в особенности рецепты домашних шампуней его мамочки, которыми он только и может мыть свою шевелюру, — поделилась Джой, возведя глаза к потолку, и добавила многозначительно: — Выберу заглушающее помощнее.       Майкл тут же понимающе закивал, и под круглым подбородком образовалась гармошка покрытой редкими волосками кожи.       — Не торопись, — с тонкой улыбкой напутствовал ее он. — Я уж знаю, как они могут задолбать.       Гермиона наблюдала за этим цирком с неодобрением. Разумеется, она прекрасно знала, что надзиратели зачастую обходятся с заключенными на порядок жестче, сама же и ввела правило обязательного соответствия количества живых заключенных заявленному в документах, при этом оставляя методы достижения порядка и дисциплины на усмотрение подчиненных. Как ни странно, такая система быстро показала свою эффективность. Уверенные в своей свободе действий авроры проявляли чудеса находчивости и тонкой психологии, а наблюдавшие за этим заключенные перестали нарываться. Единственное, что требовалось от Гермионы, — это следить за кадрами, вовремя избавляясь от опьяненных безнаказанностью садистов. Двоим таким в этой тюрьме места не было.       Но происходящее было именно что цирком — стандартный Круциатус за похабную болтовню был бы кстати, а вот рассказывать заключенному небылицы было несолидно. Хотя, судя по его реакции, вполне действенно, так что Гермиона даже задумалась о том, что, должно быть, неосознанно убедила себя относиться скептически к каждому решению новой подчиненной. Еще бы заставить себя отвлечься от подглядывания и заняться документами…       — Почему ты кричишь? — спросила Джой у Мэттью таким нарочито сочувственным тоном, что Гермиону пробрала дрожь от нахлынувших воспоминаний.       Похожий вопрос ей задала Беллатриса, устроившись на ее бедрах на полу одной из комнат Малфой-мэнора, бездумно и нежно размазывая кончиками пальцев кровь, не прекращавшую сочиться из порезов на руках.       Гермиона судорожно потерла предплечье и в который раз пожалела, что позволила залечить эти раны без следа. Ровная кожа казалась неуместной и заставляла почти отчаянно желать, чтобы на ее месте появились глубокие и выпуклые рубцы.       Мэттью сквозь всхлипывания бормотал что-то про дементоров, но Джой его оборвала.       — Посмотри на меня. — Гермиона, невольно повиновавшись этому голосу, перестала моргать. — Дементоры заменят нас в тот же день, когда ты скажешь слово без спроса. Всего одно слово, Мэттью, и твои родные дождутся встречи. Ты понимаешь меня? Отвечай.       — Я понимаю вас, — на удивление осмысленно и четко ответил заключенный, прямо и отчаянно глядя на девушку сквозь частые прутья решетки. Потом, очевидно, хотел что-то добавить, но одумался прежде, чем успел разомкнуть губы. Правильно, его ведь ни о чем не спрашивали.       — Ты молодец, — похвалила она его, как ребенка. — Если тебе что-то понадобится, например доктор, ты можешь поднять руку, когда кто-то будет проходить мимо. Договорились?       Мэттью коротко кивнул и отошел от решетки к своей кровати. Гермионе даже показалось, что пелена многолетнего безумия в его светлых глазах ненадолго отступила. Интересно, ему достанет страха выполнять уговор хотя бы несколько часов?       Джой тем временем отошла от камеры, выглядя расстроенной и спокойной. Глубоко вздохнула, каким-то детским жестом почесала макушку и отправилась догонять напарника. Гермиона сбросила оцепенение и поджала губы. Сколько раз она видела, как начинающие надзиратели отказываются накладывать многодневные заглушающие на буйных заключенных, чувствуя себя некомфортно из-за их беззвучных метаний за решеткой, но никто из них никогда не уговаривал их вести себя спокойно подобным образом. Скорее всего, это будет бесполезно, но интересен был сам порыв, ведь Джой, проработав в Аврорате целых два года, должна была распрощаться с иллюзиями относительно преступников и презирать их еще сильнее, чем все люди. С другой стороны, если это была изощренная попытка сломать и подчинить… Гермиона против воли поставила себя на место Мэттью. Пожалуй, после такого проникновенного разговора она бы даже начала симпатизировать своей мучительнице. Впрочем, ей не впервой.

* * *

      Наутро после попыток примириться с реальностью, закончившихся сдержанным ужасом, когда эта реальность заинтересованно подалась ему навстречу, после странного, то и дело всплывающего в памяти разговора с Малфоем, среди целого вороха мыслей, которые по-прежнему не с кем было разделить, затесалась одна: Малфой, должно быть, действительно неплохой целитель. Не потому, что помог, хотя за Перечное зелье и своевременный пинок в сторону от любопытствующей бездны Гарри был благодарен, а потому, что разговор не оставил неловкости. Наверное, в этом и был секрет докторов обоих миров, которых не принято стесняться, — добродушие и безразличие. И то, и другое пришлось очень кстати.       Малфой вряд ли понял, что их окружает, судя по его безмятежности. Он, конечно, само спокойствие и невозмутимость, но никакой силы воли не хватит так сдержанно отреагировать на… А на что, в сущности? Это ведь Гарри понимал природу этого места, помнил, каким своевольным, опасным и безжалостным оно способно становиться, знал, что к нему можно обратиться и получить ответ, можно стать им… Как бы он хотел поменяться местами со счастливцем, который видит только симпатичный и загадочный полуночный пейзаж. По крайней мере можно не опасаться, что их таких станет двое или даже больше.       Кости немного ломило, не в преддверии болезни, а от пережитого напряжения, которое отступило на время, но никуда не испарилось. Как и тягостные предчувствия, и навязчивые соображения о том, что, даже если он выкрутится сейчас, ничего не закончится. Малфой, наверное, решил, что вчера он рассуждал о самоубийстве, но такие метания ему не светили. Кейси был слишком влюблен в жизнь, чтобы позволить ему подобное. К счастью ли, к сожалению ли. А Гарри всего лишь устал.       Этим утром Гарри присоединился к аврорам за низким просторным столом в центре кубрика. Те в первое мгновение смутились, даже, казалось, собирались спрятать зачарованные карты — все-таки начальство, пусть и временное. Но измотанное начальство в небрежно накинутом поверх измятой футболки жилете выдавило из себя приветственную улыбку, потеснило играющих и тут же разжилось материализовавшейся из ниоткуда тарелкой с салатом и крепким чаем. Ничего более существенного Гарри впихнуть в себя был не способен. Да еще и тишина, поначалу казавшаяся благословенной передышкой, нервировала с каждым часом все больше.       «Молчишь?» — наудачу позвал Гарри.       Кейси сообщил, что занят, даже не потрудившись облечь эту информацию в слова.       «Чем?» — Он выпрямился и невидяще уставился на несколько карт, изображения на которых перепрыгивали с одной на другую.       Ответом ему было молчание. Гарри, раздосадованный донельзя, собрался было спросить снова, когда Кейси наконец оказался привычно близко и слова его зазвучали разборчиво и четко.       «Пытаюсь пробиться в гости к нашим хозяевам», — признался он, кажется, очень устало.       «Разве ты не сделал это еще давно?» — не поверил Гарри.       «Только подобрался к границе. Но сам понимаешь, что место, которое они заняли, не слишком приспособлено к обычной жизни. Рядом с некоторыми из тамошних изначальных обитателей я бы не решился заснуть. Так что остров окружают стены, такие, что даже меня останавливают. Для них я в каком-то смысле тоже нечисть. А взять тебя с собой на разведку я не могу, сам понимаешь. Считается, что мы ничего не знаем».       «Зачем тогда вообще пытаешься?»       «Не у тебя одного бывают предчувствия». — Он затих.       Гарри знал Кейси разным: безразличным, яростным, одержимым, обиженным, легкомысленным, веселым, апатичным, но крайне редко серьезным. А когда такие, как он, перестают кривляться, дело действительно пахнет керосином.       Авроры продолжали играть, чуть более скованно, подчеркнуто не глазея на Гарри.       — Что-то невыразимцев давно не видно, — заметил Бойд. — Они, конечно, те еще красавцы, но мне спокойнее, когда они на виду.       — Я видел одного под утро, — отозвался Натан. — Возвращался к себе с палубы. Тот, что повыше, кажется. Все время ходит и высматривает.       Бойд поморщился и, покусав тонкую губу, взял из стопки еще две карты с цветастыми рубашками.       «Воу! — От этого оклика Гарри едва не подавился салатом, который продолжал вяло ковырять изящной вилкой. — А вот этого при всем моем гребаном уважении быть не должно!»       — Могли бы для разнообразия и в человеческом виде ехать, — добавил Бойд, сделав ход. — Больно нам нужны их невыразимые рожи.       «Что ты имеешь в виду?» — Гарри затаил дыхание и сдержал порыв заткнуть болтливых авроров без применения магии и увещеваний.       Спустя несколько долгих мгновений Кейси снизошел до комментария, абсолютно не информативного и ничуть не обнадеживающего:       «Охренеть! — Нездоровое воодушевление в его голосе подарило Гарри головную боль. — Кажется, сейчас будет интересно».       И настала темнота.       Не окутала все вокруг, как вечерние сумерки, не поглотила кубрик, как если бы стремительно сдались под ее напором и рассеялись заклинания, до этого стабильно обеспечивавшие мягкое, рассеянное освещение. Не удалось застать даже точный момент, когда исчезли краски, а очертания предметов растворились. Просто, моргнув и на миг оставив мир без присмотра, Гарри перестал видеть. Как будто мгновенно перенесся в хищное и жадное ничто, ненароком сохранив иллюзию каюты и двоих авроров напротив. Гарри почти поверил в это предположение, слишком недостоверной казалась стремительность этой темноты, но тут рядом кто-то резко втянул воздух, а потом Натан сдавленно сообщил:       — Я ничего не вижу. Бойд, ты здесь? — Раздались возня и шорох одежды, что-то упало на пол, видимо стул, Бойд наконец невнятно отозвался, а потом добавил:       — У меня не получается наколдовать Люмос. Мистер Поттер?       Гарри, секунду назад убедившийся, что осветить кубрик не удается, выполнил еще несколько заклинаний, и, судя по потоку ветра и свалившейся на пол посуде, вполне успешно. Но ни единого отблеска не последовало, хотя то же брошенное наугад Репаро даже при промахе должно было давать короткую белую вспышку.       «Кейси, твоя работа?» — сухо спросил Гарри.       «Видимо, это вроде того, что было ночью, — отозвался тот. — Но что-то как-то слишком уж настойчиво».       — Давайте наверх, медленно и осторожно, — велел аврорам Поттер и первым направился к лестнице, выставив перед собой руки, почему-то уверенный, что люк окажется заперт.       А убедившись в своей ошибке, не смог бы ответить, рад ли этому, потому что снаружи тоже было абсолютно темно.       Снизу раздались голоса: недоуменные — авроров, резкие и шелестящие — невыразимцев. Последние, кажется, требовали пропустить их на палубу, и Гарри, чувствуя острое раздражение, не на любопытных магов, а на обстоятельства и самоуправство окружающей среды, быстро поднялся и освободил проход, в какой-то момент едва не потеряв равновесие.       Тьма казалась обитаемой и едва ли питала расположение к своим уязвимым, неуклюжим и беспомощным пленникам. Гарри хотел было велеть всем вернуться в кубрик, но не мог бы гарантировать, что там они будут в безопасности. Поэтому посоветовал только:       — Держитесь вместе. И не колдуйте, можно задеть друг друга.       И как бы в подтверждение полного пренебрежения к условным авторитетам среди невыразимцев послышались легкие удаляющиеся шаги.       «Кейси, ты что-нибудь видишь?»       «Глупый вопрос, учитывая, что мы делим одну пару глаз».       Гарри коротко выдохнул и зашел с другой стороны:       «Это проблема физиологии или этого мира?»       «У мира не бывает проблем, душа моя, — фыркнул Кейси, но как-то вяло. — Наверное, мир просто влияет на эту самую физиологию. Хочет побыть для нас таким».       «Зачем?» — Гарри облизнул пересохшие губы, отгоняя мысль, что прямо у его лица может находиться кто или что угодно, а он не имеет об этом понятия.       «То есть теперь тебе любопытно, чего хочет мир, от которого ты шарахаешься?»       «Если он хочет кого-нибудь нами накормить, то я хочу знать», — подтвердил Гарри.       «Мысль вполне в моем духе, поздравляю, душа моя, — протянул Кейси. — Но лучше выдохни и постарайся расслабиться». — Голос стал тише, видимо, его обладатель не собирался торчать на месте.       «Пока ты развлекаешься?» — не рассчитывая на ответ, пробормотал Гарри.

* * *

      Драко давным-давно заставил себя разучиться паниковать. Более неуместную привычку при его работе сложно было представить. И все же, когда вокруг мгновенно сгустилась тьма, он оказался близок к тому, чтобы вспомнить, как это делается. Начинать, кажется, следует с учащенного дыхания и беспорядочного суматошного мельтешения, перепуганные выкрики — опционально. Далее надо переходить к активным действиям, то есть безуспешно пытаться уладить ситуацию, в процессе привнося в мир как можно больше хаоса. Хорошо, что ему хватило выдержки остановиться еще в самом начале. В отличие от всполошившегося Ника. Он-то добросовестно проделал каждый пункт, а когда выяснил, что слепота настигла не его одного, поспешил наверх, натыкаясь на трансфигурированную мебель и велев медику ждать в каюте. Как будто без его сбивчивых указаний Драко до этого не додумался.       Когда люк за Ником захлопнулся, он вновь почувствовал себя неуютно. Пересев ближе к своему пациенту, он коснулся его руки и прижал пальцы к точке пульса, считая удары. Теоретически можно было воспользоваться той разновидностью диагностических чар, которые дают не только визуальный отклик, но Драко решил с этим повременить. Пока сердцебиение ровное, в них нет особой необходимости.       Спустя минут пять, а может, целый час, снова поднялся люк, не пропустив внутрь, впрочем, ни единой искры света. Драко не расслышал шагов и был уверен, что это кто-то из авроров походя заглянул вниз, но вдруг совсем рядом раздался голос, заставивший его подпрыгнуть от неожиданности.       — Малфой? Вытяни руку.       Драко не сразу узнал его, а потом тихо выдохнул и потянулся навстречу Поттеру, не вставая с кресла. Его легко тронула прохладная рука, совсем мимолетно, потом Поттер осторожно обхватил его кисть пальцами. При этом поддержка ему явно не требовалась.       — Ты меня на танец приглашаешь? — нервно усмехнулся Малфой, который был иррационально рад его появлению в этой темноте.       — Слушай, а можно? — протянул Поттер с какой-то странной интонацией, не выпуская его руку из такой бережной хватки, в какой ни в коем случае нельзя было заподозрить его лапищи.       — Нельзя, — фыркнул Драко и попытался перехватить странно неуловимую руку, чтобы потянуть мага к себе. — Кресло где-то справа от меня стояло, ближе к стенке. Если найдешь, будет твое.       Но тот, торопливо разжав пальцы, не спешил куда-то двигаться. Малфой уже собирался напомнить о себе, когда голос раздался слева — видимо, Поттер устроился прямо на полу.       — Мне и тут неплохо.       — Ходишь как кошка. — Драко сел вполоборота, чтобы продолжать следить за пульсом Лефевра. — Что там происходит?       — Очень настырная ночь, — добродушно ответил маг, и будто бы в ответ на замечание Малфоя в его негромком голосе появились незнакомые мурлыкающие нотки. — Время от времени такое случается. Страшно?       — Пока ты не начал говорить со мной как с обреченным ребенком, не было, — признался Драко. — А если серьезно?       — Да ничего особенного. Никто не умрет, — сказал Поттер, задумался и добавил: — По крайней мере, за себя можешь не беспокоиться.       Драко рассмеялся, на секунду забыв о творящейся чертовщине. Слышать подобное, ежедневно занимая у смерти очередные сутки, было крайне забавно. Удивительно, но Поттер тоже смеялся, мягко и заразительно.       — Действительно, интересно все вывернулось. Иногда так получается, когда имеешь дело с таинственными бледными юношами, близко знакомыми со смертью.       — Какой я тебе юноша, Поттер? — изумленно переспросил Драко, чувствуя, как от его тона по шее пробежали мурашки. — Либо сегодня ночью тебе пришлось хуже, чем я решил, и ты нуждаешься в помощи, либо здесь творится что-то чудовищное, на корабле, я имею в виду, и ты стараешься скрасить наши последние минуты. В любом случае мне хотелось бы знать.       — Вокруг одни циники и пессимисты, — пожаловался Поттер куда-то в темноту. — Случись мне развлекать тебя в твои последние минуты, я бы придумал что-то поинтересней. А темнота скоро закончится, не бойся.       — Ты не видишь разницы между страхом и здоровым интересом? — насмешливо поинтересовался Драко.       — Это фигура речи. — В голосе слышалась улыбка. — Конечно, я не думаю, что ты стал бы заниматься подобной ерундой.       — Какой?       — Бояться чего-то только потому, что не понимаешь. Так ведь? — уточнил он с каким-то странным напором.       Драко мог бы заметить, что страх — это вполне естественная и ничуть не предосудительная реакция, веками спасавшая людей от этого самого непонятного. Но вместо этого сказал:       — Так, — потому что сейчас действительно не чувствовал страха.       — Тогда потанцуй со мной, Малфой, — лукаво предложил Поттер.       Памятуя о его вчерашней реакции на упоминание Мунго, Драко деликатно сдержал просящийся на язык вопрос «У тебя окончательно крыша поехала?». Вместо этого он скучающе ответил:       — Не умею. И мне нужно присматривать за Лефевром.       — Твой Лефевр в абсолютной безопасности, — легкомысленно заверил его Поттер, и только по изменившемуся направлению голоса Драко понял, что он поднялся. — Давай руку, Малфой. Я стою минуты твоей жизни?       — И оттоптанных ног? — весело уточнил тот, чувствуя странное спокойствие от абсурдности ситуации.       Идиотская болтовня превращала похожую на смерть темноту в забавное недоразумение. К тому же Поттер, обычно доброжелательный, но довольно замкнутый и отстраненный, безуспешно, на взгляд Драко, изображавший заинтересованность чем-то помимо своих проблем, казался абсолютно расслабленным и искренне забавляющимся, не похожим на себя, но очень располагающим.       — Спорим, я ни разу на тебя не наступлю? — азартно предложил он, сдерживая смех, и, когда Драко неловко нашарил протянутую руку, сжал его пальцы совсем не по-поттеровски, надежно и невесомо.       Потом неожиданно выдернул его из кресла, придержав за локоть, и, когда головокружение прошло вместе с желанием отвесить легкий подзатыльник этому придурку, Малфой осознал себя стоящим где-то в полуметре от Поттера, который едва различимо касался его локтей.       — А теперь слушай, — негромко посоветовал он.       Драко обреченно вздохнул, отмечая, что не то от самого Поттера, не то от его одежды исходит неуловимый и вкрадчивый запах, ни на что не похожий и странно знакомый. Едва обозначенное прикосновение не дарило тепла, не было слышно не то что ожидаемого сопения, но даже дыхания, будто на самом деле Поттер стоял в паре метров, а не держал его практически в объятиях.       — Что я должен услышать? — Драко неловко переступил с ноги на ногу.       — Музыку, конечно же, — последовал ответ, и спустя несколько секунд он осознал, что едва заметно покачивается, понукаемый невесомыми прикосновениями к опущенным вдоль тела рукам, двигается в такт Поттеру, чьи проблемы с головой приобрели совсем уж неожиданное направление. На мгновение ему стало неловко — не из-за этого идиотского танца, а из-за абсолютно нелогичного порыва Поттера, из-за его вчерашнего состояния, которые заставляли чувствовать ответственность за него. А поддаваться на провокации пациентов, даже самые невинные, он считал недопустимым: мало ли, на что способен измученный, эмоционально неустойчивый человек.       А потом он понял, что обещанная музыка действительно звучит, не рядом и не вдалеке, а как будто прямо между ними, в чуть обозначенном объятии. И Драко выдохнул, отдаваясь сюрреалистическим обстоятельствам. Почему нет, если его ноги до сих пор оставались невредимыми, а это просто Поттер, неуравновешенный болван, который тем не менее способен справиться со своими проблемами сам и не нуждается в чьей-то опеке.       — Так ты уверен, что это всего лишь часть путешествия? — спросил он, чуть приподняв голову.       — Лучше и не скажешь, — промурлыкал Поттер, продолжая пародию на танец, место которой действительно было разве что в темноте.       Драко, двигаясь автоматически и больше не замечая головокружения, собирался ехидно заметить, что выторгованная минута уже прошла, но вместо этого безотчетно поднял руки, намереваясь устроить их на чужих предплечьях.       — А-а, — протестующе и почти с кокетством остановил его Поттер. — Лучше не стоит.       Малфой фыркнул от неожиданности и собирался выдать что-то вроде ехидного «бывают же недотроги», когда люк в очередной раз открылся и оттуда раздался громкий голос, спугнувший тихую, нереальную музыку.       — Малфой, у вас все нормально?       Прохладный палец оказался прижат к его губам даже прежде, чем Драко его узнал.       — Не кричи, — мягко попросил его прямо в ухо обладатель точно такого же голоса.       — Малфой?       — Ты обещал не бояться того, чего не понимаешь, — добавил шепот, и палец исчез от горящих теперь губ.       Внутренности запоздало окатило ледяной волной страха.       — У меня порядок, Поттер, — отозвался Драко после паузы. — Ник вас нашел?       — Ник? — Тот явно был озадачен.       — Он поднялся минут десять назад.       — Найдем. Если все хорошо, будь на месте, ладно? Я кого-нибудь к тебе отправлю.       — Не беспокойся, — задумчиво ответил Драко. — Я не боюсь темноты.       Поттер пробормотал что-то невнятное и осторожно закрыл люк.       — Спасибо, — искренне сказали рядом.       Драко протянул руку в том направлении, понятия не имея, на что рассчитывает наткнуться. Пальцы коснулись вроде бы ткани с неразличимой текстурой, под которой не чувствовалось тепла, но явно было тело. Человеческое? Опасаться не повседневных и неотвратимых проблем, а неизведанного было почти забытым ощущением.       — Мне было бы проще, сумей я тебя видеть, — наконец сказал Драко, когда сердцебиение хоть немного утихомирилось. — Или в этом все и дело? Поэтому здесь темно? — Истеричный вопрос «Что ты такое?!» он все же умудрился сдержать.       — Не такой уж я страшный, чтоб прятаться, — тихо рассмеялся его странный собеседник. — По крайней мере, обычно. Темнота тут ни при чем. Я и раньше пытался поговорить, но так уж совпало.       Драко медленно кивнул, начиная понимать. Значит, дела Поттера обстоят намного хуже, чем он предполагал. Или, наоборот, лучше?       — Можешь называть меня Кейси, — добавил голос, и Малфой не сдержал истерического смешка.       — Это безумие, — наконец озвучил он крутящуюся в голове мысль.       — Несомненно, — подтвердил Кейси и серьезно посоветовал: — Только ему этого не говори, он такой ранимый…       Драко ощутимо покоробило это заявление, и он невольно сделал шаг в сторону.       — Все-таки напугал, — печально констатировал голос, но никаких попыток приблизиться, к немыслимому облегчению Драко, не последовало.       — То, что я слышал, ваш разговор… — Он постарался взять себя в руки. — Зачем ты хотел, чтобы я узнал? Это может быть правдой?       — Ты вдруг оказался в полной темноте, которую не может разогнать магия, и разговариваешь… чего там, танцевал со мной. Нужны еще подтверждения? — Кейси говорил мягко и насмешливо. — Еще твой подопечный больше не пытается скончаться, ты сам заметил.       — Хорошо, — подумав, согласился Драко. — И что это значит? В смысле, мы влипли? Хотя твои критерии неприятностей, наверное, далеки от моих, — тут же поправил себя он.       — Очень хорошо все понимаешь, — похвалил Кейси. — Ты мне нравишься.       Драко грустно улыбнулся в темноту, но следующие слова заставили его вскинуться и ощутить противное покалывание в позвоночнике:       — И если вдруг раздумаешь умирать, приходи, что-нибудь придумаем.       Резкая отповедь крутилась на языке, но Кейси коснулся его плеча все так же невесомо и повторил тихо и невесело, но с упрямой надеждой:       — Ну вдруг все-таки. — И исчез за секунду до того, как открылась крышка люка и совсем блеклый, серый свет проник в каюту.       Малфой успел лишь провести ладонями по лицу, беззвучно выдохнув, и поправить волосы — бессмысленная суета, учитывая, каким тусклым светом разжился Поттер, но этими привычными действиями удалось напомнить себе о собственном несомненном существовании и убедить несомненно существующего себя отложить смятение до лучших времен. Успеется, а если нет — то и думать не о чем.       — Доброе утро, — криво улыбнулся Поттер, мягко спрыгивая вниз с последней ступеньки на деревянный пол. — Люмос Максима, вообрази себе. — Он кивнул на слабо светящуюся палочку. — Но десять минут назад и этого не было, видимо, все приходит в норму. — Оглядев каюту и помрачнев, он ничего не добавил, но Драко и так все понял.       — Ника там нет? — все-таки уточнил он.       — Нигде, — хмуро покачал головой Гарри, приблизился к Лефевру и пару мгновений понаблюдал за бесчувственным магом. — Рассмотреть океан пока не получается.       Драко вдруг ощутил острое сочувствие, мимолетное, такое, что вскоре и сам не мог разобрать, что его вызвало, но все же издал сдавленный вздох.       — Разберемся, — резюмировал Поттер и, подняв голову, слабо улыбнулся.       — Я в тебе не сомневаюсь, — согласился Драко, автоматически поощряя жизнеутверждающие настроения.       Маг чуть удивленно кивнул.       — Пришлю к тебе Бойда.

* * *

      Гарри нервно вертел в руках палочку, без особого успеха вглядываясь вниз, в черноту, где слабо плескалось море. Борт корабля, на который он опирался, был странно теплым, будто и не гулял по палубе ветер, превращавший вполне закономерную осеннюю промозглость в настоящий собачий холод. Запоздало осознав это, маг поспешил убрать ладонь, подавляя желание отпрянуть. Уподобиться же остальным аврорам, замершим в центре палубы практически спина к спине, не позволяло только исчезновение Ника. Когда только успел, подлец? Гарри поджал губы и послал к воде несколько сфер, чьей яркости хватило только на то, чтобы на мгновение осветить спокойную гладь. Бесполезно. Не далее как несколько минут назад посланное им Ревелио подтвердило, что на корабле их осталось семеро, включая Лефевра, а в его окрестностях нет ни одной живой души, по крайней мере в привычном смысле этого слова. С другой стороны, на что он рассчитывал? Что Ник в темноте случайно свалился за борт и достаточно наколдовать веселенький спасательный круг, чтобы не дать ему утонуть?       «Ты прав. Скорее его выманили», — неожиданно объявился Кейси, не дававший о себе знать все то время, пока Гарри бессмысленно бродил по палубе, стараясь разогнать мрак.       «Кто?»       «Мало ли, кому он мог приглянуться…»       «Но так не должно быть, разве нет?»       «Именно это я сказал тебе в самом начале, — раздраженно отрезал Кейси. — Кажется, ты обещал послать к Малфою Бойда».       «И тебя проняло?» — хмуро поддел его Гарри.       — Ребята, давайте оба в каюту к Лефевру, — кивнул он аврорам и принялся оглядываться в поисках невыразимцев.       Их силуэты обнаружились на носу, один из магов что-то доказывал другому, пока тот выполнял палочкой сложные пассы. А может быть, просто грациозно и наглядно демонстрировал, куда следует отправиться коллеге со всеми его аргументами. Понаблюдав за ними с минуту и уверившись, что в его опеке они вряд ли нуждаются, приблизился и непринужденно спросил:       — Есть что-нибудь?       — Смотря что вы имеете в виду, мистер Поттер, — тут же отозвался тот, что повыше.       «Что-нибудь выглядящее как причина шарахнуть обоих Обливиэйтом, да, душа моя?»       «Меня напрягает их исследовательский интерес», — мрачно согласился Гарри.       «Так давай во избежание, — с озорной готовностью подбодрил его Кейси. — Они ведь за этим и оказались в нашей компании, о загадочной гаитянской защите легенды ходят. Представляешь, что случится, если они во всем разберутся?»       Гарри замутило, но он вовремя сказал себе, что этого Кейси и добивается. И хотя успокоить себе нервы подобным образом было бы крайне соблазнительно, он решил отложить столь решительные меры на крайний случай. К тому же ему едва ли удалось справиться сразу с обоими.       «Еще бы не удалось, — фыркнул Кейси. — Они ведь теоретики, какие бы серьезные рожи ни корчили».       — Мистер Поттер, — сдержанно напомнил о себе невыразимец.       — Разумеется, я о Нике. Никаких следов? — невинно поинтересовался Гарри.       — Мы непременно сообщим вам, если что-то обнаружим, — недвусмысленно намекая на то, что разговор окончен, заверил его мужчина, но «мистер Поттер» решил окончательно удостоверить их в своей твердолобости, чем едва ли заметно повлиял на сложившуюся в глазах невыразимцев репутацию.       — А какие вообще мысли? — Он обошел одного из них и прислонился к борту, ненавязчиво давая понять, что так просто его не спровадить. — Что это такое?       — Какой-то магический барьер, — нехотя предположил второй.       — И как его убрать? — простодушно спросил Гарри.       — А зачем его убирать? Видите, — невыразимец кивнул на свою палочку, — постепенно свет возвращается.       — А если это повторится и кто-то из моих людей окажется в опасности? Где гарантия, что вы сами не…       — Мистер Поттер, если это так вас тревожит, не лучше ли присоединиться к ним? — настойчиво предложил высокий. — Кажется, это именно ваша обязанность, обеспечивать безопасность заключенного, а значит, и остальных. А нам предоставьте разбираться в этом явлении.       «Давай сбросим их за борт! — с энтузиазмом предложил Кейси. — И никаких Обливиэйтов».       «И как мы это объясним? — Гарри прекрасно понимал, что не станет следовать совету, но и сам был немало раздражен. — Куда мы дели двух драгоценных невыразимцев?»       «А зачем что-то объяснять? — фыркнул Кейси. — Никто не удивится, что вслед за Ником…»       «Подожди, — оборвал его маг. — Может, у тебя получится найти его?»       «А что мне за это будет? — тут же ответил он, как всегда отвечал на любую просьбу, но объяснил, не дожидаясь реакции: — Я уже пробовал».       «То есть он что, исчез? — вздохнул Гарри, к заметному облегчению невыразимцев отходя в сторону. — Не может такого быть».       «Не исчез, где-то рядом болтается. Но вряд ли ему можно помочь».       «Найди, — серьезно и устало сказал Гарри, застегивая куртку. — Будь человеком хоть раз».       В его голове воцарилась звенящая, давящая тишина.       «Будешь должен, — наконец согласился Кейси, и Гарри с трудом вдохнул, будто ребра тисками сдавили легкие. — А еще придется поплавать».       «Что? Там?! — неверяще переспросил тот, чувствуя, как в нем вспыхивает почти неконтролируемый гнев. — Какого черта ты несешь?»       «Нет, а как, по-твоему, я должен выполнять твою просьбу? — взвился Кейси в ответ. — "Поблизости" — не значит в поле зрения, и даже не в поле досягаемости заклинаний, раз не сработало Ревелио. Я дух, сознание, я не смогу притащить на корабль не то что взрослого мужика, но даже рыбью икринку. Мне напомнить, что ты сам об этом позаботился?»       Гарри замолк, оглушенный его преувеличенно негодующей тирадой.       «Ему наверняка пришлось гораздо хуже, чем тебе тогда, душа моя, — уже спокойнее добавил Кейси. — Совсем другой случай, к тому же он просто аврор. Но если постараться, возможно, наш общий друг и сможет со временем привести его в чувство. Ну или родственникам по крайней мере будет что похоронить».       «Скажи мне, что это не ты вытолкнул его за борт, чтобы вынудить меня снова в это ввязаться. Я прекрасно знаю, что тебе доставляет несравнимое удовольствие мучить меня, но это был бы перебор даже для тебя».       «Это всего лишь аврор, — заметил Кейси и, когда Гарри готов был взорваться бессильной яростной тирадой, добавил: — Мне доставляет удовольствие не мучить тебя, а помогать примириться с твоим опытом. Но нет, я не имею к этому отношения. Скорее всего, в этот момент я вообще присматривал за Малфоем».       И как Гарри ни старался, он не мог различить ложь в его словах. Но все равно колебался. Спасательная миссия выглядела самоубийственной, а еще — с огромной вероятностью обреченной на провал. Одна только мысль о том, чтобы оказаться в водовороте чистой магии без опоры под ногами, даже без той неубедительной защиты, которую предоставлял зачарованный корабль, вызывала у него противную дурноту, и вопреки обыкновению чужая жизнь не оказалась достаточным аргументом. Воодушевляло разве что то, что Кейси не даст ему погибнуть — скорее всего не даст. За долгие годы он вроде бы распрощался со своим намерением во что бы то ни стало захватить его тело, упоминая об этом часто, но без особого энтузиазма. Помешательство тоже едва ли ему грозит, куда уж дальше? Но чтобы защитить себя там, придется колдовать, а это совсем не похоже на привычные щиты, которые кажутся, да, собственно, и являются только отголосками пронзительной, практически всесильной магии, которая захватывает все тело, затопляет до последней ниточки капилляра раскаленной рекой, подчиняет себе и только после этого реагирует на просьбы. Выдержит ли он это? Ради постороннего человека — едва ли. А чтобы справиться с собственным страхом перед бесконечной глубиной невероятных возможностей и смертельно опасного могущества, который с самого начала дарил Кейси огромное преимущество перед ним? Их контроль работал в обе стороны, но если для Гарри орудием были легилименция и сила воли, то самого его достаточно было просто испугать, всего лишь ненавязчиво напомнить, кто он и как оказался таким, чтобы заставить плясать под чужую дудку. Он не собирается дружить с этой бездной и принимать ее дары, а подчинить ее попросту невозможно. Но он вполне способен попытаться смириться с ее существованием.       «Что нужно делать?» — наконец спросил Гарри, отчетливо слыша стук крови в голове.       «Прыгать, — просто ответил Кейси. — Ты пока попаникуй заранее, чтобы потом не отвлекаться, а я разберусь, в какую именно сторону».

* * *

      Вода приняла его без малейшего плеска. Гарри готовился к ледяному холоду и в первую секунду действительно ощутил его, но вскоре покалывание отступило, он смог дышать ровно и обнаружил, что окружает его не вода, а густая, кристально прозрачная плазма, а потом — что она накрывает его с головой, при этом не мешая дышать.       «И зачем я разувался?» — мрачно проворчал Гарри, просто чтобы прийти в себя.       «Мне нравится, как выглядят твои щиколотки, — ехидно объяснил Кейси. — Но еще я был уверен, что ты промокнешь сильнее».       Его голос неожиданно успокаивал, в отличие от отсутствия опоры под ногами и невозможности доверять собственным органам чувств. Именно из-за последнего Гарри не спешил оглядываться: сориентироваться в ситуации наваждения не помогут, а вот решительность он растеряет вполне успешно. Не прекрасных же светлячков и цветные вихри ему будет позволено наблюдать, разыскивая пропавшего коллегу и твердо намереваясь не поддаваться на провокации. Интересно, а чем приманили Ника? Хорошо бы представилась возможность спросить.       «Куда мне… двигаться?» — Поттер быстро понял, что совершать физические усилия вроде ожидаемых гребков ему не потребуется.       «Вниз, — коротко скомандовал Кейси. — И я тебя прошу, не сопротивляйся, когда я стану направлять. У меня и так мозг взрывается».       Гарри не стал уточнять, почему именно. Приблизительно представлял, насколько сложно ориентироваться в пространстве, где существуют сразу несколько «низов» и «верхов», никак не связанных, вложенных один в другой или зеркально противоположных. Он чувствовал предельную сосредоточенность Кейси, его раздражение и при этом незамутненный восторг и на секунду невольно позавидовал его легкости.       «Вниз от тебя, душа моя. Туда, где твои чудесные щиколотки, — настойчиво напомнили ему. — Давай, пути назад нет, самое страшное позади».       Гарри невнятно огрызнулся, постарался заставить свое тело опускаться и нелепо дернулся, когда погружение вдруг начало напоминать свободное падение. Казалось, окружающая среда только создавала иллюзию сопротивления, в реальности ничуть не замедляя движение, но Гарри быстро приноровился. Даже сумел представить, что это всего лишь один из снов, которыми иногда донимал его Кейси. Временами в той пустоте тоже невозможно было сориентироваться, а что ощущения сейчас были стократ реальнее, так он и во сне бывал уверен, что застрял навсегда, как пылинка в капле воды, парящей в невесомости.       «Стоп, — окликнул его Кейси. — Погоди».       Гарри послушно замер. Стараясь не смотреть по сторонам, он сосредоточился на своих руках и спустя время заметил, что плазма странным образом преломляет изображение: пальцы казались длиннее, каждая фаланга была более четко очерченной и вытянутой, а коротко остриженные ноги были будто бы готовы вот-вот… Маг снова умудрился сам себя загипнотизировать, как бывало в том выдуманном Кейси мире, который он видел во сне накануне отплытия, и отвесил себе мысленную оплеуху одновременно со строгим замечанием Кейси: «Осторожнее, иначе действительно наколдуешь себе коготки, знаешь ведь, что сейчас это проще простого. А колдовать не стоит».       Гарри кивнул и отвел взгляд, пообещав себе никуда не всматриваться подолгу, а потом обнаружил в своей голове весьма пугающую информацию. Откуда-то он знал, видимо, Кейси не потрудился скрыть от него это, поглощенный другим, что магия может привлечь существо, умудрившееся каким-то образом спрятаться совсем рядом с ним в просматривающемся на многие сотни метров пространстве. Но стоило задуматься об этом, как стало ясно, как ему это удалось: его укрыл скрученный в бесконечно тонкую и бесконечно же протяженную линию мир, тянущийся неподалеку, где-то за спиной Гарри. Тот глубоко и очень медленно вдохнул, запретив себе оборачиваться.       «Ага, — удовлетворенно пробормотал Кейси, ничуть не тронутый пугающими умозаключениями мага. — Подними правую, упс, нет, левую руку. Да поднимай, он же не собака, не кинется, — недовольно добавил он. — Выше, еще. Остановись. А теперь… — Кейси встряхнулся, собираясь с мыслями, — расслабься, и я вытащу тебе твоего аврора.       Гарри сжал зубы и послушался, готовый, вроде бы, ко всему, но все равно вздрогнул всем телом и с трудом подавил панику, когда поднятая рука против его воли медленно потянулась вперед и вдруг исчезла по локоть. Гарри чувствовал, как она шарит в плотном и холодном веществе, податливом, каким не могли быть ни жидкость, ни воздух, но никак не мог управлять ее действиями. Впрочем, теоретически мог бы попытаться, но всеми силами старался удержаться от этого. Вроде как обещал не мешать. Тем временем его пальцы наткнулись на что-то плотное и гладкое, Гарри вздрогнул от отвращения, а Кейси выругался.       «Всего лишь щека, душа моя, — напряженно объяснил он. — Не хочу соваться дальше, но зацепиться не за что. — И забормотал, будто читая заклинание: — Гребаный глупый мальчик, иди сюда, давай, дай-ка мне свое ушко. — Пальцы с силой толкнули аврора куда-то вверх. — Вот же хрень», — простонал Кейси, потом выкрикнул «Ага!», отчего у Гарри заломило виски.       Но вместе с тем он почувствовал, как его пальцы смыкаются на чужой шее, прямо под колючим подбородком, и начинают медленно вызволять аврора из невидимого провала.       «Я бы не отказался от помощи, душа моя, — сообщил Кейси с нервной усмешкой. — Но осторожно, второй раз я его ловить не буду».       И Гарри, испытав вдруг неописуемое облегчение, стал двигаться в сторону, готовый встретить Ника спокойно и мужественно, в каком бы состоянии тот ни находился. Правда, оказался совсем не готов к тому, что аврор не выплывет из холодного пространства, а свалится на него с немалым ускорением, зарядив расслабленно согнутой в локте рукой по челюсти и болезненно ткнувшись запрокинутой головой в ребра. Зато когда Гарри с невероятным трудом подхватил и удержал неповоротливое тело, заглянул в безучастное, бледное лицо, то испытал почти детскую радость от того, что Ник не только не ранен, но и, кажется, дышит.       А потом тот открыл глаза, круглые, безумные, с колодцами зрачков и лопнувшими капиллярами в склерах. В них не осталось ничего от того веселого и застенчивого, чуть более эмоционального, чем положено быть хорошему аврору, парня. Несомненно, в своей жизни Ник не раз оказывался напуган, возможно, бывал в ужасе и отчаянии, как и большинство людей, но при этом сохранял понимание того, кто он и что его окружает. Пожалуй, даже у запертых в клетку диких зверей в глазах было больше сознания. А тут — не растерявший привычные ориентиры человек, напуганный до безумия, а само безумие, сам страх в своем первобытном, первозданном проявлении. Это место любило каждое чувство и каждое явление возводить в абсолют, докапываться до самой сути, а Ник не знал, с чем столкнулся. Откуда ему было знать?       Забыв обо всем, кроме безнадежного порыва сохранить ему остатки рассудка, Гарри сжал зубы и взмахнул палочкой, накладывая безобидные сонные чары, отчаянно надеясь правильно рассчитать силы и не обеспечить Нику пожизненный сон. В последний момент он понял, что использовать палочку было лишним, магия и без этого послушалась бы его. Потому что он сам и был магией, и простейшее колдовство напомнило ему об этом с убедительностью и неотвратимостью стихийного бедствия, измалывая его в пыль и создавая заново, погружая в хаос из ощущений, чувств, чистой силы и первобытного ужаса. Но стихийное бедствие удалось обуздать — Гарри, к сожалению, помнил, как это делается, и на этот раз постарался быть столь деликатным, сколь позволяли обстоятельства.       Не навредить, только не навредить. Защитить измученный, уязвимый рассудок угодившего в ловушку мага, облегчить страдания, дать передышку. Каким же благом теперь казалась возможность колдовать с безопасного расстояния! Пропускать через себя каждый импульс, каждое движение, пытаться охватить медлительным человеческим разумом гораздо больше, чем он может осознать и принять, было невыносимо, но у Гарри, кажется, получалось.       «Я же предупреждал по поводу колдовства». — Голос Кейси раздался как будто издалека, и потребовалась небольшая вечность, чтобы вспомнить, как полагается складывать слова, чтобы получились предложения, и как донести их до него.       «А как я должен был справляться с его паникой? Почему он вообще очнулся? То есть это, конечно, прекрасно…» — слабо возмутился Гарри.       «Спроси что-нибудь попроще. Какие-то своеобразные чары, а может, перепад давления. Скажи лучше: что я, по-твоему, должен делать с этим?»       И тут до Гарри наконец дошло. Существо из бесконечно тонкого мира, чью добычу он только что умыкнул. А может, и не добычу, но заклинание все равно должно было привлечь внимание.       «Его возможно убить?»       «И это я кровожадный, как же, — ядовито хмыкнул Кейси. — Бери аврора и дуй обратно».       Гарри обхватил Ника поперек груди, прижал к себе бесчувственное, но легкое из-за иллюзорного сопротивления окружающей среды тело и осознал, что со всей этой акробатикой совершенно утратил представление о положении своего тела в пространстве. Если оно было, это представление…       «По-прежнему вниз», — нервно подсказал Кейси и исчез из его головы.       И Гарри позволил себе упасть.       Все те бесконечные секунды, когда он не мог совладать с дыханием и сжимал Ника так крепко, что у того в лучшем случае должны были остаться огромные синяки, он чувствовал, что над его головой что-то двигается, был уверен, что вот-вот станет еще одной жертвой неведомой твари, потянулся к Кейси, пытаясь его найти — и понял. Двигался не зверь — это перестраивался мир. Подняв голову, он каким-то чудом разглядел, а может, почувствовал, как пронизывающее прозрачную плазму бесконечной стрелой, истонченное до полной незначительности измерение вибрирует и скручивается спиралью метров двух в диаметре, а в образовавшемся полупрозрачном извивающемся тоннеле мелькают странного вида синеватые треугольные конечности с костяными наростами, щупальца и острые шипы, все как один эфирные, но от этого не менее кошмарные.       Последнее, что Гарри увидел прежде, чем захлебнуться самой настоящей морской водой, горькой, обжигающе соленой и ледяной, — как спираль начинает вибрировать сильнее, съеживается, словно в спазме, и жесткой пружиной взрывается, возвращаясь в привычное состояние.

* * *

      Потом была боль в гортани, голове и груди. Гарри смутно осознавал, что палочка в его руке, скользкая от воды, остается неподвижной, но простейшее заклинание, каким он с однокурсниками развлекался в школьные годы, многократно усиленное, подбросило его вверх, вырывая из плена ледяного океана, палец прострелило болью, когда ноготь зацепился за какую-то застежку на мантии Ника, крепко сжатого в его объятиях, а затем сильный удар о палубу породил острую вспышку в спине, и Гарри понял, что такое приземление должно выбить из легких весь воздух, а потом — что воздуха в них совсем нет, только соленая вода, уже согретая теплом его тела.       Невыразимцы, слава Мерлину, быстро разобрались, что за хрень оказалась прямо у их ног, и вместо профилактического испепеления мокрой гадости позвали Малфоя. Это, в отличие от полной неспособности контролировать собственное тело, успокаивало.       «Чтоб я еще хоть раз, — мрачно пробормотал Кейси, и сбитый с толку, абсолютно раздавленный Гарри все не мог сообразить, что должен у него спросить. — Ты мне просто охренеть как должен, душа моя».       И Гарри опустился рядом с распластавшимся в луже Ником, не сумев устоять на ногах, оказался на коленях и отчаянно откашлялся, сплевывая воду и упираясь саднящими ладонями в палубу. Из-под сломанного ногтя растекался крошечный алый ручеек, и Гарри понял, что уже совсем светло. Хотел поблагодарить Кейси — он заслужил, черт возьми, действительно заслужил, но тут в поле его зрения оказались коричневые малфоевские туфли, а плотная и почти обжигающая волна согревающих чар, накрывшая сверху, будто бы пригнула к земле.       — Осторожнее с ним, — попытался сказать он Малфою, но слизистую саднило, будто по ней прошлись шипастой чистилкой для ингредиентов с особенно неподатливой кожурой, и голос получился хриплым и едва слышным. — Слышишь меня, Малфой? Он не тонул.       Ничего более внятного он выдать не мог, поэтому с трудом перевернул собственное тяжелое тело и уселся на палубе, разбросав руки и ноги, не имея сил и желания собрать конечности поближе к себе. Мокрая одежда липла к телу, с волос текло за шиворот, но благодаря малфоевскому заклинанию было совсем не холодно, только как-то мерзко, и очень хотелось отключиться. Но Гарри упрямо продолжал наблюдать за тем, как Малфой проверял пульс, накладывал какие-то заклинания, и лицо Ника приобретало вполне приемлемый оттенок.       — Ты его усыпил? — Малфою пришлось отвернуться от аврора, чтобы разглядеть кивок, потому что одна только мысль о речи отдавалась в горле болью.       Видимо, он это понял и отвлекся на Гарри, полез в раскрытый саквояж и протянул на ладони маленький пузырек. У пузырька была крошечная пробка, и Гарри стало смешно, он попытался представить, на каком этапе не справится — когда дрожащими пальцами не сможет его открыть, или когда промажет мимо рта, или не сможет заставить себя проглотить… К счастью, Малфой быстро понял, что переоценил его состояние, и, стоя коленями на мокрой палубе, придерживая тяжело дышащего Гарри за подбородок, сам помог ему выпить зелье, блаженно прохладное и, вопреки опасениям, не принесшее дополнительных страданий поврежденной слизистой. Боль ушла за несколько секунд, и Поттер благодарно выдохнул, кивая. Пальцы исчезли от его лица, и маг сказал:       — Он мог себя поранить и меня заодно. Запаниковал, когда я стал его вытаскивать.       — Как это случилось? Его ведь не было в воде, — вклинился невыразимец, нетерпеливо круживший рядом все время, что Гарри боролся с подступающим беспамятством.       В этот момент тот поймал взгляд снова погрузившегося в хлопоты Малфоя — вопросительный, потом почему-то понимающий — и услышал его непререкаемое «Сейчас не время». Гарри был по-настоящему благодарен, потому что оказался не в состоянии сочинить что-нибудь вразумительное. А даже сумей, только сбил бы этим с толку Малфоя, которому следовало учитывать возможное безумие своего пациента.       «Кейси, эй», — слабо окликнул он без особой надежды. Тот наверняка был обижен и жаждал скандала, но не собирался удовлетворяться слабыми препирательствами с едва живым Гарри. Но Кейси дал понять, что слушает.       «Спасибо, что довел это до конца».       — Поднимайся, Поттер, — велел Малфой, уже левитируя Ника в сторону верхней палубы, чтобы доставить в капитанскую каюту. — Думаю, ты вполне в состоянии дойти.       Конечно, он был в состоянии. Физически он был в полном порядке, разве что помят немного. А вот чтобы справиться с эмоциональным потрясением, потребуется время, и Гарри был рад, что за ним собираются присмотреть.       «Пожалуйста, душа моя, — ответил Кейси, и чувствовалось, что он тоже вымотан до крайности. — А здорово было, да? Особенно как я задержал этого малыша».       У Гарри была тысяча претензий к последнему утверждению, но он сказал «Это было красиво» вполне искренне. О том, что он считает это кошмарным, Кейси и так было известно.       С каждым шагом Гарри держался все увереннее и ничуть не сомневался, что одолеет даже лестницы, но у борта раздался изумленный вскрик одного из невыразимцев, и Гарри не смог не подойти и не увидеть в толще воды подсвеченный снизу несколькими сияющими сферами силуэт громадного зверя, реликтового морского чудища, размерами вдвое превосходящего маленький парусник. А потом Гарри отвернулся и пошел в каюту.

* * *

      — Поттер, как у тебя получается найти простор для превращения моей жизни в хаос, даже когда дальше вроде бы просто некуда? — с чувством осведомился Драко, трансфигурируя из пустого флакона и носового платка две узкие койки.       На одну из них он осторожно опустил бессознательного Ника, потом строго проконтролировал, как Поттер добрался до второй и принял лежачее положение, и наконец выдохнул. Его каюта понемногу превращалась в маленький госпиталь.       — А как у тебя получается строить такие длинные и сложные предложения? — слабо улыбнулся Поттер, бережно укладывая себя поудобнее и поворачивая голову. — Не иначе как мне назло.       — Вот и раскрыта страшная тайна всей моей жизни, — серьезно подтвердил Драко. — Я все делаю тебе назло. Что еще болит?       Поттер отмахнулся было, но тяжелый взгляд заставил его произвести инспекцию собственной пожеванной тушки.       — Ничего конкретного, — наконец решил он.       — А у меня болит шаблон, — интимно поделился Драко и подошел ближе, сложив руки на груди. — Что это за тварь там, внизу, и как, во имя Мерлина, тебе удалось ей не попасться?       Гарри вздохнул. Если в присутствии авроров и невыразимцев у него была объективная причина молчать, то теперь ему, видимо, просто не хотелось снова к этому возвращаться. И тем не менее он предположил:       — Может, она просто живет там, или охраняет гаитян, или охотится на гаитян… Я честное слово не знаю.       Драко смотрел почти сердито.       — Ты сильный маг, Поттер, — наконец сухо проговорил он, а потом устало потер лоб. — Это тебе мой диагноз.       — Спасибо, — с непонятным выражением кивнул Гарри, под неодобрительным взглядом приподнялся на локтях и взглянул на Ника. — Как он?       — Магическое истощение. — Драко обернулся к аврору, мантия на котором топорщилась от пропитавшей ее соли и наскоро наложенного высушивающего заклинания. — Как будто колдовал сутки без остановки. Но скорее причина в другом. — Он не стал сверлить Поттера взглядом в расчете на ответ, и так приблизительно представлял. — Травмы я залечил, тут ты скорее сам постарался.       — А… — нерешительно начал Гарри.       — Его рассудок? — спокойно спросил Драко. — Ничего не могу об этом сказать. Но в любом случае ему сначала следует отдохнуть. И не только ему.       Затрагивать тему рассудка самого Поттера он не стал. Ни к чему сейчас. Как бы тот ни старался держаться, дрожь в руках говорила о сильнейшем стрессе, исцарапанная морда и самую малость безумное выражение на ней напоминали, что на пережитое следует делать скидку, а при виде синяков и сломанных ногтей у Драко чесались руки наложить несколько исцеляющих заклинаний. Но он решил временно усмирить этот порыв. Когда Поттер поспит, а выключит его в ближайшие минуты, ему пойдут на пользу подтверждения реальности случившегося. По той же причине Драко не погнал его в душ, а просто высушил одежду — успеется еще.       — Ты молодец, Поттер. — Малфой уселся в кресло, чувствуя себя до крайности вымотанным, почти обессиленным, но удовлетворенным. — Наверняка спас ему жизнь.       — Ага, — без особого воодушевления пробормотал тот. — Только я не уверен, что он будет мне благодарен.       Драко внимательно на него посмотрел, но не мог поймать блуждающий взгляд. Наверное, к лучшему, потому что время для серьезных вопросов было не самое удачное. Точнее, хуже не придумаешь. На фоне поттеровой выходки блек даже визит Кейси, обдумывание которого Драко благоразумно откладывал на потом. Кажется, «потом» уже наступило, но он не чувствовал ни замешательства, ни ожидаемого отторжения, протеста трезвого разума против абсолютно невозможной ситуации. Все разбивалось об извечное «это же Поттер». Вон он, лежит, борется с сонливостью так упорно, словно опасается засыпать, волосы всклокоченные, вид бандитский и потрепанный, но совершенно очевидно, что за невозможным — это к нему. И совсем не сложно поверить, что давешний визитер — не посторонняя нечисть, пришедшая с тьмой и питающая странную слабость к медленным танцам, а одна из реалий его странной жизни. И становятся ясны его недавние мрачные размышления: как тут не помрачнеть.       Драко знал о подобных случаях, когда в одном человеке умещались сразу два сознания, непременно конфликтующих и оканчивающих свое существование трагедией, в том числе в зачарованных палатах Тридцать Седьмого отделения. Если верить давним архивным записям, которые Драко от скуки иногда перелистывал, за почти сотню лет таких было двое. Подробные описания этих происшествий, их причин и особенностей были, в общем-то, бесполезны для целителей, потому что помочь в таких случаях было нечем, а протягивали несчастные в лучшем (или худшем, как посмотреть) случае всего несколько дней, безнадежно сходя с ума или погибая от собственной магии. Но Поттеру, видимо, было плевать на статистику, лишь бы вывести на новый уровень все, что под руку попадется. Так думал Драко еще сутки назад, наблюдая за тем, как он держится. А потом Кейси — почему, кстати, именно Кейси? Надо будет поинтересоваться — заявился к нему практически во плоти и играючи доказал, что Малфой непростительно недооценил ситуацию. Ужасно, но в целом… Драко чувствовал необъяснимое умиротворение. Не потому, что встретил кого-то, кому еще хреновей — он давно перестал сравнивать свою жизнь с чужими, — просто вдруг стало очень спокойно и правильно. Ведь Драко давно научился восхищаться тем, с чем не может бороться.       Он перевел взгляд на Ника. Если Поттер каким-то чудом умудрялся о себе позаботиться, то о спасенном им авроре такого не скажешь. Драко слабо представлял, с чем предстоит иметь дело, когда сонные чары, пришедшиеся очень кстати, развеются. Сможет ли Ник справиться с тем, что сотворила чужеродная, агрессивная магия? И если нет, как должен поступить Драко? Его умения в области ментальной магии едва ли позволяли лечить. Наложить простой Обливиэйт? Но если потрясение было — а оно наверняка было — достаточно сильно, то это сведет Ника с ума еще скорее. Пребывать в паническом ужасе, не понимая его причины, еще опаснее — научно подтвержденный факт. Погрузить его в кому, не позволяя проснуться до конца путешествия, а потом сдать на руки колдомедикам из соответствующего отдела? Всесторонне обдумав этот вариант, Драко с сожалением его отмел. Даже он имеет большее представление о повлиявшем на Ника явлении, чем они.       — Поттер, — он отвлекся на неподвижного, но все еще не спящего мага, — я для чего трансфигурировал тебе кровать? Тебе нужно поспать, и не потому, что ты мешаешь мне думать.       Тот поерзал.       — Мне кажется, я должен что-то сделать, — наконец бессильно вздохнул Поттер. — Будто еще не до конца разобрался со всем, будто вот-вот что-то случится, а я могу проспать. Я понимаю, что это адреналин, но вдруг…       — Если «вдруг», то я тебя разбужу, не сомневайся, — спокойно заверил Драко. — Давай, Поттер. Ты нужен мне свежим и бодрым. У тебя есть пара часов, а потом будем разбираться с Ником.       — А я тебе зачем?       — Ты это начал, тебе и заканчивать, — пожал плечами Малфой. — К тому же я понятия не имею, откуда ты его вытащил. У тебя ведь нет проблем с легилименцией?       Драко знал наверняка, но не хотел нервировать своей осведомленностью.       — Смотря что нужно будет делать, — осторожно ответил Гарри.       Драко задумчиво почесал бровь.       — Посмотрим. Когда он восстановится, я приведу его в сознание, а перед этим волью в него побольше успокоительного. Это позволит оценить ситуацию.       — Я бы дал ему успокоительное прямо сейчас, — хмуро остановил его Гарри. — Сомневаюсь, что ему снятся пони и ромашки.       — Тебе лучше знать, — согласился Драко и под настороженным взглядом полез в саквояж. — Могу и для тебя порцию найти. Не рекомендовал бы, лучше тебе самому успокоиться, но если не получается…       Поттер шумно выдохнул и сказал с вымученной насмешкой:       — Твоя невозмутимость кажется мне нездоровой, но знал бы ты, как я ей рад. Этому всех целителей учат?       Драко грустно улыбнулся.       — Некоторым вещам в аудитории не научишь. — Вопросительный взгляд.       — Что? А, нет, не нужно зелье. Я сейчас заткнусь.       Драко недоверчиво хмыкнул, но следом за этим заявлением раздался сдавленный зевок, а когда спящего магическим сном Ника удалось напоить зельем, оказалось, что Поттер уже дрыхнет в неудобной позе, обняв себя руками и наклонив голову.

* * *

      Гарри показалось, что его разбудил прямой изучающий взгляд. Хотя это, конечно, было не так, просто его копошение привлекло внимание Малфоя.       — Который час? — тихо спросил он, подсознательно готовясь к безжалостной боли в горле и не сразу вспоминая, с чего могла возникнуть такая идея.       — Ты спал всего полчаса.       Гарри промычал что-то неопределенное, чувствуя себя неуютно под его пристальным взглядом. Впору было решить, что во сне он рыдал или выдавал страшные тайны. Впрочем, предположение не было таким уж невероятным. Гарри успел обругать себя за слабость, заставившую его лечь не в своей кровати, а здесь. Подумаешь, не хотел оставаться один! Не школьница же он, в конце концов. А может, за эти полчаса Малфой все-таки осознал, что вокруг творится немыслимая хрень, а его невольный пациент — непосредственный ее участник, и этот взгляд — проявление вполне здорового опасения? Последнее предположение оказалось почему-то особенно неприятным.       Или он вымотался и следует предложить ему тоже поспать? Как же. Это в самом начале он без малейшей тревоги уснул рядом. Теперь-то, уж конечно, поостережется. Ну и что? Это же Малфой, какая разница? Разве что неловко и досадно, что на какое-никакое расположение получилось ответить только вот так. Очень наглядное напоминание о том, почему он разорвал отношения с друзьями. Малфой — это еще ладно, а вот начни Рон или Гермиона смотреть на него сочувственно и с опаской…       — Ну? — не выдержал Малфой, обрывая его рефлексию, и Гарри вдруг понял, что взгляд был не неприязненным, а требовательным. — Поттер, я жду отчета.       — О чем? — глупо переспросил тот.       — Тебя потрепала гаитянская защита, потом ты попытался утопиться… — напомнил колдомедик и тяжело вздохнул, выражая недовольство скоростью, с которой он соображал спросонок. — Я мог бы наложить диагностические чары, но объективная информация подождет.       — То есть ты спрашиваешь, как я себя чувствую, — расшифровал Гарри и сел на кушетке, чувствуя тянущую, почти приятную боль в мышцах.       Одежда была жесткой от соли, босые ноги — надо будет забрать ботинки с палубы — замерзли, глаза пекло, а сломанный ноготь противно ныл. Но в целом неплохо.       — Почини, — преувеличенно бодро попросил Гарри, выставив пострадавший палец и протянув руку Малфою.       Тот ожидаемо фыркнул, и атмосфера резко потеряла в драматичности. Повинуясь ироничному взгляду, Гарри поднялся, подошел к его креслу между двумя безучастными ко всему магами и дал внимательно рассмотреть пустяковую травму, которая тем не менее доставляла море неудобств. Мимоходом отметил, что ладони, которые Малфой вылечил целую вечность, точнее, три дня назад, до сих пор остались непривычно чувствительными.       — Даже не уверен, хватит ли моей квалификации, — протянул тот, вертя палец и так и этак, поднося его к глазам так близко, что можно было почувствовать тепло ровного дыхания, и все это очень осторожно; а потом, вдруг поскучнев, велел: — Все, забирай.       Гарри собирался было постараться и выдать удивленно-саркастичное замечание, но вдруг понял, что болезненной ранки как не бывало, а ноготь будто бы и не был отломан до середины.       — Мог бы хотя бы ради приличия палочку взять, — проворчал он, лихорадочно пытаясь разобраться.       Он сам колдовал этим утром, пока со светом еще все было в порядке, и позже поминутно наколдовывал бесполезный Люмос, то есть магия на корабле остается привычной и безопасной, не пытается дать больше, чем нужно, взамен требуя вывернуться наизнанку и дать ей задорно поплясать на уязвимых потрохах, кокетливо подергать за обнаженные нервы и скрутить душу в веселый крендель. Но, видимо, какое-то влияние непосредственная близость границы и ее зыбкость все же оказывают. Иначе с чего…       — Поттер, я так еще в школе баловался, — насмешливо заверил его Малфой, и Гарри обозвал себя паникером, ничуть, впрочем, не успокоившись. — А теперь давай приведем Ника в чувство.       Улыбка мага поблекла. Почему-то он думал, что это дело откладывается, что Ник может просто поспать хотя бы до следующего утра…       — Давай, — подбодрил его Малфой. — Я почти разобрался с его истощением, теперь дело пойдет на лад, и неплохо бы ему поспать естественным, а не магическим сном.       — А если он… — Гарри не закончил. — Ты же говорил…       — Это ты говорил, — поправили его. — И был под впечатлением, а я проникся твоей серьезностью. — Рассудительность Малфоя казалась подозрительно логичной. — Кстати, видимо, под очень серьезным впечатлением, потому что усыпил ты его на славу. Давай ты сам его расколдуешь, не собираюсь воевать с твоим заклинанием.       Пришла очередь Гарри смотреть пристально и выжидательно, но нервы у Малфоя явно были не в пример крепче.       — Что произошло, пока я спал? — спросил он прямо, рассудив, что исправить мнение Малфоя о нем после всего, что тот от него видел, все равно безнадежная затея.       — Пока ты спал, — терпеливо проговорил Драко, — я в тишине и спокойствии поколдовал над Ником. Понадеялся, что здесь заклинания сработают лучше, как и с Лефевром. Я, кажется, рассказывал.       Жаль, Гарри не мог рассказать, что, принимая разлитую в воздухе силу, Малфой, вполне возможно, ходит по краю.       — И ты уверен, что Ник в порядке? — со всем возможным скепсисом уточнил он, хорошо запомнивший безумный взгляд.       Конечно, если рассудок аврора пострадал, сон не решит проблемы, но хотя бы на время создаст впечатление, что Гарри не ошибся, когда не дал тому тихо умереть в беспамятстве, пленником холодного, плотного и упругого пространства, скрытого в глубине несуществующего океана.       Малфой помедлил.       — Я уверен, что, откладывая эту проблему, лучше мы ему не сделаем, — озвучил он его мысли. — Если возникнет надобность — попытаемся помочь. Есть области медицины, в которых я ничего не смыслю, но, чтобы расписаться в своей беспомощности, надо сначала попробовать.       И Гарри, в глубине души соглашаясь с его доводами, все равно спросил, тихо и мрачно, сам не понимая зачем:       — Ты видел эту хрень внизу, Малфой? Заметил, что она полупрозрачная?       Тот сложил руки на груди и нетерпеливо кивнул.       — Вряд ли ей нужно мясо, — вкрадчиво и скучающе, сам себя ненавидя за такой тон, продолжил Гарри. — А что ей тогда было нужно от Ника? Что, если это уже давно не Ник? Она ведь специально выманила его, чем, спрашивается, соблазнилась?       Малфой выслушал этот бред — Гарри и сам понимал, что его занесло, — спокойно вздохнул, обдумывая услышанное, а потом влепил Поттеру пощечину, короткую и звонкую. И продолжил безмятежно наблюдать, как тот растерянно тянется к горящей щеке, не сообразив ни возмутиться, ни ударить в ответ.       — А я все ждал, когда ты впечатлишься тем, что сделал, и станешь экспрессивно осмысливать пережитое, — удовлетворенно проговорил он. — Будем считать, эта стадия стресса пройдена быстро и относительно безболезненно. Теперь я не боюсь подпускать тебя к беспомощным людям.       — Ты бесчувственное чудовище, — тихо пробормотал Гарри, которому встряска действительно пошла на пользу.       — Наверное, — согласился Малфой с безразличной улыбкой и добавил: — Давным-давно ко мне иногда попадали авроры сразу после операций. Так что не смущайся, Поттер, ты не одинок, это естественная реакция психики. И мстить тоже не вздумай. Лучше сними свои чары. — Он нетерпеливо пихнул его острым локтем в сторону кушетки.       Гарри вздохнул, нехотя отыскал палочку, засунутую почему-то во внутренний карман жилета, и посмотрел на Ника. Хотел было окликнуть Кейси, но тот в лучшем случае язвительно отшутился бы и посоветовал справляться с последствиями неуместного милосердия самостоятельно. Чего же он такого наколдовал, что Малфой не смог снять заклинание? А ведь старался же не переусердствовать…       Но чары, вопреки ожиданиям, поддались стандартному Фините Инкантатем. Подавшись вперед и опустившись у кушетки едва ли не на колени, Гарри усиленно готовился. Только вот к чему? Молниеносно отправить Ника обратно в царство кошмаров, едва начнет орать? Применить легилименцию и постараться выстроить между личностью аврора и травмирующим опытом стену? Но, если бы он это умел, непременно начал бы с себя. Применить Обливиэйт? Не поможет, проверено. Но ничего из этих сомнительных мер применять не пришлось. Ник не стал орать, а этого Гарри почему-то боялся больше всего. Он просто открыл глаза, покрутил головой, соображая, где он и кто его окружает, потом поднялся на локтях и чуть растерянно спросил:       — А что произошло?       И Гарри вдруг почувствовал непреодолимое желание придушить его за этот вопрос голыми руками. А Малфой решил ответить, не дожидаясь крайних мер с его стороны, и ответить буднично и освежающе иронично:       — А это ты мне расскажи. — Раздражение Гарри тут же сменило объект — откуда этот придурок может знать, к чему приведут его расспросы? Но Малфой продолжал как ни в чем не бывало: — Бросил меня в темноте, потом рухнул за борт. Вот какого Мерлина? — Гарри был уверен, что Ник ни на секунду не поверит этой наигранной серьезности. Очевидно же, что это даже не ворчание, а такое своеобразное чувство юмора, в крайнем случае — облегчение. Но то ли присутствие условного начальства, которое не могло ручаться за собственное выражение лица в этот момент, то ли шок не дали аврору различить откровенную насмешку.       — Прости, я растерялся, — повинился Ник и поднял глаза на Гарри. — А все уже закончилось?       — А как, по-твоему, должно быть? — снова вступил Малфой, правильно рассудив, что от Поттера сейчас будет мало толку. — Еще пару часов назад.       — А сколько я?.. — Ник кивнул на узкую кушетку.       — Ну, — Драко сварливо пожал плечами, — может, часа два с половиной. Но не вздумай возомнить черт знает чего, просто Поттер разозлился на тебя, когда ты попытался не дать ему себя вытащить, и хорошенько приложил сонными чарами. Помнишь?       Опешивший аврор задумался.       — Не помню. Разве что как выходил из каюты. — Он провел рукой по русым всклокоченным волосам. — Это что получается, вы меня спасли?       — Не за что, — буркнул Гарри, уже не зло и не раздраженно, а словно переняв странное настроение Малфоя. — Впредь к бортам даже не подходи. А по поводу дежурств мы отдельно поговорим. Позже.       Ник тем временем разглядывал одежду Гарри, после контакта с соленой водой пришедшую в плачевное состояние, и прочую потрепанную наружность, а получив настолько красноречивое доказательство, что отныне страшно обязан ему, не нашел слов и просто растерянно уставился. Не помнит. И как так получилось? Впрочем, Гарри опасался, что беседа с впечатлительными напарниками все же может послужить достаточной встряской, чтобы прорвать плотину воспоминаний…       — Если ты чувствуешь себя приемлемо, то выметайся, — тем временем решительно велел Малфой. — У меня один пациент, а за остальных не доплачивают.       Ник перевел на него чуть ошалевший взгляд.       — Спасибо, — сказал он и торопливо поднялся.       Держался прямо, при ходьбе не морщился — словно и не случилось ничего вовсе. Словно это Гарри окончательно сошел с ума и возомнил себя мистическим спасителем увязших в голодных глубинах невозможного мальчишек. Впрочем, поймав взгляд Малфоя — удовлетворенный и чуть высокомерный, молчаливое «я же говорил», — он немного успокоился. Нет, и все-таки какой невыносимый тип. Теперь Гарри представлял, как выглядел тот их разговор, когда Малфой застал его промерзшим и потерявшимся за полуночной рефлексией. И отнесся к его бормотанию преувеличенно серьезно, но на самом деле иронично и снисходительно. И, самое интересное, Гарри не знал, что это значит: что с Малфоем вполне можно иметь дело или что ему до ужаса хочется вывести того из себя, из круга спокойствия и отзывчивости, очерченного его профессией. Пожалуй, все вместе. Его профессионализм не был лицемерием, просто невозможно так притворяться, но при этом… должно же быть что-то еще? Чудесно, теперь он рассуждает о скрытых глубинах малфоевской личности. Видимо, целительная пощечина имела кратковременный эффект и поставила мозги на место всего на несколько минут. За добавкой, что ли, обратиться?       «Шутишь — это добрый знак. Наверное. Или признак глубокого потрясения. Я и сам разобрать не могу», — раздался в его голове негромкий, ленивый голос, который Гарри был почти рад услышать.       «Я пока тоже, — признался тот, а потом вспомнил о своих подозрениях и спросил: — Почему с Ником все в порядке? Я был уверен, что после всего этого ему нельзя помочь».       «А сам не догадываешься? — недовольно проворчал Кейси. — Ты так отчаянно хотел его вылечить, когда усыплял, что сон, видимо, оказался целительным. Мерлин тебя разберет, душа моя. А теперь, я тебя прошу, вымойся и дай бедному Малфою от себя отдохнуть. Он, знаешь ли, тоже не железный».       «Целительным?»       «Прочь!»       — Я, наверное, пойду. — Гарри поднялся и взглянул на Малфоя — неужели действительно замотался? За его повседневным истощением не так-то легко разобрать. — Пришлю к тебе кого-нибудь.       Малфой вздохнул с неприкрытым неудовольствием и посмотрел на мага исподлобья.       — Если в тебе есть хоть капля благодарности, — драматично проговорил он, — дай хоть пару часов посидеть спокойно. У твоих ребят явно сбились биологические часы. Еще только за полдень, а когда они заглядывали узнать, как здоровье Ника, были не то чтобы в хламину, но очень хорошие. И сам можешь не торопиться, твоя рожа портит мне аппетит. Точнее, он тут же отходит на второй план в свете твоих несомненных проблем, а я еще не завтракал. Давай дальше ты сам?

* * *

      — Твоя уверенность в успехе была слишком очевидна, — раздался недовольный голос, когда Поттер оставил Драко в одиночестве. — Не подумай, я польщен твоим доверием… То есть искренне рад, но все могло покатиться к чертям.       Малфой с любопытством повернул голову и уставился на… Поттера. Или нет? Он присмотрелся. Разумеется, это была иллюзия, но очень достойная. Разве что глаза у Кейси были темнее, манеры — изящнее, мимика — выразительнее, а зубы… ну да, острее. Забавно.       — Можешь смотреть, только не вздумай анализировать свои ощущения, всю магию испортишь. И закрываться тоже не нужно. Мне легко казаться материальным, только пока тебе этого хочется.       — Какое восхитительное качество, — фыркнул Драко. — И я что, должен был изобразить перед ним панику? Он и один с этим более чем успешно справился.       Кейси скорчил задумчивую гримасу и опустил подбородок на руки, лежащие на спинке стула, оседланного им задом наперед.       — Это он еще держался, — наконец сказал Кейси. — Не то чтобы я поощрял его чувствительность, но приходится работать с тем, что есть. Устал?       Драко взглянул на него удивленно. Когда его в последний раз кто-то о таком спрашивал?       — Есть немного, — беспечно признался он, с сомнением глянул на свой саквояж, но решил, что своеобразный завтрак лучше отложить. Не похоже, что Кейси питал иллюзии относительно его состояния, но давиться шларутом при нем… Как будто он старается надавить на жалость, что выглядело бы еще неприятнее в свете недавних событий.       Кейси объявился всего на несколько минут, пока Поттер спал, и посоветовал не валять дурака, а приводить Ника в чувство. Дескать, он-то, конечно, еще как сходил с ума, но Поттеру так претило смириться с этим фактом, что он случайно со всем разобрался. Получается не всегда, дается сам видишь какой ценой, зато вполне можно компенсировать отсутствие целительских навыков грубой магической силой. А потом добавил, что уломать Поттера повторить подвиг будет практически невозможно, но ради Драко он, Кейси, может попытаться. Вот ведь заладил! Неизвестно, чего ждал Малфой в ответ на признание в усталости, возможно, советов, какой-то поддержки или вежливого кивка, но Кейси склонил голову, по-детски сонно прижавшись щекой к сложенным рукам, и сказал:       — Я тоже.       Довольно интересно было наблюдать, как он прикладывает усилия, чтобы невербально продемонстрировать этот факт. Нелогично, но почти трогательно.       — И как ты привык отдыхать? В смысле, ты же…       Кейси лукаво улыбнулся, так открыто и искренне, что Драко окончательно перестал испытывать трудности с разделением этих двоих, и плевать на идентичную внешность.       — Я вполне могу уснуть, если ты об этом, но пока мне хватает тебя.       — В каком смысле? Вампирствуешь? — с любопытством спросил Драко.       — Наслаждаюсь общением, — усмехнулся Кейси. — С тобой очень легко разговаривать, наверное, потому, что ты действительно в этом заинтересован. Временами даже до него достучаться сложнее, а иногда практически невозможно. — Он смешно поморщился и страдальчески добавил: — Потому, что у нас взрослые и гармоничные взаимоотношения. Правда, еще, конечно, место действия решает, на суше я как ни пытался, ничего не получалось.       — Может, Поттер просто расслабился?       — Он? Расслабился? Так не бывает, — убежденно заверил его Кейси, потом задумался и признал: — Ну разве что самую малость. И тем не менее лучше ему не знать, как мы проводим время. Дразнить его — особенное удовольствие, но сейчас, пожалуй, неудачный случай.       — Ты называешь это «дразнить»? — с мягким упреком спросил Драко. — Мне показалось, ему совсем не смешно. Откровенно говоря, не будь я уверен, что не сделаю только хуже, посоветовал бы ему обратиться к специалисту.       — Так это ведь он сам себя накрутил, при чем тут я? — обиженно возмутился Кейси, умудряясь при этом и дальше с умиротворенностью сытой кошки лежать на спинке стула и рассматривать собеседника с мечтательным интересом. — Он доставляет себе гораздо больше страданий за сутки, чем я за все десять лет. А они были не такими уж и безобидными. — Он нерешительно помедлил. — Тебя не шокирует, если я скажу, что однажды он напился от безысходности, надеясь, что это меня заткнет, а я не удержался и обеспечил ему веселое пробуждение? С распоротым брюхом.       Драко только тяжело вздохнул — именно поэтому в ситуации Поттера долго не жили — и, не сумев сдержать интерес, спросил:       — Разве это не самоубийство?       Кейси на секунду задумался, а потом помотал головой:       — Я никогда всерьез не хотел его убить. Не всерьез — постоянно, да, но чтобы вот так… Ему ничего тогда не угрожало. В самом начале он изучил основные целительские заклинания, которые можно применять на самом себе. Понимаешь? Я его до этого и пальцем не трогал, по крайней мере осознанно, а тут пришлось оправдывать ожидания.       Драко изумленно рассмеялся, чувствуя тяжесть на сердце.       — И давно ты с этим завязал? Что-то я не замечал, чтобы с Поттером случалось что-нибудь настолько неловкое.       — Он научился с этим справляться, — с непонятным выражением ответил Кейси. — Такой вот молодец. Удивительно получается, я по всем параметрам его превосходил, мне была доступна магия, от которой он отказывался, а он все равно посадил меня на цепь. Материя мне не подвластна, я могу только наблюдать.       — Это, должно быть, очень скучно. — Драко не представлял, как кто-то настолько деятельный и разговорчивый может довольствоваться такой судьбой, почему не пытается бороться. Или пытается?       — Не скучно, ни в коем случае, — оживился Кейси. — Не сразу, но я понял, что, когда ты дух, для тебя открыты все двери. Это похоже на медитацию, как я ее себе представляю. А вот его жизнь действительно довольно скучная, редко находятся ощущения, которые хочется с ним разделить. Тем приятнее осознавать, что мои радости ему недоступны.       Драко слушал его с неподдельным удивлением.       — Не так ты себе это представлял, да? — понимающе улыбнулся Кейси. — Не так уж и ошибаешься. У нас были темные времена. Но сейчас жив он и жив я, а это главное. Друг без друга мы бы погибли долгие годы назад, так что в конечном итоге все к лучшему.       — Не похоже, чтобы Поттер разделял это мнение, — осторожно заметил Драко, но Кейси только активно закивал:       — Конечно, он не разделяет. Не всем же быть мудрыми. — Он задумался и добавил: — Точнее как. Всем, но не сразу. И, конечно, не все доживают.       — Интересная мысль, — хмыкнул Драко. — Внушает надежду. А ты, значит, дожил?       Кейси даже голову поднял, настолько его, видимо, заинтересовал этот вопрос.       — Никогда об этом не думал, — признался он и задумчиво заметил: — То, что ты имеешь в виду сейчас, — это просто инстинкт самосохранения, инстинкт, а не мудрость. Ее вообще не так-то легко вычленить из всего этого хаоса, который составляет сознание. Или ты рассчитывал, что я выдам какую-нибудь шутку? — вдруг всполошился он.       — Я ни на что не рассчитывал. Если ты хочешь прояснить определение мудрости — я не против, — искренне рассмеялся Драко, ловя изумленный взгляд Кейси.       — Зачем мудрости определение? — Он помолчал и проговорил медленно, будто прислушиваясь к собственным ощущениям: — Например, я в какой-то степени осмыслил непрошеные, но уникальные и головокружительные знания о мире, которые однажды свели меня с ума, но знания и даже их понимание — это не то. Скорее уж мудрость в том, как ими пользоваться. В этом у меня не такой уж большой опыт, но, будь моя воля, понимаешь, исключительно моя, я бы все разрушил. В смысле, все, до чего бы дотянулся, просто потому что это более захватывающе, чем все остальное. Это желание, а вот понимание того, что это было бы не слишком похвально, несмотря на всю притягательность, я, видимо, почерпнул из головы Поттера. Не то чтобы мне вообще нужна была чья-то похвала… — Он задумался, посмотрел на Драко еще внимательнее и чему-то легко улыбнулся. — Забудь, о чем я говорил. Глупо хвастаться тем, что ведешь себя разумно, когда возможности устроить хаос нет как таковой, спасибо моей светлой половине. А вот ты, Малфой…       — Не думаю, что я такой уж удачный пример, — покачал головой тот.       — Удачные примеры — это скучно, — отрезал Кейси. — Я подумал вот о чем. Ты ведь целитель. Своей волей превращаешь больных в здоровых. Думаешь, это удалось бы при отсутствии мудрости?       — У меня пол-отделения могут опровергнуть этот тезис, — фыркнул Драко. — При всем моем уважении к прочим их талантам. А целительство — это просто раздел магии. Бывают бытовые, боевые, другие специальные заклинания, а бывает…       — Сам-то в это веришь? — искренне забавляясь, спросил Кейси. — Бытовые, скажешь тоже, сравнил чашки и мокрые тряпки с людьми. С боевыми — еще более глупый пример, уж прости. Только что тебе говорил о том, как легко и приятно разрушать. Люди, как и все вокруг, — это всего лишь атомы, звездная пыль. Но если в это время и в этом месте атомы выглядят именно так, то нужно проявить очень много деликатности и страстного желания, чтобы убедить их измениться. Ты убеждаешь, потому что иначе все усилия были бы бессмысленны, а тот же Ник на своей работе, если бы попал в смертельную схватку, пытался бы заставить. Любая магия — это насилие, разумеется, просто в своей основе, те же кушетки, которые ты трансфигурировал, не вопили от ужаса где-то в глубине своей души, возможно, даже против не были, но это не их естественное состояние. Про боевую магию сам додумаешь. А целительство — это дипломатия уровня гораздо более чуткого и глобального, чем что бы то ни было, потому что насилием там не добьешься особенных успехов. Не то чтобы я, конечно, был экспертом, но, мне кажется, это ближе всего к этой самой мудрости. По крайней мере, убедительный вариант из множества.       Драко молчал, выбитый из колеи его текучими, безмятежными рассуждениями, будто бы случайно подслушанным внутренним монологом без адресата. Он мог бы шутливо заметить: «Если ты и с Поттером делишься подобными соображениями, я могу понять, чего он такой пришибленный ходит», но правда была в том, что никто прежде не угадывал его мысли о собственной работе. Он едва ли отдавал себе в них отчет и, конечно же, не думал ни о каком возвышенном подтексте лечения переломов и инфекционных болезней, но все же, когда брался за особенно сложные случаи, те самые, от которых отказались на нижних этажах, отправив в Тридцать Седьмое во имя идеальной статистики и призрачного шанса на чудо, у него создавалось ощущение, что он… как там сказал Кейси? Занимается дипломатией? Вот именно.       — Но насилие все равно лучше? — с прозрачной улыбкой спросил Драко, понимая, что ничего не может добавить к его словам.       — Не лучше, а приятнее, — поправил Кейси, наверняка прекрасно понимающий его состояние. — Поэтому я тебя и уважаю. — Он потянулся, коснулся чужого плеча легко, почти невесомо — конечно же, еще одна иллюзия, искажение восприятия, как и тот их танец — и проговорил с очевидным сожалением: — Мне пора. Увидимся. По крайней мере, я тебя точно увижу.

* * *

      Гермиона сказала себе, что пытается изучить проблему более пристально, а не потакает слабостям, рассиживаясь перед тусклыми изображениями камер и коридоров. Заодно ей наконец удалось внимательно понаблюдать за работой больничного отсека, который давно вызывал подозрения, и наметить кандидатуру для серьезной беседы этим вечером, но особенного удовлетворения она не испытала. В комнату наблюдения постепенно переместились несколько книг, бутылка холодного чая и папка с личным делом Джой, но не таким подробным, как хотелось бы ее начальнице, потому что ответа на вопрос, какого Мерлина она так напоминает погибшую пожирательницу, там не было. Нет, папка с пергаментами была заполнена отвратительно стандартными бумагами — дипломы об окончании Хогвартса и Академии авроров, характеристики с мест работы, свидетельство о присуждении награды за отличную службу, домашний адрес, парочка больничных листов из Мунго, где Джой восстанавливалась после ранения и отравления ядовитым зельем… О ее родителях там не было ни слова. Согласно послевоенному закону, никто не был обязан указывать свое происхождение, чтобы избежать дискриминации, но на практике все всё друг о друге знали. Гермиона не могла вспомнить ни одной магической семьи с фамилией Аллисон, значит, девчонка была магглорожденной. Ничего примечательного.       В пятый раз перечитывая успевшие перемешаться страницы, Гермиона почувствовала, как запястье сдавил браслет-коммуникатор, и поморщилась. Не то чтобы воскресенье было залогом свободы от неотложных дел, и все же странная размеренность этого дня заставляла ее надеяться. Переведя взгляд на подсвеченные пронзительно-бирюзовым буквы, она почувствовала, как заколотилось сердце. Прочитав короткое послание, резко подняла голову к одному из изображений, на котором Джой, устроившись на неудобном табурете с высокими ножками, какие стояли посреди коридоров, нервно барабанит пальцами по колену, то и дело поглядывая на свой браслет. Девчонка набралась наглости просить о встрече.

* * *

      «Это исключено». — Гермиона отняла пальцы от теплой пластины браслета и с недобрым прищуром стала наблюдать, как девушка, встрепенувшись, нетерпеливо вчитывается в переданные ей строчки, потом поникает и тяжело вздыхает.       Женщина покачала головой. Наверное, та ждала извинений за ее грубость при их единственной встрече или хотела обсудить перевод на другой уровень, зарплату или мелочь вроде того. Наверняка даже не подозревает, что ходит по краю. Гермиона была разумной, очень разумной, но вся ее репутация надежного и непреклонного руководителя, при котором бардак странным образом превращался в логичную и эффективную систему, а нужные люди делали нужные вещи, стоила меньше, чем борьба с собственными тараканами, а Джой испытывала ее выдержку именно в этой непростой области. Сама того не понимая, она была соблазном, обещанием неизмеримо ярких эмоций, после которых все полетит в тартарары и начинать выстраивать жизнь придется сначала.       В этом вопросе не может быть полумер, нельзя затащить девчонку в камеру на вершине Азкабана, провести ночь на холодном сквозняке, отпустив себя на волю, а наутро стереть ей память и как ни в чем не бывало отправить на дежурство, предварительно залечив порезы и ушибы. Не потому, что та что-то заподозрит, а потому что Гермиона не сможет вернуться прежней. Придется разрушить собственную жизнь до основания, потому что многослойные, сложные внутренние запреты, клятвы и обещания самой себе не только помогали держаться в моменты, когда сил уже не оставалось, но и не дали бы ей насладиться часами, которые она могла бы выкрасть из жизни Джой. Отвращение к себе, которое она так старательно в себе взращивала, которое только и могло подействовать на затуманенный рассудок и горько, жестоко его отрезвить, отравило бы все, что Джой могла бы ей дать. Точнее, что не смогла бы защитить от нее.       Но если перестать придавать значение отвращению? Чего она хотела, мирного счастья? Не заслужила. Все, что может с ней случиться, случится, превозмогая себя же — как бы там ни казалось, а Гермиона знала, что двигаться в обратном направлении будет не легче, слишком многое она с собой сделала, чтобы получить эту жизнь. Каждый кусочек, каждое мгновение запретного будет взято с боем, и чем больше их окажется в итоге, тем сильнее будет отдача, которая неизбежно забросит в болото ненависти и брезгливого омерзения. Впрочем, она и сейчас болталась не так далеко от него, не в силах двинуться дальше, слишком упрямая, чтобы вернуться назад. Так может, все же стоит?       «Чего вы хотели?» — Гермиона отправила текст на браслет Джой и резко поднялась, не желая наблюдать за ее реакцией. В кабинете, который после комнаты наблюдения показался уютным и почти теплым, несмотря на едва-едва защищенное от холодного ветра окно, она задержалась, только чтобы набросать короткое письмо, а оттуда направилась в служебную совятню. Пять одинаковых бежевых сипух, кажется, из одного выводка, уже давно сидели без дела, потому что важные дела Гермиона предпочитала решать лично, а для коротких сообщений существовали браслеты. Но в Хогвартсе, куда она собиралась послать письмо, браслеты введены не были, к тому же она надеялась на развернутый ответ от Макгонагалл.       Привязывая пергамент к пушистой лапе безразличной птицы, Гермиона почувствовала, как ее запястье несильно сдавило, и глянула на браслет, не отрываясь от дела.       «Я могла бы выяснить личность главы контрабандистов из Уиттебли. Прикинуться заключенной и втереться в доверие к его помощнице на втором уровне. У меня был подобный опыт».       Гермиона недоверчиво рассмеялась, и недовольная заминкой сова тихо ухнула. Значит, Джой уже заскучала от тюремной жизни? А ведь и недели не прошло. Женщина взмахнула палочкой и приглушила защитные чары на окне, выпустила птицу в серую морось, потом покачала головой, коснулась браслета и отправила еще одно сообщение. Не Джой, ее глупое предложение она решила оставить без ответа, а директору Академии авроров. Не смогла удержаться от просьбы составить для ее подчиненной развернутую характеристику. Увы, ее личное дело, несмотря на свою ординарность, оказалось затягивающим чтивом, и Гермиона хотела заполучить продолжение. По крайней мере, пока она читает и использует систему слежения в личных целях, никто не страдает. Кроме ее душевного равновесия, разумеется, но и оно могло бы находиться в гораздо более прискорбном положении.