* * *
— Что это? — На памяти девушки Грейнджер впервые выглядела неподдельно озадаченной. — Это от эльфов из Аврората. Сегодня никому не до еды, так что… вот. Не обижайтесь, но тюремная кухня навевает тоску. Джой с тревогой подумала, не переборщила ли с дружелюбием. Настроение начальницы было непредсказуемым, и то, что сегодня она вела себя по-человечески, вполне могло быть последствием стресса, которое за целый день сошло на нет. Поэтому попытку накормить ее женщина может воспринять в лучшем случае как насмешку. — Я была в Мунго, — бесстрастно сообщила Грейнджер, не глядя на накрытый чарами поднос на ее столе, с которым Джой пару минут назад выбралась из камина. — Собиралась выяснить, при каких обстоятельствах туда поступил Лефевр. Но, — она вздохнула с таким смирением, что стало ясно: за ним скрывается как минимум сильное раздражение, — все либо ничего не знают, либо посылают к тем, кто ничего не знает. Подозреваю, к делу имели отношение всего несколько человек, и они связаны Обетом. Здесь мы ничего не добьемся, особенно если с Кингсли дело обстоит так же. Нужно что-то еще. Джой неловко переступила с ноги на ногу и сложила руки на груди. Не вполне ясно было, ждут от нее ответа или у ее начальницы просто завелась привычка рассуждать вслух. Судя по отрешенному взгляду — второе, да и не могла она всерьез намереваться обсудить это дело с Джой, при всем жизнеутверждающем оптимизме последней. Но о своих успехах, точнее их фактическом отсутствии, девушка все равно доложила. — Ничего удивительного, — хмуро резюмировала Грейнджер, потом посмотрела испытующе и с сомнением. — Знаешь, что такое Омут Памяти? — Разумеется. — Джой недоуменно пожала плечами. — В Визенгамоте… — Отлично, — оборвала ее начальница, поднялась, припав на ногу так резко, что девушка чуть не бросилась ее подхватить. Но Грейнджер даже не поморщилась, а быстро направилась к дальней стене, куда спускалась узкая деревянная лестница, ведущая на второй, отданный книгам ярус. Тот выдавался по периметру кабинета не больше чем на полметра и не опирался на колонны, но при этом там чудесным образом оказалось достаточно места для широких полок, прохода и для тонких, прочных стальных перил. А еще это странно уютное, спрятанное в полутьме над рабочим местом пространство принадлежало не только книгам, поняла Джой, когда поднялась следом за начальницей. Между книжными полками обнаружился незаметный проход в полупустую комнату, соответствующую помещению за одной из внутренних дверей кабинета. Короткий диван посередине, за его спинкой — внушительных размеров стеллаж со множеством выдвижных ящиков, поблескивающих, как уменьшенные цинковые гробы из маггловских новостей про войну. А рядом — знакомая чаша Думосбора. Возможно, было что-то еще, в темноте, куда не дотягивался свет. Почему здесь все время так темно, будто Грейнджер на самом деле королева подкроватных монстров, инкогнито прибывшая в Англию и отхватившая для себя и своих подданных чудную штаб-квартиру в самом сердце магической тюрьмы? Будто в ответ на ее мысли Грейнджер взмахнула палочкой, добавляя яркости светильникам, но не спешила начинать разговор, позволяя как собраться с духом, так и осмотреться. Хотя с духом все было в полном порядке: несмотря на инстинктивное нежелание возвращаться к неприятным воспоминаниям, Джой признавала, что использовать Думосбор — действительно здравое решение. И уж конечно, она не думала, что Грейнджер предлагает этот вариант из-за недоверия к ее словам. Та никогда не пыталась скрывать неприязни или подозрений, полагая это не то вредным для работы, не то просто утомительным, а сейчас в женщине были только деловитая собранность и скучающий интерес. Джой повела плечами и подошла к Думосбору, встретить который вне тщательно зачарованной комнаты, смежной с залом Визенгамота, считала попросту невозможным. Рабочее место Грейнджер вообще преподносило один сюрприз за другим, будто было оторванной от мира овеществившейся захватывающей и страшной сказкой, предлагающей гостям разгадать свод своих неочевидных правил. А может, его хозяйка просто любила окружать себя удивительными и по-настоящему волшебными вещами. — Я начну со встречи с Кеннетом, — полувопросительно проговорила она, доставая палочку, и, не услышав возражений, тщательно изгнала из головы все посторонние мысли кроме нужного воспоминания. Для этого пришлось зажмуриться, потому что присутствие Грейнджер отвлекало невероятно, но собрать события тех тридцати или сорока минут в один логически завершенный эпизод жизни, сказать себе, что готова с ним расстаться и изгнать воспоминание из головы, тут же подхватив палочкой и направив его в почти столь же естественную среду Думосбора, ей удалось довольно быстро, минут за пять. Поднимала глаза Джой с затаенным удовлетворением — свидетельствовать в Визенгамоте ей приходилось не больше десятка раз, и Думосбор использовали всего однажды, так что она считала, что справилась прекрасно, — но Грейнджер, казалось, даже не замечала ее действий, погруженная в свои, совсем не веселые размышления, и встрепенулась, только когда Джой шагнула в сторону, опуская палочку. — Хорошо, — кивнула она скорее самой себе, и ее сжатые губы не предвещали ничего хорошего, но когда Грейнджер наконец посмотрела на девушку, холод ушел из ее взгляда. — Можешь остаться на ночь в свободной камере на нижнем уровне. — А вы? — спросила Джой, понимая, что понятия не имеет, где ее начальница проводит ночи. — Вас ведь он тоже мог запомнить. Будете здесь? А вот теперь ее взгляд стал совсем живым. — Неужели ты думаешь, что я не могу о себе позаботиться? — Казалось, Грейнджер всерьез была возмущена. Что ж, гораздо лучше, чем брезгливая неприязнь. — У меня не было случая в этом убедиться, — честно ответила Джой. — К тому же вы сами сказали о том, что Шеклболт недооценил… — А вместе мы, уж конечно, всех победим. — Четко очерченные губы изогнулись в ироничной улыбке, и девушка утвердилась в мысли, что Грейнджер не намеревается прятаться за надежными стенами тюрьмы. — Мисс Грейнджер, моего бывшего начальника сегодня едва не зарезали. По-моему, это вполне серьезный повод поостеречься. — Джой сложила руки на груди, ожидая, что сейчас ее попытаются выставить. — Думаешь, этот дикарь со своими зомби нападает исключительно на твоих начальников, и ты решила беречь меня, как следующую возможную жертву? — Женщина рассмеялась, впервые на памяти Джой, коротко и отрывисто, будто давно разучилась это делать. А потом посерьезнела так резко, что та стремительно обернулась и едва не выхватила палочку, решив, что за ее спиной образовалась неведомая опасность. Когда же она убедилась, что они по-прежнему одни, Грейнджер уже передавала сообщение, приложив пальцы к браслету, и Джой, отстраненно отметив, насколько тонкие у нее запястья, подошла ближе, ожидая объяснений. Но женщина, казалось, ее не видела, нервно барабаня пальцами по изогнутой ручке трости и не отрывая взгляда от металлической пластины. Наконец на нем высветилось сообщение, и Джой прочитала под неудобным углом: «Труп Тредса тщательно заперт и охраняется, мне тоже пришло это в голову. Пейдж». Грейнджер коротко выдохнула, слабо улыбнулась и подняла глаза на подчиненную. С легким недовольством объяснила: — Я вдруг поняла, что у убийцы было некоторое время, чтобы зачаровать тело Министра так, как он сделал с теми несчастными. И если бы через какое-то время он начал разгуливать по Министерству… Но у Шеклболта толковый заместитель. Джой едва не брякнула, что никогда не подозревала в Пейдже такого же параноика, а потом, обдумав ситуацию еще раз, покрылась мурашками. А ведь действительно… — Значит так. — Грейнджер прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на деле. — Ты проведешь обход от моего имени. — Девушка, прекрасно понимая, что ее собираются выставить, хотела возмутиться, но строго поднятая рука ее почему-то остановила. — Вернешься через час, а там решим. Возможно, тебе полезно будет пересмотреть воспоминания, если я ничего не найду. Начальник смены сегодня Эрик, он дежурит на первом уровне, в левом от лестницы крыле. Пусть покажет тебе все, на что стоит обратить внимание. — В чем смысл проводить обход вместе с тем, кто отвечает за порядок и в случае чего будет нести ответственность? — нахмурилась Джой. — Я ведь действительно не знаю, куда смотреть, а он может… Грейнджер смотрела… сложно. — Что «он может»? — терпеливо, с поистине ангельским смирением переспросила она так, что в комнате как будто похолодало. — Скрыть от тебя загаженные коридоры и камеры, по самый потолок забитые несвежими трупами? Крыс в столовых, избитых заключенных? — Джой молчала, не представляя, что должна сказать. — У тебя странное представление об Азкабане, — покачала головой женщина, и ее голос стал всего лишь слегка раздраженным. — Кажется, я уже говорила тебе, зачем надзиратели нужны заключенным. Осознание, что их побега опасаются, что авроры не спят ночами, чтобы не позволить им воспользоваться какой-нибудь лазейкой, которые видятся им тут и там, помогает им держаться. Потому что на самом деле даже без охраны у них не было бы ни малейшего шанса, и вот это угнетает по-настоящему. — От тона, каким она это произнесла — не мстительное удовлетворение, а безнадежная тоска — девушке стало не по себе. — С обходами то же самое. Я и так знаю, что все идеально. Если что-то пойдет не так, мне тут же сообщат, причем не сплетники, а сам виновник. Но обходы нужны заключенным. Поэтому потрудись сделать серьезное лицо и провести очень дотошный обход. Жду тебя через час. Когда дверь кабинета хлопнула и в меру озадаченная Джой отправилась исследовать замок, Гермиона провела рукой по волосам и приблизилась к Думосбору. Удовлетворение от того, как ей удалось совместить полезное с необходимым — выставить Джой, чтобы не оказаться перед ней абсолютно уязвимой, погрузившись в воспоминание, и одновременно пристроить ее к делу, — почти мгновенно улетучилась, оставляя только неприятную тяжесть в голове и липкую тревогу. Гермиона настолько привыкла видеть в Думосборе одно-единственное воспоминание о заключении в Малфой-мэноре, что ладони прошило нездоровой дрожью, когда она коснулась прохладного края чаши. Нужно же было до такого себя довести… Она медленно опустила лицо в густое газообразное вещество так, будто не имела физической возможности отложить это даже на лишнюю минуту, иначе это растянулось бы еще надолго. Мягкий серебристый свет не слепил глаза, а может, Гермиона просто привыкла, раз за разом погружаясь… Не важно. Воспоминание захватило ее, и спустя мгновение головокружения в состоянии абсолютной неопределенности она оказалась в длинном коридоре, квадратным тоннелем устремившемся к помещениям Аврората. Впереди маячила алая мантия, очевидно, аврора по имени Кеннет, а рядом шагала облаченная в такие же одежды Джой.* * *
Обход подарил Джой сразу несколько открытий: для начала, первый уровень находился не около арки входа, выходящей на каменистый берег и темное, неприветливое море, а на подземном этаже. В отличие от коридоров в стенах каменного колодца и камер, выходящих прямо во двор, он был уютным, светлым, гораздо более теплым и чем-то напоминал общежития Академии. Надзирателей здесь было намного больше, чем на верхних уровнях, которые соответствовали возрастанию тяжести преступления. Пятый занимали пожизненно заключенные, первый, соответственно, заключенные до трех лет, и если руководствоваться теорией Грейнджер, обилие людей в форменных мантиях должно было помогать заключенным за не слишком значительные преступления чувствовать себя полноценными людьми. И, прогулявшись по тем коридорам в поисках Эрика, Джой поняла, что это действительно правильно. Многие из заключенных здесь не совершили ничего непростительного и после наказания вполне могли бы вернуться к жизни в обществе. Но проведи они эти годы, к примеру, на три уровня выше, где работала Джой, — и вернулись бы они сломленными, просто потому что были слишком… светлыми и неподготовленными. А плодить самоубийц и озлобленных маньяков явно не входило в функции тюрьмы. Другое дело те, кому режим и ряд ограничений, на взгляд Джой, вполне щадящих, покажутся каникулами. Если подобная организация была заслугой Грейнджер, то ей впору было выдавать орден Мерлина. Второй. Эрик, годившийся Джой в крайне энергичные дедушки, ничуть не удивился поручению начальницы и за следующий час, под конец которого у девушки начали гудеть не только голова, но и ноги, поделился с ней огромным количеством информации о порядках в тюрьме. С его слов все выходило настолько невероятно складно, что Джой даже засомневалась в его искренности. Впрочем, увиденное подтверждало слова Эрика, а она все никак не могла вообразить, как сложная система, в основе которой стояли самые разные люди, которая по всем законам должна сбоить по меньшей мере ежедневно, работает настолько слаженно. Да одна только политика отношений с подчиненными должна была превратить Грейнджер в тирана, ненавидимого каждым обитателем Азкабана, и переводить сюда надзирателем должны были в наказание, а не как Джой — после долгих месяцев ожидания свободного места. А вот поди ж ты. Под конец обхода, когда они спускались вниз, девушка все-таки спросила Эрика, что он думает о начальнице. Мужчина взглянул с едва различимой хитринкой в темных глазах под густыми бровями. «Строга, — наконец сказал он, когда Джой смирилась с тем, что ответа не последует, — особенно со своими. Но так ведь важное дело делаем». И ничего больше не добавил, словно все и так было очевидно. Поэтому в кабинет Грейнджер она возвращалась с еще большим количеством вопросов и морем информации, которую со временем намеревалась уложить в голове. Дверь была открыта, но женщины, с изумлением поняла Джой, нигде не было. Она осмотрела первый и второй ярус, поостерегшись заглядывать за двери, и остановилась перед письменным столом в замешательстве. Если бы Грейнджер собиралась улизнуть от ее непрошеной заботы, не стала бы оставлять кабинет открытым. И хотя новые коллеги утверждали, что эта дверь открыта вообще всегда, Джой была уверена, что это всего лишь преувеличение. А теперь… Грейнджер вышла из камина почти неслышно, но она все равно обернулась. Зеленое пламя полыхало в высокой и просторной нише, такой же черной, как стены, и лишенной всякой отделки, а потому сливающейся с ними. Пламя там, на памяти Джой, никогда не горело, так что неудивительно, что прежде она не замечала камина. — Закончила? — то ли спросила, то ли констатировала женщина. — И как? Ответ нашелся не сразу. Она должна доложить по форме или выразить восхищение проделанной начальницей работой? С одной стороны, та осведомлена, что все в порядке, с другой… она ведь затеяла это не с тем, чтобы похвастаться. — Впечатляюще, — наконец выразила Джой свое маловнятное, зато искреннее мнение. — Пожалуй, — не стала спорить Грейнджер, осмотрела форменную мантию на предмет сажи и наконец присела за стол. — Минут через двадцать мне должны доставить бумаги, нужно подождать, — ответила она на немой вопрос и трансфигурировала знакомый стул из знакомого же пера. — Присаживайся. — А Думосбор? — Джой села боком и едва ли не с умилением любящей бабушки принялась наблюдать, как ее начальница придирчиво изучает содержимое подноса, врученного аврорскими эльфами. — Хочешь посмотреть? Интересный вопрос. Вообще-то она спрашивала о результатах самой Грейнджер, но… — Наверное, нужно, — нехотя кивнула она наконец. — На самом деле едва ли. Но если есть желание — Думосбор в твоем распоряжении. В любом случае следует забрать оттуда воспоминание. — Его можно было бы сразу передать аврорам… — начала девушка, но Грейнджер строго покачала головой: — Чуть позже. Значит, все-таки что-то нашла. — Если вы говорите, что в этом нет смысла, значит, ни к чему терять время, — решила Джой и обняла рукой спинку стула. — Удивительная доверчивость. — Гермиона фыркнула, отделяя кусочек пирога от идеального круга. — У меня были хорошие учителя. Женщина уставилась на нее с таким неподдельным интересом, что пришлось объяснять: — Важно доверять напарникам. Этому учат в Академии. — И как же? — По-разному. В основном натаскивают защищать напарников, которым положено доверять. Когда ты уверена, что будешь защищать их не задумываясь и с немаленькими шансами на успех, а они подготовлены аналогично, проще полагаться даже на незнакомцев. — То есть никаких психологических тренингов и проникновенных разговоров? Как у магглов, — попыталась объяснить Грейнджер, но было и так понятно. — Я смотрела по телевизору, — кивнула Джой. — И думаю, что в этом нет никакого смысла. Суть не в глупой и необоснованной уверенности, что все будет хорошо. — Она подумала и негромко добавила: — И не в том, чтобы расслабиться и быть готовой к чужой ошибке, смириться с тем, что нашла такую работу, где в любой момент могут убить, потому что напарник — всего лишь человек. — Джой помолчала, водя пальцем по краю стола. — В общем, суть в том, что нужно знать: тебя способны прикрыть, а не просто хотят. Тогда работать становится легче. Грейнджер задумчиво посмотрела ей за спину, легко смахнула с губ невидимые крошки, потянулась к небольшому чайнику и, наполнив одну из чашек, поставила ее перед собеседницей. — Звучит слишком хорошо, — спокойно проговорила она, наливая чай и себе. — У меня был… знакомый, тоже аврор. Он уволился лет пять назад, и не он один. А зная этого человека, работа должна быть действительно паршивой. — А доверие между напарниками не имеет никакого отношения к приятности, — возразила Джой, отпивая чай, на этот раз горячий, но снова слишком сладкий — как же быстро она отвыкла. — Можно задерживать несовершеннолетних проституток из Лютного или расследовать тройное убийство в загаженном домике среди мух и паразитов и при этом быть уверенной, что если из-под гнилого дивана выползет пособник убийцы, то его оглушат прежде, чем он вцепится тебе в шею, а у сутенера не будет шанса подсунуть тебе какую-нибудь мерзкую зачарованную дрянь в качестве мести. — Грейнджер посмотрела на нее оценивающе, но ничего не сказала. — Тот человек был из старой гвардии? Ну да, получается, так. Их так называли, — объяснила Джой в ответ на ее недоумение. — Из них действительно многие уволились, когда пришел Шеклболт. Грейнджер склонила голову, помрачневшая и задумавшаяся. — Полагаешь, дело в том, что они не умели доверять? — с сомнением спросила она. — Были одиночками? — Они были героями в первую очередь, — горячо возразила Джой. — Победили на войне. — Разве такой опыт не должен идти на пользу аврору? — Казалось, она прекрасно знает ответ, просто хочет услышать мнение подчиненной. — Умению воевать и делать работу — несомненно. Но… — Девушка задумалась, мучительно подбирая слова; казалось очень важным донести до Грейнджер свою точку зрения и при этом не задеть. — Я думаю, чтобы бороться со злом, которым был Волдеморт, нужно самому в какой-то мере перенять его методы. Это правильно, иначе никак, но в мирной жизни это выходит боком. Меня там не было, я еще училась в школе, но говорят, после войны Аврорат был темным местом. — А сейчас стал светлым? — без улыбки спросила женщина. — А сейчас там следуют правилам. Это не худший вариант, когда приходится заниматься тем, чем приходится. Я не говорю, что те, кто ушел, вели себя недостойно… Думаю, дело было наоборот. Они отвоевали нам страну, а потом… — Не смогли остановиться, — мрачно кивнула Грейнджер. — Наверное, ты права. Это похоже на Рона. И… Мне приходилось увольнять кое-кого из тех, о ком ты говоришь. — За что? — осторожно поинтересовалась Джой, догадываясь. — Жестокое обращение с заключенными, отсутствие дисциплины, пренебрежение к руководству… — скучающе перечислила женщина. — Они полагали, что тюрьма принадлежит им, и очень забавлялись, когда их начальницей назначили девчонку, пусть и, — она криво усмехнулась, — героиню войны. Джой грела руки о чашку и слушала, затаив дыхание. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы обещанные документы доставили, не позволив закончить разговор. — А я тогда не слишком умела и хотела общаться с людьми, — продолжала начальница. — А было бы неплохо. Дементоров здесь не было уже тогда, но что толку, если люди справлялись не хуже? Надо было что-то делать, и, боюсь, я не с того начала. В первый год здесь шла постоянная война — люди саботировали работу, изводили заключенных, случилось несколько дуэлей… — Между надзирателями? — И мной, — невесело хмыкнула Грейнджер. — К счастью, на моей стороне был Шеклболт. Как-то справились. Перестроили Азкабан, сам замок, я имею в виду, многое изменили… — Мне нравится, как здесь все сейчас стало. — Джой улыбнулась и отпила из чашки. — Удивительно, что все работает. Женщина склонила голову, улыбаясь одними глазами с чуть расширенными от полутьмы зрачками, и стало вдруг пугающе ясно, насколько же ей не по себе от утреннего нападения и связанных с ним проблем, раз она вдруг стала настолько откровенна. Видимо, в сравнении с настоящим прошлое теперь не казалось таким уж ужасным, хотя оно, несомненно, было, и за этой иронией скрывались годы непосильной работы в нечеловеческих условиях. И понимая все это, Джой всерьез опасалась спрашивать, как дела в Министерстве. — Ну раз тебе нравится, значит, не зря старались, — ехидно резюмировала Грейнджер, и в этот момент за окном материализовалась сова, усаживаясь на каменный выступ и бесшумно разевая клюв. Женщина взмахнула палочкой, пропуская ее сквозь стену заклинаний, а следующим движением накрыла чарами и сдвинула в сторону поднос, на место которого тут же приземлилась покрытая моросью и весьма недовольная птица с крупным свертком на лапе. В свертке обнаружился перевязанный бечевкой пергамент, исписанный безликим почерком, какой давали некоторые копирующие заклинания и самопишущие перья, и две колдографии. Внимательно рассмотрев их, Грейнджер не глядя подтолкнула черно-белые прямоугольники к Джой. С них смотрел ничем не примечательный молодой парень, темноволосый, большеглазый, смутно знакомый. Она потерла лоб, всматриваясь. Действительно знакомый, будто она просто не обращала внимания на периодически мелькавшего перед глазами человека. Не аврор, это точно, и вряд ли заключенный, по крайней мере, сфотографирован без номерной таблички. Черт. Буквально ведь недавно думала… — Кто это? — Джой оторвала начальницу от чтения, вспомнив, наконец, где видела это же лицо, только искаженной животной злобой. Так же выглядел человек, нависавший сегодня утром над Шеклболтом с широким, зазубренным с одной стороны ножом. Желудок неприятно сжался. Грейнджер вздохнула, прочитала еще несколько строчек, бегло просмотрела остальные записи и задумчиво проговорила: — Его зовут Юджин. Юджин Тредс. Племянник нашего погибшего Министра, студент Академии Авроров, сирота, идеальная репутация. В Академии не появляется уже месяц, вроде бы с одобрения директора, но заявление вполне может быть написано задним числом… Как тебе это нравится? — Видимо, — нахмурилась Джой, — убийце хотелось дополнительно помучить Министра перед смертью, поэтому он принял облик его племянника. — То есть ты исключаешь, что это семейная драма? — Думаете, этот юноша заключил союз с гаитянами, чтобы они помогли ему избавиться от дяди? Было бы очень странно. Но я не знакома с ним, не могу судить. А вы? — Впервые вижу. — Как тогда… — Девушка кивнула на бумаги. — Ты ведь должна понимать, как легко найти человека, если он имеет отношение к государственной службе, — туманно ответила Грейнджер, свернула пергамент и неслышно побарабанила пальцами по столу. — Займемся этим завтра. Мне не слишком хочется соваться к нему домой среди ночи, пусть даже в маггловский район. — Можно вызвать авроров, — предложила Джой. — И они поднимут шум… нет уж. — Тогда разрешите присоединиться хотя бы мне. — В голове тут же выстроилась цепочка рациональных и убедительных аргументов, но она не понадобилась. Грейнджер только бросила долгий взгляд, кивнула, поднялась и направилась к выходу. — Если не собираешься оставаться в Азкабане до утра, пойдем со мной.* * *
Гермиона потащила Джой с собой в отель совершенно спокойно и осознанно. Возможно, это сделает ее бессонницу чуть более мучительной, но не настолько, как если бы девчонка отправилась в эту свою деревню. Довольно запоздало Гермиона признала, что по-своему шокирована и убийством Тредса, и тем, как бессовестно неизвестный обошелся с мертвыми, сегодня всполошившими Министерство. Это было не просто жестоко, а мерзко, и женщина была по-настоящему взбешена. Немного успокаивало то, что в Министерстве удалось быстро навести порядок, и заместитель Шеклболта вместе с двумя помощниками Министра провели пресс-конференцию, в которой объявили о случившемся со сдержанной скорбью. На самом деле и смерть Министра, и нападение на Шеклболта вполне можно было бы скрыть, но после долгих обсуждений, во время которых эти трое, Гермиона, несколько глав отделов и влиятельнейшие члены Визенгамота умудрились почти не повышать голоса, было принято решение не давать убийце такого преимущества. Пока это было возможно, следовало быть честными с людьми, иначе в решающий момент на их доверие рассчитывать бы не пришлось. Британцы и так были встревожены не только новостями, но и тем, что со страниц газет с ними разговаривает не проверенный Шеклболт, а его подчиненные. Впрочем, пока Кингсли жив, все не так плохо. Главное, чтобы так и оставалось. Больше всего на свете Гермионе хотелось бы пообещать себе, что больше никто не умрет. Жаль, что это было бесполезно. Но кое-что она все же могла сделать, например, позаботиться о Джой, а заодно и о себе. Потому что девчонка… как там она говорила? Не только хотела, но и была способна прикрыть спину. О себе Гермиона не могла сказать того же самого — она была именно из тех одиночек, от которых предпочитали избавляться, — но собиралась постараться. Однонаправленный барьер не позволял аппарировать прямо в номер, поэтому пришлось пройти мимо ресепшена, откуда девчонка-администратор бросила короткий взгляд на с любопытством озирающуюся спутницу Гермионы. Женщина провела здесь всего несколько ночей и каждый раз бывала вполне вежлива, поэтому персоналу не приходило в голову шарахаться при ее появлении. Почти приятно. Пока они поднимались в лифте, Джой явно все собиралась задать вопрос, но каждый раз себя обрывала. И Гермиона не стала ей помогать — не то из любви к мучительству, не то оттого, что на сегодня, кажется, исчерпала запас неизвестно откуда взявшегося добродушия. Наверное, это все был стресс, а еще смутные соображения о том, что девчонке и так за сегодня досталось. Что ни в коем случае не было поводом для праздной болтовни, и все-таки… к черту. Номер был не слишком большим — спальня, ванная, гостиная. Последняя обычно казалась бесполезной, а сейчас радовала наличием там широкого и мягкого дивана. Значит, можно будет обойтись без трансфигурации, устраивая Джой на ночь. Все же здесь Гермиона старалась не колдовать, ограничиваясь простенькими сигнальными чарами на дверях и окнах да аппарационным барьером, без которого было не обойтись. Джой быстрым взглядом оценила некоторое количество личных вещей на столике под зеркалом и все-таки не выдержала: — Почему здесь? — Ну надо же мне где-то ночевать, — пожала плечами Гермиона, стягивая мягкую мантию и расшнуровывая кроссовки. — Вот что. — Она выпрямилась, поправляя блузку. — Постарайся не колдовать, от этого в соседних номерах барахлит техника, и в коридоре начинается беготня. И располагайся. Где-то на подоконнике есть телефон, если вдруг что-то понадобится. И она скрылась в своей спальне, прикрыв дверь, на этом посчитав свою задачу выполненной. Упала на застеленную кровать, подтянула штанины просторных брюк и согнула колени, блаженно прогибая одеревеневшую за день спину. Ладони заскользили по синтетическому покрывалу, мышцы зазвенели от напряжения, а потом расслабились до невыносимо приятного покалывания. Неужели этот невозможный день действительно подошел к концу?* * *
Грейнджер вышла из спальни минут сорок спустя, когда Джой почти успела задремать под включенный телевизор. Прежде она всегда изучала маггловские программы с интересом, но то ли вечерние новости не шли ни в какое сравнение с ее повседневностью, то ли она просто устала до крайности — но от тихого звука открывающейся двери слегка вздрогнула и вроде бы даже уловила ускользающий сон. А может, просто не сразу поверила своим глазам. Волосы Грейнджер были высоко и небрежно заколоты, их кончики завивались от влаги. На порозовевшем от теплой воды лице не осталось ни следа косметики, а строгий брючный костюм сменился просторным белым халатом, очень пушистым и чуть великоватым, из-за которого стройные босые ноги казались почти по-детски тонкими. Почему-то смотреть на ее хрупкие лодыжки было почти физически больно. — Ванная свободна, — негромко сообщила Грейнджер и прислонилась к косяку, прислушиваясь к голосу диктора, который сообщал о намечающемся похолодании. — Спасибо, — растерянно кивнула Джой, следя, как она обходит комнату и устраивается на дальнем конце дивана. Нужно было вставать и куда-то двигаться, но такая перспектива казалась совершенно нереальной. Джой повернулась к начальнице, та взглянула недоуменно. — Что? — Каким он был? Министр, я имею в виду, — почти помимо воли задала она вопрос, который крутился в голове последний час. — Вы ведь работали вместе. На помолодевшем, домашнем и беззащитном лице недовольство выглядело чужеродным и неубедительным. Грейнджер помолчала, рассматривая темную диванную обивку, потом вроде бы всерьез озадачилась вопросом. — Обаятельным и некрасивым, трудолюбивым, немного наивным и порывистым, но понятливым и дипломатичным, — наконец перечислила она, и в тихом голосе звучала горечь. — Британия многое потеряла с его смертью. Фраза скорее уместна на официальной церемонии прощания, чем в такой обстановке. Впрочем, что еще можно сказать о человеке, которого знаешь только по работе? — У него был только племянник? Этот… Юджин? — Да. — Грейнджер помолчала. — Наверное, не нашел времени или просто хотел быть один. После войны не каждый решается… Джой едва не спросила «и вы поэтому одна?», но сдержалась. Глупо лезть к человеку, который всего-то пытается оградить тебя от неприятностей из чувства долга или смутной признательности. И то, что их сейчас объединяет неопределенная, давящая скорбь — не по другу, а по неплохому лидеру, ничего особенного не означает. Объединяет она сейчас практически всю страну. — А кто теперь станет Министром? — тихо спросила девушка, невидяще глядя в экран. — Думаю, Кингсли найдет, кого поддержать. — Незаменимых, получается, нет? — понимающе и мрачно усмехнулась она. — Только если это не Кингсли, — согласилась Грейнджер в тон ей. — Вам разрешили поставить рядом с ним стражей Азкабана? Женщина слабо фыркнула, без малейшего превосходства, просто констатируя факт: — Разве они могли мне отказать? Джой даже думать над этим не стала. В том, что ее начальница всегда добивается своего, было что-то успокаивающее. Она безразлично понаблюдала за тем, как лицо холеного и крайне озабоченного диктора сменяется заставкой, а потом пестрым рекламным роликом, убавила звук почти до нуля, отложила пульт и осторожно поинтересовалась: — А можно последний вопрос? И я оставлю вас в покое. — Она решила идти до конца, раз уж так получилось, что сейчас имеется такая возможность. Изумленное неверие было нарочитым и неправдоподобным, словно Грейнджер ленилась стараться, придавая своему лицу издевательское выражение. — За что вы превратили в камень мадам Дюбе? — «За что», — усмехнулась она. — То есть вариант, что мне просто захотелось украсить свой кабинет, ты не рассматриваешь? — При всем моем уважении к мадам она кажется не лучшим выбором. — Действительно… — Грейнджер подавила зевок, на секунду прикрыв глаза. — Там была довольно забавная история. — Она помедлила, потом ее лицо приобрело лукавое выражение. — Расскажу, когда убийца Тредса окажется за решеткой. Или еще как-нибудь закончит свои похождения. Джой нахмурилась, соображая, что она хочет этим сказать. Подбрасывает мотивацию или придумала забавную отговорку? В конце концов девушка решила считать это приглашением на еще один разговор, подавила улыбку и поднялась с дивана. — Спасибо, — тихо сказала она, остановившись на полдороге в ванную. — Серьезно, спасибо. Из-за вас этот день получился не таким ужасным. — И все-таки не смогла не улыбнуться, когда Грейнджер убрала руку со спинки и изобразила небрежный, но крайне церемонный поклон, щуря осоловевшие глаза.* * *
Ночью Гермионе пришлось нелегко. Темнота под сомкнутыми веками, привычная и уютная, пузырилась грязными потеками, будто облитая едкой кислотой, расползалась рваными белыми клочьями, которые двигались, наступали, обволакивали… За ними оказались реки крови, отпечатавшиеся на сетчатке утром и дождавшиеся своего часа на задворках памяти, куда их решительно задвинули, рассудив, что время скорби еще придет, а сейчас нужно действовать. И ближе к полуночи все, от чего удавалось отгораживаться в течение дня, дождалось своего часа. Гермионе казалось, что она чувствует соль и железо на языке, а влажное тепло и мерные толчки в такт последним ударам чужого сердца — всем продрогшим телом. Это не она убила. Это не она умирает. Сны, пришедшие на смену смутному полузабытью, оказались более осмысленными и намного более мерзостными. Кабинет Министра, три окровавленных мертвых тела на светлом полу и еще три — опухших, с отчетливыми следами разложения на перекошенных злобных лицах — стоящих вокруг них. Они смотрели на Гермиону в упор, не моргая и не отводя выпуклых, мутных глаз, а она не могла оторваться от тел Кингсли и Джой, лежащих рядом с Бертрамом Тредсом. Оба в потемневших от крови алых аврорских мантиях. А ведь она так и не вернула девчонке ее форму, оставленную в палатке, и даже не выдала новую. Наверное, к лучшему. Гермионе еще никогда не приходилось видеть кровь на введенной ей одежде. «А я ведь дала тебе еще один шанс, девочка моя. — Грудной, полный насмешливого сожаления голос Беллатрисы раздался у самого уха. — А ты как обычно…» Усилием воли Гермиона выдернула себя из кошмара. Тонкая футболка промокла от пота, одеяло сбилось, пальцы ног замерзли и были отвратительно ледяными. Женщина провела рукой по волосам и села, надеясь, что так сердце скорее успокоится. Раньше переносить чужие смерти было легче. Толстый анатомический матрас тихо скрипнул, когда она поднялась. Ступая босыми ногами по прохладному полу, Гермиона захватила со стула свою рабочую мантию, завернулась в нее как в халат и неслышно вышла из комнаты. Гостиная была залита белым светом уличного фонаря на парковке: задернуть шторы никто так и не потрудился. На диване, небрежно застеленном доставленной горничной простыней, крепко спала Джой, сунув под щеку подушку в свежей наволочке и накрывшись до пояса тонким покрывалом. Черный спортивный топик открывал отчетливо выделяющиеся мускулы и мерно вздымающийся живот, почти трогательно беззащитный, собранные в небрежную косу вьющиеся волосы черной змеей были перекинуты через плечо. Ногу свело короткой судорогой, когда Гермиона присела прямо на ковер. Ей требовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после кошмара, и несомненные свидетельства доброго здравия Джой были очень кстати. Жаль, что каждое ее неприятное пробуждение не происходило в настолько удачных обстоятельствах и приходилось справляться самой. Причем сны чаще оказывались менее прямолинейными, сводя с ума ненавязчиво, исподволь, так что пробуждение не казалось гарантией окончания тягостной череды отвратительных видений и безвыходных ситуаций. Что по трезвому размышлению вполне соответствовало правде. С такой точки зрения эту ночь вполне можно было назвать счастливым исключением. И все же от воспоминания о мертвых телах, врезавшихся в память с издевательской четкостью, Гермиону ощутимо передернуло. Следовало вернуться в спальню и заняться делом, раз уж она проснулась, но женщина дала себе еще минуту. В полутемной гостиной было подкупающе мирно, а ровное дыхание спящей почти гипнотизировало. Протеже Гарри, воспитанница Кингсли, племянница Беллатрисы. Ужасно одинокая девчонка и прекрасный аврор, и все это на ее, Гермионы, диване, едва заметно хмурится во сне. Она бросила последний взгляд в расслабленное лицо и осторожно поднялась, стараясь, чтобы травмированная нога не подвела. А потом захватила свою обувь из прихожей и вернулась в спальню, на ощупь застегивая мантию и пропуская спутавшиеся волосы сквозь пальцы.* * *
Гермиона аппарировала прямо ко входу в Мунго, зевнула, не раскрывая рта, и прошла в вестибюль, удовлетворенно замечая, что охранным заклинаниям добавили силы, а у лестниц и лифтов стоят авроры. Женщине они только кивнули в знак приветствия, но, ступая в кабину, она заметила, как один из них коснулся браслета. А вот на нужном этаже к ней присмотрелись уже внимательнее. И не только присмотрелись. Едва Гермиона шагнула из лифта, как две фигуры — алая и дымчато-сизая, ожидавшие ее метрах в пяти, среди кресел для посетителей и около пустующей стойки медсестры — одновременно шагнули вперед. Перед ними маслянисто поблескивала граница щита, и Гермиона всерьез озадачилась тем, как станет доказывать, что пришла по своей воле, когда уловила справа быстрое движение — а следом ее скрутило болью, сравнимой с Круциатусом, правда, всего на мгновение. — Простите, мисс Грейнджер, — виновато проговорил тот самый третий, деликатно придерживая ее за локоть и помогая устоять на ногах. — Это пока единственный вариант. Гермиона медленно выдохнула, сказала себе, что палочку стоит оставить в предназначенном для нее креплении, и крепче сжала трость, опасаясь все-таки огреть ею — она присмотрелась — Шона. Значит, действительно не стоит. — Единственный вариант? — ровно спросила она, тщательно следя за твердостью голоса. — Контрзаклинание? — Всего лишь способ выявить заколдованных, — вздохнул аврор. — Единственное полезное открытие невыразимцев: это заклинание подчинения воздействует на определенные участки мозга и захватывает часть болевых центров. — Заколдованные не чувствуют боли? — Только определенного рода. Того, что вы сейчас испытали. Еще раз прошу прощения. — Забудь, — отмахнулась Гермиона и двинулась по коридору рядом с Шоном, а двое авроров, обследовав и отправив лифт вниз, двинулись следом. Удивительно слаженно, значит, идея была неплоха. И все-таки она уточнила: — Все спокойно? — Вполне, — подтвердил мужчина. — Каждые пять минут связываемся с постом в палате, каждые полчаса меняемся. Двое там, четверо здесь. Плюс двое невыразимцев, но один сейчас отлучился в лабораторию. Еще двое авроров в вестибюле. А что-то произошло? — Шон не подавал виду, что обратил внимание на помято-домашний облик начальницы, но она и сама понимала, что визит выглядит странно. — Никаких новостей, — заверила его Гермиона. — Просто стало любопытно, не передрались ли вы с ребятами Шеклболта. — Она мысленно хмыкнула, понимая, что прежде никогда не разговаривала с Шоном в таком тоне. Не иначе как от Джой нахваталась. Зато Шон едва ли не впервые на ее памяти позволил себе улыбнуться. — Мы ведь тоже в какой-то мере ребята Шеклболта, уж точно были ими. А это что-то да значит. Гермиона в который раз вспомнила тот разговор с Джой. — Что напарников и вы, и они будете прикрывать автоматически и весьма успешно? — зачем-то повторила она. Шон задумался, останавливаясь у палаты, потом чуть удивленно кивнул: — Да, наверное, я именно это имел в виду. Проходите. И Гермиона шагнула в светлую, будто залитую солнцем палату, где между двумя длинными столами с записями и внушительными фолиантами стояла широкая кровать.* * *
Джой не поняла, что ее разбудило, но вот она лежала на непривычно мягком диване, а вот в одном белье, босиком и с палочкой наизготовку крадется к входной двери. Вот привыкший к темноте взгляд выхватывает чужую фигуру и палочка замирает в полуметре от чьей-то переносицы. К счастью, произнести оглушающее она не успела. — Мисс Грейнджер? — недоверчиво переспросила Джой, разбирая досадливый вздох. — Ну и какого Мерлина тебе не спится? — почему-то шепотом поинтересовалась женщина и включила свет, тут же зажмурившись. Джой быстро оглянулась в сторону спальни и запустила туда Ревелио. Разумеется, там было пусто. И это казалось почти обидным, будто бы действительно было лучше, если бы это некто под обороткой пробирался в номер, а не Грейнджер возвращалась с прогулки. — Это что же сегодня за ночь, что меня принимают то за зомби, то за самозванку? — вздохнула она нарочито ворчливо. — Все настороже, — пожала плечами Джой. — К тому же приличные люди в такое время спят в своих кроватях, а не… — Джой бросила суровый и растерянный взгляд на ее ноги в простых синих джинсах. — «Приличные люди», — передразнила ее Грейнджер, криво улыбаясь, разулась и сложила руки на груди. — Какая чушь только не приходит в голову спросонок. Палочку-то опусти. — Что-то случилось? — наконец спросила девушка, сообразив, что причина, вытащившая ее начальницу из кровати посреди ночи, должна быть весьма веской. — Ничего не случилось, — эхом отозвалась Грейнджер. — Я была в Мунго, потом достала нам материал для Оборотного и форму патрульных полицейских. Так можно будет наведаться к младшему Тредсу, ничем себя не выдавая. А сейчас, — она обвела полуголую Джой красноречивым, почти укоризненным взглядом, так что та едва не покраснела, — ложись спать. На сегодняшнем дежурстве тебя подменят.* * *
Было душно и как-то муторно, и Гарри постарался собраться. Это удалось с трудом и не сразу, но все же на тихом и прохладном дне моря неразрешимых дилемм, смазанных ощущений и бессмысленных озарений, которое неизбежно затянуло его в свою глубину, он уловил и заставил себя сохранить шаткое состояние равновесия и тишины. Он снова мог думать, и мысли больше не спешили разбегаться причудливыми фантастическими созданиями, щекоча виски и безболезненно прорастая сквозь плоть. Спустя время он решился открыть глаза, и недавняя изматывающая кутерьма незаметно стерлась из памяти. Стало спокойно, почти скучно. А потом он увидел Северуса. Тот тоже смотрел на него, и Гарри принял это как должное. Внимание Снейпа никогда не оставляло его равнодушным, но времена, когда он вспыхивал праведным гневом и упрямо сверлил его взглядом в ответ или прятал глаза, давно миновали. Теперь оно просто грело душу, даже когда предвещало споры или мелкие неприятности. Главное, внимание не было откровенно враждебным — собственно говоря, никогда таковым и не бывало, даже на первых курсах, — а все остальное было просто особенностями их характеров и взаимоотношений. Сейчас во взгляде Северуса помимо появившейся после войны расслабленности и легкого любопытства, которое вспыхивало ярче в постели или на пороге дуэли из-за какого-нибудь неразрешимого бытового противоречия, было что-то еще. Зельевар спросил его о самочувствии, и вдруг накатило дурное предчувствие, мгновенно перетекая во всплеск паники, когда губы сами собой сложились в слабую улыбку. Сознание, натренированное по методике, подсмотренной в трактате по осознанным сновидениям и модифицированной под конкретные нужды, подбросило набившую оскомину мантру, всегда выручающую в таких случаях. «Это нереально». Не делая попытки проснуться и вовсе стараясь не обнаруживать своего озарения, Гарри медленно выдохнул, успокаиваясь. Подумал, что Кейси наверняка заскучал за время путешествия, и так побив все рекорды приличного поведения, и теперь эксплуатирует свою любимую тему муторных и неловких сновидений, которые периодически навеивал своей светлой половине. Но тут же понял, что не чувствует его участия. Словно это и вправду был обычный сон, какие снятся здоровым магам и магглам без расстройства множественной личности. Северус мягко кивнул, не настаивая на ответе. — Ты все знаешь, — только и сказал он. Окружающая обстановка скорее угадывалась, но Гарри все равно узнал квартиру, в которой они прожили больше года. Это тихое, удобное и просторное место выбирал Снейп, и подобная инициатива поначалу привела Гарри в детский восторг. Пусть и сделано это было с неприкрытой снисходительностью — не только к Гарри, но и к самому себе. С той самой снисходительностью, которая всегда угадывалась в зельеваре, когда тот позволял себе не то, что было рационально, а то, чего хотелось. После войны Гарри наблюдал это выражение обнадеживающе часто. Их отношения действительно нельзя было назвать рациональными: такие американские горки едва ли имели что-то общее с продуктивным взаимовыгодным партнерством — или как еще мог бы обосновать для себя их необходимость Снейп времен войны. Зато это было безумно и восхитительно в той же степени, в какой ранило, и им обоим нравилось чувствовать себя живыми. Захлебываясь в обретенной свободе, они, пожалуй, поступали не слишком предупредительно по отношению друг к другу, но и это было неотъемлемой частью нового мира. Да, стать чем-то большим было необдуманным и, пожалуй, не самым правильным, зато желанным решением. Тут смешались и боль потерь, и облегчение, которое было слишком велико для одного, и преданность, зародившаяся в последние годы войны и закаленная в пожарах и безжизненном холоде лишенных надежды и света ночей. И юношеская влюбленность, подстегнутая вседозволенностью, которую Гарри ощущал после победы. Влюбленность, поддаться которой было совсем не страшно после того, что он пережил во время битвы. И еще была бесшабашность пополам с приятной растерянностью, с которой не считал нужным бороться Северус. В ту пору мальчишками стали они оба. Наверное, они любили, но то было не зрелое чувство, а веселая детская жестокость к себе и к другому пополам с животной страстью и почти наркотической эйфорией. Эта любовь была сродни вдруг появившемуся пристрастию к крепкому алкоголю, которое в один день полностью сошло на нет благодаря появлению на Гриммо Джой. Как раз после ее отъезда, когда особняк опустел, Гарри и задумался о том, чтобы найти себе другое место и желательно прихватить с собой Северуса. Они вовсе не были близки к тому, чтобы остыть — ни к миру, ни один к другому, когда Гарри поспешил уйти, поняв, что что-то не так, опасаясь проницательности Северуса. А потом, несколько лет спустя, отыскав наконец причину — читай: поставив себе диагноз — и изучив похожие случаи, похвалил себя. За то, что не поддался потребности в участии и неодиночестве, существованию которых вовсе не мешали периодические конфликты. Одно не изменилось в Северусе: он не стал эгоистом, и теперь это представляло опасность. К тому же любые взаимоотношения, особенно настолько яркие, сбивали с мысли и рассеивали внимание, а Гарри требовалось сосредоточиться, чтобы выстоять. Пока он не понимал, с чем имеет дело, это было особенно сложным. Когда же он разобрался… Странно, но в первый момент Гарри даже обрадовался своему открытию. То, что дело приходится иметь не с неведомой нечистью из кошмарного места, с мыслями о котором он просыпался по ночам в холодном поту, успокаивала. Да, выяснилось, что он многого не знал о самом себе, но, с другой стороны, сколь бы неприятной и даже опасной ни была та, другая его половина, этот раскол помог ему выжить. Пока Кейси находился в своеобразном карантине, который, должно быть, оказался настоящим адом, раз уж он сошел с ума настолько очевидно, и справлялся с последствиями рокового происшествия во время последней битвы, сам Гарри отчаянно боролся за то, чтобы остаться частью реального мира. Поначалу хватало одного лишь твердого решения игнорировать все, что он увидел и узнал, но чем сильнее становился Кейси, чем слаженнее работало его сознание, тем больше труда приходилось прикладывать. Теперь уже не для того, чтобы справиться с травмой, послужившей причиной раскола. Теперь его убивала собственная магия. Его темная половина, слабее и сильнее него одновременно. На стороне Кейси были беспринципность и знание, которое тот и не думал отвергать, которое принял, расплачиваясь собственной кровью и рассудком. На стороне Гарри — понимание, что, защитив мир от Волдеморта, он не может позволить себе стать следующим темным колдуном, возжелавшим власти. А еще он просто хотел быть нормальным. Обычным. Но его война все никак не желала заканчиваться. — Почему именно Кейси? — спросил Северус. — Тебя не устраивает твое собственное имя? Гарри очень не хотелось помнить его глаза. Одно время он даже думал, что забыл их. — Оно мне больше не принадлежит, — спокойно ответил он, не прикладывая к этому никаких усилий. — Я был уверен, теперь ты постараешься за него побороться. — Не делай вид, что не рад этому. Представляешь, как бы все усложнилось? — Кейси не упрекал, а забавлялся, и добавил без злорадства, всего лишь делясь информацией: — Он собирается уйти от тебя, Снейп. Он боится. Кстати, а ты-то не боишься? — Он склонил голову, слегка приподняв уголки губ. Северус хмыкнул, всерьез позабавленный. — Половина моей жизни необратимо посвящена Гарри Поттеру, — наконец ответил он, — тем или иным образом. Да, Кейси, это действительно страшно. — Понимаю. Мы в чем-то похожи, — глубокомысленно заметил тот, заставив Снейпа тихо рассмеяться и показать ладони, словно ему прямо здесь и сейчас собирались навязать роль третьего сознания в многострадальной тушке, расположившейся напротив. — Боюсь, ты все же погрузился в феномен, называемый Поттером, несравнимо глубже. Гарри с изумлением понял, что Кейси сотрясает искренний и щекотный хохот. — Нет, Снейп, все, ни слова больше, — взмолился он, наморщив нос. — Ничего не хочу знать о глубине вашего взаимного погружения и так далее. Не понимаю, как он умудрился влюбиться в человека, которого знает с детства, но меня-то эта участь миновала и вообще кажется довольно отвратительной. Северус не обиделся на это простодушное заявление, только понимающе улыбнулся. — И я, разумеется, виновен в твоей психологической травме, да? Честно говоря, меня самого не слишком радует, что у наших ночей был свидетель. — Нужны вы мне. — Кейси с независимым видом фыркнул. — К тому же неужели ты думаешь, что меня отвращает секс? Или даже лично ты? — Мне показалось, именно так ты и сказал. — Северус откинулся в кресле, изучая собеседника с почти не различимым лукавством. — Брось, — протянул тот. — Противны его чувства. Его стараниями когнитивный диссонанс возведен в прежде неведомую степень. Мне натурально становится не по себе, когда я наблюдаю и в какой-то мере чувствую, как этот придурок пускает на тебя слюни. У меня много кошмарных историй в запасе, но такого не испытывал никогда. — Теперь и не станешь, — вздохнул Северус и посерьезнел. — Но ты ведь понимаешь, что я всегда рядом? — Уже гребаных двадцать лет, — подтвердил Кейси. — Помню почти все, на меня твои бережные Обливиэйты никогда не действовали. — На то они и бережные, — пожал плечами Северус. — Удачи. Гарри вроде бы не терял концентрации, но мир вокруг быстро и неотвратимо размылся до состояния однородного марева. Витая в этом стерильно пустом и зубодробительно однообразном пространстве, маг нервно размышлял. То, что Кейси сейчас не подавал признаков присутствия, говорило о многом. Если бы он хотел подпортить своей половине жизнь, у него были все основания бурно выразить ликование по случаю абсолютной удачи. Увиденное действительно казалось довольно жутким. Северус, который в курсе его состояния, Северус, который рад его уходу. Правильно, кому захочется видеть рядом клинического сумасшедшего, покусившегося на лавры не то Билли Миллигана, не то Декстера Моргана с его темным пассажиром. Это было то, чего Гарри боялся больше всего, и разумно было предположить, что именно Кейси не поленился воплотить его страхи в жизнь уже не раз опробованным способом. Но где он в таком случае? Или это очередной прием психологического давления?* * *
— Каким образом? И зачем? — насмешливо ответил Кейси на заданный прямо вопрос. — Он ведь твоя любовь, не моя. — Чтобы подставить меня? — предположил Гарри, не собираясь сдаваться. — С чего ты вообще взял, что я с ним общался? — Тон самую малость посерьезнел и стал покровительственным. — Если это произошло еще до того, как я узнал о твоем существовании, о том, что нас двое? — рассуждал маг, игнорируя вопрос. — Чушь. Хочешь сказать, ты не заметил бы, захвати я твое тело? — А Обливиэйт? Что, если Северус… Досада Кейси стала явственно различима, но, скорее всего, относилась к одному только упоминанию зельевара. — Теперь я в сговоре с твоим любовником, чудесно, — проворчал он недовольно. — И все во имя того, чтобы изощренно тебя унизить, а как же. — Дух помедлил и добавил почти с жалостью: — Знаешь, с тобой любые игры разума теряют свою прелесть, где уж мне тягаться с мастером? В тебе же паранойи еще на парочку человек наберется. Забавная бы получилась компания. Это мечтательное заявление едва не заставило Гарри пошатнуться. Его прошиб холодный пот, а желудок начал явственно готовиться к тому, чтобы расстаться с поглощенным недавно салатом. — Проняло, — довольно резюмировал его мучения Кейси. — Расслабься. И поверь, ты не хочешь знать, почему я почти не помню тот год, что вы были со Снейпом. — Полтора, — автоматически поправил Гарри. — И я даже понятия не имею, в какой адской бездне потерял эти полгода, — поддакнул Кейси и затих, явно не расположенный к продолжению. Пожалуй, ему почти удалось убедить свою светлую половину в том, что то был всего лишь обыкновенный сон, порожденный измученным перманентным напряжением разумом. В одном Кейси был прав несомненно, как ни прискорбно было это признавать: грань между максимальной бдительностью, которая была жизненно необходима, и откровенной паранойей для человека с богатой фантазией, развитой невероятными событиями, составляющими его прошлое, была более чем туманна.