…нам до темноты — еще лет пятьдесят отчаяния, а ты нечаянно оказался в центре рекламной акции смерти… Юлия Балаева. «нетерпеливо»
Несколько часов в сутки — два с утра, от трех до четырех ближе к вечеру — Драко оставался с пациентом наедине. Поттер держал обещание и не мешал, Кейси заглядывал, только когда Драко и сам собирался прерваться, чтобы дать отдых рукам — странно, что физическая усталость всегда приходила первой. Но этим утром его потревожили раньше времени, бесцеремонно, пусть и практически бесшумно. Двое невыразимцев проскользнули в люк и спустились по лестнице так тихо, что Драко вздрогнул от неожиданности, заметив их краем глаза. Не успели эти двое объясниться (впрочем, Драко был достаточно знаком с манерой поведения служащих Отдела Тайн, чтобы не слишком на это рассчитывать), как люк снова открылся, пропуская Поттера. Драко был почти уверен, что того вызвал незримо опекавший его Кейси, и сдержал улыбку. Вид Поттера не обещал невыразимцам ничего хорошего — спокоен, на лице нарочитая легкая усталость, верхняя губа, чуть более тонкая, чем Драко привык видеть у Кейси, презрительно изогнута. — Что? — недружелюбно осведомился он. Из-под темного капюшона невыразимца пониже раздался отчетливый недовольный вздох. — Мистер Поттер, вам не о чем беспокоиться, — констатировал высокий тоном, который воскрешал в памяти пропитанные ядом тирады Снейпа, так восторгавшие Драко в школе. — Что? — повторил маг, хрустнув шеей и сложив руки на груди. Наверное, для посторонних это могло выглядеть внушительно, учитывая габариты Поттера и выражение его лица. Драко же эта наивная демонстрация превосходства только рассмешила. Он давно не замечал за собой беспричинного веселья, но слишком уж странно было наблюдать за этой суровой рожей, храня в памяти богатое на мимику, зыбкое и улыбчивое лицо его темной половины. Впрочем, темной (или временами лучшей) половиной себя именовал именно Кейси, у Драко же на этот счет имелось свое мнение. — Вы не можете отрицать наличие проблем, — процедил высокий невыразимец, видимо осознав, что поддерживать цивилизованный разговор Поттеру не очень-то и хочется. — Мы свяжемся с Гаити и сообщим подробности. Возможно, совет или помощь… — Свяжетесь с Гаити? Каким образом? — Поттер подошел ближе и встал между ними и Лефевром. — Существует способ, — нехотя напомнил невыразимец. — Договорились же мы о корабле. — Почему вы решили, что он сработает здесь? — нахмурился Поттер. Очевидно, затея невыразимцев не нравилась ему совершенно. — Это наша часть работы. — Но я отвечаю за задание в целом, — тут же возразил маг. Кажется, невыразимец тихо хмыкнул. — Вы уже пытались это сделать? — Нет. Требуется свежая кровь. — Голова в просторном капюшоне кивнула в сторону Лефевра. — Вы удовлетворены? Можем мы теперь… — Нет, — рявкнул Поттер прежде, чем Драко успел заметить, что не позволит проводить над своим пациентом неизвестный ритуал. — Не раньше, чем вы сообщите подробности. В магически созданной тени было не разобрать лиц, но невыразимцы, без сомнения, были раздосадованы. Поколебавшись между тем, чтобы гордо покинуть каюту, и тем, чтобы ткнуть Поттера носом в ранг секретности и уровень допуска, они выбрали третий вариант. Наверняка разумный, мирный и великодушный — с их точки зрения и чреватый неизвестными последствиями со стороны Поттера — по мнению Драко. — Свежая кровь, — скучным голосом забормотал невыразимец, будто бы считая выше своего достоинства говорить полными фразами. — Лефевра, разумеется. Из небольшой раны. Потом заклинание, — он сунул руку в карман и достал нечто похожее на небольшую статуэтку, — и птица отнесет сообщение на родину. — Он погладил узловатым пальцем неизвестный золотисто-бронзовый материал, тронутый едва заметной сетью частных трещинок и борозд, сливающихся в странный, безотчетно-тревожный узор. Поттер был подозрительно тих. Драко хватило одного быстрого взгляда на него, чтобы понять: в какой-то момент они умудрились проглядеть крупные проблемы.* * *
Позволив себе взять паузу и не говорить с Джой прямо сейчас, Гермиона почувствовала малодушное облегчение. Если бы не делать ничего действительно могло быть самым правильным решением! Раздосадованная этим фактом, но не настолько, чтобы что-то предпринять, она направлялась к загадочному руководителю Отдела Тайн, чтобы обсудить ситуацию с Кингсли, когда заметила нечто вновь пробудившее в ней азарт. Возможно, уступка судьбе по достаточно глобальному вопросу все же далась ей слишком тяжело, и теперь Гермиона компенсировала безотчетный дискомфорт, вцепляясь в каждую мелочь из чувства противоречия. Не то чтобы это кардинально отличалось от обычного положения вещей. Она не знала, почему так получалось — потому что покорность обстоятельствам и чужим решениям в любом ее проявлении была для нее синонимом беспомощности и неотвратимой боли? Так или иначе, был ли дурной характер одним из маленьких подарков Беллатрисы или за него принимали выработанное годами непростой жизни чутье, а Гермиона просто не смогла продолжить путь, заметив Пейджа в компании двоих подчиненных. Точнее, взгляд, который бросил на начальника один из них, заметив Грейнджер. Он заключал в себе досаду и нелестное мнение аврора о женщине, которая славилась нетерпимостью к чужим оплошностям и упорством в их выявлении, что делало общение с ней более чем неприятным. В особенности когда та ставила цель беспардонно сунуть нос в область чужой юрисдикции. Вернее, взгляд мог бы заключать в себе все вышеперечисленное, окажись на месте аврора некто с более интеллектуальной внешностью. В данном же случае имела место реплика более короткая и безраздельно нецензурная, которая, впрочем, также сказала Гермионе немало. — Новости? — осведомилась она у Пейджа, кивком отвечая на безупречно вежливое приветствие. — Можно сказать и так. — Зам Кингсли едва заметным движением головы велел аврорам идти без него. Потом внимательно посмотрел на Гермиону — до добродушного рентгена темно-карих глаз Главного Аврора его взгляду, конечно, далеко, но он все равно отметал всю возможную снисходительность по отношению к молодому человеку. Впрочем, поправила себя она, Пейдж едва ли моложе нее больше чем на год: по Хогвартсу практически не вспоминается, но морщинки у глаз уже успели показаться, а юношеская восторженность — испариться без следа. Да и не взял бы Кингсли себе в помощники кого попало. — Мисс Грейнджер, — наконец сказал Пейдж, понизив голос. — Вы утверждаете, что вышли на убийцу через Лорента Питтса, так? А около недели назад вы сделали несколько запросов относительно него… — Все так, — чуть недоуменно кивнула Гермиона. — Сомневаетесь в моих словах? Пейдж пропустил язвительность мимо ушей и поинтересовался таким тоном, словно не надеялся на внятный ответ: — Думаете, он может что-то знать? Гермиона подобралась, взвешивая варианты. Если заместитель Кингсли и знал об участии, которое принял Министр в судьбе паркового сторожа, то о связи этого самого сторожа с его племянником они с Джой умолчали. Излишняя откровенность неуместна как минимум до того момента, пока они не будут знать наверняка, почему гаитянин решился на убийство и чем еще это может грозить. Питтс и в самом деле мог бы прояснить недостающие детали, но почему Пэйдж похож на человека, хватающегося за соломинку, а не на напавшего на след аврора? — Это мог бы прояснить только личный разговор, — осторожно ответила Гермиона. — Я не могу делать предположений относительно человека, которого ни разу не встречала и чья роль в деле видится мне весьма туманной. Почему вы спрашиваете, Пейдж? Тот вздохнул так, словно подтвердились его неутешительные ожидания. Потом вдруг посмотрел на женщину — она не поверила своим глазам — с надеждой. — Как вы понимаете, дело касается покойного Министра, а значит… — начал он. — Государственная важность, высший уровень секретности, — нетерпеливо кивнула Гермиона. — Что произошло? — Мы нашли Питтса, — признался Пейдж с легким недоумением в голосе. — Точнее, он сам явился к Шеклболту, когда вышли статьи о поимке убийцы. — Маг коротко вздохнул, задумчиво потерев сухие ладони друг о друга. — Но он не хочет разговаривать с аврорами, а нам нечего ему предъявить — не повторные же обвинения в похищениях. Своей просьбы он не озвучил, и Гермиона понимала почему. Дело было не в том, что заместитель Кингсли не хотел быть ей обязанным. Просто неизвестно, в каком случае он подставлялся больше — если бы попытался незаконным способом вытрясти из загадочного протеже покойного Министра информацию или вот так, вмешивая в дело ее. Но, видимо, предубеждение Питтса по отношению к аврорам было достаточно сильно, чтобы с этим пришлось считаться, а ее саму Пейдж считал уже и так по самую макушку погрязшей в этой истории. Женщина мысленно усмехнулась. Бедняги. Мало того, что гаитянин уже почти сутки игнорирует их вопросы, наплевав на двойные дозы Веритасерума благодаря неустановленному противоядию, теперь еще и важный свидетель ставит их в безвыходное положение. А тем временем у гаитянина могут быть сообщники, и не только среди живых мертвецов.* * *
В Мунго Гермиона направлялась в твердом намерении вытрясти из Лорента Питтса все, что он знает. Пузырек Веритасерума был спрятан во внутреннем кармане мантии, но она собиралась оставить его на крайний случай. Маги слишком привыкли полагаться на зелья в вопросе установления вины, поэтому и заходили в тупики вроде теперешнего. Гермиона могла бы назвать десяток способов добиться правды от убийцы — к сожалению, каждый из них был незаконен. По ее расчетам, авроры должны были перейти к ним в ближайшие пару суток, когда его паясничанье и требования привести к нему Джой окончательно выведут их из себя и злоба пересилит уверенность в необходимости соблюдать правила. Гермиона могла бы помочь им с этим уже сейчас — никакого трепета ни перед законом, ни перед задержанным гаитянином, едва ее не прикончившим, она не испытывала. Но ей недвусмысленно посоветовали держаться подальше, и Гермиона подозревала, что дело не только в юрисдикции. Возможно, задержанный упоминал ее вместе с Джой, и авроры просто не хотели исполнять его желания, а может, отвечать за последствия. Но сейчас Гермионе представилась хоть какая-то свобода действий. Питтс мог что-то знать. А мог и не знать, сухо напоминал внутренний голос. С ним была связана некоторая темная история, но все его пересечения с делом вполне могли оказаться незначительными. Маги имели полное право жить и работать в маггловском мире и исчезать, не ставя в известность правительство. И все же фото Лорента в доме Юджина, и все же странное заступничество Министра… Питтс нашелся у палаты Кингсли. Сверлил взглядом светлый пол, чуть поблескивающий от комплексных очищающих чар, и не обращал внимания на пристально наблюдавших за ним авроров. Гермиону, приходящую в себя после проверки на заклятие, он не заметил, и, воспользовавшись этим, женщина несколько минут разглядывала его. Лет шестидесяти, крепкий, коротко стриженный, глубокие мимические морщины, крайне подавленный. Неужели так огорчился из-за состояния Кингсли? Или это то, что администратор из парка развлечений понимал под определением «сдал»? Странно, но Гермиона вдруг почувствовала что-то вроде нерешительности. Она ожидала увидеть глуповатого и полубезумного идиота, который не нашел ничего остроумнее превращения магглов в чашки, но в Лоренте Питтсе было что-то гораздо более глубокое, осознанное и горькое, чем она привыкла видеть в людях. Нечто сродни растревоженной рваной ране, которой покорно позволяют кровить, отчаявшись как-то исправить положение. От этого смирения что-то слабо ныло глубоко внутри. Гермиона, помедлив, присела рядом, бросив хмурый взгляд на авроров, которые тут же отошли на несколько метров. — Все по-прежнему? — тихо спросила Гермиона, стараясь не давить. Для начала. — Вам виднее, — сухо, но без упрека ответил Лорент. — Со мной не стали делиться подробностями, да и здесь, видимо, позволили остаться, только чтобы дождаться вашего прихода. Гермиона едва не хмыкнула, признавая его правоту. Похвальная проницательность. — Кингсли ваш друг? — Она подобрала полы сизой мантии, удобно закутываясь в теплую ткань, и откинулась назад. — Друг моего друга. — Бертрама, — понимающе кивнула Гермиона. — Соболезную. Питтс еле заметно кивнул. — Он оказал вам немалую помощь. У меня меньше полномочий, чем у Министра, но я тоже умею решать проблемы, — продолжала женщина, с досадой понимая, что ее неискренность должна быть очевидна. — Только объясните суть… — Лорент поднял руку, вежливо ее останавливая, и Гермиона с усилием выдохнула, сдерживаясь. — Не нужно мне ничего обещать, — сказал он куда-то в потолок. — Это не имеет значения. К тому же мне нечего вам рассказать. Я сам пришел за ответами. — Мне самой досадно, что Кингсли не может их дать, — согласилась Гермиона. — Это было бы гораздо проще. Но мы можем если не докопаться до истины, то хотя бы приблизиться к ее пониманию… — Она едва не добавила, что Питтс наверняка должен знать что-то о каше, которую заварили Кингсли и Министр, но решила, что настолько резкое высказывание в беседе с незнакомцем будет лишним. — У убийцы Бертрама вполне могут быть сообщники, и, если я правильно понимаю, вы тоже можете стать их целью. Давайте так, — она вздохнула, слегка взбешенная тем, что не удается поймать взгляд Питтса, — вы кажетесь достаточно сведущим человеком, чтобы я могла полагаться на ваше суждение. Я не буду ничего обещать и лезть в ваши личные дела тоже не буду. Хотя, не стану скрывать, меня интересует ваша связь с Юджином и дела с Министром, мне даже не дает покоя то, откуда вы привезли свой чай, но сейчас важна только безопасность людей, так что расскажите только то, что может быть важно. — Вынужденная сдержанность заставляла чесаться кончики пальцев, а мягкость тона давалась ценой мерзкого привкуса на языке и давлением в груди. — Можете ничего не объяснять, я все равно буду вынуждена поверить. Итак… — Мой чай? — невпопад переспросил Лорент. Казалось, Гермионе удалось его заинтересовать. — В сторожке, — объяснила она, внимательно наблюдая за переменами в иссеченном глубокими морщинами, но не старом лице. — Аромат показался мне знакомым. Я наверняка пробовала его где-то в Азии. — Моя маленькая слабость, — негромко проговорил Лорент. — Однажды попробовав, сложно забыть. — И тут же, словно очнувшись, поспешно сменил тему: — Думаете, я издеваюсь, отказываясь беседовать? — Он помолчал и вдруг кивнул сам себе: — На самом деле, может быть. Бакиа-а-тана, вспомнила вдруг Гермиона безо всяких мучительных копаний в памяти. Так назывался этот злосчастный чай, и он действительно был незабываем, но только отчасти из-за аромата. В большей степени запомнилась история, которой с ней поделился древний, ослабший маг, живший в заброшенной деревне. Прежде там, в норах под высокой горой, обитало страшное чудовище. Многие поколения местное население, целиком состоящее из колдунов, раз в несколько лет объединяло силы, чтобы усмирить его. Объединяло в прямом смысле — по сути, маги превращались в единое существо, могущественное, но милосердное, и чудовище оставалось жить, засыпая мирным сном и согревая теплом своего дыхания ростки Бакиа-а-тана. Магов погубила наивность и доверчивость. Позволив случайному путешественнику поучаствовать в укрощении существа, они подписали себе смертный приговор: тот догадался, что, убив всех участников круга, он завладеет их силой навсегда, и не захотел противиться искушению. В ту ночь зверь вырвался на свободу, и весть о нем долетела до большинства магических сообществ — за исключением разве что многочисленных африканских. И английская экспедиция быстро докопалась до сути происшествия. Возьмись за дело невыразимцы, роковое заклинание, вызнанное у сыновей погибших бойцов, осталось бы тайной. Но то были простые авантюристы, не отягощенные принципами. Храм, предназначенный для ритуалов объединения, стал местом своеобразных гладиаторских боев, победитель в которых становился обладателем силы убитых соперников. Сила каждого убитого распределялась между оставшимися участниками круга, так что финальные схватки были невероятно зрелищными и привлекали зрителей, готовых ставить огромные деньги. Затею постиг закономерный финал: миру магов не нужны были сильные и беспринципные волшебники, без колебаний убивавшие ради могущества, и, объединившись, несколько стран покончили с ними в несколько недель, убив при задержании или заключив в тюрьмы. Храм был разрушен, воспоминания о ритуале стерты, зрителям предъявили обвинения. А деревня, из которой до этого ушли все местные жители, проклиная чужаков, опустела окончательно. Обо всем этом Гермиона узнала много лет назад от очевидца тех событий, в одиночестве доживавшего свой век в пещере, где раньше обитало чудовище. Бакиа-а-тана там больше не рос, но в старые времена его было заготовлено немало, так что Гермионе досталась пара пакетов в благодарность за новости, кое-какую помощь и несколько полезных в хозяйстве вещиц, которые она без сожалений оставила у старика. Значит, Лорент Питтс тоже путешествовал и наткнулся на ту деревню. Иным способом отыскать информацию о ней было невозможно — по крайней мере, Гермионе не удалось. Данные были засекречены, даже косвенные статьи изъяты из всех источников, а упоминания о международной операции подверглись такой цензуре, что переворачивали все буквально с ног на голову. У них с Лорентом находилось все больше общего. — Точнее, я не издеваюсь, — продолжил тот после долгой паузы, отвлекая Гермиону от размышлений. — Я в смятении и очень зол. Сказано это было таким ровным тоном, что женщина едва не переспросила. — Я не понимаю, что происходит, и вы тоже. И наш долг — выяснить правду. — Он наконец повернул голову к женщине. — Вот только между нашим с вами долгом большая разница. Я не знаю, где мой сын. Боюсь, случилось что-то страшное. Бертрам обещал о нем позаботиться, а теперь он мертв, а о Юджине спрашивают авроры. И вы тоже. Почему? У Лорента были светлые глаза с покрасневшими белками, и черные точки зрачков, остановившись на женщине впервые за разговор, кололи и пронзали, казалось, до задней стенки черепа, по пути перетряхивая содержимое головы. Гермиона не раз и не два видела раскроенные черепа — кровавое месиво, осколки костей, мозг под путаницей влажных волос. Но впервые в жизни она так остро ощутила, что своим строением никак не отличается от тех несчастных и между ее личностью, знаниями, планами, представлениями других о ней и этим вот неподвижным, истерзанным существом, результатом нападения или трагической случайности — несколько точных ударов. И еще, даже стоя над свежими трупами, Гермиона не осознавала собственную смертность так, как под взглядом Питтса. Это наваждение не сразу позволило осознать, что означают слова Лорента. — Это Юджин ваш сын? — наконец спросила Гермиона, запрещая себе отводить взгляд первой. — Юджин — мой сын, — подтвердил Питтс, наконец оставляя ее в покое и отворачиваясь. — Бертрам был братом его матери, моей жены. Что с ним? — Мы не знаем этого. — Гермиона заметила его резкий, полный презрения взгляд и спокойно добавила: — Вас спрашивали о нем, потому что его облик принял убийца Министра. — Оборотное? — нахмурился Лорент. — Он арестован больше суток назад, — покачала головой женщина. — Не владей он магией вуду и не разговаривай с французским акцентом, можно было бы решить, что он и есть Юджин. — Он что-то сказал? — Лорент вскинулся, нетерпеливо повернувшись к Гермионе. — О Юджине? — Веритасерум на него не действует, — уклончиво ответила женщина, не желая упоминать, что гаитянин хвастался убийством Юджина. Об этом нельзя было говорить со стопроцентной уверенностью, к тому же убитый горем отец едва ли согласился бы продолжать разговор, а Гермионе необходимо было узнать, может ли Лорент сообщить что-то об участии Юджина в этом деле, а там и о мотиве для убийства Министра. — Я не знаю, во что ввязался мой сын, — негромко проговорил Питтс. — По некоторым причинам нам пришлось ограничить наше общение. Бертрам растил Юджина со смерти моей жены, а когда я вернулся в Англию, помог мне устроиться в маггловском мире и иногда передавал письма от него. Мы виделись несколько раз — когда он уже учился в Академии. Юджин казался замечательным парнем. — Мужчина помолчал, разглядывая свою обувь. — Вот и все, что я могу о нем сказать, такой вот отец. Но это лучшее, что я мог сделать, — защитить его. Бывает прошлое, от которого стоит ждать неприятностей и долгие годы спустя. — Понимаю. — Гермиона кивнула. — А Бертрам об этом что-то говорил? — Нет. — Лорент сцепил руки в замок. — Но Бертрам пришел ко мне пару месяцев назад… — Он вдруг неверяще усмехнулся и проговорил с неожиданной жесткостью: — И принес чашку. — Чашку? — опешила Гермиона, вспоминая заколдованных магглов. — Да. Сказал, что сохранить ее жизненно важно. — Питтс поджал губы. — Тогда-то все и началось. — Магглы? — осторожно спросила Гермиона. — Это было какое-то безумие. Я практически ничего не помню из того времени. Только голос, наверное. А может, и не было голоса. Хотя теперь я думаю, что, скорее всего, был. — Он покачал головой и снова посмотрел на Гермиону, явно прикладывая усилия, чтобы говорить спокойно. — Воспоминания не стали яснее, но статьи в газетах… Он называл себя Стефаном. И даже будучи заключенным в эту проклятую чашку, он творил со мной чудовищные вещи, хотя я не считаю себя слабым магом. — Стефаном? — резко выпрямилась Гермиона. — Стефаном Лефевром? — Именно поэтому я думаю, что он существовал на самом деле, — кивнул Лорент. — Я читал о Лефевре в газетах. Я думаю, Бертрам заколдовал его и принес мне. А кого в это время содержали в Мунго под его видом, я собирался спросить у Кингсли. — Погодите, — оборвала его женщина, — а где он сейчас? Лефевр, где он? Только не говорите, что его освободили вместе с остальными в ночь, когда вас задержали. — Не могу этого знать. Бертрам ничего мне не объяснил, только отправил в безопасное место и велел не высовываться. — Но вы помните, что стало с чашкой? — Только то, что отчаянно хотел защитить ее от того аврора, — с отвращением поморщился Лорент.* * *
Невыразимец издал протестующий звук и попытался шагнуть назад, когда Поттер схватил его за руку, оказавшись рядом одним неразличимым движением. — Это принадлежит Лефевру? — спросил он, грубо разворачивая чужую кисть, чтобы рассмотреть артефакт. — Да, и настроено исключительно на него. — Невыразимец направлял палочку в солнечное сплетение Гарри, но не спешил нападать, уловив его серьезность. — В чем дело, мистер Поттер? Немедленно… — Бардак, вот что, — коротко рявкнул тот. — Я видел эту вещь во время нападения на Мунго. А еще там была кровь. Не застал начала, но почти уверен, что кто-то связывался с Гаити. — Зачем это нападавшим? Показать отцу Лефевра, что в Англии не смогли защитить его сына? Какой смысл? — начал невыразимец пониже, в то время как второй натурально окаменел, что не укрылось от Гарри. — Возможно, именно поэтому в пути возникли трудности, — продолжал рассуждать его коллега. — Если за это время на Гаити произошел переворот, и они таким образом пытались добраться до принца, раз убить в Британии его не удалось. Но неужели у них не было другого способа отчитаться о неудаче? — Мы не знаем, о чем было сообщение, — возразил Драко. — Возможно, это была угроза его отцу. Но почему им хватило времени возиться с артефактом, но Лефевр при этом остался жив? — Я думаю, вы знаете ответ, — обманчиво спокойно проговорил Гарри, продолжая жестко удерживать разоруженного незаметно для остальных невыразимца и внимательно всматриваясь в густую тень капюшона. — Им ведь было плевать на Лефевра, так? Он для вас был лишь поводом отыскать путь на Гаити, вторгнуться туда и вызнать их секреты? Не удивлюсь, если его проклятие — ваших рук дело. Так что те гаитяне стремились всего лишь напрямую связаться со своим царем, чтоб предупредить его об опасности, и поэтому на середине пути нас всех едва не утопили. — Ты думаешь, он бы пожертвовал своим сыном? — с сомнением проговорил Драко, на всякий случай взмахом палочки перемещая ложе пациента в другой конец каюты, подальше от места возможной дуэли. — Даже погрузи мы на этот корабль несколько аврорских отрядов, они бы не могли противостоять целой стране, это нелогично. — Вы действительно не правы, мистер Поттер, — наконец подал голос высокий. — И тем не менее, если гаитяне предупреждены, что мы нарушили условия соглашения, у нас крупные неприятности. Поэтому не мешайте мне спасти ваши жизни. — Он дернул рукой, намереваясь высвободиться, но Гарри держал крепко. Тут же второй попытался прийти коллеге на помощь, взмахнул палочкой — и так и застыл, получив невербальное заклинание. — Никаких резких движений, — сухо проговорил Гарри, для убедительности с силой встряхивая мага. — В чем я не прав? — Вы бешеный недалекий идиот! — зло раздалось из-под капюшона. — Это не ваше дело. Отпустите меня и дайте делать мою работу! — Для начала потрудитесь посвятить меня в ваши планы. — С какой стати? — высокомерно поинтересовался несолидно повисший в сильной хватке Поттера невыразимец. — Потому что иначе, — Драко понял, что голос начал отчетливо двоиться: вкрадчивое мурлыканье явно принадлежало Кейси, жесткий приказной тон — Поттеру, — я отброшу всякое уважение к вашему статусу, испепелю ваш чертов капюшон и влезу к вам в голову. — Он сделал глубокий вдох, прикрыв глаза, чуть ослабил хватку и сказал уже спокойнее: — Я хочу знать, из-за чьей дурости все мы едва не погибли. — Возможно, еще успеем, если вы меня не отпустите. У меня есть портключ, созданный специально для этой операции. Он частично основан на принципе действия этой самой птицы и должен работать даже на Гаити. Но если мы окажемся там, то будем убиты. Следует поторопиться. — Да что же вы такое сделали? — не выдержал Драко, который и не думал успокаивать невыразимца тем, что Поттер еще несколько дней назад неким загадочным образом обеспечил им благополучное возвращение домой. Тот как-то поник, повернул голову в сторону своего окаменевшего коллеги и решил: — С вами в любом случае поработают по приезде. Все просто, — он кивнул в сторону ложа, — это не Лефевр. — Он замолчал, не то наблюдая за изумлением магов, не то собираясь с мыслями. — У меня нет для вас полной истории, я знаю лишь то, над чем работал. На этом человеке действительно гаитянское проклятие, которое не удалось снять у нас. Его автор, по всей видимости, либо не мог, либо не согласился его отменить, либо же вообще остался неизвестен. По крайней мере, мне сказали не рассматривать такой вариант. Когда же я признал свое поражение наряду с колдомедиками, Министр предложил мне поменять телами моего пациента и Лефевра. Возможно, проклял он, не знаю. Не было шанса спросить. — И вы согласились? — переспросил Драко. — А не видно? — В голосе послышалась ухмылка. — Я всего лишь выполнял приказ, параллельно проводя исследование. Самое любопытное заключалось в том, что после обмена телами заклятие не спало. Впрочем, я предполагал что-то подобное. На этот случай у нас был план: представить все так, что нападению подвергся Лефевр, и в качестве жеста доброй воли вместо неминуемой смерти отправить его на родину, позволив снять проклятие местным специалистам. Сразу после этого мы должны были переместиться домой. — Довольно дерзко. Лефевр хоть действительно убивал? — Вроде как, — пожал плечами невыразимец. — И напал он? А не убил, надеясь когда-нибудь вернуть себе тело? — Этого не могло случиться. Он был в руках министра, — напомнили из-под капюшона. — Зачем это нашему Министру? — нахмурился Поттер. — Так ведь заклятие было наложено на его племянника. — Невыразимец кивнул в сторону пациента. — Его зовут Юджин Тредс. Могу я теперь настроить портключ? Вместо ответа Поттер молча взмахнул палочкой, и мужчина обмяк в его руках, погружаясь в глубокий сон. — Хороша история, а? — мрачно спросил Поттер, укладывая того на пол и оглядывая каюту. — Наш Министр оказался удивительно рисковым парнем. — Что мы будем делать? — Медик оглядел невыразимцев, нападение на которых тянуло на весьма продолжительное заключение в Азкабане. — Плыть как и плыли, — пожал плечами Поттер. — Постарайся привести в порядок этого Министра-младшего, а я поработаю с памятью этих ребят. Интересно, что же все-таки такое они прячут под капюшонами. — Поттер, это же невыразимцы, — для виду возмутился Драко, на самом деле вполне одобряя эту идею и беспокоясь только за детали ее воплощения в жизнь, но маг понял его по-своему. — Если тебя смущает этическая сторона вопроса, после могу заняться и тобой, — буркнул Поттер, левитируя невыразимцев к стене. «Я ему не позволю», — прочитал медик по губам неслышно скользящего за его спиной Кейси, который выглядел весело и зловеще. Видимо, предвкушал развлечение в виде копания в памяти таинственных колдунов.