Нечисть

      С невыразимцами, которые своими сотворенными без малейшего понимания матчасти портключами могли безвозвратно забросить всю компанию в какую-нибудь паранормальную дыру в пространстве, все получилось вполне удачно по мнению их обоих и легко — по мнению Кейси. Тот, в отличие от этого параноика, не ожидал каждую секунду, что напарник решил смеха ради поджарить мозги двоим незадачливым работникам Отдела Тайн или станет беспардонно перерывать их память в поисках смертоносных профессиональных секретов, которые помогут ему провернуть некую кровавую акцию с сотнями жертв. Впрочем, Кейси и сам понимал, что гиперболизирует. Нынешняя осторожность его светлой половины не шла ни в какое сравнение с тем, с чем приходилось иметь дело год и даже месяц назад. Видимо, это приключение было именно тем, что требовалось их взаимоотношениям. Разве можно, демонизируя кого-то, добровольно принять его помощь? Другое дело — безвыходная ситуация. И несмотря на то, что в этом путешествии он подчистую растерял внутреннее равновесие, Кейси был доволен.       Все шло как нельзя лучше — напряженный нейтралитет с чересчур близким существом, робкая чувственность и головокружительное понимание с недостаточно близким. Кейси наслаждался этими моментами неустойчивости и неопределенности и почти досадовал на необходимость двигаться дальше. Ведь один разговор — именно тот, который он собирался сейчас затеять, мог разрушить все. Точнее, мог разрушить не тем образом, на какой он рассчитывал.       — Я знаю, чего ты хочешь, — сказал Кейси Поттеру, когда тот, разделавшись с делами и убедившись, что на корабле все снова стало тихо, вышел на палубу, чтобы придирчиво осмотреть ничем не примечательный, ни разу не мистический пейзаж.       «И в чем ты собираешься уличить меня на этот раз?» — без особого интереса спросил Гарри.       — Уличить, — передразнил Кейси, вставая с ним плечом к плечу и тоже вглядываясь вдаль. — Брось. Время шуток кончилось.       Теперь Гарри насторожился. Впрочем, в нем было гораздо больше усталой обреченности, чем возмущения или готовности сражаться. Неужто начинает взрослеть? Тогда Кейси вдвойне прав, осуществляя задуманное.       — Ты хочешь избавиться от меня, — просто сказал он, не глядя на свою подозрительную половину, но доподлинно зная, как именно дернулась его бровь. — Хочешь отвечать только за себя, жить спокойной счастливой жизнью, не поддерживать каждую секунду ментальные блоки, не представлять, что еще может пойти не так, если отвлечешься всего на секунду. И еще ты хочешь увидеть друзей.       «Я не могу себе этого позволить, ты же знаешь», — спокойно возразил Гарри, уже давно не реагирующий на провокации.       — Но ты это заслужил. — Кейси оставил скрытую веселость и затаенную агрессию, которые прежде сопровождали почти каждое его слово.       Сейчас действительно было не время развлекаться.       «Чем заслужил? — с ноткой горечи хмыкнул Гарри. — Ты — это я, и, по сути, все твои поступки и желания — мои. А это прямая дорога в ад, а не к спокойной жизни».       В ад, значит. Почему-то сейчас это заявление, мелочь по сравнению с тем, что приходилось слышать Кейси, ранила. Усмирив желание ввязаться в спор, он негромко продолжил:       — Значит, ты хотел бы избавиться от этой своей части. Не ради себя, так во имя безопасности мира.       «И?»       — Я могу это устроить, — произнес Кейси, готовясь к насмешке или грубости.       «Я знаю, — ответил вместо этого Гарри. — Но ты на это не пойдешь. Это самоубийство».       — Что ты можешь знать о том, как я живу, — слабо улыбнулся Кейси, поворачиваясь к нему лицом. — Напомнить, что ты сам отказался от этого знания?       «И именно поэтому я не могу заключать с тобой сделки».       — Почему ты решил, что это будет сделка? — нахмурился Кейси.       «Слишком хорошо тебя знаю, — безразлично хмыкнул Гарри, глядя на воду. — А поскольку сделка к тому же не в твоих интересах, все это чистой воды фарс. Ты обожаешь доводить меня и еще — чувствовать себя умнее».       — Допустим, — не стал спорить с очевидным дух. — Но не стоит переоценивать мою к тебе привязанность.       «Ты и есть я».       — И ты, который не я, меня ужасно достал, — раздраженно выдохнул он. — Ты сам видел мир, в котором я могу обитать без необходимости принимать участие в твоей унылой жизни.       «Я не могу этого позволить».       — Так ты думаешь, мне нужно твое позволение? — вспылил Кейси, всерьез задетый его тоном. — Ты можешь контролировать это тело и магию, ты можешь попытаться напасть и уничтожить меня, но вот удержать — черта с два.       «Тогда к чему весь этот разговор? — задал резонный вопрос Гарри, хотя в нем чувствовалось теперь нешуточное напряжение. — Решил попрощаться?»       Дух молчал. Все шло не так, как он планировал. Это он должен был выставлять требования и милостиво соглашаться на удобные варианты. Впрочем, теперешнее положение задевало только его самолюбие, никак не влияя на ситуацию.       — Последнее дело, — буркнул он, все же несколько разочарованный. — Нужно помочь Малфою. Сделаем — и я уйду.       На лице Гарри отразилось недоумение.       «Малфой-то тут при чем?»       — Он тоже заслуживает жизни. Ты так не считаешь? — Ухмылка далась легко, но была на сто процентов фальшивой.       Кейси было совсем не весело.       «Меня не волнует Малфой, и мне не ясно, почему он волнует тебя».       — Ну охренеть герой! — едко воскликнул дух, на мгновение становясь полупрозрачным и тут же возвращая себе контроль. — Великолепный победитель Волдеморта, великодушный и светлый символ послевоенной Англии!       «Даже не будь это первоклассным бредом…»       — Даже не будь ты первоклассным дерьмом… — в тон ему подхватил Кейси.       «С тобой что-то не так. — Гарри вдруг стал спокоен и очень серьезен. — Что ты сделал?»       Кейси почувствовал прикосновение к своему сознанию, обреченно закатил глаза и наскоро соорудил щит окклюменции, символический, призванный всего лишь обозначить его нежелание ввязываться в борьбу.       — Я ничего с собой не делал, — честно признался он. — Так и знал, что ты станешь выносить мозг. Я устал, душа моя. И не хочу соседствовать с тобой дольше, чем нужно для того, чтобы ты и Малфой, а заодно и остальные благополучно вернулись домой. А пока мы здесь и мне легко дается колдовство, я хочу помочь Драко.       «Драко?» — переспросил Гарри таким тоном, словно все его существо противилось тому, чтобы складывать ни в чем не повинные буквы в имя колдомедика.       — Меня всегда забавляла твоя уверенность в том, что я заключаю в себе худшие стороны личности, — улыбнулся Кейси, успокаиваясь. — В какой-то мере оно так, не спорю, но мне не чужда и… — Он едва не сказал «любовь», но, к счастью, Поттер состроил гримасу и поспешил его заткнуть:       «Не хочу ничего знать. Мерлин, да как ты мог… — Впрочем, отвращения в нем не было, только недоумение. — Как я мог».       — Вот-вот. Напоминай себе об этом почаще. Скоро станет некому.       Последняя фраза заставила Гарри вновь посерьезнеть.       «Почему ты думаешь, что это в принципе возможно? — со вздохом спросил он, поворачивая голову. — Ты неотъемлемая часть… нас».       — И вполне самостоятельная, — поморщился Кейси, потом его лоб разгладился, а в глазах появилось странное выражение. — Думаю, это будет нечто сродни смерти. И мне интересно знать, на что она похожа. Главное, я могу не опасаться того, что мы сотворили с Волдемортом, а на остальное я согласен.       «Это безумие», — покачал головой Гарри и нетерпеливо отмахнулся, когда дух изобразил небрежный шутовской поклон.       — Я пришел говорить не о себе, а о Драко, — напомнил Кейси. — Это должно быть гораздо проще, чем в прошлый раз, с кораблем.       При упоминании того случая Гарри заметно помрачнел.       — Я могу все сделать сам, — пожал плечами Кейси, прекрасно понимая, что тот на это не согласится.       «Я все еще понятия не имею, как объясню то, что мы не попали на Гаити. — Он дернул плечом. — И мне не нравится то, что Малфой слишком много знает. А если мы еще и вылечим его…»       — Это проклятие.       «Тем более. Снимем проклятие, которое оказалось ему не под силу… Ты же понимаешь, что дома он не станет молчать?»       — Пусть он принесет Обет, — предложил Кейси, облокачиваясь на борт корабля.       Говорить о том, что Драко знает гораздо больше, чем представляется Поттеру, он не стал. Одно только упоминание об их откровенных беседах должно было бы привести этого параноика в ярость, не говоря уже об остальном.       «Он все равно станет об этом думать. Да и как ты себе это представляешь? Он попросту не согласится».       Кейси прикрыл глаза, медленно выдыхая.       — Тогда мы сделаем это, пока он будет спать. — Тон его подразумевал, что возражения не принимаются. — А когда вернетесь в Англию, загадочное исцеление останется всего лишь еще одной странностью этого неудачного путешествия. Расскажешь Кингсли, что гаитяне предупредили соотечественников во время нападения, все порадуются, что избежали катастрофы и спасли племянника Министра, а ты вернешься к своей идиотской работе или найдешь новую.       Гарри молчал, о чем-то напряженно размышляя.       «Я должен проконтролировать, что ты его именно исцелишь, — наконец решил он, угрюмо глядя мимо зыбкой фигуры Кейси. — Понятия не имею, чего ты добиваешься, и почти уверен, что так просто не оставишь меня в покое, но ты прав. Раз есть возможность, надо попробовать».       — Герой ты или где? — понимающе хмыкнул Кейси, испытывая неожиданно сильное облегчение.

* * *

      После разговора с Лорентом Питтсом Гермиона ясно понимала одно: прояснить дело сможет либо допрос гаитянина, который, вполне возможно, является сбежавшим из причудливого заключения Лефевром, либо беседа с Кингсли. Последний непременно должен был быть в курсе затеи, которую зачем-то провернул Министр. «Никогда не прощу ни себе, ни тебе» — так, кажется, написал Тредс Кингсли в ночь, когда Гарри прислал Патронуса и сообщил о проблемах? Кингсли должна быть известна предыстория. Которая наверняка была более чем примечательной: просто так, по дружбе, Главный Аврор не шел на преступления.       Прояснить все до конца было крайне важно: оставались загадкой личность убийцы Министра и местонахождение Лефевра — впрочем, Гермиона надеялась, что два этих вопроса взаимно аннулируют друг друга. Кроме того, было неясно, кого сопровождает Гарри на гаитянском корабле и связаны ли туманные проблемы, с которыми они столкнулись в путешествии, с трагическими событиями в Англии.       Вынужденное бездействие неимоверно раздражало. Невыразимцы все еще работали с Кингсли, а авроры — с гаитянином, и в обоих случаях не наблюдалось особых продвижений. Поэтому — а еще потому, что в Азкабане царил идеальный порядок, а в отсутствие работы мысли то и дело возвращались к Джой — Гермиона направлялась в Министерство в твердом намерении попасть к гаитянину. Еще вчера женщина не собиралась вмешиваться, но после беседы с Лорентом, пересказывать которую она не собиралась никому ради того же Кингсли, все изменилось.       Как ни странно, основным аргументом планировался не скандал или изощренный обман, а разумное предложение использовать Оборотное. И пусть господа авроры закатывают глаза.       Беседа с Пейджем вышла тяжелой, в основном потому что нельзя было дать тому малейшего повода заподозрить, что Гермиона что-то вытрясла из его свидетеля. И, разумеется, из-за непробиваемого упрямства заместителя Главного Аврора. Спустя двадцать минут разговора Гермиона с возрастающим раздражением начала подумывать о том, что проще и быстрее было бы похитить чертова гаитянина, заточить в камере на вершине Азкабана и допрашивать в свое удовольствие.       Минуте на двадцать пятой, когда Пейдж начал ненавязчиво оглядываться, будто отыскивая путь к отступлению, запястье Гермионы сжал браслет. Внутренности обожгло холодом, и женщина на мгновение прикрыла глаза, справляясь с собой. Почему-то ее уверенность в том, что это Джой, была абсолютной. Но, взглянув на зачарованную пластину, Гермиона испытала облегчение пополам с недоумением. «Оставь мальчика в покое и приходи к Берту», — гласило сообщение, не имевшее подписи.       Она быстро огляделась, не слушая Пейджа. В просторном кабинете Главного Аврора, где они разговаривали, больше никого не было. Поборов желание наколдовать Ревелио, она обратилась к собеседнику, грубо прерывая его на полуслове:       — Где сейчас тело Министра?       Пейдж запнулся, взглянул на нее с отчетливым раздражением и сдержанно ответил:       — В морге, под охраной. — И проводил взглядом сизую мантию и фиолетовые задники кроссовок, с недоверчивым облегчением констатируя, что, кажется, выдержал этот бой.       Спрятав палочку в рукаве, Гермиона быстро двигалась по прохладному подземному коридору, испытывая только предвкушение и легкую злость. В личности автора письма она практически не сомневалась.       — Я должна была догадаться раньше, — досадливо вздохнула она, когда из приоткрытой боковой двери вышел высокий, ничем не выделяющийся аврор чуть старше нее. — Ты не мог позволить себе проваляться столько времени.       Впрочем, Гермиона могла понять его решение. В обличии рядового аврора он мог заниматься делами и не тратить силы на защиту от возможных нападений, а еще отложить бесконечные появления на публике и общение с журналистами, которого от него ожидали бы.       — А ты не могла позволить себе остаться в стороне, — в тон ей ответил Кингсли Шеклболт. — Все равно докопалась.       — Этот тип убил слишком многих, — поджала губы женщина и подошла ближе к магу, заглядывая в комнату, откуда он вышел. — Чей это кабинет?       — Понятия не имею. Но не в Аврорате же нам разговаривать. — Кингсли сделал приглашающий жест. — Я надеюсь, мое прикрытие продержится еще хотя бы пару дней, пока Гарри не вернется.       — И что тогда?       — Тогда одним поводом для тревог станет меньше. — Он неопределенно пожал плечами. — Хочу быть уверен, что Юджин в относительной безопасности. В память о Берте.       Главный Аврор замолчал, заметно подавленный, и Гермиона еще раз прокрутила в голове его слова.       — Значит, — она развернула первый попавшийся стул и села на него боком, — Гарри сопровождает Юджина. И это явно не Оборотное.       — Обмен телами, — криво улыбнулся маг. — А Лефевр, соответственно, у нас в Аврорате.       — И ты присматриваешь за ним, чтобы он не выдал вашу тайну?       — Он и сам молчит. Точнее, кроет всех матом на французском и измывается по мере сил. — Он покачал головой, и женщина заметила его крепко сжатый кулак у бедра.       — Как так получилось, Кингсли? — Она посмотрела ему в глаза. — Я знаю, что Берт принес Питтсу, отцу Юджина, превращенного в чашку Лефевра. А потом Юджина под его видом отправили на Гаити. Я уверена, что ты принимал в этом участие: все эти поддельные отчеты о задержании, аврорская охрана… Один Бертрам бы не справился. И если ты позвал меня сюда, чтобы попросить не лезть, это не сработает. Лефевр едва не прикончил меня и моего человека, и я хочу знать почему.       — Все началось с того, что несколько месяцев назад Юджин попал в переделку, — не стал отмалчиваться Кингсли. — Он вырвал Берта с совещания просьбой о немедленной помощи, потом послал еще пару сообщений. Написал, что некий Стефан Лефевр вознамерился напасть на Азкабан, а чтобы попасть туда, вовсю режет людей. Когда мы с ним и еще парой авроров аппарировали по координатам в съемный дом, Юджин был при смерти, а этот самый Лефевр валялся рядом без сознания. Между ними произошла дуэль, как потом выяснилось. — Он замолк, вспоминая. — На допросе Лефевр подтвердил, что напал на Юджина, и в убийствах, о которых мы до этого вовсе не подозревали, тоже сознался. Все было просто и понятно, парень был молодцом, что вычислил этого безумца, но Берт встретился со мной, сообщил, что колдомедики не могут ничем помочь Юджину, и попросил организовать его встречу с Лефевром.       — И ты позволил, — кивнула Гермиона.       — Берт всегда был надежным, но на этот раз оказался в совершенном отчаянии. Я абсолютно спокойно оставил на него это дело, а когда услышал о нем снова, где-то через пару недель, оказалось, что в его голове созрел этот… — он глубоко вздохнул, — план и он уже провел обмен телами.       — Он выяснил, что Лефевр — принц гаитянского народа, — медленно проговорила Гермиона, поражаясь логике погибшего Министра, — и решил, что гаитяне снимут проклятие с Юджина, если решат, что это Лефевр?       — Самое интересное, что ему удался бы его план, если бы не Гарри, — вздохнул Кингсли. — Хотя вполне возможно, что Лефевр сбросил бы заклятие и без его помощи, слишком силен оказался. За несколько недель почти свел отца Юджина с ума. Надо было все же отправить его в Азкабан, но Берт знал, что ты станешь задавать вопросы. — Мужчина коротко и немного печально улыбнулся ей. — Словом, Лефевр вырвался на свободу и помешал. Убил троих моих людей, колдомедика, Берта, напал на меня, Джой и тебя… Такая вот идиотская ситуация. Спасибо, что поймала его.       — Скажи спасибо своей девочке, — автоматически ответила Гермиона, все еще пытаясь осмыслить услышанное. — А зачем Бертрам прятал Питтса? Зачем вся эта возня с маггловской работой?       — Об этом тебе теперь может рассказать только сам Питтс, — покачал головой Кингсли. — Я сам узнал о его существовании два месяца назад. Но, видимо, у Питтса были причины скрываться, раз уж он вычеркнул себя из жизни сына и передал опеку Берту.       — Питтс до сих пор не знает, где Юджин, — вздохнула Гермиона. — Но обрадовать его, видимо, нечем? Гарри сказал, они не смогли добраться до Гаити.       — Видимо, Лефевр нашел способ помешать, — кивнул Кингсли и потер лицо руками. — Очень плохая история.       — Что теперь будет? — негромко спросила его Гермиона, против воли проникаясь сочувствием к потерявшему единственного друга магу.       — Похороны Берта послезавтра. — Кингсли поднял голову. — Через время я займу кресло Министра. Думаю, поручить Аврорат Пейджу будет неплохой идеей, по крайней мере на первое время. Теперь, когда ты все знаешь, я могу отправить Лефевра в Азкабан? Разбирательства в Визенгамоте не будет, я об этом позабочусь. Не стоит ставить под удар репутацию Берта из-за одной ошибки.       — Думаю, он скоро расскажет мне, как помочь Юджину, — мрачно кивнула Гермиона, но Кингсли осадил ее сдержанным жестом.       — Еще остается нерешенным вопрос с Гаити, — напомнил он. — Боюсь, если мы замучаем их принца до смерти, нас будет ожидать война. После всего, что накрутил Берт, дипломатические отношения и без того под вопросом.       — Я знаю, где проходит черта, Кингсли, — холодно проговорила женщина. — Он будет жить.