ID работы: 6838688

Acherontia atropos

Слэш
NC-17
Завершён
200
автор
Shangrilla бета
Размер:
105 страниц, 10 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
200 Нравится 79 Отзывы 73 В сборник Скачать

Часть 4. Исшенгар

Настройки текста
Примечания:
      У неё несколько лиц       И несколько разных тел       На любой вкус,       На любой цвет.       Длинный список имён       Тех, кто её хотел,       И зияющая пустота       Среди тех, кто ее любил.       группа Немного Нервно        «Хозяйка борделя»       — Эй! Иди посмотри. Как думаешь, дохлые?        Тычок под рёбра. Потом чуть настойчивее. Исфару сильнее прижался к брату. Тело не ощущалось, только маленький участок под рёбрами, но стоит пошевелиться, встать…       — Живые.        Чья-то рука дёрнула за шкирку как котёнка и поставила на ноги, чтобы с криком от боли, прошибающей от копчика по всему позвоночному столбу, Исфару упал обратно на Каденцию. Тот поднялся на руках сам, хотя из глаз уже текли слёзы. Он выгибал спину, держал её, но это не спасало от дискомфорта. Но главное — дотянуться до брата, сжать и вобрать в себя. Не отдавать этим скотам.        Двое смуглых мародёров осматривали их с усмешкой.       — Ваш дом, шлюшки?        Сил нет, хотя они проспали всю ночь. Голова кружится, их обоих ведёт. Всё, на что хватает Каденции, — это на оскал и плевок, и тот почти сухой.       — Не говори ерунду, Эшу. Если бы это был их дом, их бы сожрали и достали и из подвала, и с крыши, где бы ни прятались. Подними одного ещё разок, посмотрю.        Опять рывок, только Эши приходится поднимать обоих, ибо ноги-то не держат, но это не мешает близнецам впиваться друг в друга ногтями. Низкорослый мародёр — тот, что отдавал распоряжения — ржёт, скаля жёлтые зубы. Он же сдирает с них штаны. Последняя частичка силы у Каденции уходит на то, чтобы взбрыкнуть. От резкого движения его простреливает, и сознание уплывает. Исфару вцепляется в него только сильнее, его тошнит, но рвать нечем. Руки на ягодицах он почти не чувствует.       — Порваны, оба. Но смазливые. Кроме них тут ничего ценного не осталось, пойдём.       — А этих?       — Ну подкинем Скаалю, но они не жильцы. Белые от кровопотери и попорченные.        Сознание выбивает из тела вместе с воздухом, когда их швыряют куда-то в кузов грузового кара.

***

      — …всё, что мог.       — Благодарю.        Исфару шевелится еле-еле. Даже не так. Он приоткрывает глаза ровно настолько, чтобы из-под густых ресниц видеть два тёмных силуэта. У одного из говоривших была большая красно-жёлтая серьга, блестевшая на солнце и слепившая.        Лёгкое движение пальцев — только для того, чтобы дотянуться, чтобы ощутить такие же точно пальцы. Тёплой руки брата рядом не было. Каденции вообще не было рядом.       — Эй!        Сильные смуглые руки перехватили его быстрее, чем он успел соскочить с кровати. Исфару заскользил руками по простыне, и сверху навалилось ещё тяжесть чужого тела. Юноша заорал во всё горло и стал вырываться.       — Да тихо ты! Успокойся!        Сопротивление стало лишь яростней. Исфару ударил локтём куда-то в район рёбер, и его тут же сзади ухватили за горло и вжали лицом в матрас. Когда он уже почти задохнулся, тяжесть исчезла и его перевернули на спину.       — Успокоился? Чудесно. Куда ты рванул? Мне казалось, зад у тебя на лоскуты порван, а там, судя по всему, здоровенное шило.        Жадно глотая воздух, юноша во все глаза смотрел на мужчину, возвышающегося над ним и явно готового вразумлять дальше.       — Г-г-где м-мой б-б-бр…        Голос был ужасен. Сиплый, сорванный и совершенно никакой. Но невольный собеседник то ли понял, то ли прочитал по губам. Он встал, на миг пропав из поля зрения, а вернулся с Каденцией на руках и положил бессознательную тушку того рядом с близнецом. Исфару тут же обвил его руками и ногами и чуть приподнялся на локте, защищая и вместе с тем осматриваясь.        Мужчина при виде такого спектакля только хмыкнул. Исфару хмуро на него уставился, а тот только сел на край их двуспального ложа и вытянул длинные ноги.       — Ну любуйся.        Посмотреть и впрямь было на что. В меру худощавое высокое тело, широкий разворот плеч, который не портит лёгкая сутулость, свойственная большинству высоких людей, длинные руки с изящными кистями и ещё более длинные и совершенные ноги. Особенно стопы с высоким подъёмом и худыми, сухими голенями. Такие ноги бывают у дорогих породистых лошадей. С лицом объекта разглядывания тоже был полный порядок: тонкие губы, острые скулы, хищный нос, дугообразные брови и несколько узкие, но поразительно красивые глаза чернее ночи. В правом ухе большая, но тонкая, плоская золотая серьга в виде листика с росинками-рубинами. Длина чёрных волос необозрима, ибо они теряются в цветастом платке, повязанном на голову, свободные концы которого спускаются ниже талии мужчины.       — Меня зовут Скааль Цера Виен. Для вас я господин Скааль или просто господин. Как зовут тебя и твоего брата?       — И-исфа-а-руу. А е-его К-каде-е-нция.       — Так, ясно. Напишешь. Ты же умеешь писать?        Короткий кивок в качестве ответа.       — Чудесно. Твой брат проспит ещё около суток, ему досталось больше, чем тебе, плюс ему вывели шрам с кожи и ваши чудовищные каракули. Если вы хотели что-то написать на руках, то у вас ничерта не вышло. Пока могу провести экскурсию.        Исфару отрицательно покачал головой.       — Не хочешь? Ну как хочешь. Есть-то не откажешься?        На этот вопрос Исфару ответить не мог. Он прислушался к себе и не почувствовал голода, только жажду. Впрочем, Скааль спросил только для проформы. Поднявшись с изяществом и ловкостью песчаной змеи, он буквально на минуту вышел из комнаты, а вернулся в сопровождении девушки с подносом.        Исфару даже опомниться не успел, как не оставил ни капли похлёбки и ни крошки хлеба. Голод не просто просыпался во время еды, он словно мозги ему вправил. Мужчина напротив только посмеивался.       — С-сколько в-вам лет?       — Раза в три больше, чем тебе, а что?       — В-вы мо-о-олодо в-выглядите.        Улыбка тонких губ из располагающей превратилась в неприятную.       — Должность хозяина борделя и не к тому обязывает.

***

      — Мы не будем шлюхами. Мы свободные люди, отпустите нас. Вы не имеете права и…       — Да кому вы сдались в Ишане после того, как вас отымели во все дыры?        Скааль за хвостик вытянул из своего бокала вишню и, пару секунд покатав её по губам, проглотил. Только косточку мимоходом и выплюнул, ещё более привольно расположившись на софе перед близнецами. Те сидели на полу в окружении подушек, и Каденция только что дыру взглядом не прожёг в сутенёре. Тот только растекался по своему лежаку всё больше и лениво таскал вишни из коктейлей и пиал.       — Если думаете, что это не вскроется, то сильно ошибаетесь. Вы оба слишком смазливы, так что охочие до ваших тощих задов будут. И первым делом их вам проверят в храме, дабы убедиться в чистоте и невинности, а у вас там рубцы недвусмысленного происхождения. Быть шлюхой там и тут — две очень разные вещи. «Исшенгар» — заведение приличное, с претензией на элитность. Тут нужно не только телом ублажать. И нагрузка вполне приемлемая, не говоря уже о прелестях медицинского обслуживания, еды и отдыха. Хотите отдаваться в подворотнях за краюшку хлеба — вперёд.       — Мы не будем никому отдаваться и вообще…       — Будете. Вы не представляете, сколько кэша на вас уже ушло. Вас не за бесплатно лечили. Плюс еда, плюс вода, плюс жильё. Мне перечислять дальше?        Каденция нахмурился. Исфару помалкивал и только держал брата за руку.       — Мы можем отработать по-другому. Мы сильные и ловкие.       — Вы смазливые — и это решающий фактор. За перепих с вами дадут куда больше, чем я с вас получу за чёрную работу. Хотите или нет, я положу вас под клиентов, но от вашей покорности и разумности зависит, как это произойдёт. Ясно? А теперь идите на занятия, пока я добрый и вы целы.        Братья встали медленно и неохотно. В зелёном взгляде старшего близнеца так и сквозила ненависть, но мужчина только хмыкнул.       — Глазёнки-то береги. Сокровище прям. А во мне дырку не протрёшь. Вы учтите, мальчики, не поймёте по-хорошему — пущу по кругу. Незабываемые впечатления.       — Да. Мы в курсе.

***

       Первый раз положить под клиента мальчикам пригрозили через полгода. До того хотели более или менее обучить, а главное — обуздать норов Каденции. Исфару был куда покладистее, но главным образом из-за чувства вины, которое безуспешно пытался выбить из него брат. Старший из близнецов раз за разом придумывал планы побегов, а когда те проваливались, огребал розг за двоих. Но физическую расправу учиняли только охрана и надзиратели. Скааль же подходил к разбору полётов творчески: ему, с одной стороны, не хотелось портить внешний вид товара, а с другой — подучить уму-разуму и по возможности повысить ценность своих наложников. Так что с порок хозяин «Исшенгара» довольно быстро перешёл к другим методам воздействия. Братьев учили танцевать и играть на рабанастре, но именно танцы стали тем новым способом воздействия, который использовал мужчина.       — В полене грации больше, чем в тебе.        Скааль неласково проходится длинным тонким хлыстиком с кисточкой по ягодицам Каденции, пока тот вытянут как струна в одной из поз. Тот шипит сквозь зубы, но не меняет позы, хотя мышцы уже дрожат от напряжения.       — Станьте сами и попробуйте!        Мужчина хмыкнул и лениво отбросил хлыстик, одним движением став на руки и при этом изогнувшись в спине и вытянув ноги.       — Повторите.        Близнецы легко перетекли в указанное положение бок к боку.       — Я старше вас обоих и в теории гнусь куда хуже. Делайте прогиб в пояснице сильнее. Ну?        Братья изогнулись. Мужчина с неизменной улыбкой прогнулся ещё сильнее, а после поднял корпус, фактически став пятками себе на плечи.       — Сгибайтесь.        Этот кульбит оказался куда сложнее. Скааль же издевательски опустил ноги ещё ниже, стал на полную стопу и разогнулся. Иронично посматривая на своих новых работников сверху вниз, он вновь подобрал хлыстик и его кончиком поднял Каденции подбородок.       — Профессия куртизанки не так проста, как кажется, и это касается и мужчин, и женщин. Ты шипишь, скалишься и не добьёшься ничего, кроме того, что рано или поздно тебе выбьют зубы. Покорность, ласка и умение — три основных стержня. Хочешь уважения — заслужи его, это вполне возможно даже в твоём положении. Я мог бы отправить вас работать в первую же неделю, но мне жаль. Из вас вполне можно слепить нечто пристойное и не только в плане тела. Хотите вырваться — работайте. Понравьтесь состоятельному клиенту, который не захочет вас ни с кем делить, и катитесь куда угодно.       — Из-за одной такой мрази мы тут и оказались. Мы не будем шлюхами.       — Будете, даже и не сомневайтесь. У вас есть только выбор по части того, чьими шлюхами вы будете: какого-нибудь грязного и вонючего работяги или состоятельного банкира. Разницу понимаете?        Каденция сплюнул вслед уходящему истязателю. Присутствующий при разговоре учитель танцев тут же врезал строптивцу по почкам, и тот рухнул на пол, приложившись из положения стойки на руках грудью и челюстью.       — Кадэ!        Испуганно и нежно. Конечно же, Исфару, и, конечно же, он мягко поглаживает брата по спине. Глупый. Ему ведь и самому больно не меньше.        Ещё один удар от учителя ногой в живот и по лицу, но уже Исфару.       — Я отучу тебя плеваться! Оба выдраите этот зал до завтра. И воском натрёте, чтобы я своё отражение видел, ясно?!        Конечно, им ясно, а ещё больно и погано, но деться из этого ада решительно некуда. Протесты и ершистость пресекались на корню. Обучение мастерству ублажения других всегда заканчивалось на моменте, когда Каденция кидался в драку и всё обучение сводилось к формальному изнасилованию.       — Я для того отдаю тебе этих мальчиков, чтобы ты, свинья безмозглая, их рвал?!        Хозяин борделя от души врезал по лицу одному из учителей-доминантов. Скааль лютовал и не стеснялся в выражениях и побоях, пока его личный врач осматривал юношей. Те поглядывали с любопытством и почти не реагировали на боль и лёгкие прикосновения эскулапа.       — Сильно болит?        Исфару посмотрел вниз, разглядывая красный след от хлыста на своём бедре, который осматривал доктор.       — Нет, не сильно. Спасибо.        Каденция перевёл взгляд со своего нового хозяина на доктора у ног брата и цинично хмыкнул.       — Почему вы с ним? Почему работаете на него? Он же мразь.        Доктор посмотрел на старшего близнеца снизу вверх.       — Как с вариантом с должной платой?       — О нет. Не пудрите мне мозги. Вы очень аккуратны для бордельного врача и лечите не всех. Вчера порвали юношу с соседней с нами кровати, и его лечили не вы. И не так, как нас.        Лёгкая улыбка, слишком понимающая и говорящая.       — Я лечу только дорогие игрушки.       — А мы дорогие?       — Очень. Эксклюзив, близняшки. Скаа вас обучит, хотите вы того или нет.        Каденция оскалился и взял брата за руку, чуть притягивая к себе.       — Значит, Скаа…       — О чём шепчетесь, голубки? — хозяин борделя ласково ухватился за шеи близнецов и сжал. — Уж не обо мне ли? Мальчики, из-за вас я теряю актива за активом…       — Так не мы же им кожу снимаем и в зад разные предметы запихиваем, — Каденция хрипит в тисках чужих жёстких пальцев, но не выпускает руки брата и продолжает скалиться. — Может, пора уже понять, что добровольно мы ни под кого не ляжем?       — Ты правда так думаешь? — шёпот в самое ухо вкрадчив, но сам тон пугает до дрожи и куда сильнее, чем пальцы на горле. — О, Кадэ, ты будешь у меня шёлковым и нежным. Подождите до завтра, я отведу вас на шоу. И, если после ты не начнёшь подмахивать бёдрами, как заправский соблазнитель, я буду не я. А теперь идите в купальни и баиньки.        Выходя из купален, Каденция не стесняясь прижал к себе брата. Исфару ответил тем же и вдруг зарыдал.       — Извини… это я виноват… — всхлипы и дрожь. — Это из-за меня мы тут… Я пойду… Я сделаю, что скажут, лишь бы они не трогали теб-бя-а-а… О-о-отпу-ус…       — Ну-ну-ну, не говори глупостей… Мы справимся вдвоём, мы выдержим и мы не будем никого ублажать…        Каденция почти оттащил брата на кровать и уложил, прикрыв собой. Вокруг послышались смешки — близнецов не любили. В основном как раз из-за того, что Скааль мягко к ним относился. Их действительно почти не трогали, в сравнении с другими.       — Кадэ, я боюсь того, что будет завтра…       — Тсс… Это только угрозы…       — Он не угрожает просто так…        Братья так и не поспали толком, только проваливались в забытьё. Ночи были жаркими, но они старательно сплетались живым клубком, жались друг к другу и подолгу молчали, просто вглядываясь в глаза. В итоге утром, когда их пинком сбросили с ложа, только задремавшие юноши были никакими.       — Какая трогательная картина, сейчас расплачусь, — Скааль сузил глаза и продолжил уже нешутливым тоном. — Живо встали, умылись и оделись. У вас четверть часа, а потом я потащу вас за собой в том, в чём вы есть.        Братья собрались быстрее и успели даже что-то перехватить в качестве завтрака.       — На вашем месте я бы не наедался.        Каденция напоказ откусил от булки жёсткого хлеба кусок побольше.       — Насиловать будете?       — Не вас.        Юноша поперхнулся. Исфару бережно похлопал брата по спине. Скааль, не дожидаясь окончания приступа, ухватил подопечных за шкирки и потащил за собой. Несмотря на немалый рост и, в общем-то, крепкое тело, оба близнеца даже и не пытались вырываться. Мужчина был несравнимо сильнее и двух шестнадцатилетних наложников трепал, как волкодав двухнедельных котят. Перед их импровизированным отрядом открывали все двери. Братья, уже научившиеся ориентироваться в здании борделя, начали упираться и сопротивляться.       — Нет! Мы не пойдём! Только не туда!       — Только туда!        За красные двери их почти зашвырнули. Покои боли.        Близнецы ухватились друг за друга, прижались, во все глаза глядя на комнату и на своего потенциального мучителя.       — Расцепитесь, пока сам этого не сделал.        Братья обнялись только сильней. Начиная звереть, Скааль отцепил одного от другого и, хорошенько тряхнув, прижал к стене. Тонкие, но прочные жгуты зафиксировали двух упрямцев, которые, конечно же, стали выкручиваться.       — Прекратите, всё равно ничего, кроме растяжения и ссадин, не получите.       — Вам надоело нас насиловать, вы решили избить?       — Кадэ, моё невыносимое сокровище, я вас ещё ни разу не тронул в этом плане. Но не дай светлые духи ты меня до этого доведёшь. Это во-первых. А во-вторых, Мастера Боли — это элита, которой вам не стать. Вас подпортили, вы боитесь боли, не можете получать от неё удовольствие и не дарите другим, ну разве что отъявленным садистам. А я всё же бордель содержу, что предполагает текучку клиентов и постоянство моих работников. Постоянство, Кадэ, а не смертность. Но это показательное выступление будет со следующей целью: я вас разделяю, и то, насколько каждому из вас будет хорошо, зависит от другого. По-хорошему вы понимать категорически отказываетесь, работать в паре тоже.       — Это извращение, — Исфару смотрел с куда меньшим огнём, но ненависти в нём, как ни странно, было больше, чем во вспыльчивом, но и отходчивом Каденции. — Мы братья, а вы предлагаете в четыре руки и два рта ублажать ваших активов.       — Моих, ибо я боюсь пускать вас к клиентам. Вы пока ещё неопытны, да и вред кому-то из моих поправим, а испортите моих гостей — испортите и репутацию заведения. Как вы не поймёте? Вы обязаны мне жизнью. Мародёры притащили вас никаких, трупы-трупами. Вы обязаны отработать вложенное. Обязаны. Этот долг я выбью любой ценой. А теперь смотрите внимательно и мотайте на ус.        Когда в комнату стали заходить люди, обнажённые, в одних только масках на всё лицо, братья синхронно потупились. Скааль тут же вздёрнул им подбородки.       — Исфару, не будешь смотреть — отпущу Кадэ и отдам этим любителям тощих мальчишеских задов. Верно и обратное. Вы же так любите и дорожите друг другом, вот и учтите: либо оба смотрите на других, либо один из вас превращается в действующее лицо. Или я чего-то не знаю? Может, это кого-то заводит?        Каденция только что шею не свернул, ужом извиваясь в путах, когда мужчина больно облапал всё, что было в паху.       — Больно!       — Ой, не ври… Это и не тень боли даже. И глаз не отводить. Маррам для кого сейчас старается? Вот ему больно.        Молодому мужчине на кровати и впрямь было больно, ему выкручивали всё, что только могли: заломленные руки, казалось, сломаются, а длинные ноги дрожали от напряжения. Хуже всего было не то, что ему было больно, а к тощим ягодицам пристраивались сразу двое, куда большее содрогание вызвало то, что ему это абсолютно точно нравится. И стоны, и движения, и всё не наигранное.       — Вы оба так и близко не можете, но ведь можно заставить учиться, раз вас не устраивают одиночные «свидания» и вы хотите большего количества партнёров.       — Не надо. Пустите… — Каденция не узнавал своего голоса и интонации. Скааль лениво, но внимательно посмотрел на юношу. — …пожалуйста. Отпустите нас отсюда. Всё, что угодно, только выпустите.       — Господин.       — Ч-что?       — Пожалуйста, господин Скааль. Повтори.        Каденция рванулся. Уязвлённая гордость вопила в унисон с нравственностью, не позволявшей смотреть за сношениями других. Определить, голос какой из барышень громче, было также затруднительно. Исфару молча всхлипывал. Каждый раз пытаясь опустить глаза, он через силу заставлял себя поднять голову и смотреть. Угроза поместить в центр действия кого-то из них была весьма действенна.       — Пожалуйста… господин Скааль.       — Умница.        Из покоев боли их вывели никаких. Весь скудный завтрак тут же захотелось оставить на полу.       — Бира, Мриш, — мужчина грубо толкнул Исфару в руки подошедших. — Его в северное крыло, на самый верх.       — Нет!        Братья рванули друг к другу, но их держали и уводили в разные стороны. Хозяин борделя тащил Каденцию сам и на каждую полученную царапину отвечал ударом. Цветастый шёлковый платок потерялся где-то в коридорах, и потому освободившаяся чёрная длинная коса стегала не хуже плётки, только ей не хватало размаха. С воем, криками и бранью братьев всё же растащили и заперли вне досягаемости друг для друга. Оставшись наедине, они объявили голодовку и выказывали полное безразличие к происходящему вокруг.       — Скаа, ты доиграешься, — доктор вводил питательные вещества внутривенно обоим упрямцам и который день пытался переубедить своего начальника. — Лишишься обоих.       — Отнюдь. Они чувствуют друг дружку, вот на эту связь я и буду давить. Я выбью из них гордыню.       — Из тебя-то её так никто и не выбил.        Оглушительная пощёчина, по силе равная удару кулаком. От одной неё доктор оказывается на полу, а красивая стопа хозяина борделя давит ему на горло.       — Не смей равнять меня и этих ничтожеств! Они выходцы снизу, и им молиться на меня впору. Пьют, едят и им не угрожают поеданием и обращением. У них не было перспектив, не было будущего, положения, репутации, надежд! Не было! Им не сломали судьбу!       — Хорошо, но и у тебя не было раньше свободных в наложниках. Все, кто к тебе попадал, уже работали, они видели другое обращение и ценят те условия, в которые попали. Но этих ты ломаешь. Они не будут покорными и умелыми.       — Любых можно приручить.       — Нет, и ты это знаешь.       — Вот увидишь.       — Скааль, это пустая бравада.        Мужчина со злости ударил кулаком в стену.       — Уйди с глаз моих, пока я тебе чего-нибудь не сломал.        Доктор медленно поднялся и заковылял прочь. Он оглянулся уже в конце коридора и сказал предельно спокойно:       — Ты знаешь, что я прав. А я знаю, что будь у тебя хоть десять борделей, ты не так суров и жесток, как хочешь казаться.       — Уйди.       — Как знаешь.

***

       Через семь месяцев, проведенных в отдалении от брата, Исфару раздобыл иглы и краску для татуажа. Их татуировку свели, но у некоторых наложников они были и регулярно подновлялись — в основном поверх старых шрамов, которые не смогли свести даже лучшие медики и аппаратура. Долго и мучительно было повторять полузабытый рисунок, но это — ниточка связи с братом. Призрачная ниточка, но знаковая. Иглы и краску Каденции передал доктор. Он же иногда рассказывал братьям друг о друге. Скааль татуировок, конечно же, не оценил, но после того, как свели и эти, рисунок появился вновь. Хозяин борделя лютовал. Его «прибыльные» близнецы оборачивались одними убытками, даже когда они стали работать. В лучшем случае клиенты уходили, попользовавшись равнодушным телом. В худшем — в ярости и со следами побоев. Юношей «приостановили» на шестнадцати — подростки всегда котировались выше более старших собратьев.       — И долго ты будешь упрямиться? — сутенёр полулежал на кровати в апартаментах Каденции. — Будешь ласковым — разрешу видеться с братом.       — Соврёте как обычно, только и всего, — Каденция отпил воды из стакана. В комнате стояла духота, а ещё явился этот гад, мнящий себя невесть кем, и настроение упало окончательно. — Зачем пришли? Опять угрожать расправой над Исфэ? Так нас и так имеют в хвост и в гриву.       — Нет, но мне казалось, ты хочешь его видеть, а условия ты знаешь.        Юноша безразлично уселся на кровать. Больше все равно некуда. Скааль посматривал на него как-то выжидающе.       — Не хотите уйти?       — Нет, а должен?        Каденция пожал плечами как можно равнодушней. Ему становилось всё жарче и некомфортнее. Чёрные глаза стали насмешливыми.       — Тяжко?       — Со мой всё отлично.       — Я вижу.        Лёгкий толчок — и Каденция оказался прижат к матрасу тяжёлым телом.       — Слезьте!       — Минутку, только закреплю результат.        Кадэ взбрыкнул и стал вырываться, пока ему заламывали и завязывали высоко над головой руки и стягивали лёгкие широкие штаны.       — Ну-ну. Не постанывай, рано ещё.       — Чем вы меня напоили? Это же вы принесли кувшин.       — Проницательный мальчик. Ничем таким я тебя не поил, это просто новая метода. Не могу сломать грубостью, возьму нежностью. И не надо плеваться, а то останешься без зубов. Потом, конечно, вернём их тебе, но ты подумай, сколько чудесных минетов ты до того сделаешь. Мой намёк понятен?        Скалясь и поскуливая от ненависти и бессилия, Каденция попробовал лягаться. Скааль любезно придержал ему ногу и отвёл в сторону, максимально открывая пах. Когда горячий язык прошёлся от выпирающей тазовой косточки до груди, юноша взвыл и задёргался пуще прежнего.       — Не трогайте!       — Почему? Тебе разве плохо или больно? По-моему, происходящее тебе нравится.       — Это всё ваши штучки! Я тут ни при чём!       — Афродизиак или нет — неважно. Главное — приучить твоё тело к определённой реакции, дальше прекрасно пойдёт само. Что я тебе там обещал? Нежность и внимание, кажется.        Поцелуи до паха Каденцию не впечатлили, по крайней мере, не тем образом, на который рассчитывал мужчина. Но до хруста в позвоночнике юноша выгнулся, только когда нахальные губы накрыли его член.       — Не надо!        Рывок назад и непроизвольный вперёд. Только вот своими трепыханиями он добился только того, что его за бёдра прижали к кровати. Всё, что было после: проникновение, стоны, свои и чужие, толчки и разрядку — он уже не помнил и не осознавал в полной мере, только где-то на периферии сознания, которое было где угодно, но только не там, где должно.       — Сколько было ора, а сам узкий, горячий и чувствительный, что странно после того количества партнёров, что у тебя было.        Зелёные глаза, уже ясные, а не затуманенные желанием и ещё чёрт знает чем, смотрели в чёрные с яростью.       — Ненавижу.       — Да что ты, — смуглые пальцы провокационно размазали по впалому животу сперму. — А по-моему, твоё тело меня очень даже любит.       — Когда мы с Исфару выберемся, ваша могила будет второй в ряду тех, что мы выроем.       — Очень самоуверенное утверждение.        Хозяин борделя неспешно поднялся и потянулся, как сытый и довольный кот. Своего подневольного любовника он отвязал, но, когда тот рванулся с кулаками, со всей силы ударил в живот, сбросив с кровати.       — А братца твоего отыметь, или у вас такая хорошая связь, что пока спишь с одним, то фактически двух…       — Только троньте его. Только посмейте!        Мужчина чуть склонил голову, только посмеиваясь над пленником.       — Мне уже не терпится узнать, что же мне будет.

***

       Исфару только что на стену не лез от ненависти и беспомощности. Он сорвал горло, крича ничуть не тише брата, а потом содрогаясь в рыданиях на кровати. Это он был виноват, что так случилось. С начала и до конца он виноват во всей ситуации. Это из-за него страдает Кадэ. Как бы хорошо ему было без брата, да ещё и такого — ни на что не годного и слабого.       …Он не ел и не пил два дня, и доктор, наплевав на запрет Скааля, привёл Каденцию к брату. Близнецы сцепились в клубок. Исфару даже забыл на минуту, что фактически умирает от обезвоживания, но главным образом потому, что просто решил умереть. Перед этой решительностью были бессильны все искусственные попытки поддержания его работоспособности.       — Я вас оставлю, но ты его откормишь и приведёшь в порядок.        Каденция на миг приподнял голову с плеча брата и посмотрел на доктора.       — Эта черноглазая мразь вас убьёт.       — Меня — нет. Вас может, и поэтому нужно преподнести новость аккуратно, чтобы он остыл и не наломал дров. И да, твой брат не говорит. Я проверил связки, они в порядке, видно, психологическое, так что ты ему нужен. Как и он тебе. А Скааля я беру на себя, если он, конечно, всё еще хочет иметь у себя таких эксклюзивных наложников.        Так закончился год в отдалении друг от друга. Следующий прошёл так же, как и первый, но теперь они опять были вместе, и это решало всё. Скааль сам их больше не трогал. Клиентов выбирал с осторожностью и не жалел успокоительного для братьев. Ему хватало проблем и без близнецов.        «Исшенгар» хотели прибрать к рукам другие дельцы, и хозяин публичного дома изворачивался и воевал, как мог. Он оказался счастливым обладателем не только эффектной внешности и невыносимого характера, но и определенных принципов. Свой «гарем» держал в строгости, но и оберегал. В прямом смысле был готов убить за своё детище. После стычек его буквально вытаскивали с того света. Близнецы были в курсе всей ситуации, так как, нуждаясь в паре лишних рук, доктор обычно припрягал их к какой-нибудь ерундовой, но нужной врачебной работе.        Каденция сидел за ширмой с очередной ступкой для измельчения трав, когда услышал обрывок разговора.       — …болит.       — Я извёл на тебя все анальгетики и антибиотики. Хорошо, что заражение не пошло дальше. Как ты вообще ходишь с такой искромсанной спиной, да ещё и танцуешь?..       — Тешену нравится, значит, я должен.       — Да отдай ты им «Исшенгар»!       — Я убил на него двадцать лет жизни. Я сам подохну, не отдам.       — Ты и подохнешь. Нет, я правда не понимаю, как можно было после стольких лет работы в борделе додуматься открыть свой. У тебя были такие возможности…       — Когда? Какие возможности? У меня что-то было, только когда я являлся премьером в столице. После того, как я попал туда, куда попал, у меня больше ничего не было. А бордель я, как ни парадоксально, знаю изнутри. Так что тоже особого выбора и не было.       — Почему было не стать репетитором?       — Чего? Оральных ласк? Не смеши… от меня как от танцора ничего не осталось. Моя гибкость и сила — это жалкие крохи былого… И нет. «Исшенгар» не отдам. Добровольно никогда не отдам.        Этот диалог Кадэ потом долго пересказывал Исфару, отчаянно краснея. Казалось бы, за три года жизни в борделе можно было отучиться краснеть, ан нет. Исфару слушал внимательно, и его руки порхали в ответ.        «Тебе его жаль?»       — Да пусть хоть издохнет! Да после всего, что мы вынесли!..        «И всё же тебе жаль. Мне тоже. Если он проиграет, будет многим хуже, и нам в том числе».       — Никого мне не жаль!        «Кадэ, жалеть своих врагов не грешно. Хуже, когда этого сделать не можешь. Мы выберемся, обязательно. Я тебя очень люблю».       — Я тебя тоже. Почему ты говоришь, словно мы прощаемся?        «Что-то грядёт. Я не уверен, что успею попрощаться с тобой после».       — Я тебя не отпущу!        «Я сам и не уйду, и не оставлю тебя. Ты — часть меня самого, я бы не выжил тут без тебя».        Каденция притянул к себе брата. Так, в обнимку, они и заснули. О том, что всё сломалось и рухнуло, братья узнали уже после того, как катастрофа произошла.        «Исшенгар» и его хозяин перешли под покровительство Тешена — торговца наркотиками, людьми и некоторыми видами оружия, но главное — амулетами, отпугивающими ивенэши. Что было хуже: то, что крышу сменил публичный дом, или то, что хозяином обзавёлся Скааль, — так сразу было и не сказать. Совершенно точно было ясно только одно: новому покровителю одного Скааля не хватало. Были перепробованы все мальчики в заведении, и вполне закономерно очередь дошла до близнецов.       — Какие славные котята… — работорговец провёл кончиками пальцев по щеке Исфару. Тот был на грани того, чтобы вцепиться зубами в мозолистую ладонь. — Почему они до сих пор не в моей комнате?       — Я бы не советовал.        Скааль встал между братьями и новым покровителем и сделал шаг назад, оттесняя близнецов ещё дальше. Исфару случайно коснулся поясницы мужчины и почувствовал дрожь. Эта дрожь испугала его больше всего остального.       — Это, конечно, твой товар, но мы же договорились, Скааль: я беру всё, что мне нравится. Они мне нравятся. Я тебе заплачу, не переживай. Всегда ведь платил.        Вместо ответа ещё один шаг назад.       — И всё же я бы не советовал. Они не обучены ещё толком.       — Значит, будем учиться. Обоих ко мне. Сейчас же.        Братьев отвели, но незаметно для других в руки Исфару попал недлинный продолговатый предмет.       — Он не будет с вами нежничать. Делайте что угодно, вы двое мне ценнее этой твари.        Каденция долго вглядывался в чёрные глаза и наконец кивнул.       — Вы точно с ним справитесь?        Улыбка вместо ответа и черти в бездне зрачков, сливающихся с радужкой.       — Если всё выгорит, вы обещаете отпустить?       — Двух людей, которые угрожали мне могилой?       — Вполне возможно, вашу могилу выроет кто-то за нас.        Скааль чуть склонил голову.       — Хорошо. Шлюхи из вас всё равно вышли преотвратные.        В комнате братья осмотреться не успели. Их тут же сгребли на кровать. Дальше было легко и просто. Каденция лёг, всем своим видом демонстрируя готовность и желание. Исфару скользнул мужчине за спину, тонкими пальчиками массируя широкие плечи.        …тонкий, но острый керамический нож вошёл под рёбра легко. Так же легко провернулся в ране и ушёл глубже. Каденция со всей силы держал и зажимал рот несостоявшемуся насильнику. Крупное тело долго содрогалось в предсмертных судорогах.        В коридорах за дверьми начались грохот и сутолока. Каденция схватил брата за руку и кинулся к окну. Со второго этажа спуститься вниз было не так уж и трудно, особенно при отсутствии охраны, помогавшей своему непосредственному начальнику отбивать бордель.        Когда они уже почти вырвались за пределы территории, что-то рвануло рядом, оглушило и отбросило. Перед тем как провалиться в черноту, братья только и успели крепче сжать руки…       — Очнулись уже в грузовом каре. Не знаю, как там с «Исшенгаром», может, и нет его, здание вполне могло рухнуть в ходе той разборки. Ну а мы превратились в трофей у работорговцев. Правда, неудачный, с нами не знали, что делать, плюс тавро публичного дома. В итоге перепродали на Арену, а там уже быстро сообразили, что мы отнюдь не податливые, не ласковые и не страстные. Просто бешеные. Куда нас ещё было девать, как не в группу для тех, кто любит пожёстче? Так, чтобы отыметь один разок, но до звёзд. Вот и вся наша история в качестве наложников.        Арно, почти не дышавший во время рассказа, отмер и тяжело вздохнул.       — Мда. Ну а тут-то вам нравится?        Братья пожали плечами.       — Мы так и не поняли мотивов Ренара. И, вообще, нам бы хотелось домой. Там, конечно, подземные твари и ивенэши, но хоть посмотреть, что осталось. Может, у нас ещё есть свой угол.       — Хотите — значит, отвезу.        Трое заговорщиков вздрогнули и обернулись к Мастеру Смерти. Они не то чтобы секретничали, вполне открыто говорили на веранде, но как-то совсем не заметили, когда пришёл хозяин дома. Каденция чуть нахмурился.       — Зачем вам это?       — Я всё равно не представляю, что с вами двоими делать, но если я в состоянии помочь, то почему бы не помочь? Покупал я вас в состоянии аффекта, если угодно. Но вы мне ничего не должны, я просто хочу помочь. Правда. Без подтекстов и склонения к близости. Только на прощание мы всё же сведём вам татуировки. Если угодно, набьём такие же вновь, но только у моего мастера, красиво и ровно. И скажите наконец, кем хотите быть, может, я смогу поспособствовать.        Братья переглянулись и хмыкнули как-то невесело, но задорно. Они показали в четыре руки.        «Бабочка»        «Череп»        «Тлен»       — Мы хотим быть шеншаре, Мастер.        *Справка по миру: у Мастеров Смерти и шеншаре одинаковая эмблема — бабочка Мёртвая голова, только у последних на эмблеме крылья у бабочки истлели по краям.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.