***
За время их отсутствия город мало изменился. Разве что стало больше разрушенных домов. Люди, как и прежде, передвигались перебежками, а внимания на них обращали не больше, чем на сорную траву. Главное правило таких городов — не задерживай внимания на чужаках. Не твоего ума дело, кто они и что они, убрались восвояси и ладно. Близнецы нашли дом и прежнюю школу, нашли улицы, где когда-то играли и вместе с тем получали первые ножевые ранения. Бурной ностальгии это не вызвало. Было вообще непонятно, что теперь делать. Искать дядю? Где, да и зачем? Если их первый насильник не врал, то их продали, а значит, дядя мог податься в другой город к родне, которой они никогда не знали и, верно, не узнают. «И что теперь делать?» Исфару был растерян, и Каденция его очень хорошо понимал. Возвращаться к Ренару? Как-то неудобно, он и так многое для них сделал, более того, они же сами просили их отвезти домой… — Так, так. Кто это у нас? Близнецы слитным движением шарахнулись в сторону. Они и забыли, как песок и ветер глушит чужие шаги. Теперь на них с любопытством смотрели бывшие соседи и некогда друзья по играм. Правда вот «друзья», в отличие от них, росли и выглядели на редкость непрезентабельно. — Кажется, я знаю этих юношей, — Пирн, один из ватаги ребят, что чуть их не забили забавы ради, шагнул вперёд, осматривая и словно ощупывая взглядом добычу. — Каденция и Исфару вернулись в отеческое гнездо. А какие чистенькие и сытые! Похоже, только что с члена своего состоятельного обожателя. Бывшие соседи толпились вокруг. Исфару вдруг очень отчётливо понял, что когда-то хозяин борделя был абсолютно прав: дороги назад им уже не будет. Сейчас с них снимут всё ценное и дорогое, а они, возможно, и впрямь будут отдаваться в подворотнях за краюху хлеба, ибо их не пустят к работе. Только не в нижнем Ишане. Молва идёт быстро, а клеймо «мужеложца» почему-то сразу же гарантирует отлучение от веры и общественных работ. Работодателям-то плевать, а вот «коллегам»… Их или порвут, или убьют. Теперь даже непонятно, что лучше. — Мы не ищем проблем, — Каденция попытался как можно незаметнее спрятать руку под накидку, нащупывая рукоять ножа. — И мы с братом уходим. — Уже? А помочь родному городу? Вон накидки у вас какие хорошие… За них много дадут на чёрном рынке. А ещё больше за ваши задницы. Вы же теперь наверняка профессионалы альковного дела. Мы проверим буквально по разочку. Ребят, держи их. Ни Исфару, ни Каденция даже не предполагали, что наловчатся так убивать. Это, конечно, было громко сказано, но пырнуть в живот или в горло много ума не надо, братьев поражало другое — как обыденно и просто они бьют, стоило только загнать их в угол. Как медленны их противники, как неуклюжа их защита. Ещё бы их не было так много… Удар в живот Исфару ещё терпит, а вот в пах уже нет. Ну разумеется — уличные драки, кто же будет играть честно?.. Младшего из близнецов вздёрнули, ухватив за волосы на затылке и подставив к горлу нож. А грязный какой! Не дай духи порежут, да он от гангрены загнётся. Исфару смотрел в глаза брата и не слушал, что они там говорят его Кадэ. Он просто расслабил корпус и стал заваливаться назад. Тот, кто держал, ругнулся, падая вместе со своим пленником, но нож от шеи инстинктивно убрал, а Исфару только качнулся на пятках и всем корпусом рванулся вперёд. Их всё же чудесно учили танцевать и владеть своим телом. — Стой. Исфару замер, держа ножи наизготове. Резал он и обеими руками, хотя левой, конечно же, хуже. Руки были в крови, лезвия и рукояти тоже. Под ногами каталось предсмертно хрипевшее тело. Исфару на него не смотрел, он смотрел на брата, которого держали не в пример лучше, чем его самого, и по горлу у него уже текла кровь. — Кадэ, будь умницей, выбрось ножики, а то у тебя станет на одно отражение меньше. Шутка неудачная, к тому же их опять перепутали. Эти идиоты что, правда не видят, кто из них кто? — Лучше вы отпустите мальчика, и никто не пострадает. Ренар не вошёл, вплыл в пространство схватки и покровительственно положил руку Исфару на плечо, сжимая, но всё больше прижимая к себе. Среди смерти и крови он смотрелся удивительно органично, хотя братья могли поклясться: в нём не было ни грамма жестокости или тьмы, или агрессии, или холодности — да хоть чего-то, сопряжённого со смертью, кроме разве что его титула. Арно был где-то за спиной мага и особенно сейчас как-то ярко с ним контрастировал, словно бы сама жизнь — яркая, шумная и скоротечная — рядом с вечным спокойствием небытия. Пирн, похоже, не видел всего этого, столь очевидного для братьев. — О, стало быть, вы их нагибаете и еб… — Хуже. Я за них просто убью. Каденция, подойди ко мне, пожалуйста. Мастер Смерти протянул руку, словно бы наполовину раскрыл объятия. Старший из братьев шагнул было, словно зачарованный этим жестом, но нож тут же врезался ему в горло глубже. — Куда, сладкий. Мы так не договаривались, — Пирн прошёлся языком по щеке Каденции, и того почти вывернуло от этого прикосновения. — Могу обменять вашу игрушку, если угодно. — Не можете, — Ренар не опускал руки. Лица его было не видно за платком, только глаза, полностью жёлтые. — Я не торгуюсь, я его забираю из живых рук или из мёртвых. Мне не принципиально. — Да кто вы такой, диктовать мне условия? Значит, я хочу… — Ну почему, почему у всех вечно такие плохие зубы? Горестный шёпот, запах гнили, сырости и горячая струя крови обдали шею Каденции сзади. Кровь попала за накидку на водолазку, и тонкая струйка скользнула по спине. За спиной рухнуло чужое тело. Он оказался в объятиях Мастера Смерти как-то незаметно и естественно. Глупо было искать защиты у того, кого не сильно выше, но он как-то сам собой прильнул всем телом и обнял одной рукой, пряча вторую на чужой груди и одним глазом глядя назад. — Я тебя не звал. — Ну разумеется. Ты звал своих обожаемых исирсэ, будто тебе этих двух мало. — Они люди. — Это временный недостаток. Решеншари деловито переходил от тела к телу и с ходу ломал челюсти и осматривал рты. Жуткая пародия на зубного доктора равнодушно взирала на чужие зубы, вырывала их у трупов и у живых людей, которые мочились от страха при одном только виде ивенэши. Неугодные разинутые рты он мимоходом припечатывал стопой так, что хрустели челюстные кости. Насобирав столько, сколько считал нужным, Коллекционер преспокойно ткнул пальцем в Арно. — Вообще-то меня звал он. Три пары глаз уставились на побледневшего Соловья. Он сам неверяще указал на себя пальцем. — Я?.. — Маленькая птичка стала плохо соображать? Ты же просил придти и помочь. — Думал! И не тебя! — Арно наконец «отвис» и только что с кулаками не кинулся на оппонента. — Сгинь, нечисть! Ивенэши осклабился, что с его длинными мелкими зубами смотрелось воистину ужасно. — Моя милая птичка, всё не так просто. За мою помощь нужно платить. Соловей не успел сделать даже шага назад, так как, только вздохнув, уже упёрся грудью в грудь и тут же оказался в кольце чужих рук. — Первый раз будет страшно и может вырвать, а потом привыкнешь. Арно хотел было спросить, что будет страшно, но его уже вовсю целовали, а он отчаянно забился, но добился только того, что его сжали куда сильнее, а чужой язык бесстыдно хозяйничал у него во рту. Попытка укусить решеншари только рассмешила, по крайней мере, насурьмленные глаза в открытую смеялись над маленьким живым. Он отпустил Арно очень неохотно, а тот тут же упал на четвереньки, пока его долго и болезненно рвало желчью. — Бывает, — Коллекционер смотрел на чужие мучения так обыденно, словно такое в порядке вещей. Потом полуобернулся к Мастеру Смерти и братьям и сделал ручкой. — Всего хорошего. Ренэ, не смотри так осуждающе, я же говорил, что попробую его. Кроме того… Ты мне также кое-что должен, аттар. Сегодня будем считать, я удовлетворен. Ивенэши растаял именно в тот момент, когда Арно наконец разогнулся и вогнал свой нож в остатки чужой тени по самую рукоять, а после сплюнул на это место. Таким злым и вместе с тем то ли униженным, то ли расстроенным все трое зрителей не видели Соловья никогда. — Ренэ, я его убью. В следующую же встречу, и мне всё равно, что ты мне за это сделаешь. Мастер Смерти посмотрел на след от ножа как-то грустно. — Арно, нельзя убить того, кто мёртв. Ивенэши вообще нельзя убить. Только отогнать. Я сделаю тебе амулет… — Нет, — Соловей решительно поднялся и отряхнул свою одежду от земли. — Я справлюсь с ним сам. А теперь давайте уже уедем отсюда домой. Я очень хочу прополоскать рот чем-нибудь дезинфицирующим.***
— Ну вот и всё, — Ренар ещё раз прошёлся по пластырю кончиками пальцев, словно проверяя, закрепился ли он на коже. — Порез я смазал, так что к ночи не останется и следа. За что люблю современные технологии, так это за достижения в медицине. Нас в академии если и лечили, то травами и притираниями, хотя сейчас столько недорогих мазей, которые чудесно вылечивают даже глубокие ожоги и ранения. О бесшовных операциях без надрезов и лазерной коррекции кожи я вовсе молчу. Нет же, больше половины населения лечится подорожником и чистотелом. Иногда мне кажется, что весь наш мир — это один сплошной гротеск на нормальность. Кадэ, ну ты что… Старший из братьев смотрел на мага во все глаза и молча и беззвучно рыдал. Мастер Смерти не поверил бы, он вообще сомневался, что этот волчонок способен плакать, да ещё и так, на грани тихой истерики, когда дрожат губы. Солёные капли катились по смуглым щекам и капали с довольно острого подбородка, даже когда длинные и острые от влаги ресницы прикрыли глаза и те спрятались за тонкими веками, слёзы не прекратили сочиться. Мужчина так же молча и самовольно подхватил подростка под мышки, перетащил на своё сидение к себе же на колени и прижал к груди. Судя по тому, что тот не сопротивлялся ни словом, ни жестом, он и впрямь был на самой грани. Исфару смотрел на всё это так же молча, но как-то очень уж по-взрослому мудро. — Извините, Мастер. Мы расстроены, — Ренар и Арно одновременно вскинули головы. Голос у младшего из братьев был такой же точно, как и у близнеца, но определённое отличие всё же было. Исфару говорил чуть медленнее и напевнее, даже в словах у него была какая-то основательность, не свойственная непостоянному и вспыльчивому Каденции. Выступившие у него на глазах слёзы также словно были не его, а просто повторение реакции брата. — Мы очень хотели домой… Чтобы у нас был дом после всего этого… Но пока, видимо, нам придётся ещё у вас пожить. Извините. — Какие глупости! Я всё равно не собирался вас никуда ни отпускать, ни выгонять. И, вообще, вы хотели учиться на шеншаре. — Да кто же нас возьмёт, — слабость Каденции носила временный характер, он решительно упёрся кулаком в грудь Мастера Смерти, но отстранялся очень мягко и неспешно, плавно переместившись обратно к брату под бок. — Мы уже переросли возраст, в котором берут на обучение. Ни денег, ни талантов… — Деньги — не ваша забота, а что до талантов… я видел, как вы дерётесь. И вы очень спокойно реагируете на ивенэши, а это дорогого стоит. Так что выбросите все страхи до поры из головы. Сейчас мы приедем, поужинаем, мороженое на десерт выдам… Братья зеркально хмыкнули. Мороженое они уже проходили. — А потом в кровать, да? Каденция начал дерзить, ура! Значит, уже оправился. Ренар прямо-таки страшно собой загордился, и ему огромных усилий стоило не смеяться и сохранять серьёзное выражение на лице. — Разумеется, потом в кровать. Накрою самым тёплым пуховым одеялом и каждого в лобик поцелую. Одно плохо: колыбельные — это к Арно, но я думаю, он не откажет вам в такой малости, ведь я прав? Последнее уже к Соловью, но братья улыбаются, а это главное. Улыбки у них чудесные: мимолётные, нежные и удивительные, потому что редкие, но в своём многообразии неисчерпаемые. Вечером они действительно ужинали и ели мороженое. И закончилось всё постелью, но только относить туда братьев Ренару пришлось самостоятельно просто потому, что заснули они куда раньше прямо в гостиной, пока Арно перебирал два десятка колыбельных из своих запасов. — Ударно ты решил проблему, — маг говорил фактически одними губами и посмеивался, аккуратно снимая с гостя (кажется, всё же с Исфару) водолазку, благо материал очень сильно отличался от ткани в привычном понимании и «расходился» по швам, позволяя освободить из своих объятий тело, не снимая через голову. — С них и первых трёх достаточно было, дальше они уже чисто из вежливости внимали. Арно хмыкнул несколько самодовольно, но и нежно — чёрт знает как у него это выходило. Уже закрывая дверь в комнату братьев, певец полушутливо, полузавлекательно поцеловал Мастера Смерти, чуть оттянув ему зубами нижнюю губу. — Я, может, для тебя старался. — Странно, мне казалось, ты ночами предпочитаешь видеть меня довольно бодрым. — Ну так ты, кажется, и не уснул. — Мне совесть не позволяет, до кровати ты меня так легко, как мы мальчиков, не дотащишь, разве что на тачке. Уже вовсю увлекаясь процессом стаскивания с мага накидки и активным его отвлечением посредством поцелуев, Арно в промежутках таки язвительно фыркнул. — А всё же поищу что-нибудь такое в твоём саду. Мало ли что в жизни может пригодиться.***
— Даже и не подходи. Арно предупреждающе выставил руку, но ивенэши только чуть склонил голову и почесал кончик носа. — А на кой ты пришёл в нижние галереи, если знаешь, что я их люблю и в основном обитаю тут? Маленькая птичка, ты не логичен. — У меня имя есть. — Мне оно не нравится. Как собачья кличка и остальные два тоже. Соловей сжал губы в линию. Не успел прийти, а эта дрянь уже наговорила гадостей. Но сам решеншари, видно, не был настроен на ссору. — Я могу ошибаться, но кажется, ты пришёл что-то спросить. В эту минуту Арно особенно сильно захотелось побить собеседника. Самоуверенный сноб, даром что ивенэши. — Ты сказал, что я тебя звал, но я не звал. И не просил помогать. — Ты думал, а кроме того, боялся. Мне было интересно, чего же ты можешь бояться, если даже моя скромная персона не вызывает у тебя такого чувства. А жаль, страх у тебя изумительный. — Это признание в шпионаже? — Шпионаж? Птичка, да я тебя попросту хочу, и, как только Ренар чуть ослабит хватку и бдительность, от внутренностей в тебе ничего не останется. Разве что кишки и почки. Первым выем сердце и наконец пополню коллекцию достойными экземплярами зубов. Соловей невольно содрогнулся, но панического страха признание Коллекционера так и не вызвало. — Странно, слово «хочу» у меня как-то не ассоциировалось до того с приёмом пищи. Решеншари невинно вскинул бровь. — А разве совместить то, о чём ты подумал, с тем, что я описал после, так трудно? — Ты же ивенэши! Вы не сношаетесь с людьми. — Птичка, «не хотим» и «не можем» — разные вещи. — С чего мне так много чести, чтобы делать исключение? Коллекционер обошёл Соловья полукругом с одной стороны, потом вернулся на место и пожал плечами. — Люблю свет. Марать его одно удовольствие, а в тебе много света. Если совсем честно — я даже не знаю, чего мне хочется больше: довести тебя до отчаянья или сломать каждую твою косточку, но так, чтобы ты жил и чувствовал всю боль. — Будем считать, что это любовь у тебя так выражается. А с «чувствовал» не получится. Болевой шок и всё такое… — Я могу держать людей на краю. Часами, днями, месяцами… Пока ты не начнёшь заживо гнить и даже разлагаться. Арно хотел что-то ответить, но только шарахнулся, когда через миг перед ним оказалось лицо решеншари. Тот жёстко держал свою невольную жертву за плечи и внимательно, эдак вдумчиво принюхивался. — Хоть убей, не пойму… — фраза, недоумение, выражение лица и особенно красивых насурьмленных глаз в этот миг были совершенно человеческими. — Почему ты не боишься? Пугаешься, но не боишься по-настоящему. Может, ты не понимаешь, что я могу тебя убить? Арно улыбнулся дрожащими губами. — Меня и человек убить может, много ума не надо. — Как можно сравнивать?! Ни одна пытка, на которую горазд самый изобретательный человеческий ум, это ничто в сравнении с возможностями ивенэши! Арно слушал внимательно. И смотрел тоже. А ещё примечал, что рот решеншари фактически прямо перед ним и тёплое дыхание, совершенно человеческое и ни капли не зловонное или гнилостное, периодически касается его кожи. Чего, спрашивается, его вчера вырвало? Мастера Смерти всего мира пропустили феноменальное событие и даже не знали об этом: ивенэши шарахнулся от человека, добровольно отпуская свою добычу. Сказать, что решеншари был удивлён, — ничего не сказать. Чёрные глаза при жизни вряд ли так распахивались от удивления. И тут бывшего Мастера Смерти наконец «осенило». — Я понял! Ты ненормальный, да? Арно, который задумчиво проходился языком по нёбу (и язык у этого умертвия человеческий, и вкус, и запах, что ж его так загнуло-то вчера?), себя ненормальным не считал и пытался отличить сегодняшний поцелуй от вчерашнего. — Да вроде бы нет. — Точно? Именно в этот момент Арно уверился, что раньше это дотошное существо могло быть Мастером Смерти. Если уж исследовательская тяга после смерти не пропала, то что же было, пока это было человеком? — Но, может, всё же немного ненормальный? Такое нездоровое равнодушие к собственной жизни и здоровью… — И не надейся. Просто я знаю, что против Ренара ты не пойдёшь. Картина мира у решеншари сложилась. Как минимум выражение лица у него стало прежним: противно-высокомерным и самоуверенным. — Если всё дело в этом, то тогда да, вопросов более не имею. И даже к поцелую претензий нет. Натура шлюхи всё же непреодолима. Арно не закипел, не перестал дышать и не похолодел, но что-то внутри окончательно доломалось. Что-то, что позволяло оставаться добрым и жизнерадостным даже в обществе мразей. — Шлюхи?.. Пусть так. Я и не подумаю спорить. Во мне хотя бы больше честности, чем в тебе. — О, постельная грелка будет читать ивенэши морали? Колликционер иронично скалился Соловью в лицо, но тот смотрел просто и прямо. — А читать их человеку бесполезно. Ты им никогда не был, даже когда у тебя была другая оболочка. Пальцы со стальными чёрными ногтями сомкнулись у Арно на горле. Кадык едва мог двигаться вверх и вниз, но он старался сохранять спокойствие, в то время как ивенэши стремительно его терял. — А вот об этом судить не тебе, — решеншари выплёвывал слова, каждое питая ядом презрения. — Ренар отнюдь не святой. Его эта показная добросердечность не более чем лицемерие, а чувствительность — просто слабость. — Неправда, — Арно хрипел и после этого разговора вполне мог лишиться только возвращённого голоса, если до того не лишиться жизни, но его несло и он не собирался останавливаться. — Он просто человек, лучший из всех, кого я вообще знал в этой жизни. Ты в подмётки ему не годишься. — Какая трогательная любовь у певчей птички… Соловей, морщась, хватался за чужую руку, а запасы воздуха в лёгких всё сходили на нет. — Отнюдь. И мне очень жаль, что я не могу его полюбить так, как он того заслуживает. А спать по обоюдному согласию с кем-то не зазорно, мы взрослые люди. Если я шлюха, то мне хотя бы достаёт смелости этого не отрицать, хотя никто и никогда меня не спрашивал, хочу ли я ей быть. Я не выбирал поприще наложника. Ты же хуже меня. Ты мразь по собственному уразумению и пользовался хорошими людьми, а после ломал их себе в удовольствие. Это ведь ты же наплевал ему в душу. — Наш святой олешка много болтает. Захват пальцев стал ещё сильнее, Арно уже стоял на цыпочках, вытягивая шею на максимум. — Нет, но это и так понятно. И даже сейчас ты не можешь его оставить. Твое честолюбие застит тебе глаза, ты не понимаешь, как можно быть лучшим и не гордиться, не оскотиниться до твоего состояния. Ренар не слаб. Он во всех планах совершеннее тебя, а бесишься ты оттого, что сам прекрасно это осознаёшь. Осознаёшь и даже сейчас подыхаешь от зависти, которая тебя гложет. Хватка на горле пропала, и Соловей упал к ногам мучителя, захлёбываясь кашлем и судорожно глотая воздух. Коллекционер держал его на самой грани удушья. Почти, но всё же не совсем. — Жалкий лжец… — Н-нет… — потирая горло, Арно поднял глаза и хмыкнул из последних сил. — Н-не я.***
— Ноги его в моём доме больше не будет. Арно слабым движением ухватил Мастера Смерти за рукав, призывая остаться на месте. Сам певец лежал в их «общей» кровати с перевязаным горлом и отходил от обморока после кислородного голодания. — Не надо. Он всё равно не отстанет, он же вдолбил себе в голову, что ты ему что-то должен. А моя честь, совесть или что-то там не уязвлена. Я знал, на что шёл, и, признаться, играл не очень честно. Не убили и слава духам. Зато я кое-что узнал. — А спросить у меня не мог? — Я люблю первоисточники, а кроме того, хочу быть тебе полезен. Ивенэши, не только Кристоф… — Не называй его по имени. Это не он. В нём человеческого столько же, сколько во мне от растения. — А был ли он человеком хоть когда-то? — Арно осёкся, видя, как напрягся маг и как на миг исказила его лицо тень былой боли и скорби. — Ивенэши, не только наш решеншари, не воспринимают меня как угрозу. Они куда охотнее беседуют со мной, чем с тобой, на отвлечённые темы. Я видел твои записи, вернее, работы, ты порой часами сидишь и печатаешь свои исследования. Я могу быть тебе полезен. — Арно, не надо быть мне полезным, — Ренар запальчиво стиснул руку певца. — Я этого не требую и это не нужно… — Нет, не требуешь, но я очень хочу. Как и мальчики. Они не привыкли быть иждивенцами, а ты не сделал мне ничего дурного, чтобы я назло пользовался твоим расположением. Я хочу что-то оставить после себя. Кроме надписи на надгробии и воспоминаний в мемуарах какого-то извращенца, что тогда-то он поимел того-то и вдобавок мальчишка сладко пел. Я не могу заменить тебе твои крылья, даже пытаться не буду, но немножко пользы, пусть и в качестве ручного попугая-пустомели, мне принести вполне по силам. Не всё же задницей работать. Мастер Смерти сконфуженно улыбнулся. — Вот как это комментировать? Фраза «но у тебя же неплохо получается» выйдет как минимум оскорбительной. Арно клокочуще захохотал, правда, скоро закашлялся и захрипел, но благодарно переплёл пальцы с магом. Они друг друга поняли, а это, пожалуй, самый лучший расклад.***
Братья страшно волновались, когда Ренар вёз их на «смотрины» в Орден Вольнонаёмных Охотников. Шеншаре всегда любили некоторую пафосность — ни от кого не зависящая организация могла себе это позволить. Непревзойдённые телохранители, шпионы и воины были на вес золота, а уж если сочетали несколько профилей… Здание ордена же было удивительно лаконичным и простым. Да, из самых современных и прочных материалов, да, маленькая крепость, одолеть которую даже в союзе с Мастером Смерти будет непросто, но всё же до аскетичного простая и пустая. Ренар смотрел на «пробы» в компании одного из трёх глав. Тот не переставая хмурился, и маг стал прикидывать, как бы помягче объяснить мальчикам отказ. Разумеется, он их никуда не отпустит! И дело не в средствах, в них вложенных (его банковский счёт вообще не заметил потерь), дело было в них самих и в его отношении. Братья ему очень нравились. За то время, что они были вместе, он оценил их разные характеры, но одинаковую порядочность и, чего греха таить, привязался. Он вообще быстро прикипал к людям, особенно к таким — выдающимся во многих отношениях, и отпускать их было жалко и больно. Значит, он будет думать, чем их занять. — Готовите для себя? — Что? Мастер Смерти непозволительно глубоко ушёл в анализ и собственные переживания, пока близнецы кружили по корту и обливались потом, а на них всё наседали. Глава удивительно благодушно хмыкнул. — Для себя их готовите? Самое то для светских раутов. Они такие красивые, что никто не заметит, что это красота хорошего клинка, который чудесно режет по приказу руки. Они, конечно, во многом упущены. Приведи вы их раньше — и можно было бы сделать произведение искусства. Верных, покорных и безжалостных убийц. Довести до того, чтобы они ловили мысли, а так… Не безнадёжны, конечно, но оставили бы вы их уже как наложников. — Вы сами сказали: они не потеряны. Мужчина поджал губы, глядя на юношей с явным сожалением. — Поймите правильно, Мастер. Я профессионал. И в нашей работе есть своя эстетика, я большой её ценитель. Скажем, я кузнец. Я кую первоклассные сабли и ятаганы, но вот мне приносят булат моей мечты. Лучший из всех, что доводилось держать в руках, но выкованные из него клинки не будут вершиной моего таланта, потому что метал кто-то подпортил, и при всей своей уникальности он не сможет раскрыть весь свой потенциал, как бы я не бился. Мне просто как эстету обидно, что второсортный клинок из дешёвой стали из моих рук выйдет оружием более грозным, чем мечи из этого чудесного булата. Моя метафора вам понятна, Мастер? Ренар вновь обратился к площадке. — Я могу с ними поговорить? — Разумеется. Глава сделал отмашку, и испытание тут же прекратилось. Рядом с магом братья тут же поменялись. Они потухли и стали виноватыми, особенно Каденция. Исфару положил руку брату на плечо и сжал. Ренар особенно остро понял, что младшему из близнецов стезя шеншаре даром не сдалась. Но он, с одной стороны, поддерживает брата, а с другой — попросту не знает, куда ему себя девать. — Извините, Мастер. — За что же? Вы молодцы. — Да ладно вам, — Каденция устало отмахнулся и горестно вздохнул. — А то мы не знаем, как это выглядело со стороны. Мастер Смерти чуть склонил голову. Он мог сказать, что затея была провальна и продолжать дальше нет смысла. Он вообще мог делать с ними что угодно, и братья послушаются — слишком порядочные, чтобы отплатить за всё хорошее чёрной неблагодарностью. Мог бы, но не стал. У него трое подопечных на шее, и все хотят быть полезными. Кто он такой им мешать? Светлые духи, сколько же ему нужно будет купить успокоительного? Как только обо всём узнает Гренато, то умрёт от смеха. Жизнерадостная кончина — это, конечно, очень в духе Мастера Земли, но, пожалуй, друг ему ещё понадобится на бренной земле.