Испытание страхом

Яркий, безоблачный летний день. Лучи солнца слепят так нещадно, что укрыться возможно лишь в глубокой тени где-нибудь под широколиственным дубом. Ни одна ветвь этого массивного, мощного дерева не шевельнулась — воздух был чист, свеж и спокоен. И только два мальчика: один — светловолосый, худощавый, трусливый, а второй — чуть выше ростом, храбрый, с взъерошенными каштановыми локонами и в забавных подтяжках, сидели под широкой кроной дуба и держали в руках стаканы с лимонадом. — Твоя мама вкусно готовит лимонад, — пролепетал один из них. Тот, что с волосами цвета пшеницы. — Я знаю, — гордо ответил второй и задрал нос. — Она и не такое умеет. На прошлый Хэллоуин она приготовила коктейль из… — мальчик насупился, на секунду замолчал, а затем как крикнул: — ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЯИЦ! Его друг ахнул от испуга и неожиданно для себя закричал. Его возглас быстро прервался смехом второго. — Я пошутил, дурёха, — улыбнулся мальчик. В этой улыбке я узнала Баки Барнса. Он так ласково смотрел на малыша Стиви даже в те далёкие времена, когда они ещё были детьми. Удивительно, как этот взгляд, иногда падающий на Роджерса посреди их разговора, сохранился спустя столько лет. Может быть, тесная эмоциональная связь возникла между ними ещё в детстве. — В Румынии тоже празднуют Хэллоуин? — удивился Стив. Баки снова гордо кивнул. — Я был в замке самого графа Дракулы на Хэллоуин. Ночевал там! — воскликнул он. Стив восхищённо вздохнул. — И видел его? — Ещё бы! Он пытался укусить меня, но я ударил его, вот прям так, — и он, поднявшись на ноги и с силой размахнувшись, провёл кулаком по воздуху, изображая удар. — После этого он даже не думал приближаться ко мне! — Ты такой смелый! — воскликнул Стив, смотря снизу вверх на Баки. — Когда я вырасту, я стану военным, — похвастался он. — Как и мой папа. Джеймс Бьюкенен Барнс был ужасным хвастуном в детстве, и это одна из тех немногих милых вещей, о которых мы узнали из показанного нам страха. Взрослые версии Стива и Баки стояли чуть поодаль, как будто тоже наблюдали за своим страхом, сидя в зале кинотеатра. Я не могла понять: неужели они оба попали в один и тот же страх? Или Зола решил объединить испытания для них двоих, связав их? — И ты будешь воевать? — тем временем удивился Стив. — Ты не боишься? — Я ничего в этой жизни не боюсь, — заявил Барнс и тут же пустился в бег. — Я буду стрелять из настоящего ружья, вот так, — он жестами сымитировал винтовку, которую должен был положить на плечо и сделать пару выстрелов. — Мой папа даже учил меня. Бам! — неожиданно громко крикнул он, и Стив снова вздрогнул. — А ещё я буду бегать и прятаться от врагов, — он упал на землю и, переворачиваясь, покатился по зелёной траве, — и никто меня даже не заметит, потому что я буду быстрый, ловкий и проворный! Я все войны выигрывать буду. — Прям все-е-е? — протянул Стив. — А как же, — Баки встал и упёр руки в бока. — Я буду великим полководцем. Вот ты, например, умеешь лазать по деревьям? Стив изумлённо покачал головой. — А я думаю, что все великие полководцы умеют. Как я. Смотри. И он, ни капли не сомневаясь, тут же подбежал к дубу и стал искать какие-нибудь низины или выступы. Вскарабкавшись по соседнему пню к первой же низкой ветке, он посмотрел вниз на Стива и обратился к нему: — А ты чего там сидишь? Иди сюда. Здесь гораздо веселее. — Но… я боюсь, — резко приуныл Стив. — Тем более мама может увидеть. Потом родители ругаться будут, даже не представляешь как! — Я буду с тобой. Мы не упадём, родители не увидят. Я делал так тысячу раз. Целую тысячу! И робкий Стив поднялся с травы, повторяя путь Баки. Поначалу он колебался, взбираясь на пенёк и смотря наверх, на широко раскинувшуюся крону. Где-то наверху заливались в трелях птицы, и с приближением мальчишек они разлетались по сторонам. — Я не заберусь так высоко! — возразил он, то и дело поглядывая на землю. — Давай же! Потом каждый день будешь лазать! — улыбнулся Баки. Стив, похоже, заметил эту улыбку и доверился ей. Ещё бы, за этими лучезарными глазами можно последовать хоть на край земли. — Вот так вот, — и он подал ему руку. А затем они уселись на нижних ветках, смотря куда-то вперёд, прямо перед собой, и было ли то небо или море — этого мы никогда не узнаем. — Почему ваша семья приехала сюда? — поинтересовался Стив, крепко держась за ветку, на которой они сидели. Баки покачал головой. — Мама говорит, что это из-за папиной работы. Но я не знаю, на самом деле. В любом случае мне здесь нравится! — Мы тоже не отсюда. Наша семья приехала из Бруклина два года назад. Я ещё тогда совсем маленький был. Тебе вот сколько лет? — Стив с интересом посмотрел на Баки и залюбовался чертами его лица. Ровный нос, чётко очерченные розовые губы, топорщащиеся коротко стриженные волосы и непередаваемый огонёк в голубых глазах. Уже с детства было понятно, что из этого мальчишки вырастет настоящий похититель женских сердец. Или мужских. — Мне шесть, — ответил тот. — С половиной, — добавил он, словно это был существенный показатель. — А мне пять, — смутился Стив. Баки потрепал его по голове, взъерошив светлые локоны, аккуратно расчёсанные, уложенные в причёску. — Здорово, что мы теперь будем соседями, — вздохнул Барнс. А Стив уверенно кивнул головой.

***

Проходили годы. Ночь сменяла день, луна то и дело нарастала и превращалась из узкого полумесяца в огромный светлый шар, а солнце поднималось каждое утро из-за моря и садилось за ним же. На горизонте проплывали величественные корабли, тяжёлыми гудками сообщая о своём приближении, и высокие краны в порту несколько раз в день меняли своё местоположение, чтобы выгрузить огромные баржи. Слышались громкие возгласы работников порта, торговцы рыбой вывешивали плакаты с рекламой у своих лавок, а круизные лайнеры останавливались в порту и высаживали загорелых пассажиров. А с мощного дуба даже спустя столько лет хорошо проглядывался маяк, который обозначал заблудшим кораблям их пристанище. Отсюда же виднелся красочный летний закат. Оранжевые лучи накрывали город, и тихие воды моря отражали последний свет солнца. — Я долго тебя ждал здесь, — хмыкнул Баки и улыбнулся, поглядывая на наручные часы. Стив остановился у дуба, держа в руках школьную сумку, и задрал голову. — Ты снова забрался на дерево? — он покачал головой. — Нам уже не по шесть лет, Бак. И то верно. Судя по их внешности, прошло не менее десяти лет. Стив был всё таким же худощавым и хрупким и немного сутулился, а Баки уже расцветал и превращался в настоящего мужчину: крепкие мышцы проглядывались из-под закатанных рукавов рубашки, у него уже установился крепкий, низкий голос, превратившись в красивый баритон, а взгляд был уже таким величественно красивым, что его нельзя было сравнить с тем смешным презрительным детским. — Давай забирайся, — позвал он и постучал по ветке, на которой сидел. — Тебя она ещё точно выдержит. И Стив, бросив школьную сумку на землю, повторил то, как он карабкался наверх в детстве, прибавив к этой методике пару новых шагов вверх, и наконец оказался рядом с Баки, усевшись гораздо выше, чем когда они прятались в кроне несколько лет назад. — Ты что-то хотел мне сказать? — поинтересовался подросток-Роджерс. — Я нашёл вот это на своём столе, — и он достал из заднего кармана вчетверо сложенную бумажку. Пляшущие буквы назначали встречу в определённый час у знакового дуба. — Да, но ты уже опоздал, — ухмыльнулся Баки. — Надо было приходить раньше, и тогда я, может быть, тебе бы что-нибудь поведал. — Я учил уроки! — возразил Стив. — Завтра важный тест в школе, и я не хочу снова его упустить лишь потому, что тебе захотелось побродить по городу посреди ночи. — Снова писал свои рассказы? — Барнс снисходительно покачал головой. Стив потупил взгляд. — Это приносит мне удовольствие… — прошептал он. Баки сделал вздох и приобнял Стива за плечо, смотря куда-то вверх. — Так и вижу тебя спустя несколько лет, — Баки выставил руку вперёд, изображая газету. — Заголовки в прессе пестрят: «Великий писатель Стивен Роджерс выпустил новую книгу, ставшую бестселлером на рынке продаж. Свет увидела история, в основу которой легли реальные события о друге писателя, Джеймсе Бьюкенене Барнсе, капитане пехотных войск.» Стив скромно улыбнулся. Его глаза блестели от счастья. Кажется, ему было приятно слышать такие слова от своего друга. Тот верил в него, и это было невероятно трогательно. — О ком мне ещё писать, если не о тебе? — пролепетал он еле слышно. — Я твой источник вдохновения? И Стив, вместо того чтобы ответить, зашёлся в тяжёлом кашле. Улыбка тут же покинула его уста, глаза округлились в испуге, и он едва не упал с высокой ветви, хватаясь за грудь. — О, чёрт, — только и вымолвил Баки. — Так, Стив, всё хорошо. Дыши, дыши, дыши, — он одним движением залез в карман рубашки и вытащил оттуда голубой предмет. — Держи, давай, друг. Стив делал глубокий вдох из ингалятора, пока Баки придерживал его за спину, чтобы тот ненароком не свалился. Когда процедура окончилась, Барнс убрал аппарат в карман и прижал к себе Стива. — Всё хорошо. Дыши ровно, вот так вот. Раз, два. Вдох, выдох… Я с тобой, Стив. До конца, помнишь? Стив закивал, не в силах справиться со страхом. — Чёртова астма, — прошептал он, кашлянув в последний раз. — Ничего, — улыбнулся Баки. — У меня всегда с собой есть запасной ингалятор, — и он похлопал по карману синей рубашки, так хорошо оттенявшей его глаза. Стив мягко оторвался от него, однако, всё ещё придерживая его за плечи. — Спасибо тебе, друг. Не знаю, что бы я делал без твоей помощи. — Я всегда буду рядом с тобой. Можешь на меня положиться. Они сидели на этих ветвях, любуясь заходящим пылающим солнцем, этим огромным необъятным шаром, от которого, казалось, исходило пламя. — Ты действительно собираешься идти в армию, Бак? — разочарованно спросил Стив, кладя голову ему на плечо. — Я мечтал об этом с детства, — хмыкнул тот. — Продолжу дело отца. Для меня большая честь защищать эту страну. — Так и забудешь старого друга, — произнёс Роджерс. — Я бы тоже пошёл в армию, если бы не эта астма. — Ты должен оставаться в городе. Будешь писать свои рассказы, глядишь, и книгу издашь, — он широко улыбнулся. — И ещё — слышишь? — никогда не смей говорить, что я могу тебя запамятовать. Потому что тебя я никогда не забуду, Стив. И он осторожно повернулся к нему, поворачивая к себе его голову. Его пальцы аккуратно придерживали подбородок Стива. — Я с тобой до конца, — прошептал он так тихо, как мог, но позволяя Стиву всё расслышать. И тогда Барнс наклонился и, тяжело дыша, прикрыл глаза и наклонился к Роджерсу, он одарил его самым нежным поцелуем, который мы только могли видеть. Его губы так мягко касались уст Стива, а ладонь так нежно касалась его лица, что на пару минут тот растаял и вновь едва не упал с ветви. Баки притянул его поближе к себе, и на мгновение их тела соединились в горячем прикосновении. Барнс действовал так уверенно, словно это был не первый раз, когда они вот так вот прятались на дереве и целовались. Стив, однако, явно не ожидая такого хода событий, испустил еле слышимый стон. Баки, явно довольный тем, что смог пробудить в Стиве такое наслаждение, мягко оторвался и заглянул тому прямо в его сияющие голубые глаза. Те явно вопрошали: как он только на такое осмелился? И как угадал, что именно этого и жаждал Стив? — Ты думаешь, я не читал твоих рассказов? Ты швыряешь исписанные листки налево и направо, — он с улыбкой покачал головой. — В них только такое содержание. А на некоторых так вообще что-то похлеще! В тихом омуте, Стив, твои черти уже устроили оргию. Роджерс облегченно вздохнул. — Неужели ты и правда… — в его глазах читалась надежда. Баки кивнул. — Ещё как, — и снова притянул его к себе за очередным поцелуем. — Мог бы и раньше сказать.

***

А в следующий раз они оба уже лежали на густой зелёной траве, вплотную, тело к телу, и от палящего дневного солнца их спасала всё та же тень. Не знаю, сколько времени прошло, но они оба уже выглядели гораздо выше и крепче — даже худощавый Стив, от которого раньше были только кожа да кости, превратился в цветущего юношу. Баки жадно целовал Стива в губы, как будто находил в них всё новый запас кислорода. — Осторожнее, — прошептал Роджерс, позволяя рукам Барнса исследовать его тело. — Родители ведь могут заметить. — А я думал, мы выросли из того возраста, когда нужно будет бояться гнева родителей, — ухмыльнулся Баки в перерыве между поцелуями. Зола точно был извращенцем, раз уже дважды выбирал пикантные сцены развития отношений между участниками. Барнс осторожно перешёл от губ Стива к его шее и закусил кожу на ней, вызывая сладостный вздох у Роджерса. Затем его пальцы перебрались к тонкой рубашке Стива и пуговица за пуговицей расстегнули её, обнажив хрупкое тело. — Ты уверен, что сейчас подходящее время? — робко спросил Стив, с доверием заглядывая Баки прямо в глаза. Тот не мешкая кивнул. — Завтра я ухожу на войну, Стив, — с сожалением в голосе напомнил он. — И последний день я бы хотел провести с тобой. — Никогда больше не говори «последний день», — проговорил Роджерс и взял голову Баки в руки, вымаливая у него это обещание. В его казавшихся стеклянными глазах стояли слёзы. — Никогда. — Всё будет хорошо, — Барнс поцелуем вытер слёзы. — Я обещаю тебе. И они забылись в нежных объятиях, которые дарили друг другу под тенью этого величественного дерева, делясь друг с другом теплом своих тел. Следующим воспоминанием уже было прощание. Они стояли на вокзале, посреди толпы других таких же обычных людей, обычных счастливых влюблённых пар, которые вынуждены были расстаться по объективным причинам, и никто из них не знал, когда они увидятся в следующий раз. — Два с половиной года… — прошептал Стив, обнимая Баки. Их окружали похожие на них люди, но каждый из них считал своё расстояние по-настоящему особенным. Возможно, потому, что так и было. — Я клянусь тебе, они пролетят незаметно, — ответил Барнс. — За это время ты сможешь написать свою книгу. И когда я вернусь, ты прочтёшь её мне. — Вот уж, — улыбнулся Стив сквозь выступавшие на глаза слёзы. — Сам прочтёшь. — Конечно, друг, — и оставил на шее Стива едва заметный поцелуй. — Пиши мне хоть иногда, — всхлипнул Роджерс. — Всегда буду ждать от тебя послания. Они оторвались друг от друга. Тяжёлый гудок обозначил готовность к отбытию. Баки отсалютовал Стиву, беря в руки чемоданы, и его слова так и повисли в воздухе вечным призраком: — Я с тобой до конца, дружище. А последующее за этой фразой признание в любви уже увёз с собой вагонный состав, забирая Джеймса Бьюкенена Барнса на войну.