Рафаэль смотрит на девчонку с неким испугом. Сейчас, меж белых пелерин она выглядит по-настоящему мертвенно-бледно. Былая живость и озорство глаз сменили скучающая насмешка и привычное раздражение. Он так привык к этой бодрости и пунцовым от смущения щекам, что эти тончайшие пальцы, перебирающие угольные волосы, кажутся похожими на кости.
Он почти бесшумно шепчет её имя, делая акцент на мягком французском окончании. Она не слышит. Оборотни сказали, что нашли её недалёко от Дарк Стрит, испуганную и растерянную. Она вообще сначала ничего не говорила. Только плакала и иногда украдкой поглядывала на выход.
Рафаэль знал это ощущение. Неуверенность и глухое сожаление сдавливают горло невидимым шелковым шарфом, отчего хочется выть, роняя горячие слёзы на мраморные щёки. Но ты молчишь, потому что знаешь, что сделал. И эта невыносимая тяжесть, будто горечь несущего поражения, жгла горело ярким пламенем.
— Изабель, — он входит в комнату, аккуратно прикрывая за собой дверь. Хочется биться головой об эти мраморные стены, потому что в тот день он дал ей уйти. Девчонка молчит. Рафаэль вряд ли заметит, как налились слезами кофейные глаза.
— Я пришёл забрать тебя, — вампир делает паузу. — Вампиры должны быть с вампирами. Не с оборотнями.
Она молчит. Рафаэль садится рядом с кроватью и берет в руку её холодную ладошку. Прямо сейчас она кажется настолько беззащитной, что Рафаэль чувствует острые покалывания совести где-то в области груди.
— Ответь что-нибудь, пожалуйста. — Изабель медленно повернула голову к окну и хлюпнула носом. — Понимаю, ненавидишь, но сейчас не время показывать гордость. Пора уходить отсюда. Меня, знаешь ли, здесь недолюбливают.
Рафаэль слушал тишину ещё полминуты, а потом, устав ждать ответа, позвал жилистого оборотня из коридора и сказал, что забирает Изабель.
— Но учти, если девчонка ещё хоть что-нибудь выкинет мы не посмотрим на неопытность и трусость: не пожалеем ни одного вампира. — Оборотень приподнял хрупкое тело девушки и помог ей встать с кровати. Было заметно, что ноги ее еле слушались.
Рафаэль, придерживая её за плечи, ещё раз обернулся к оборотню и устало поднял глаза:
— Кто это был? — Оборотень несколько секунд оглядывал его с ног до головы и сверлил взглядом красноватых от недосыпа глаз.
— Женщина-кассир в небольшом магазинчике у трассы. Мы убрали тело и замели следы. — оборотень неторопливо обернулся и показал взглядом на выход. — А теперь выметайтесь отсюда. Люка тошнит от одного твоего вида.
Рафаэль, подводя хрупкое тело к выходу, ещё раз оглянул чистую комнату. На стуле, в небольшом пакете лежали несколько порванных окровавленных тряпок. Зеленоволосый только сейчас заметил, что Изабель в привычном для оборотней платье.
— Можно забрать её вещи? — вопрос прозвучал настолько глупо, что оборотень даже невольно усмехнулся.
— Зачем тебе кровь, Рафаэль? Ты и так в ней погряз по горло. — Он резко приблизился, цедя сквозь зубы. — Сколько невинных подростков прямо сейчас становятся слепыми убийцами с немой жаждой питания? Ты виновен в этом. Виновен в смерти этой кассирши и в смерти души этой юной вампирши. — Оборотень вцепился когтями в кожаную куртку вампира и легонько прошёлся шершавой грубой ладонью по мраморной руке Изабель. — Из-за мании величия и собственного эгоизма ты совсем забыл, что становясь вампиром, никто не лишается прежних человеческих качеств. Этих качеств их лишают такие, как ты. — Амбал сплюнул на пол и вышел в коридор, тяжело ступая по грязному красному ковру.
Глаза Рафаэля вспыхнули ярко-алым. Он взглянул на безэмоциональное лицо Изабель и, медленно выдохнув, проморгал. Ярость, бушевавшая всю его жизнь в голове, теперь вспыхнула с новой силой. Ударная волна ненависти к этому и многим другим оборотням отобразилась на его лице мертвенным румянцем. Как будто только погибшее тело вынесли на мороз.
Вампир шёл по улицам ночного мегаполиса, держа на руках тонкую фигуру Изабель. Прямо сейчас она спала, мерно подрагивая от шагов Рафаэля. Ее угольные волосы развивались на ветру, иногда прилипая к вспотевшему лбу. Умиротворенность и спокойствие, которое он замечал раньше, превратились в тревожный кошмар. Рафаэль следил за её посиневшими веками и полуприкрытыми бледными губами.Та красота, которой раньше обладала Изабель, не исчезла.Она превратилась в нечто новое и велеколепно прекрасное. Да, возможно о таких девушках не пишут романов, не слагают песни и легенды. Такие девушки — сущее воплощение бессонницы и плохого характера. Такие девушки — его маленькая слабость.
***
Джессика, поедая уже четвёртый кусок пиццы с ананасом
худшая пицца в мире и досматривая последние двадцать минут «Джуно», иногда изредка посматривает на мальчишку, которого привезли позавчера. Ему на вид не больше четырнадцати, припухлые губы и рой веснушек на смугловатом лице выдают в нем ранимого ребёнка. Джессика с тихой горечью делает вывод, что мальчишке недолго жить осталось.
Он спит уже вторые сутки, потому что, по словам Рафаэля, обращение произошло путём заражения крови, а не укуса. А значит, существует вероятность того, что мальчишка — светолюб. Джессика с завистью втягивает в воздух и смотрит на правое бедро: там полукруглом расцвёл малиновый ожог.
Рафаэль сказал, что разобьёт их на три группы: самых сильных и выносливых в воинов; девушек, малолетних и слабых оставит в Дюморте; остальные — светолюбы, в разведку. Рафаэль провёл три этапа состязаний, пытаясь определить светолюбов и физически сильных. Джессика получила солнечные ожоги, зато прекрасно выполнила боевые тесты. Рафаэль взял ее к первым.
Мэтт не проходил испытания, так как одним из тестов была охота на жертву, а причинять кому-то вред он не собирался. Джессика уговаривала его всеми силами пойти, но этот придурок отказался, оставшись во второй группе. По его словам: « лучше я буду присматривать за детьми и убирать за вампирами хлам, чем причинять вред братьям и сёстрам»
чертов католик
***
В столовой пахло гарью, дешевым пивом и едким сигаретным дымом. По полу бегали крысы, иногда неприятно попискивая, когда кто-нибудь из вампиров в порыве захлестнувших эмоций или по-неосторожности давили их каблуками ботинок.
Мэтт сидел у стены, зажав рот и нос рукой, и старался определить процентную долю съедобного на его тарелке. Это было нечто похожее на синеватое пюре, политое соусом из мяса с кровью. Легкое чувство тошноты постоянно подкатывало к горлу, напоминая, что он вегетарианец.
точнее, был им. Был. — напоминает он сам себе и с невероятным усилием засовывает себе в рот ложку содержимого тарелки.
В толпе он замечает Джессику. Она танцует с каким-то блондином в полурасстегнутой рубашке , иногда мелодично подрагивая бёдрами в такт музыке. Она улыбается, он тоже, но более лукаво и приторнее. Мэтт смотрит на новую подругу и удивляется собственной никчемности:
в новых компаниях нужно сразу искать друзей и союзников, а не сидеть, как истукан. Джессика весело смеётся вместе с какой-то девчушкой в красном топе и чёрной юбке. Рыжую медленно поглощает толпа, уводя все дальше и дальше от Мэтта.
— Ничего такая, — Мэтт не сразу заметил сидящего рядом Питера. От него неизменно пахло жареной картошкой и карри. Мэтт бы сейчас не отказался от чего-нибудь подобного на ужин.
— Заткнись, Питер,— Мэтт поднимает на него взгляд, замечая нетрезвую пелену у громилы в зрачках. — Вали отсюда.
— Ты чего так грубо? — зверюга поднимается со скамьи, опрокидывая на пол тарелку и пойло в мутном стакане. — Я думаю, ты все равно не собирался это есть. — Питер показал ряд острых зубов и двинулся к худощавой фигуре Мэтта.
— Собирался вообще-то. — Мэтт ответил оскалом на оскал, но вдруг, увидев себя в отражении грязного зеркала с помадными отблесками, внутренне похолодел. Казалось, будто контроль медленно покидает разум, давая свободу новому, незнакомому доныне чувству. — Вылизывай пол, животное. — его карие глаза налились красным, давая волю эмоциям. Мэтт почувствовал, как спину пронзила острая местная боль, охватывающая лопатки. Но адреналин в крови не давал прочувствовать все полностью: Мэтт превратился в нечто страшное и далекое от человека.
Вспыхнувший в ту же секунду Питер рывком кинулся на Мэтта, толкая его в грудь. Боль, как нечто нечеловеческое, только лишь сбила мальчишку с ног и откинула его к бару. Подростки расступились, азартно наблюдая за дракой. Громила преодолел пару метров столовой и, взяв Мэтта за горло, прижал к стене, впивая ногти в шею. Зверюга ухмыльнулся и наклонил голову вправо, наблюдая, как Мэтт пытается вывернуться, будто жалкий уж.
— Если такое повториться ещё раз, Зверюга, будешь драить туалеты собственной слюной. — холодные цепкие пальцы ухватили Питера за шею, оборачивая к себе. — Я что, неясно выразился, олухи? — выворачивая шею громилы на 180 градусов, Рафаэль высокомерно оглядел собравшихся презрительным взглядом. — Мы клан. Мы команда. Мы семья. А вы ведёте себя хуже последних собак в полнолуние. — он раздраженно сплюнул на пол. — Я ко всем обращаюсь: ещё хоть один конфликт, и будете ночевать в яме с крысами.
В зале стало настолько тихо, что мышиный писк резал слух. Обращаясь уже к Мэтту, Рафаэль наклонился к лежащему на полу мальчишке:
— А ты, Фликер, — он презрительно поднял его за волосы, отрывая голову от земли. — Хоть драться умеешь, сопляк?
Мэтт чувствовал, как от стыда и ненависти к этому вампиру его тело наливается жгучей ненавистью, а лицо пылает огнём преисподни.
— Я. Не. Сопляк. — прозвучало неразборчиво, но Рафаэль точно услышал. — И меня зовут Мэтт. — резким рывком Мэтт поднялся на ноги, сбивая Рафаэля неожиданным выпадом. Обнажая клыки и кидаясь на Рафаэля, Мэтт перестал быть Мэттом Купером. Именно сейчас. Не тогда, когда клыки коснулись его шеи или когда Патрик принимал его в Дюморте, а именно сейчас. Когда ярость разожгла в нем такое чувство, которое не могло не убить его человечную душу.
В эту же секунду Мэтт оказывается на полу, прижатый ногой к земле. Давление настолько сильное, что Мэтт не может даже двинуться.
— Похвально, Фликер, но безрассудно и глупо. — Рафаэль вытирает губы краем носового платка и смотрит подростку в глаза. Мэтт мгновенно остывает под этим металлическим взглядом, чувствуя животную покорность. — Ты все таки сможешь быть воином.
Мэтт сплевывает и шипит, но этого уже никто не слышит. Все взгляды прикованы к девушке в дверном проеме.
— Ты же говорил, что ждёшь, когда у сопляков появятся крылья, а теперь сам стаптываешь свои слова собственными туфлями. — Вампиры переводят взгляд на ногу Рафаэля, под которой на футболке Мэтта разливаются два огромных алых пятна в районе лопаток.
— Изабель, я...— Рафаэль смотрит на мрачноватую тень Изабель Лайтвуд, пытаясь поверить собственным глазам. Изабель в длинном чёрном готическом платье, которое он ей оставил ; на высоких шпильках, волосы заколоты в высокую прическу. Немного бледноватое лицо в приглушенном свете ламп кажется голубоватым, а фарфоровая кожа, будто глиняная маска, выглядит смертельно красиво.
— Давай потом объяснишь весь этот цирк, — она заходит в столовую, а вампиры немедленно уступают ей дорогу, будто чувствуя незримую опасность. — Я жутко голодна. — ее взгляд становиться алым, а кроваво-красные губы обнажают острые клыки.
