***
Капли смывают со стёкол кровавые разводы, а с пола — Лидия Клиффорд влажным полотенцем. Она из Сиэтла. Светлые серые пряди падают на замученное этой ночью лицо. Кожа в свете диска луна кажется фарфоровой, а глаза неестественно блестят в полумраке зала. Лидия трёт въевшиеся в паркет бурые разводы, оттирает от стен ошмётки своих друзей. Перевертыши уничтожили почти весь клан, разгромив Дюморт. Ещё пару часов назад весь пол был залит чёрной кровью, а голова ее друга Пита валялась у главного входа. Лидия бесшумно всхлипывает. Патрик сидит у стены, устало вытирая окровавленными руками лоб. Ночной ветер пробивается через разбитые стены, перебирая его каштановые волосы. Патрик устал терять людей. Терять друзей и знакомых. Даже эти подростки успели природниться, но чертова война забрала и их. Камиллы больше нет, Конклав выйдет из ума. Хотя, какой там Конклав... Привычного им мира больше не существует. — Я убрала тела перевертышей в камин, — невысокая блондинка в изорванном коктейльном платье держит в руках коробок спичек. — Могу поджигать по команде. — Спроси Мелани. — Патрик с трудом поднимается, оставляя девушку в одиночестве. Его тяжелые шаги больше не отдаются эхом в предрассветной тишине вампирского дома. Его лицо на миг кажется мертвенно серым, как пергамент, а глаза неживыми. — Пусть все оставшиеся соберутся в главном зале. Прикажи им вынести погибших и все, что от них осталось. Мы похороним их с честью. — - Мелани сказала нам уходить. Сказала, чтоб собирали вещи. В Дюморте больше небезопасно. — Патрик на миг замирает. Жгучая обида душит горло. — Все потому что Рафаэль не с нами. — Он останавливается, хватаясь за стену. — Клан без главы — не клан. — А если его больше нет в живых? — блондинка храбро выступает вперёд, догоняя Патрика. — Что нам теперь? Удушиться в этих развалинах? Следующего нападения мы не переживем. Патрик молчит. Дети изменились, но изменились не из-за влияния клана, а просто по-необходимости. — Мелани права. Мы уйдём. Только похороним погибших. — Он поправляет на стене картину неизвестного графа. — Но идти нам некуда. Камиллы больше нет, ее вампирский клан нас не примет.***
поверхность ножниц неприятно холодит руку, но земля отдаёт летним теплом и сухостью. они сидят на свежескошенной траве, ветер нежно треплет угольные волосы. Рафаэль улыбается искренне, его чёрные глаза блестят от звонкого смеха и отражения девушки напротив. она сидит в паре сантиметров от него, опьяненная сладкой свободой, а взгляд ее нежно-голубых глаз трогательно обращён куда-то в даль. он держит ее тёплую руку, любуется ее розоватым румянцем, вдыхает ее чудаковатой запах пряных специй, исходящий от светлых волос. она держит в руках баночку с зеленой краской и улыбается хитро. Рафаэль, будто с опаской, обнимает ее за родной силуэт талии. девушка просит закрыть глаза и, выдохнув, начинает разукрашивать пряди волос, старательно высунув язычок. Рафаэль что-то говорит, они оба смеются, но этот смех больше не кажется таким живым. Светлые волосы девушки становятся угольно-чёрными, а кожа бледной. Глаза темнеют до почти шоколадного, а кончик носа чуть поднимается вверх. Лицо девушки напротив стало уверенным и гордым, но остался таким же родным и честным взглядом. — Помоги мне, прошу, — она вдруг становится жалкой и хрупкой, а солнце заволакивает тучами. Они теперь сидят не на лугу, а где-то в парке, под хлестающим щеки дождем. — Помоги, слышишь? Ты должен, должен... — она хватает его за рубашку слабыми руками и плачет навзрыд. Рафаэль с трудом узнает в этом приведении Изабель Лайтвуд.***
Мейсон сидит у кровати Изабель до темноты, аккуратно перебирая холодный лоб. Комнату оглушает писк пульсометра, на экране которого долгая непрерывная линия. Врач снимает очки с кончика носа, трёт глаза и смотрит на кроткий лик девушки с упоением. Ее губы полуприкрыты, а веки слегка подрагивают. Раз в несколько часов у неё судороги, поэтому руки и ноги прикованы к кровати. Мейсон раз за разом вводит ей под кожу синюю сыворотку, наблюдая, как сгиб локтя изящно окрашивается в голубоватый. Он вытирает с лица горячие слёзы, стараясь не смотреть на двери палаты. Мейсон чувствует приближение вампиров за километр. От них пахнет смертью, сыростью , кровью и немного ветром. Этот запах отрезвляет мгновенно. Рафаэль Сантьяго стоит за его спиной. Стоит, напоминая смерть с косой, и дышит коварством ему в спину. Мейсон сглатывает. Что-то внутри на миг обрывается, делая его душу такой незащищенной. Мейсон вдруг понимает, как много ужасного сделал в своей жизни, как много боли принёс в этот жестокий мир. Почему-то вспоминается фраза из заезженного субботнего сериала о том, что дьявол не убийца, а лишь каратель. — Если ты заберёшь ее, у неё не будет ни малейшего шанса выжить. — Мейсон почему-то уверен, что Рафаэль в бешенстве. Но вампир лишь гордо взирает на смертного парнишку с неопределенной жалостью и каким-то ещё непонятным чувством. — Я знаю. — Он обходит врача, присаживаясь на край кровати. Мейсон смотрит с животным страхом в глазах. — Я пришёл лишь увидеть ее ещё живой. Пришёл сказать то, что не успел, но теперь, видимо, ей это уже никогда не услышать. — Вампир поднимает на примитивного свои чёрные, будто ночь, глаза. Мейсон оценивает ситуацию взглядом, и на секунду в его голове мелькает мысль, что Рафаэль не сможет уйти отсюда живым. Больница — центр муравейника, который весь принадлежит Джастину Фликерману. А Джастин — влаственный и черствый оборотень, чьё тело пару лет назад заразили вампиризмом. Джастина изгнали из клана, обвиняя в том, что он мутант/изгой/грязный. А теперь у него целый дворец — вся Дарк Стрит и Темный Квартал, а он король этого дьявольского безумия, который ищет себе достойную Королеву. — Зачем ты пришёл? — Мейсон смотрит вампиру в глаза, пытаясь угадать, зачем тот пришёл на верную гибель. — Я уже вроде сказал. — Рафаэль отрешенно смотрит на Изабель, держа ее хрупкую руку обеими своими. Изабель кажется жутко живой. Ее бледное лицо иногда слегка подрагивает, а губы непроизвольно дергаются. — Иди отсюда. — голос Мейсона дрожит. — Оставь ее. Это теперь просто тело. — Что ты сказал? — Взгляд вампира мутнеет, а клыки невольно упираются в тонкую кожу губ. — Мне жаль, Рафаэль. — Он больше не боится этого монстра в человеческой плоти. — Мы оба знаем, что она не проснётся. Оба сидят в тишине, которую разрывает протяжный писк пульсометра. Рафаэль думает об Элизе и Изабель, а Мэйсон — о Рафаэле. Монстр внутри него больше не кажется таким страшным. Все ужасы этого существа перекрывают его тёплые чувства к кусочку полумертвой девушки, чей нежный лик лежит на белой подушке. Рафаэль, убивший и покалечивший столько жизней, роняет слезы на постель. Страх меркнет перед невероятной болью, которую отныне они делят на двоих. — Иди, Рафаэль Сантьяго. Беги отсюда. Тебя здесь ждут. — Мейсон не отводит взгляд от лица Изабель. — Они знают, что ты за ней придёшь. Ты нужен им так же, как и Изабель. Уноси отсюда ноги. Не будь эгоистом: на твой совести десятки подростков, чьи храбрые сердца сейчас разрывают демоны-убийцы. — О чем ты? — Рафаэль невольно привстает с кровати. — Торопись. — Мейсон выходит из комнаты, выключая в палате свет.***
Мелани оглядывает жиденькую толпу подростков, читая в их глазах тихое повиновение. Она с трудом узнает взбалмошного Питера, миловидную Элизабет, суматошную Джессику и ее злобноватую подружку. Она с горечью во взгляде оглядывает группу парней у выхода: строптивый, слегка пугливый Мэтт окреп и телом, и духом. Чудаковатый Джеймс с разбитым носом и губой на удивление легко общается с друзьями, будто с братьями. Мелани смотрит на красавчика Перси с неловким любованием. Окровавленная правая щека лишь добавляет ему некой брутальности и мужественности. Его голый торс замотан грязными от крови бинтами, которые пытаются сдержать глубокие раны, которые не заживают уже несколько часов. Мелани невольно с ним прощается. Патрик дает сигнал, и девушка по имени Матильда — высокая брюнетка с модельной фигурой и белой рваной футболке открывает двери Дюморта. Группа вампиров-подростков выходит не спеша, вдыхая чистый запах ночной свободы. Все переглядываются украдкой, некоторые чуть заметно переплетают пальцы. — Чтобы не случилось с нами в это нелегкое время, я хочу, чтобы вы знали: у меня никогда не было никого ближе. — Одна из девушек, несущих на руках погибших детей, громко шмыгает носом. — И сколько бы нас не осталось, мы все ещё семья. Вампиры опускают головы. Патрик негромко говорит что-то неразборчивое, а Мелани слегка кивает Мэтту. Тот прикрывает двери Дюморта, оборачиваясь на готический фасад в последний раз. — Не прощаемся. — тихо шепчет Лидия. Вампиры уходят на север, ища помощи у соседей, оставляют свой дом и тела своих теперь уже навеки мертвых друзей.