***
Джастин добрался до заброшенной протестантской церкви к пол десятому утра, когда гроза не на шутку начала выкорчёвывать деревья с корнем. Солнце скрылось за облаками, а значит, вампирам сегодня будет небольшая поблажка. Джастин знал, что этот день настанет. Знал, когда Скарлет родилась, знал, когда Лилит впервые сошла на землю в тело маленькой девочки с темными волосами и нежном белом сарафане с рюшечками. Он тогда испугался. Испугался так сильно, что запер ее в чулане. Он боялся своей пятилетней дочери. Джастин тяжело дышал, едва начавшийся дождь капал ему на лицо и чёрный вельветовый плащ. Он стоял у самого входа в церковь и думал о том, что не успел. Не успел увидеться с Александром, а он уже совсем вырос, наверное. Не вывел собственное войско, которое готовил годами к этому дню, потому что любовь не дала ему. Он никогда никого в жизни так не любил, как та оболочка со шрамами на коленках, которая осталась от его дочери. Он слепо шёл за ней, забыв о спасении мира, которое хотел возложить на свои хрупкие плечи. За его спиной, под раскатами грома, дружным строем шла его армия. Но вёл ее не Джастин Фликерман, создатель мутирующего гена нечисти, а вёл эту армию Мейсон Кохан. Его отросшие каштановые волосы развивались на ветру подобно флагу, одежда была заляпана и пыльна, все лицо в мелких ссадинах. Мейсон выглядел воином. Он тоже знал, куда пришёл. Его привело сюда то же, что и Джастина. В трёх километрах от церкви шли оборотни, в обрамлении которых треугольником шагали вампиры. Два народа, за историю которых, ещё не было перемирия, крепко держали друг друга за руки. Этот дождь смывал с их лиц ненависть и презрение, оставляя лишь смутное чувство принятия и покаяния. За ними шли дети Камиллы, чьи лица выражали лишь гнев и отвращение. Камилла научила их быть сильными, а сильные люди не плачут. Мэтт в этот момент плакал. Питер в этот момент плакал. Джастин в этот момент плакал. И небо вместе с ними пускало крупные капли, тоскуя по солнцу. И где-то в глубине церкви, на мраморном полу, лежала одинокая фигурка мальчишки-смертного с перекусанным горлом. Кровь стекала ему на тонкий бежевый свитер и пачкала пол. Красные капли, будто он измазался летней клубникой, сильно контрастировали с его глубокими чёрными, как смоль, глазами. В этот момент и Рафаэль Сантьяго плакал. Но от беспомощности.***
Рафаэль с глухим стуком ударился о мраморный пол, перекатившись на спину. В голове мутнело с каждой секундой все сильнее, а весь его обзор был ограничен лишь одним видящим глазом. Он встал, шатаясь, и двинулся на Изабель, с диким животным ревом. Она, будто зачарованная, дёрнулась в сторону, отчего Рафаэль крутанулся на месте и снова ринулся на неё. Его единственный глаз горел нечеловеческой злостью и ненавистью, он уже и сам плохо походил на разумное существо. Голод поглотил его разум, приглушил чувства и полностью уничтожил здравый смысл. Рафаэль боролся, но Лилит и его природа оказалась сильнее... Рафаэль вдруг потерял ее из виду и в следующую секунду его ноги подкосились. Лилит, восседающая на троне из чёрных лиан-сорняков, встала. Воздух, казалось, сгустился, будто чёрный туман опустился на церковь. Ноги Рафаэля в миг подкосились, глаза закатились. — Раф! — Изабель кинулась к нему, упавшему, и схватила его за руку. — Что же ты наделала, что же ты наделала? — Слезы ливнем потекли по ее щекам. Они были прозрачные и кристально чистые, будто человеческие... Рафаэль смотрел на неё не мигая, а она плакала навзрыд, убирая мокрые от крови и пота волосы с его лба. Весь мир, казалось, остановился для них двоих. Для Рафаэля, который упал замертво, потому что Лилит так захотела, для Изабель, которая, казалось, сошла с ума от безумной муки. Смерть на ее руках, на собственных руках... Та минута, пока она трясла его ворот сорочки и молила очнуться, Лилит смеялась. Смеялась так, что тряслись стены церкви, смеялась так, что это слышал Патрик, Люк, Питер, весь мир слушал триумф демона на человеческой земле. Изабель вдруг передернуло, будто от удара тока. Она пригнулась к земле, прогнулась в пояснице и медленно поднялась, обнажая длинные белые крылья. Изабель медленно обернулась к Лилит и сомкнула губы. Ещё красное и распухшее от слез лицо исказилось в подобии улыбки. Ее кожа светилась нежным, будто солнечным, светом, а глаза, будто два уголька, вспыхнули ярко-бирюзовым. Она сделала несколько шагов, а потом вдруг вспыхнула вся бирюзовым факелом. Лилит расплылась в улыбке. — Добро пожаловать домой, Элизабет. — Голос Лилит нарушил общую суматоху. Армия детей Ночи подошла ко входу в церковь, ломая парадные двери. Через пару часов от этого места останется лишь пепел...***
Люк махнул рукой, и и несколько сотен человек ринулись внутрь церкви. Первые несколько секунд Мэтт ничего не видел, а потом его ослепил яркий белый свет. Он был тёплым... Сразу почему-то стало так спокойно и хорошо на душе, плохие мысли ушли, а вместо них пришло нечто иное, незнакомое, будто похвала отца или ласка матери. Через несколько секунд это пьянящее чувство пришло, а на его место вернулся страх. Страх, такой мимолетный и глупый, юношеский, чуть ли не детский. Толпа протолкнула Мэтта внутрь, и в следующий миг кто-то вцепился ему в ногу. Острая невыносимая боль пронзила все тело. В суматохе он плохо понял, кто его соперник, но через несколько мгновений перед ним материализовалась незнакомая девчонка лет четырнадцати, она ехидно расплылась в усмешке, а потом напрыгнула на него сверху, опуская на пол, в толпу и давку. Мэтт в ужасе откатился в сторону, но она, ухватив его за ногу, запрыгнула сверху. Мэтт перевернулся, прижимая девчонку весом своего тела к мраморному полу. Та взвыла от недовольства и вцепилась ему клыками в руку. Мэтт ослабил хватку, и тут же девчонка-перевертыш обхватила его за горло холодными костлявыми руками. — Убери свои клешни! — Через секунду обездвиженное тело девочки упало ему на грудь, и Мэтт застыл на секунду. Вампирша, спасшая ему жизнь, вновь увязалась в какую-то драку. Мэтт в ужасе вылез из-под мертвого тела и взвыл от ужаса. Смерть, такая привычно далёкая, промелькнула у него перед глазами. Его затрясло. Церковь превратилась в побоище. Кровь, кое-где бурая и чёрная, кое-где ярко-алая, разлилась на полу, будто выпало молоко из холодильника. Когда перевертыша убивали, он вселялся в тело другого мертвого чистокровного вампира или оборотня, поэтому именно мутировавшие оставались лучшими воинами. Вся Дарк стрит была здесь. Мейсон, зарезав какого-то парня в чёрной сорочке, краем глаза заметил белое свечение на балконе. Там, под куполом церкви, стояли Лилит и Изабель. У Лилит за спиной были чёрные, длинные крылья с острыми концами. Они обе что-то шептали, то повышая, то понижая голос. Вокруг них, будто чёрная дыра, сгустился воздух, стал чёрным, непроглядным. Изабель пятилась, и только там, где она ступала, туман расступался, светлел. Лилит с победоносной улыбкой шагала к ней, зажимая в угол. Изабель же плакала. Чистые прозрачные слёзы лились по фарфоровым щекам. Ее руки были по локоть в крови — чёрной, вампирской. Крови Рафаэля Сантьяго. — И где же теперь ваш ангел Победы? — она открыто насмехалась. — Здесь, Элизабет. Ты здесь, но спасти их не можешь. Любовь погубила тебя, твою силу. Твои же принципы чувственности и любви обрубят тебе сегодня крылья. Изабель уперлась спиной в край балкона и вдруг взмыла в небо, рассеивая туман. Лилит кинулась за ней. На секунду они скрылись из вида, а потом вся церковь, казалось, замерла в ожидании развязки. Лилит, держа Изабель за глотку, медленно опускалась вниз. Крылья, делая огромные взмахи, разгоняли тьму. Лилит жадно смотрела в глаза Изабель, будто пытаясь высосать душу. — Как тебе горький привкус поражения, Элизабет? А как тебе желчь в легких, Джастин Фликерман? — она сжимала горло Изабель все сильнее, отчего Изабель мучительно осела на колени. — Мерзко, правда? — Лилит пнула Изабель в живот, та упала на окровавленный мрамор и вновь поднялась. Белая рубашка, все лицо и волосы вымазались чужой кровью. Изабель была похожа на главного злодея фильма ужасов с плохим рейтингом. — А как вам, дети Ночи, умирать за того, кто предал вас? Кто ушёл от вас из-за любви к этой кривоногой? — Лилит вновь схватила ее за горло, и в этот раз прижала к полу. Изабель вскрикнула от боли ломающихся крыльев. — Любовь... — Она сморщилась и наступила каблуком Изабель прямо в ворох белых перьев. — Вот, что убьёт сегодня большую часть из вас. Запомните, любовь — это глупость, пустое слово, которое заставляет вас делать глупые, никчемные поступки. Бесчеловечные, я даже так скажу... Через несколько секунд битва на первом этаже продолжилась, а Лилит лишь покрепче схватила Изабель за волосы и приблизилась к ее шее. — Надеюсь, вы успели попрощаться... — Лилит резко дернула за крыло, отрывая его с корнем. Церковь на несколько секунд заполнилась таким душераздирающим криком, что Мэтт получил огромную кровоточащую царапину на животе, потому что испугался. Так, наверное, кричит сожжённый заживо... Люк нащупал у парня на спине позвоночник и резко ударил коленом, не надеясь на сильный удар. Мальчишка упал, отрубившись. Люк резко вскочил на ноги, ожидая нового удара. Он оглянулся. Было чудовищно тихо. Казалось, что сегодня погибли все, кроме него. Он вытер от крови лицо, протер глаза и пошёл вдоль обездвиженных тел. Казалось, будто дышать стало тяжелее, чёрный воздух давил на легкие. Люк услышал, как борьба продолжается и в других залах и похромал на помощь. Идя вдоль тел, он замечал знакомые лица и сердце его болезненно сжималось. Вдруг он заметил у выхода из церкви, от которой уже мало, что осталось, знакомые синие волосы. Он похромал туда, а потом, не дойдя до выхода, упал рядом с девушкой и подполз к ней. — Мелани? Мелани? — Он начал трясти ее за рукав, хотя от рукава там мало что осталось. — Куда тебя ранили? Он тряс и тряс ее, звал по имени, не замечая, что она лежит на спине, что глаза ее широко распахнуты, а в них, будто в зеркале, отражается пожелтевший от старости потолок. Через несколько минут на пол в соседнем зале упало обездвиженное тело Изабель Лайтвуд, и пол под ней окрасился в ярко-алый. Несколько окровавленных белых перьев опустились рядом с ней...