Никогда в жизни...

      Фролло глубоко вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза. Его бок согревало теплое тело девушки, спящей рядом. Непривычное ощущение. Вот уже больше двадцати лет он спал один в своей огромной постели, он уже и забыл, как это может быть — когда рядом есть еще кто-то… Приятное ощущение… Судья посмотрел на Эсмеральду, тихо сопящую носом во сне. Нежный профиль, длинные, слегка трепещущие ресницы, черный шелк густых вьющихся волос на подушке. Золотистое округлое плечико, выглядывающее из-под одеяла… Судья с удовольствием коснулся бы его, осыпал бы поцелуями, но не хотел потревожить Эсмеральду, которая спала так сладко. По его тонким губам пробежала легкая улыбка. Она сейчас походила на маленькую девочку, не хватало только большого пальца во рту, как это часто делают дети во сне. Фролло вдруг захлестнула щемящая душу нежность, и это опять-таки было чем-то очень непривычным, он даже не смог припомнить, чувствовал ли когда-либо нечто подобное.       Деликатный стук в дверь показался ему громовым, и судья слегка вздрогнул, а Эсмеральда сонно заворочалась под одеялом. Верно, слуги принесли завтрак.       — Оставьте за дверью, я сам заберу! — приказал судья. Ни к чему слугам видеть такие подробности его жизни.       — Да, ваша милость, — донеслось из-за двери.       Судья сполз с постели, схватил первое, что попалось под руку, и набросил на себя. Это оказалась его сутана, приготовленная со вчерашнего вечера. Он открыл дверь, забрал поднос с завтраком и поставил его на столик возле кровати. По комнате разнесся аппетитный аромат свежеиспеченных булочек, горячих, только-только из печи. Эсмеральда, привлеченная запахом, окончательно проснулась и села на постели.       — Доброе утро, Эсмеральда, — судья улыбнулся ей. Широкий ворот сутаны перекосился, обнажая его крепкое плечо. Какая у него белая кожа… Словно фарфоровая. Странно видеть такую у мужчины.       — Доброе утро, ваша честь, — цыганка спокойно кивнула ему в ответ. Ни ответной улыбки для судьи, ни нежности к нему в ее дивных глазах. Но и дикой настороженности тоже уже нет. Что ж, это можно считать прогрессом. Судья еще вчера понял, что так легко она ему не дастся. Он отщипнул кусочек от булочки с корицей, обмакнул его в мед и отправил в рот.       — Будешь? — Фролло кивнул на поднос с завтраком.       Девушка неуверенно пожала плечами. Он вздохнул, оторвал еще кусочек и, снова обмакнув его в мед, протянул ей.       — Хотя бы попробуй. Открой ротик.       Она послушно разомкнула губы, и судья вложил булочку ей в рот. Девушка зажмурилась и тихонько застонала от удовольствия. Нежное медово-коричное тесто так и таяло на языке, обволакивало. У судьи от ее стона пошли по телу мурашки. Он вдруг подумал, что вчера ночью целовал Эсмеральду везде, но так и не коснулся ее губ. Фролло присел на постель и пальцем дотронулся до ее щеки, поглаживая. Эсмеральда проглотила булочку и вопросительно вздернула густые брови. Судья потянулся к ней и прильнул к ее губам. Он слегка давил на них, чуть покусывал, вынуждая ее приоткрыть рот, и когда она это сделала, скользнул языком между ее зубов, нежно касаясь кончиком ее языка. Сладость… Божественная сладость корицы и меда на ее губах. Мгновенно вспыхивающее возбуждение от поцелуя.       Эсмеральда опомниться не успела, как уже сама отвечала судье. Он был настойчив, прижал ее к себе, его рука легла на ее грудь, ласкала, чуть пощипывая нежные места, и удовольствие волнами расходилось по ее телу. Судья мягко подтолкнул ее, вынуждая повернуться к нему спиной.       — Встань на колени… вот так… — задыхаясь шепнул он. «Как? Опять?» — мелькнуло у нее в мозгу, и тут он, приподняв полу сутаны, вонзился в нее сзади. Эсмеральда издала протяжный стон. Судья мягко двигался в ней, притянув ее к себе, одной рукой сжимая ее грудь, а его вторая рука потянулась к тому месту, которое он вчера ласкал языком. Сегодня он делал это пальцами, скользил там, даря усладу… Эсмеральда, сама не своя, прижималась спиной к его телу, ее рука потянулась вверх, зарываясь в его волосы. Судья доводил ее до того пика наслаждения, какое она испытала вчера, и, когда ее тело взорвалось бешеной вспышкой, она забилась с криками в его руках… Фролло отпустил девушку, и, обхватив ее бедра ладонями, двигался исступленно, яростно, до звонких шлепков кожи о кожу…       Эсмеральда услышала низкий горловой звук, судья сделал еще пару резких и глубоких толчков и навалился на нее сверху, содрогаясь всем телом. И… его тяжесть вовсе не была неприятной. Даже наоборот. Создавалось ощущение, что ее закрыли от всех бед и напастий разом.       Фролло коснулся языком верхней губы. Господи, как же ему сейчас было хорошо! Он ласково водил пальцами по плечу Эсмеральды, из него рвалась нежность к ней, и он не удержался.       — Сокровище мое… — прошептал он. — Прекрасная… нежная… божественная… Ты даришь мне райское блаженство…       В животе у Эсмеральды громко заурчало.       — Ваша честь, — жалобно протянула девушка, — я есть хочу!       Судья шумно выдохнул и уткнулся лбом ей в плечо. Чертова девчонка! Он ей, можно сказать, душу изливает, а она… Он слез с нее и уселся на постели.       — Ну, раз хочешь есть, тогда поднимайся, — вздохнул судья.       За завтраком Эсмеральда все поглядывала на него.       — Вы всегда меня будете так спаивать, ваша честь? — вдруг спросила она. — Ну, чтобы это самое…       Фролло поперхнулся.       — А разве я тебя сейчас спаивал? — фыркнул он. — Мне показалось, что сегодня ты сама была не против этого самого, будучи при этом трезва, как стеклышко.       Эсмеральда покраснела и неловко дернула плечиком. Судья снисходительно усмехнулся, глядя на нее, такую смущенную, розовую от приятных воспоминаний.       После завтрака Фролло привел себя в порядок и облачился в свою повседневную одежду, а Эсмеральда надела платье, которое вчера выстирали и высушили. Девушку мучил один вопрос.       — Ваша честь, — сказала она, — а что мне теперь делать? Мне ведь нельзя выходить, наверное?       Фролло задумчиво поглядел на нее. Будет мало толку, если он запретит ей, это только вызовет в ней негодование, если не гнев. Он подошел к Эсмеральде, и, подцепив пальцем ее подбородок, заглянул ей в лицо.       — Вы, цыгане, не в состоянии сидеть взаперти, — сказал он. — Ты можешь выйти в город. Но я прошу тебя вечером вернуться сюда.       Глаза Эсмеральды ярко вспыхнули. Он мог бы поклясться, что в них промелькнула благодарность, но она ничего не сказала, только улыбнулась ему. Наконец-то. В первый раз за утро. Они спустились на конюшню. Эсмеральда сразу выпустила из стойла свою козу, а судье подвели его мощного черного жеребца. «И как Фролло с ним управляется? Такая громада…» — подумала Эсмеральда.       — Вы сейчас во Дворец Правосудия едете, ваша честь? — спросила она.       — Да, — судья непонимающе посмотрел на нее. К чему такой интерес?       — Понятно. Будете опять отправлять людей на пытки и казни, — фыркнула цыганка.       Ноздри судьи раздулись от возмущения. Она переходит всякие границы! Он схватил девчонку за плечо и рывком притянул к себе.       — А вот это совершенно не твоего ума дело! — рявкнул он. — И будешь продолжать в том же духе, я тебя отшлепаю!       — Отшлепаете так же, как утром, ваша честь? — ее глаза были чисты и невинны.       На бледных скулах судьи яркими пятнами вспыхнул румянец.       — Паршивка! — выдохнул он и впился в ее губы, прижимая к себе так, что девушка еле дышала. Судья целовал ее яростно, с налетом грубости, и, когда он отпустил Эсмеральду, то ее рот окрасился в ярко-алый цвет. «Дева Мария! — нервно подумал судья. — Дай мне сил это вытерпеть! На сеновал бы ее сейчас затащить, ей-богу, и уж там!..» Он заставил себя вскочить в седло.       — Вечером я жду тебя здесь, — хрипло сказал он.       Эсмеральда кивнула, и судья, тронув коня пятками, выехал из конюшни. Эсмеральда смотрела ему вслед. Ее губы все еще горели от его поцелуя. Похоже, на этот раз она задела судью слишком сильно, и переборщила. Нет, с таким человеком надо соблюдать осторожность, не испытывая чересчур его терпение. Черт его знает, что бы он с ней сделал, не напомни она ему о том, чем они занимались этим утром… Эсмеральда присвистнула, и Джали, коротко взблеяв, побежала рядом с ней. Цыганка уже успела удалиться на порядочное расстояние от дома судьи, как вдруг кое-что вспомнила. Она даже споткнулась, так поразило ее это воспоминание. Судья попросил ее вернуться. Не угрожал ей. Не приказал, хотя и мог бы. Он именно попросил. Человечность просыпается? Интересно…       Клопен не находил себе места от беспокойства. Ох, Эсмеральда, зря ты раздразнила судью Клода Фролло! Одно дело — обсыпать его конфетти на Пиру Дураков, и совсем другое — обозвать дураком! Он этого так не оставит, не забудет и не простит… Черт его знает, что он сделал с бедной девочкой, когда ее схватили. О пыточных подвалах во Дворце Правосудия Клопен знал больше, чем хотел. Проклятый судья лично давал советы палачам о том, как лучше пытать. Наверняка он сотворил с бедняжкой Эсмеральдой нечто поистине ужасающее…       Клопен глазам своим не поверил, когда увидел, как Эсмеральда входит под своды Двора Чудес. Целая и невредимая. Во всяком случае, он не заметил, чтобы она хромала, или синяков на ее обнаженных плечах и руках. И Джали рядом с ней. Клопен с воплем кинулся к цыганке и обнял ее почти до хруста.       — Оооо, Клопен, пусти, ты меня сейчас задушишь! — пропищала Эсмеральда.       — Живая, спасибо тебе Господи! — прослезился Клопен.       — Живая и здоровая! — засмеялась она.       — Когда тебя схватили, я уж подумал, что тебе конец! — цыган все никак не мог успокоиться. — Но как ты умудрилась сбежать?!       — Мне просто повезло, — в какой-то степени это действительно было так. Не воспылай к ней судья, черта с два он бы ее отпустил. Ей действительно очень сильно, просто невероятно повезло, настолько, что судья пошел даже на договор с ней.       — Может, тогда и кому-то из наших ребят так повезет? Ты нашла какую-то лазейку в камерах? Или там есть добрый стражник? — Клопен жаждал знать подробности.       — Нет, Клопен. Камеры там прочные, стены толстые, а стражники боятся судью до дрожи в коленях, — вздохнула она.       — Но как же тогда?       Эсмеральда замялась. На ее лице загорелся смущенный румянец, и Клопен это увидел. До него начало смутно доходить истинное положение вещей.       — Постой, ты что? — он никак не мог поверить, но ее покрасневшее лицо и то, как потупились ее глаза… Это говорило само за себя. — Ты предложила судье себя?! И он согласился?!       Эсмеральда опять вспыхнула, но уже от возмущения.       — Ничего я ему не предлагала! — рявкнула она. — Он сделал мне предложение, и я не смогла сказать ему «нет»! Он был очень убедителен, знаешь ли…       Клопен, нахмурившись, смотрел на Эсмеральду.       — Насколько я знаю тебя, пытки тебя бы не испугали… — пробормотал он. — Тогда что же?       — Он пообещал мне сделать все, что я пожелаю, — сумрачно сказала Эсмеральда. — И я пожелала. Я вырвала у него обещание, что он прекратит нас преследовать.       — И ты ему поверила?! — с возмущением возопил Клопен.       — Если он соврал мне, не видать ему меня больше, как своих ушей! — твердо сказала Эсмеральда.       — Думаешь, его это проймет?! — она хоть сознает, какую глупость сделала?       — Проймет, Клопен, — Эсмеральда смотрела в глаза цыганскому барону спокойно, с полным осознанием своей правоты. — Еще как проймет. Ты просто не представляешь, насколько.       Клопен задумался. Она была так уверена в себе… Но если так…       — Это значит, что мы можем зарабатывать на улицах Парижа спокойно? — спросил он наконец.       — Зарабатывать — да. Воровать, грабить и мошенничать — нет. Этого он не позволит, — ответила Эсмеральда. — Ты уж проследи, чтобы ничего подобного не было. В противном случае, я ничего не смогу сделать.       — Ну, что ж, если ты так во всем этом уверена… Я постараюсь, — вздохнул Клопен. — Есть хочешь?       — Нет. Я позавтракала, — Эсмеральда слегка зарделась от воспоминаний о том, что было перед завтраком. Все-таки судья умудрился разбередить ее, доставить ей такое удовольствие, что она не могла ни забыть, ни даже перестать время от времени думать об этом. О его руках на своем теле… губах… о том, какой он был огромный, твердый и заполнял ее собой… Она слегка задохнулась и мотнула головой, прогоняя воспоминания, вспыхнувшие в ее голове так некстати. Эсмеральда присела на завалинку возле балагана Клопена.       — Скажи, а тот горбатый парнишка… Ты не видел, что с ним потом стало? — вдруг спросила она.       — Звонарь-то? — Клопен уселся рядом с ней. — Ооо, после того, как тебя схватили, судья посмотрел на него, как на вошь. Бедолага весь скукожился. Пробормотал извинения и уполз в Собор Парижской Богоматери — живет он там.       — Извинения? — Эсмеральда нахмурилась. — Но за что бы ему извиняться? Он же ни в чем не виноват? Это его, в конце концов, закидали гнилыми овощами?       — А ты не знаешь? — Клопен вздернул брови домиком. — Квазимодо ведь приемыш судьи. Видать, судья запрещал ему спускаться с колокольни, а тот ослушался.       — Приемыш, значит, — задумчиво пробормотала Эсмеральда.       — Ну. И я еще слышал кое-что… — Клопен понизил голос. — Судья, вроде как, убил мать Квазимодо. Убил прямо на ступенях собора. И, если бы не архидьякон Жозасский, Фролло утопил бы звонаря в колодце. Тот еще совсем маленький был тогда, грудной младенец…       Эсмеральда содрогнулась. Каким чудовищем надо быть, чтобы пытаться утопить беспомощного младенца, пусть и такого страшного?! Да, многого она о судье не знает… Будь ее воля, ни за что бы не вернулась в его дом… Но выбора у нее нет.       За ужином Фролло заметил, что цыганка сидит какая-то понурая, тихая. Что с ней случилось, пока она гуляла по городу? Или обидел кто? Если так — он найдет мерзавца и спустит с него шкуру!       — Что с тобой, дитя мое? — спросил он. — Еще утром ты была весьма бойкой.       Эсмеральда хмуро посмотрела на него. Ну вот, опять эта настороженность в ее взгляде…       — Я бы сказала, ваша честь, да боюсь, что вы сочтете вопрос слишком дерзким, — заявила она.       — И все-таки я хочу знать, — он пытливо смотрел на нее.       — Ну, раз вы настаиваете… — девушка выдохнула и решительно спросила: — это правда, что вы убили мать своего приемыша?       — Что?! — у судьи от возмущения приоткрылся рот. — Кто тебе сказал эту мерзкую ложь?!       — Неважно. Добрые люди судачат. Так правда? — она холодно смотрела ему в глаза.       — Никогда не сомневался в том, что людишки — стадо тупых баранов! — вознегодовал судья. — Черт бы их всех побрал! Слушай же, дитя! Я скажу тебе правду! Имей в виду, у меня есть свидетель, если ты мне не поверишь, — он сам поверить не мог, что сейчас оправдывается перед цыганкой, но… Он просто не мог вынести ее взгляда, такого пронизывающе-ледяного. — Так вот. Никого я не убивал. Я нашел Квазимодо — так его зовут — в яслях для подкидышей, куда его бросила собственная мамаша, кто бы она ни была. Понятия не имею, что это была за женщина, я никогда в глаза ее не видел. Эти, как ты их называешь, добрые люди уже собрались вокруг него и хотели сжечь мальчишку из-за его уродства, года три ему тогда было. Я им не позволил. Забрал его из яслей и усыновил его. И архидьякон собора тебе это подтвердит, ты можешь подойти к нему и спросить сама.       Взгляд Эсмеральды значительно потеплел, но все-таки в нем проскальзывало недоверие.       — Так почему вы запрещали ему спускаться с колокольни? И отвернулись от него тогда на площади? — она хмурилась.       Судья закатил глаза.       — Неужели ты забыла, как он выглядит? — возмутился он. — Его лик ужасен, он страшен, как семь смертных грехов! Да его бы забросали камнями в тот же миг, как он появился бы на людях. Впрочем, это и случилось, когда он ослушался меня, а я не раз объяснял причину своего запрета. Это было его наказанием.       — Но он же совсем одинок… — Эсмеральда тоскливо посмотрела на судью. — У него есть только вы… А вы ведь были строги с ним, так, ваша честь? Он не может ни поболтать с кем-нибудь, ни посмеяться…       — Вот здесь, моя дорогая, моей вины точно нет, — брови судьи сошлись на переносице. Он все еще был оскорблен ее недоверием. — Я воспитывал его, кормил, одевал и учил все эти годы. А к шуткам и досужей болтовне я и сам не склонен, как ты, возможно, уже успела понять.       Эмеральда виновато потупилась. Ну, почему она сделала такую глупость и сразу не пошла к архидьякону Жозасскому?! Слухи есть слухи, люди сплошь и рядом делают из мухи слона, надо же было проверить их прежде, чем набрасываться на Фролло… Он теперь точно долго не успокоится.       Судья смотрел на пристыженную Эсмеральду. Надо же, впервые за все это время она потеряла весь свой гонор. Пожалуй, надо этим воспользоваться… Фролло коснулся языком верхней губы.       — Иди сюда, дитя мое, — мягко сказал он.       Цыганка встала и подошла к нему. Он усадил девушку к себе на колени и погладил ее талию.       — Ты понимаешь, как оскорбила меня своими необоснованными обвинениями? — спросил он, внимательно глядя ей в лицо. Эсмеральда вспыхнула, но взгляда не отвела. Храбрая девочка.       — Да, ваша честь, — признала она.       — Тогда сегодня ты для меня кое-что сделаешь, — промурлыкал он, касаясь губами ее ушка. Эсмеральда ерзнула у него на коленях. Какую непристойность он задумал?       — Что именно, ваша честь? — ее уши горели, окрасившись в пунцовый цвет.       — Чуть позже узнаешь, — судья поцеловал ее в шейку. — Уже довольно поздно. Думаю, нам пора в постель.       Когда Эсмеральда закончила омовение, судья уже ждал ее, с удобством расположившись в кровати.       — Иди ко мне, мое сокровище, — сказал он. Его глаза блеснули в свете полыхающего камина.       Эсмеральда забралась на постель, и судья притянул ее к себе.       — Я сегодня весь день думал о тебе, — прошептал он.       Эсмеральда закусила губу. Сказать, что она думала о нем? Ни за что! Хватит того, что он получил моральное удовлетворение, когда она сделала грубую ошибку.       Фролло ухмыльнулся и прильнул к ее губам. Его руки скользнули к ее бедрам, нежно поглаживая. У нее чудесная кожа, такая бархатистая, ароматная… Возбуждение отозвалось в паху приятной тяжестью. Судья взял ручку Эсмеральды и повел ее вниз — он так хотел, чтобы она дотронулась до него! Когда Эсмеральда коснулась его там, он тихо застонал. Девушка чувствовала, как судья твердеет в ее руке, ею овладело любопытство. Он уже успел побывать в ней два раза, а она до сих пор видела его только мельком, без особых подробностей. Она села на постели, внимательно осматривая то, что в ее руке уже стояло колом. Нежно-розовая головка. Вены, оплетающие ствол. Его напряженное пульсирование в ее ладони.       — Поцелуй его! — вдруг выдохнул судья.       — Что? — Эсмеральда перевела свой изумленный взгляд на него.       — Поцелуй его… Я столько раз целовал тебя там… В этом нет ничего такого… унизительного, — судья прерывисто задышал. — Только удовольствие. Разве сама ты не хочешь?       По правде, эта мысль пришла ей в голову, когда она осматривала его. Эсмеральда склонилась над судьей, и ее губы коснулись нежной головки. Судья запрокинул голову и издал низкий звук. Да, ему понравилось, еще как! Она уже увереннее прошлась языком по головке, слегка нажимая на нее.       — Боже! — Фролло зарылся рукой в волосы на ее затылке и осторожно, совсем чуть-чуть, надавил.       Эсмеральда приоткрыла рот, впуская его в себя, и задвигала головой. Какой он твердый! Упругий… И такой чувствительный — вон как судья стонет и слегка дрожит всем телом… Дрожит из-за нее, из-за того, что она делает. Это возбуждало… Эсмеральда сама уже поглаживала его бедра руками, чувствуя под бледной кожей стальные мышцы судьи. Тот вдруг издал особенно громкий стон и отстранил ее от себя. На лице у Эсмеральды было написано такое разочарование, что судья чуть было не утратил весь свой пыл, так ему стало смешно.       — Иди сюда, моя прелесть, — со смешком сказал он. — У меня для тебя еще кое-что есть.