Никогда в жизни...

      Фролло проснулся и понял, что сегодня от него хотя бы не отвернулись. Нет, Эсмеральда лежала к нему спиной, но на этот раз она тесно прижалась к его телу во сне. Судья вчера весь день мечтал о том, чтобы она поласкала его, дотронулась до него… И, когда она вывалила ему все эти досужие сплетни, он, хоть и оскорбился, но все-таки почувствовал радость. Судья намеревался надавить на ее чувство вины, чтобы получить от девушки свою порцию ласк, о которой он так грезил, но в последний момент передумал. Увидел, с каким интересом она смотрела на его мужское достоинство. Достаточно было небольшого толчка, чтобы спровоцировать ее, и это оказалось куда более действенным. Судья зажмурился от удовольствия и потерся о тело девушки своими бедрами.       Эсмеральда находилась в том состоянии, когда зыбко плывешь между сном и пробуждением. И сквозь него она почувствовала это. Тянущую, неприятную боль внизу живота, наливающуюся тяжесть, отдающую в поясницу. Да, вот оно, ее ежемесячное страдание, пришло, оповещая о себе, как это было с тех пор, когда ей исполнилось тринадцать. Судья прижал Эсмеральду к себе и с урчанием потерся об нее. Он был уже в весьма игривом настроении, готов целиком и полностью. Похоже, все эти двадцать лет воздержания судья копил всё в себе и теперь был вполне способен обскакать любого юнца в Париже и его окрестностях, со своими-то нерастраченными возможностями. Но до чего же некстати он сейчас воспылал! Эсмеральда вырвалась из его объятий, и глаза судьи вспыхнули от гнева, а его лицо исказилось в яростную гримасу.       — Ты мне отказываешь?! — он рывком развернул ее к себе.       Фролло в ярости смотрел на эту девчонку. Похоже, она решила, что ей теперь дозволено все! Сейчас он продемонстрирует ей всю глубину ее заблуждений. Как смеет она отвергать его?!       — Решила — можешь творить, что хочешь, моя дорогая, раз я мягок с тобой?! — его взгляд горел от злости и желания.       — Да!.. Нет!.. Умоляю вас, ваша честь, я сейчас не могу! — жалобно запищала Эсмеральда. С ней явно творилось что-то непонятное, она вдруг изошла багровыми пятнами и как-то вся съежилась. Судья ошеломленно смотрел на нее. Желание и гнев уступили место беспокойству.       — Что с тобой происходит, дитя мое? — он нахмурился, вглядываясь в ее лицо.       — Прошу вас, сегодня никак нельзя. И завтра тоже! — она не знала, куда себя деть от стыда. Тетки в таборе столько времени внушали ей, что нельзя говорить о таких срамных вещах с мужчинами, это было запретной темой, нечистой, касающейся только женщин. Фролло смотрел на ее личико, покрытое стыдливым румянцем. Глаза девушка упорно отводила в сторону, сгорая от неловкости, и внезапно его поразила догадка. Какой же он глупец! Стоило изучать в колледже медицину, интересоваться этим вопросом вне своих должностных обязанностей, недавно освежить знания о женской анатомии, чтобы забыть одну маленькую, но такую важную особенность женского организма?! Он тихо вздохнул.       — Иди ко мне, мое сокровище, — судья потянул Эсмеральду к себе, и она жалобно заскулила. — Нет, глупая девчонка, я не собираюсь ничего с тобой делать!       Эсмеральда украдкой перевела взгляд вниз. Да, действительно не собирается. Она расслабилась, и судья прижал ее к своей груди.       — Когда в следующий раз у тебя будут кровотечения, так и скажи мне, — пробурчал он. — Без всех этих выкрутасов.       — Но это же… неприлично? — она с сомнением посмотрела в его глаза.       — Это нормально. Особенно учитывая то, что между нами происходит. Не будь ханжой, — ухмыльнулся судья. Эсмеральда возмущенно фыркнула, а он ответил ей смешком. В самом деле, по мнению судьи все это было очень забавно: главный ханжа города Парижа — да, он знал, что люди считают его таковым — советует цыганке не быть ханжой. Судья хихикнул и уткнулся носом ей в макушку.       — Ваша честь, — вдруг протянула она, — а вы навещаете своего приемыша?       — Довольно часто, — его рука поглаживала ее волосы. — Почему ты спрашиваешь?       — Можно мне с вами?       Судья вздернул брови. Нет, он не забыл, как спокойно Эсмеральда приблизилась к Квазимодо, когда хотела его освободить, но полагал, что она это сделала из-за острого чувства жалости. Фролло и не думал, что девушка захочет еще раз подойти к его бедному воспитаннику.       — Ты действительно этого хочешь? — спросил он.       — Хочу, ваша честь…       — Ты уверена, что в состоянии сейчас куда-либо ехать? Я слышал, что первый день очень болезненный, — судья отстранился и с беспокойством посмотрел в ее глаза.       Эсмеральде вдруг стало приятно. Он продолжал выказывать заботу, и от этого в ее душе почему-то разливалось тепло. Цыганка улыбнулась судье, подмечая, как в его карих глазах вспыхнула радость. Похоже, с ним проще иметь дело, если даешь ему понять, что тебе его забота нравится.       — Не беспокойтесь, ваша честь. Мне проще это переносить, когда я хожу, — сказала она.       — Ну, тогда собирайся. Познакомлю тебя с ним не в таких прискорбных обстоятельствах, как это было на Пиру Дураков.       К Собору Парижской Богоматери судья и цыганка поехали в его карете. Эсмеральда заметила, что Фролло посматривает на ее босые ножки и слегка хмурится. «И что он так на меня смотрит, словно ему что-то не по нраву? До сих пор его все устраивало…» — с недоумением подумала она. А судью не устраивало вот что: ножки цыганки были все в пыли, она уже успела их испачкать. Он подумал о том, что улицы Парижа слишком грязные, в помоях, которые производил этот город в неимоверных количествах. Он видел грязь между ее маленьких пальчиков, она застряла под ногтями, подошвы уже были черные. Судье в голову пришло, что она может порезаться обо что-нибудь, мысль о том, что в эту нежную подошву может воткнуться кусок стекла, была ему невыносима. А если будет слишком холодно? Так она и заболеть может… С этим надо было что-то делать.       Карета, тем временем, подъехала к собору. Они выбрались из нее, вошли в церковь и начали подниматься на колокольню. Эсмеральда в который раз поразилась, насколько вынослив и силен судья. Ступенек было много, колокольня была высокой, но дыхание судьи оставалось равномерным и не сбилось ни на секунду. Кажется, он даже не вспотел. А ведь при нем еще была довольно тяжелая корзина с продовольствием, которую он нес своему воспитаннику.       Квазимодо сидел возле стола и уныло вырезал какую-то фигурку, когда судья показался на колокольне. Звонарь тут же вскочил и засуетился. Но, когда увидел, что судья пришел не один, в замешательстве застыл, как столб.       — Доброе утро, Квазимодо! — кивнул ему Фролло.       — Доброе утро, хозяин, — горбун застенчиво покраснел. Еще никогда на эту колокольню не поднималась женщина. К тому же, это была не просто женщина, а та самая, которая проявила к нему участие на Пиру Дураков вопреки воле судьи. Все это время звонарь беспокоился о ней. Все-таки она страшно надерзила судье тогда, а Фролло не славился всепрощением и милосердием. Скорее, наоборот, и горбун это знал не понаслышке.       — Познакомься, мой мальчик, это — Эсмеральда. Я взял ее под свою опеку, — судья улыбнулся.       — О-очень приятно… — пробормотал Квазимодо. От смущения он не знал, куда себя деть. Больше всего ему хотелось сейчас спрятаться за какую-нибудь толстую балку, подпирающую своды колокольни.       — Мне тоже, — Эсмеральда улыбнулась ему. — Значит, ты тут живешь?       — Да… — горбун неловко кивнул.       — Очень красиво, — помещение в самом деле было довольно живописным. Все эти статуи святых и их части… Старые портьеры… Стол, на котором стоял макет площади собора. Глаза Эсмеральды зажглись любопытством. Судья уже подошел к столу и уселся на один из грубо сколоченных табуретов, сняв свой шаперон. Эсмеральда тоже приблизилась, с интересом глядя на искусно вырезанные дома, сам Собор Парижской Богоматери, многочисленные фигурки людей. Она вопросительно посмотрела на судью, и тот кивнул, не возражая против ее вопросов.       — Это ты сам все сделал? — спросила она у звонаря.       Тот, прихрамывая, подошел ближе.       — Да… Сам, конечно, — тихо сказал горбун.       Эсмеральда засмеялась.       — У тебя золотые руки, Квазимодо, — сказала она.       — Спасибо, — засмущался звонарь.       Судья прочистил горло и, вздернув бровь, посмотрел на горбуна. Тот сразу же подхватился и кинулся к полкам, неся приборы.       — У меня тут только два табурета, но я могу постоять, — поспешно сказал он.       — В этом нет надобности, — улыбнулась Эсмеральда и… уселась на судью. Прямо на его колени. Тот закашлялся. Фролло не ожидал, что она так сделает — в конце концов, инициативу до сих пор проявлял именно он. А тут она сама садится к нему на колени…       — Вам не тяжело, ваша честь? — невинно осведомилась Эсмеральда.       — Ээээ… нет, — его рука легла на ее талию, придерживая. Уже за одно это судья был готов простить Квазимодо его выходку на Пиру Дураков.       Квазимодо робко присел на краешек табурета. «Их связывает нечто большее, чем просто опека», — промелькнуло у него в мозгу. От взгляда горбуна не укрылось то, как бледные щеки судьи вдруг окрасил румянец, как зажглись его глаза. «Похоже, он влюбился в нее», — подумал звонарь. Это было чем-то из ряда вон выходящим. Судья, всегда такой строгий, неприступный и холодный, сейчас излучал тепло. Весьма непривычно было видеть его таким. Но в этом были и плюсы. Похоже, хозяин не собирался песочить горбуна за произошедшее на празднике. Квазимодо опять ощутил к Эсмеральде прилив благодарности.       За трапезой она много разговаривала, задавала вопросы обо всем. Ее интересовали фигурки, которые делал звонарь, каменные изваяния, с которыми он часто беседовал, потому что ему больше не с кем было поговорить. Колокола. Квазимодо почувствовал, что сам влюбляется в эту девушку, но… Она была с судьей. К тому же, он прекрасно осознавал, как выглядит. Как там его назвал тот циркач, который провозгласил Квазимодо Королем Дураков? Самое жуткое лицо в Париже… Да, именно так. Таким он и был. Но хотя бы дружить ему с ней можно? Он был бы этому очень рад! Хотелось поговорить с кем-то, кроме каменных горгулий, с живым человеком. А с Эсмеральдой было весело. С ней было легко. Она даже заставила его рассмеяться несколько раз, и судья, похоже, не был против этого. Наоборот, глядел на нее так, словно она была… Словно она была для него всем.       Когда они прощались, Квазимодо не удержался.       — Ты ведь придешь сюда еще раз? — краснея, спросил он.       Эсмеральда вопросительно посмотрела на судью. Дело было очень деликатным, здесь надо было действовать осторожно. Ведь, если судья начнет исходить ревностью, — а это вполне могло случиться, учитывая его отношение к Эсмеральде, — мало никому не покажется. Но Фролло спокойно кивнул, и Эсмеральда с улыбкой ответила:       — Буду появляться так часто, как смогу. И познакомлю тебя с моей Джали. Ты ей точно понравишься, — козу на этот раз они оставили дома, та никак не желала выходить из стойла Снежка — жеребца судьи. Похоже, прикипела к нему всей своей козьей душой. Эсмеральда только руками всплеснула, когда Джали отказалась выходить, прижимаясь к мощной ноге коня, что вызвало у судьи смех.       — Не ожидал от тебя, дружок, — смеясь сказал он. — Похоже, ты еще тот сердцеед, да?       Жеребец раздул бока и издал неприличный звук, высунув наружу розовый язык, а Эсмеральда, слегка приоткрыв рот, смотрела на судью. Она в первый раз услышала и увидела, что он так откровенно смеется. Его смех был низким, довольно сочным, раскатистым. У Эсмеральды от его смеха встали дыбом волоски на шее.       Когда они ехали обратно, Эсмеральда спросила судью:       — Почему вы согласились, чтобы я приходила к вашему приемышу, ваша честь? Я думала, вы будете против…       Судья усмехнулся.       — Несмотря на то, что обо мне говорят добрые люди, — с иронией сказал он, — я вовсе не желаю Квазимодо зла. В последнее время он был очень вял и уныл, был невнимателен на уроках. Меня это раздражало. А с тобой он хоть немного оживился. К тому же, он не из тех, кто флиртует и кокетничает. Я думаю, что с ним ты в безопасности. Будь это кто другой… — он не договорил и нахмурился.       Эсмеральда кивнула. «Будь это кто другой, вы бы с ума сошли от ревности, так, ваша честь? — подумала она. — Конечно, так». Она представить себе боялась, что судья бы сотворил тогда. Но не сомневалась, что это было бы чудовищно. Нет, это уже игра с огнем, а с огнем играть опасно — можно сгореть дотла. Пока она с ним, она не позволит себе ничего подобного. К тому же, это было… неправильно. Подло. В какое бы положение ее ни поставил судья со своим соглашением, на вранье и подлость она ни за что бы не пошла. Она бы тогда не смогла жить спокойно. И не из-за вероятной жестокой мести судьи, а просто ее с души от подлости воротило.       — Я тоже не из тех, кто флиртует и кокетничает, ваша честь, — сказала Эсмеральда. — Уж можете мне поверить.       Судья вздернул брови.       — А как же назвать то, что ты вытворяла на Пиру Дураков? — с ухмылкой спросил он.       — Я просто хотела вас задеть, — с улыбкой ответила она.       — Ну, как видишь, тебе это удалось с успехом, — засмеялся Фролло.       Эсмеральда ответила ему спокойным взглядом. А смех у судьи все-таки приятный…