На краю Пучины дикой, — зыбки, а быть может — Могилы Мирозданья, где огня И воздуха, материков, морей В помине даже нет, но все они В правеществе зачаточно кишат, Смесившись и воюя меж собой. Пока Творец Всевластный не велит Им новые миры образовать; У этой бездны осторожный Враг, С порога Ада созерцая даль, Обмысливал свой предстоящий путь…
Подвал тёмный, сырой и подходит лишь для крыс, а Лигул, сидящий прямо на бетонном полу, и впрямь выглядел как крыса. — Хотите вернуться к прошлой должности? Вопрос был задан без язвительности. Может поэтому Лигул не поморщился и не сострил в ответ, лишь посмотрел тяжёлым взглядом. Некогда зелёные глаза сейчас были серыми и пустыми, будто вобрали в себя весь холод лопухоидных подземок, в которых прятался бывший Глава канцелярии. После победы Мефодия над Джафом Лигул лишился всего: должности, авторитета, власти. — Я знаю, что Мошкин, Ната и Петруччо отдали свои силы Прасковье. У меня есть предложение получше. Свои силы я отдам непосредственно вам. Серые глаза его молчаливого собеседника остались такими же безжизненными: в них даже не промелькнул алчный огонёк, и лишь поэтому Мефодий был уверен в своей идее. — Разумеется, после этого вы оставите в покое меня, мою семью, моих друзей и всех с кем я знаком. Весь Мрак оставит нас. — Щедрое предложение, — прокряхтел Лигул, и казалось, будто это его первые слова за долгое время. — Какова же цена?.. — Вы поможете мне вызволить Арея из Расщелины Духов.***
Мефодий хмуро осмотрел серую мантию. Дело не в том, что она грязная — брезгливостью бывший Наследник не отличался, но пословицу «доверяй, но проверяй» не просто так сложили. — Она точно безопасно переместит нас в Тартар? Лигул молча кивнул, и Меф подумал, что такой молчаливый компаньон — не самый лучший попутчик для путешествия к чёрту на кулички. А место, куда они направляются, иначе и не назовёшь. Но упрямство взяло верх над осторожностью.***
Бездна Тартара горяча и красна, и Меф морщился, ступая по выжженной земле. Жар, поднимающийся со дна, проникал даже сквозь толстую подошву кроссовок и пощипывал ступни. Лигул шёл впереди, указывая дорогу. Песчаная пыль взметалась вверх от каждого шага, оседая в носу и вызывая желание беспрестанно чихать. Мефодий прикрывал лицо рукавом толстовки, которую снял данным-давно. Это слабо, но помогало. Лугул не оборачивался, но юноше и так знал, что карлику понятно его состояние. И упрямство гнало его вперёд.***
Лугул объявил о привале спустя пару часов, показавшихся Мефу вечностью. Юноша упал на горячий песок и перекатился, позволяя утомлённым ногам расслабиться. И как только сам Лигул не устал? Но пристальный взгляд на попутчика показал, что и тот утомлён. Тартар давил на них, заставлял пригибаться к земле и чувствовать свою ничтожность. — Где мы сейчас? — первым прервал молчание Мефодий и зашёлся кашлем. Он перевернулся на спину и понял, что не встанет в ближайшую пару часов. У него просто не было сил. — Восьмой круг, — нехотя ответил Лигул и отвернулся. — Нам нужно ещё глубже. Меф кивнул — на лёгкий путь он и не надеялся. Единственное, что он хотел сейчас это — вода, но её он выпил ещё на Третьем круге. — Пора, — позвал Лигул, и Мефодий, собрав все силы, упрямо поднялся вслед за ним.***
Скудный пейзаж Тартара давно перестал играть переливами багряных красок. Сейчас кроваво-красные горы и бордово-оранжевый песчаник под ногами сменился на одинаково красный фон. Песок уже въелся в кожу, и каждый раз, когда Мефодий облизывал губы, он ощущал солёный пот, смешанный с горькой пылью. Идти вперёд помогало одно лишь упрямство.***
— Скоро придём, — внезапно объявил Лигул, и это были его первые слова за … сколько уж прошло? Счёт времени Мефодий потерял после пятого привала. По сути, по ним он и определял, что ещё жив. И что он ещё идёт. Сейчас причина этого похода забывалась, засыпалась песком и тонула в красном мареве, наседающим на глаза. — Осталось немного. Была ли это попытка подбодрить его (что весьма странно от Лигула) или же изощренная попытка добить его ослабевшую волю, но Мефодий прибавил шаг. В голове давно ни осталось не одной рациональной мысли. Лишь упрямство.***
Есть пробелы в памяти, — бельма На глазах: семь покрывал. Я не помню тебя отдельно. Вместо черт — белый провал. Без примет, Белым пробелом — Весь. (Душа, в ранах сплошных, Рана — сплошь.) Частности мелом Отмечать — дело портных. Небосвод — цельным основан. Океан — скопище брызг?! Без примет. Верно, особый — Весь. Любовь — связь, а не сыск. Ты как круг, полный и цельный: Цельный вихрь, полный столбняк. Я не помню тебя отдельно От любви. Равенства знак.
Когда впереди показался свет — чёрный, отталкивающий свет — Мефодий готов взвыть от радости. Логичнее было бы закричать, но за время, проведённое здесь, молчание стало единственной вещью, которая не раздражала. Выход, из которого исходило тёмное сияние, выглядел неуютно, и в первый раз Мефодий задумался — а надо ли? Ощущение опасности захлестнуло с головой, и все инстинкты кричали: — Уходи! Там смерть, там конец, там н и ч е г о. «Нет, — покачал головой Мефодий и сделал шаг. — Слишком много осталось позади, что бы поворачивать назад». А вот Лигул будто бы ничего не чувствовал. Он упрямо ковылял вперёд, в самую глубину чёрного провала. Меф напряг зрение, Истинное зрение, пытался Магией заглянуть за Тьму, но Завеса была неизменна. Она стояла упрямо и ровно, как стояла сотни лет со дня творенья. Рюкзак Мамзелькиной зачерпнул эту пустоту и здесь же, в этой беспросветной тьме, ковалась её коса. Это граница, что отделает Мир Живых от Мира Мёртвых, и чернеющий проход — единственная брешь во всей стене. «Уходи, — шептала Тьма вокруг. — Ты ещё жив, но это ненадолго. Если войдёшь, то навсегда останешься здесь». Злобные предостережения лишь усугубляли нерешительность. Меф хотел окликнуть Лигула, но тот и сам остановился, заметив заминку спутника. — Не обращай внимания, — махнув сморщенной рукой в сторону Завесы, проговорил горбун. — У тебя есть право войти. Этот Мрак и есть та самая Сила Кводнона, что выбрала тебя своим наследником. Ни по голосу, ни по выражению лица не поймёшь, что Лигул был недоволен тем, как распорядилась судьба. Но Мефодий знал его достаточно долго, чтобы понять, что обида бывшего главы канцелярии так и не утихла. Они прошли сквозь Завесу легко, будто она сама открыла шире вход, разрешая пройти новым людям, будто бы впуская новую кровь. Мефодий огляделся по сторонам, пытаясь что-либо разглядеть в беспросветной мгле, будто бы прилипающей к лицу. — Нам туда, — указал в сторону Лигул, но Меф и сам увидел, куда им нужно идти. Там было не светлее, не ярче, но всё же что-то иное наблюдалось во Тьме. То ли она была тоньше, то ли прозрачнее. Будто что-то пробивалось сквозь Мрак. Что-то во много раз сильнее и могущественнее. И сделав ещё один шаг вперед, Меф наконец-то увидел то, куда они так долго шли. В самом сердце Тартара, там, где он образовался изначально, в центре его силы Мефодий увидел его основу. И это — ду́ши. Они имели другой вид: не искрящиеся песчинки эйдосов, а будто бы фигуры с очертаниями тел. Чуть больше, чуть твёрже и куда материальнее… Зачатки души, какой она была до того, как появилась смерть. То, что не умирает. Вечность размером с саму себя. Истинный облик, подаренный самой жизнью. Сама жизнь во всём её естестве. Меф как зачарованный смотрел в этот котлован Душ и не понимал, как на этом может строиться Мрак. Это — его основа. И как бы банально не звучало, основа его — это Свет. Загубленный, порабощённый, обманутый, но — Свет. Всё такой же яркий, всё такой же настоящий, всё такой же добрый… — Арей, — позвал Мефодий, вглядываясь в густоту перебивающихся фигур. Они плавали в мареве обмана, в тумане сером и вязком. Никто не отозвался на его оклик. — Не так, — покачал головой Лигул и тоже посмотрел вниз. — Они давно позабыли имена. Злость захлестнула за секунду, да могло ли быть иначе в самом сердце Мрака, там, где зародились все тёмные чувства? — Обманщик! Как мне его найти?! — Я не лгал, — сразу же ощетинился Лигул, и это стало его первой яркой эмоцией за весь длительный поход. — Ты просил меня помочь спасти Арея. Я сделал всё, что мог. Душа Арея, вырванная дархом в тот момент, когда он надел его — здесь. Найди её, пронеси сквозь Тьму, верни хозяину, и, если он согласится принять её, то вновь станет тем, кем был до того, как сладость речей Кводнона обманула его. — Как мне её найти? Они все одинаковые… Мефодий усмехнулся, обрывая собственную фразу. Он вспомнил момент из детства: когда-то давно, Игорь читал ему перед сном, и в этих сказках были точно такие же испытания. «Варвара-краса, длинная коса», «Садко»… да уж, Арей бы перекосился, узнай он, что Меф сравнил его с русской красавицей. Но смысл не менялся: «Найти одну-единственную из сотни похожих. Понять сердцем, узнать душой»… Как легко это казалось для героев и каким невозможным кажется для него. Он посмотрел вниз, на безликие тени. Когда-то они были Стражами. И не было необходимости уточнять, Стражами чего они были. В те времена, когда они путешествовали по земле, был лишь Свет. — Тебе нечего бояться, — подсказал Лигул. — Можешь спуститься к ним. Тревожный перезвон в голове напомнил, что рядом враг и не всем его советам надо следовать. Но Мефодий не был бы Мефодием, если бы был предусмотрительным и осторожным. Он глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и сделал шаг с обрыва. Ноги потонули в чём-то вязком, но, как ни парадоксально это звучит, не материальном. Белёсые духи даже не заметили его вторжения и продолжали покачиваться на месте. Меф пошёл вперёд, внимательно осматриваясь по сторонам, но зацепить взглядом хотя бы одну фигуру не мог. Все они были одинаковыми и совершенно неотличимыми. Светлые тени без лиц, будто одетые в мантии, скрывающие фигуру. Он проходил между ними, вглядывался в капюшоны, пытался достать руками, но всё тщетно: найти здесь Арея не было никакой возможности. Фигуры проплывали мимо — десятки, сотни тысячи загубленных душ. Светлые и чистые, но — безымянные и одинаковые. — Это невозможно! — с тоской признал Мефодий и без сил опустился на колени. Белое марево застилало глаза, и он в отчаянии потёр их, пытаясь восстановить зрение. «Потому что внешность не важна», — раздалась в голове чья-то подсказка. Мефодий вскинул голову и огляделся по сторонам, но не смог понять, кто это сказал. Духи не реагировали на него, продолжая плавно перемещаться в бесконечности. «Люди ошибочно думают, что красота может быть только снаружи, — продолжил свой монолог неизвестный (или неизвестная?), — но почему из сотни ты выбираешь одного? Что делает его особенным?» — Меч, — первым делом предположил Мефодий: первый Мечник Мрака был неотделим от своего меча. Ответом ему была тишина, и Меф понял, что не прав: меч материален, как и всё внешнее. Тем более, он сам отдал его Троилу, дабы тот излечился. Не то. «Что делает его особенным?» — эхом вернулся вопрос. — Честь, — вновь предположил бывший Наследник. «Обобщённо, — парировал невидимый собеседник. — У половины из тех, кто здесь, чести в избытке. Не хочешь же ты забрать их всех?» — Сила духа. Молчание. — Достоинство. Твёрдость. Уверенность. Отвага. Мужество! Мефодий сорвался на крик, и в отвечающей тишине ему мерещилась чья-то печальная усмешка. «Слишком красивые слова. Одинаковые и похожие одно на другое. Я покажу тебе десяток достойных, уверенных в себе и отважных мужей, но все ли они тебе нужны?» — Я не знаю! Он всем особенный. Он… он. Он такой единственный. Он хмурый и мрачный, никогда не улыбающийся, но, тем не менее, добрый. Он острый на язык, но всегда поддержит. Он постоянно тычет меня носом в мои ошибки и говорит, что я никчёмный. Он считает меня способным, но никогда не говорит об этом. Он ненавидит Мрак, но сам есть Тьма. Он хочет жить, но сам дал себя убить. Он мог меня победить, но поддался. Он куда искуснее меня, но дал мне выиграть. Он мог убить меня. Он ненавидит всех, но меня он не… Меня он… Меф широко распахнул глаза, боясь произнести столь очевидную правду. До этого момента он и сам не понимал, почему терпит все трудности и зачем идёт сюда. Думал, что дело только в упрямстве. Предполагал, мучился угрызениями совести, страдал, укорял себя, скучал, но… — Он любит меня?.. Чья-то фигура отделилась от остальных. Она был неотличима от своих собратьев, но чем дольше Меф вглядывался, тем больше он видел. Широкие плечи, вздёрнутый подбородок. Он всматривался сильнее, и черты начали принимать чёткость. Заострённая бородка, грубый нос. Меф как завороженный сделал шаг навстречу, не выпуская фигуру из вида. Каким-то внутренним чутьём он понимал, что если она скроется сейчас, то потом её никогда не найти. Упрямо сжатые кулаки, закрученные усы. Меф сделал ещё один осторожный шаг, как будто перед ним дикое животное, продолжая всматриваться так, будто хотел впитать его в себя. Стройный, высокий с выражением спокойствия на просветленном лице, Светлый страж Арей был прекрасен. Меф не мог отвести взгляд. За таким бы он пошёл куда угодно. Да он и пошёл. Мало того — дошёл. «А ты говорил — «невозможно», — поддразнил его тот же голос, и Меф обернулся. — Кто ты? Покажись! «Ты и так смотришь на меня» — Я не вижу. «Конечно, не видишь. И не сможешь увидеть. Я везде и всюду», — невидимый собеседник как-то разом растерял свой пыл, и фраза прозвучала грустно. — Ты помог мне. Спасибо, — Меф ещё раз обернулся, но кроме покачивающихся фигур никого не увидел. «Пожалуйста», — светлое слово было произнесено тихо, будто прощаясь. — Закончил? Поднимайся! — голос Лигула, противный, далёкий, вмешался в их диалог, и Меф поморщился. «Кто это?» — с интересом спросил Голос. — А ты не видишь? Вон там. Это Лигул, — Меф обернулся, проверяя здесь ли Арей, а потом задрал голову вверх, прикидывая как ему лучше подняться. «Лигул», — задумчиво повторил Незнакомец. — Ты знал его? — спросил Меф, напряжённо всматриваясь в гору и пытаясь выбрать подходящий путь наверх. Голос молчал, и Мефодий уже решил, что ответа не будет, но тут незнакомец произнёс: «Я думаю, что тебе не стоит доверять Лигулу». — О, поверь, я это знаю, — невесело усмехнулся Меф. — Лучше посоветуй, как мне забрать Арея с собой? Он не слышит меня, не идёт за мной, а я не могу к нему прикоснуться. Меф вновь взглянул на своего учителя, тепло улыбнулся ему и поразился, получив столь же искреннюю улыбку в ответ. Это был Арей и в то же время не он. И привыкнуть к нему было трудно. «Он не может прикоснуться к тебе потому, что сейчас он — сгусток чистого Света, истинное детище Творца. Он — невесомое прикосновение ветра к губам, он — капли дождя на твоих ресницах, луч солнца на закрытых веках». — Поэтично, — согласился Мефодий. — Но это не ответ. «Разумеется», — усмехнулся собеседник, и Мефодий внезапно почувствовал к нему расположение. — И всё же. Кто ты? Почему у меня такое чувство, что мы знакомы? «Потому что ты знаешь меня». — Но… «Не сейчас. Тебе пора. Подойди к своему избраннику и откройся перед ним. Пригласи его в себя». Меф косо посмотрел в ту сторону, где, как он предполагал, находился его собеседник. — Ты сейчас серьёзно? «Конечно», — с чувством полного убеждения ответил незнакомец. Меф нахмурился и повернулся к Арею. «Откройся перед ним», — передразнил он Невидимку про себя и в нерешительности закусил губу. — «Пригласи в себя». Тьфу, блин. Ерунда какая. Звучит как… как…» Мефодий ещё немного проворчал, но больше для того чтобы скрыть смущение, а затем задрал подбородок и упрямо посмотрел на Арея. Потом подумал и развёл руки в стороны, будто приглашая в объятья. Его бывший учитель не шелохнулся. И тишина. Только сейчас Меф понял, что вокруг непроницаемая тишина. Нет ничего: ни треска пламени, ни гула, ни шёпота, ни шороха. Ти-ши-на. Не слышно даже Лигула. — И что дальше? — спросил вслух Мефодий, чтобы привлечь внимание своего невидимого помощника. «Ждёшь подсказку?» — тут же отреагировал Голос. — Да, — спокойно признал Мефодий, ибо спорить было глупо. «Позови его. Один раз он уже услышал твой Зов и вышел на него из серого плена Забвенья». «Позови. Легко сказать. Что я тогда сказал? После каких слов он появился?» Меф закрыл глаза. Он прекрасно помнил, что сказал. Только вот повторить то же самое… тогда был подъём, был настрой, а сейчас… Сейчас это казалось неподходящим. Ненормальным. Неправильным. «Ты постоянно говоришь «Арей». Раз в десять минут. Даже чаще» — всплыла фраза, сказанная недавно Дафной. Сказанная с обидой и с чисто женской ревностью. Необоснованной, как казалось тогда. Воистину, женщины — прозорливые существа. Кстати, после этого Мефодий и сделал окончательный выбор. После этих слов понял, что больше не сможет***
Я знаю как беспощадна и цинична жизнь. Всё то, что в тебе звучало — больше не звучит. Я смог бы твоей надежды вновь зажечь огонь: Навстречу летящей искре ты лишь подставь ладонь.
«Я не знаю почему ты сохранил рассудок. Может, тебя кто-то любит и просит о тебе? Не просто много просит, а вообще непрерывно? Когда тебя кто-то любит — это не уходит. Это остаётся». Арей в который раз припомнил сказанные Левусом слова. Светлый страж подарил ему надежду, только надежду ранящую и болезненную. Кто может думать о нём? Кто может скучать настолько сильно, чтобы ежеминутно молиться о его возвращении? Улита? Маленькая девочка, которую он забрал у безответственной матери, давно выросла, став молодой женщиной со своей семьёй. Теперь у неё другие заботы и если она вспоминает своего опекуна, то редко. Дафна? Светлый страж, который должен думать о каждом несчастном, сочувствовать убогим и молиться о непрощённых, на деле же - всего лишь молодая лопухоидная девочка, влюблённая в своего парня – Мефодия Буслаева. Мефодий… его ученик, его преемник. Безголовый и беспокойный, но решительный и самоотверженный. Пылкий, яркий как и его эйдос, но упрямый и вечно спорящий. Нет, Мефодий не мог думать о нём постоянно, а уж тем более молиться за его спасение. Это не в его характере. Арей нахмурился, скрестил руки на груди и мрачно посмотрел в даль, где бестелесные духи раз за разом убивали друг друга в бессмысленной борьбе. Ему хотелось присоединиться к ним, чтобы почувствовать азарт битвы, вновь ощутить меч и вспомнить, что он непобедимый боец. Ложь. Ему просто хотелось выкинуть из головы эти мысли, не думать о Мефодие и не лелеять надежду, вновь увидеть его. Приняв решение, Арей направился к бьющимся фигурам, ощутив, как сформировался в руке знакомый и надёжный клинок. Леувс бы этого не одобрил.***
Боже, дай ему силы всё преодолеть, Дай душе бескрылой снова ввысь взлететь. Быстротечны дни, но мы наполним их Дыханием последней любви.
Расщелина духов выглядела жутко. Если Котлован Душ был серым, то она полыхала багряными переливами и кровавыми отблесками. Даже воздух здесь был тяжёлым и с трудом проникал в лёгкие. Меф огляделся, поёжившись — не смотря на раскалённую пустыню Среднего Тартара, охватывающую Расщелину в кольцо, здесь было холодно. Каково же Арею находиться здесь? Но где именно — «здесь»? Мефодий задрал голову. Над ним фундаментами, частями стен и покосившимися колоннами нависал заброшенный город. Сам же Наследник стоял в начале крутого склона, словно в огромной воронке, а внизу в земле зияла шипящая дыра, непрерывно выплёвывающая белый пар и раскалённые капли воды Выбрав на берегу место потвёрже, он опустился на колени и постарался заглянуть внутрь дыры. Там что-то клубилось. Туман мешал заглянуть дальше, но все же по сквозившему снизу воздуху, по какому-то глухому равномерному звуку, похожему на гул, Меф угадывал внизу нечто громадное, страшное, не имеющее не только дна, но и самой его возможности. Мефодий вслушивался в неясный гул Расщелины, но голосов не различал. — Арей! — негромко окликнул Мефодий. — Арей! Голос его, почти шёпот, как показалось Буслаеву, разнёсся неожиданным эхом. Казалось, вся Расщелина Духов вдруг рявкнула громко «Арей!», и раздроблённое на тысячи голосов имя мечника покатилось вглубь. От неожиданности Мефодий отпрянул. Прошло совсем немного времени, и туман посреди Расщелины заклубился и, поднявшись прямым узким столбом, начал менять форму. Постепенно он складывался в узнаваемую фигуру. Густел, утрачивал прозрачность. Перед Мефом стоял Арей — такой же, каким Мефодий помнил его по резиденции мрака. Шагая по туману, мечник подошёл к нему и остановился в двух или трех шагах. Обманутый той лёгкостью, с которой призрак ступал по туману, Буслаев едва не сделал шаг ему навстречу, но Арей, запрещая, предупреждающе вскинул ладонь: — Не надо. Падать будет высоко! Последний сорвавшийся сюда страж еще не достиг дна, хотя свалился, помнится, около года назад! — Арей! — воскликнул Меф**. — Он самый, — подтвердил страж и замолчал. Мефодий внезапно понял, что тоже не знает, как начать разговор: «Привет, я пришёл тебя спасти, — звучит глупо и пафосно. — Надевай крылья, и давай улетим». — Ну? — первым не выдержал Арей. — Ты поболтать пришёл или помолчать? С последним я здесь и без тебя справляюсь. Мефодий улыбнулся: что-что, а сарказм Арея неизменен, если его не исправила даже смерть. — Или ты хотел спросить про грифона? — Что? — Мефодий недоумённо посмотрел на учителя. — Нет, какой ещё грифон? — Да, так… мысли вслух. Тогда что привело тебя в эту дыру? Неужто соскучился и решил заглянуть на огонёк? Метафора была юморной, но Меф серьёзно покачал головой: — Нет. Я пришёл за тобой. — Ого! Казалось, ему и в самом деле удалось удивить Арея: — Вот так, сам взял и пришёл? А как же Дафна? Почему она не присоединились к твоему «отряду самоубийц», отправившемуся в Средний Тартар, дабы меня спасти? — Прекрати, — попросил Мефодий, нахмурившись. — Я серьёзно. Смотри, что у меня есть. Он потянулся к шнурку на шее и снял висевшие крылья. Сжимая драгоценность в ладони, он вытянул руку вперёд, чтобы Арею было лучше видно. Лицо барона переменилось, и по нему прошла болезненная судорога, когда он узнал свои крылья: — Но откуда?.. — Из Колодца Тьмы. Или Котлована Душ. Не знаю, как это место называется. Бери! Арей отодвинулся, качая головой: — Нет, нет. — Как это «нет»?! — вскричал Меф, утративший последние терпения. Это день был тяжёлым и трудным, спуск на дно Тартара — сложным и выматывающим, и меньше всего на свете ему хотелось спорить с наставником. — Надень их, и пойдём отсюда, — тихо попросил Мефодий, взяв себя в руки. — Пожалуйста. Рядом рухнула нависающая колонна, уничтоженная светлым словом. Арей оценивающе посмотрел на свежие обломки и задумчиво потёр бороду, о чём-то напряжённо размышляя. — Я не могу взять их, — наконец признал он и, предугадав следующий вопрос, продолжил: — Это — Свет, а я — Мрак. Ты представляешь, что произойдёт с крыльями, когда я их надену? Они разом почернеют и осыплются. — И второй раз я это не переживу, — добавил он тихо, будто про себя. «Это — душа Арея. Найди её, пронеси сквозь Тьму, верни хозяину, и если он согласится принять её, то вновь станет тем, кем был когда-то». Инструкция, произнесённая скрипучим голосом Лигула, всплыла в сознании. Горбун будто знал, что Арей испугается и откажется. Эх, как бы пригодилась сейчас подсказка Кводнона… — Это не твои крылья, — попробовал донести Меф то, что сам не до конца понимал. — Это Первосвет, Свет Творенья, заложенный в тебе. Это поможет тебе спастись. На лице Арея отразилось сомнение, да и сам наследник не до конца был уверен в том, что сказал. — Попробуй, — вновь попросил Мефодий. Арей нерешительно посмотрел на протянутые крылья: «Кто знает, может это именно тот Свет, которого мне недоставало, чтобы вернуться?» Он сделал шаг навстречу ученику, чтобы забрать подвеску, но тут Меф, вспомнил: — Нет, стой. Не так. Кводнон сказал, что я сам должен надеть их на тебя. — Кводнон? — Арей недовольно скрестил руки на груди. — Где ты смог с ним столкнуться? — Так во мне же его силы, — пожав плечами, ответил Меф. — Пф-ф, вспомнила бабка, как девкой была. Настала очередь Мефодия хмуриться: — Ты его не видел. Он был другой… будто не Повелитель Мрака, а светлый страж. — Не тебе рассказывать мне о нём. Я видел и светлого стража Кводнона — одного из старших и первых детей Создателя, и Кводнона Двуликого — опустившегося изгнанника, возомнившего себя правителем Земли. И в обеих ипостасях он был великим и… прекрасным. Странно чувство, похожее на ревность кольнуло сердце Мефа, и в его вопросе проскользнула незнакомая ранее ядовитая интонация: — Значит, знал и таким и таким? И какой же тебе понравился больше? — Тот, кто жил в Эдеме, — Арей искоса посмотрел на него, и чёрные глаза задорно блеснули. — Что-то не так, синьор-помидор? Заочно недолюбливаешь моих друзей? Тебя можно понять: ни Хоорс, ни Вильгельм по-тёплому к тебе не относились. — Поэтому ты пошёл за Кводноном, да? Потому что он был «прекрасным»? — передразнил Мефодий. — Ай! Золотые крылья, зажатые в руке, внезапно обожгли пальцы. — Не в этом дело… — покачал головой Меф, справившись с внутренней злостью и ревностью. — Давай попробуем надеть крылья. Барон вздохнул и подошёл ближе. Мефодий тоже сделал шаг и остановился у самого края расщелины. Сейчас их разделяло расстояние в пару шагов. — Кводнон сказал убедиться, что это именно ты. Иначе будет что-то плохое, — припомнил Меф и осмотрел мечника. — Убеждайся, — властно махнув рукой, разрешил Арей. — Мне тоже будет неприятно, если мои крылья наденет кто-то другой. Мефодий подавил глупый вопрос: «а как?», едва не сорвавшийся с губ. Если быть честным, то он не сомневался, что сейчас перед ним именно Арей, однако не стоило пренебрегать советам Кводнона. — Ну-у, может быть тебе стоит рассказать мне то, что может знать лишь Арей? На лице погибшего стража отразилось презрение: — Самый глупый и банальный способ. Кто знает, вдруг кому-то ещё известно, что ты терпеть не можешь рыбу? Или какой-то комиссионер пронюхал о том, что томатный сок ты пьёшь не с солью, как все, а с сахаром? Меф поражённо отпрянул: — Откуда ты знаешь? Выражение вселенской скуки появилось на лице Арея, и он произнёс бесцветным голосом: — Мальчик мой, ты жил у меня под боком пять лет и ещё год в гимназии Глумовича. И там, и там за тобой следил весь Мрак, начиная от самых жалких комиссионеров и заканчивая самим Лигулом. Ты думаешь, есть то, о чём мы не знаем? Меф сжал губы и подавил желание отвернуться. Действительно, глупо было рассчитывать, что за будущим Повелителем Мрака не будет тотального надзора в резиденции Мрака. — Я думал, что ты скажешь что-нибудь о тренировках, о владении мечом, о ведении боя. — Ты сейчас удивишься, синьор-помидор, но жизнь не состоит из одних лишь сражений. — А я-то думал, что твоя задача состоит в том, чтобы убедить меня, что это и в самом деле ты! — воскликнул Меф в притворном изумлении. — Мой учитель, первый мечник Арей, так бы ни за что не сказал. Арей в ответ улыбнулся, и юноша почувствовал, как ёкнуло сердце: это его улыбка. Редкая, краткая, но прекрасная и искренняя. — Это точно ты. Барон поднял голову, и его взгляд обжёг Мефодия подобно огню. Странная дрожь прошла по телу, пробуждая потаённые мысли, тёмные и сокровенные; те, о которых не говорят; те, что появляются в предрассветный час самоубийц; те, которых быть не должно. Арей подошёл ближе, сократив расстояние, и пропасть что разделяет их, стала меньше. Меф сделал шаг навстречу ведомый этим опасным взглядом, как кролик, что попал под гипнотический танец змеи-убийцы. Глаза Арея — тёмные колодцы, на дне которых сияют звёзды, призывая путников окунуться в их сияние, а после навсегда поглощая в своих мрачных водах глупцов, отважившихся на такой поступок. Сухая земля под ногой внезапно осыпалась, кроссовок проскользнул по каменистому обрыву, и Мефодий испуганно взмахнул руками в бессильной попытке удержаться за воздух прежде, чем полетел в пустоту. Как он сделал шаг вперёд, зачем и почему не заметил этого — вспыхнули в сознании вопросы и тут же исчезли, сменившись ощущением падения. Стремительного и смертельного. В голове всплыла цитата, написанная у Эссиорха на внутренней стороне шлема: «Убивает не скорость, а резкая остановка»***. В голове у падающего Мефа она трансформировалась в более подходящую на данный момент: убивает не падение, а приземление. Приземление должно было стать неизбежным и губительным, но зажатые в потной ладони крылья давали шанс на спасение. Мефодий, пересилив себя, распахнул глаза, ожидая порыва ветра, но ничего не почувствовал. Моргая и пытаясь восстановить дыхание, он замахал руками то ли пытаясь взлететь, то ли пытаясь встать на ноги. Это слабо, но помогло выровнять положение тела, и сейчас Меф летел вниз «солдатиком», как при прыжке в воду. Падение продолжалось, и юноша всё же опустил голову вниз, чтобы увидеть предполагаемое место приземления. Его не оказалось. Да и вообще, падение затягивалось настолько, что страх уже проходил. Как там сказал Арей? «Кто-то свалился, но ещё не достиг дна». Обнадёживает. Если не обращать внимания на теряющиеся в вышине стены колодца, то можно и не понять, что падаешь — нет ни ветра, рвущего по ушам, ни давления, стискивающего грудную клетку, ни страха. Будто зависнул в аэродинамической трубе без движения, не поднимаясь ни вверх, ни вниз. — Арей, — вновь позвал Меф, и учитель возник в тот же момент. Здесь, в колодце, он уже потерял остатки своей материальности и казался неясным призраком, лёгким облаком, принесённым извне. Эта мысль болью сдавила сердце Мефодия, и в горле встал ком. Понимание того, что Арей мёртв, всегда болезненно отражалось в нём. — Свалился всё-таки, — констатировал барон очевидную истину и внезапно расхохотался. Меф хмуро посмотрел на него, но не выдержал и тоже рассмеялся. Их смех — громкий искренний смех над собственной глупостью, над обычной неаккуратностью, над человеческой оплошностью, простой и чистый по своей природе смех — разнёсся по одинокой расщелине. Эхо загрохотало в ответ, но потом, будто опомнившись, что здесь всё-таки Тартар, Мрак и так далее, и что такие простые и чистые эмоции здесь ну ни как не разрешены, замолчало, резко оборвав грохочущий звук, и воцарилась тишина. Меф тоже перестал смеяться и протянул руку к Арею в глупой попытке коснуться этого холодного и прозрачного тумана, из которого тот состоял. — Я умру? — с интересом спросил он. — Конечно, — кивнул Арей. Странно, но здесь в глубине наставник казался более нереальным, чем на вершине. Даже его голос звучал тише. — Ты же лопухоид. Не смотря на всё всесилие и всевластие, которыми обладаешь, ты — смертен. Твоя жизнь коротка и быстротечна. Ты подобен листу, сорвавшемуся с дерева и засыхающему… — Хватит, — попросил Мефодий, отвернувшись, но мелькание уходящих в глубину стен Расщелины лишь ухудшило его настроение. — Но если ты спрашиваешь, умрёшь ли ты в данный момент, то — нет. У тебя есть крылья. Надевай их и лети. — Нет, — воспротивился юноша, даже не дослушав. — Я принёс их для тебя. Тебе их и надеть. — Избавь меня от сентиментальных споров на смертном одре по поводу того кто выпьет яд, а кто спасётся, — Арей осёкся, когда понял, что сказал лишнего. — Значит, спасётся лишь один? — уточнил Меф, почувствовав как обречённость — болезненная и глухая — предательски сжимает внутренности. И причиной это боли было понимание, что спастись вдвоём у них не выйдет. Арей сначала не отвечал. Он просто стоял, запрокинув голову вверх, и смотрел, как светящаяся точка выхода сжимается, становясь всё мельче и мельче. — Надевай крылья. Ты сможешь долететь. Мрак сам вытолкнет тебя. Свету здесь не место. Золотой медальон был прохладным, и Мефодий попытался впитать эту холод, чтобы сохранить трезвый разум и ясные мысли. Ведь для спора с Ареем это было необходимо. — Я не умею летать. Не смогу. Крылья — это не по мне. Я до сих пор не понимаю, как они крепятся к спине, как работают, как слушаются… Я зря потрачу магию. Арей приблизился к нему и страшным взглядом впился в лицо: — Я сказал: надевай! Голос обрёл твёрдость и силу, но Мефа этим было не испугать: — Нет. Я принёс тебе. Чтобы ты мог спастись. Рука не прошла сквозь него, как ожидали оба. Она вполне ощутимо врезалась Мефу в плечо, и реальность этого ощущения резко контрастировала с прозрачным видом призрака-Арея. — Видишь! — обрадовано воскликнул Мефодий. — Значит, я смогу надеть на тебя крылья. — Нет! — Арей, сообразив, что теперь может использовать физическую силу, ринулся на ученика и крепко схватил его за плечи. — Слушай меня, мальчишка, — шумно продышал ему в лицо Арей. — Сейчас ты наденешь эти чёртовы крылья, и, не смотря на то, что тебе будет адски больно из-за порывов воздуха, утягивающих тебя на дно, ты начнёшь ими махать, и будешь делать это до тех пор, пока не окажешься наверху. И даже там ты не прекратишь, пока не почувствуешь что действительно вырвался. Глаза Арея пылали гневом, и, казалось, что его злость ощутима. Он с силой сжимал плечи юноши цепкими жёсткими пальцами, и лицо его было искажено гримасой ненависти. Мефодий не понимал, чем вызвал такие тёмные эмоции. — Надевай сейчас же! — бывший страж встряхнул его, а потом бросил беглый взгляд на удаляющуюся точку выхода в вышине. «Это не злость, — сообразил Мефодий, заметив страх в этом кратком взгляде вверх. — Это тревога?..» Арей переживал, что он не успеет долететь. Арей боялся, что он застрянет здесь навсегда. Арей хотел, чтобы он был спасён. Меф почувствовал, как сердце сжимается от благодарности, от неуместной нежности и глупого облегчения по поводу того, что Арей не злится на него. Арей его не ненавидит. Арей любит его?.. Не позволяя себе задуматься о причинах этого чувства и об его «неправильности», Мефодий весьма чётко осознал, что Арея он ни за что не бросит. — Я сказал, что никуда не пойду без тебя, — голос наследника звучал твёрдо и был наполнен незнакомой доселе силой. — Все говорили, что ты был лучшим в полёте. Значит, тебе и лететь. Не дав наставнику опомниться, Меф поднял руки с золотой цепочкой и надел её ему на шею. Золотые крылья опустились на грудь бывшего стража и кратко вспыхнули. Неуверенный в том, что произойдёт дальше, Мефодий схватился за руку Арея, но вряд ли тот заметил этот жест. Лицо его выражало странную смесь эмоций: здесь было и недоверие, и печаль, и боль. Глаза барона были закрыты, а золотые крылья на груди разгорались всё ярче. Мефодий, стоящий в шаге от него, чувствовал их зарождающийся жар, не зная, чего ожидать. Прошла пара томительных секунд, и что-то начало меняться. Меф вглядывался в Арея, но изменения происходили не с ним, а с окружающей их реальностью. «Нет, — наконец сообразил юноша. — Мы остановились». И в самом деле: их бесконечное падение прекратилось. Они замерли, повиснув между пространством — слишком далеко от точки падения и в таком же удалении от места приземления. Ни здесь и ни там — просто песчинки во времени — ничтожные и незначительные. Плотная серость, из которой было соткано Ущелье духов, будто надрывалось. Как ножницы разрезают шёлковую ткань, так свет от крыльев Арея разрастался, становясь плотнее, ярче, сильнее. Не в силах выдержать это ослепительное сияние, Мефодий зажмурился, так и не выпустив из руки ладонь Арея. «Световой взрыв? — была его последняя мысль. — Это было вполне ожидаемо».