Иные 2

      Мы — Иные. Необычные души с особенными способностями.       Нас много, и среди нас огромное количество артистов и просто творческих личностей, потому что именно творцы оказывают самое сильное влияние на этот и другие миры.       Среди нас есть Ведьмы и Ведьмаки, Спириты и Ясновидцы, Бойцы и Вампиры, Координаторы и Наблюдатели, и даже Универсалы — и это только те классы, о которых я знаю.       Мы можем быть Тёмными и Светлыми. Это зависит от Силы, которую мы используем.       Тёмные Иные чаще всего подпитываются энергией космоса и луны; Светлые — поглощают солнечную энергию.       Если Иной принадлежит Тьме, это вовсе не значит, что он обязательно несёт зло. Используя Тёмную Силу, мы можем работать на благо человечества... И не только.       Мы не становимся Иными в течении жизни; мы изначально такие. Такими нас присылают в этот мир. И пока что я не до конца понимаю, зачем. Что от нас ждут? Что мы должны делать?       Годами мы живём, не ведая о том, кто мы есть; но когда приходит время — мы «открываемся». Нет у нас для этого определённого возраста: кто-то созревает ещё в детстве, а кто-то может «открыться» даже на закате своих дней.       Узнаём мы друг друга по глазам… Попробую объяснить, как.       К примеру, у Тёмных взгляд пронизывающий, пробирающий до костей.       У Светых — глаза сияют светом. Но у всех Иных взгляд одинаково глубокий, влекущий и в чём-то даже сексуальный. Когда я узнаю в человеке Иного, кажется, что взгляд его кричит: «Эй, я, как ты, я свой!».       У некоторых из нас есть Тотемные Духи-хранители. Выглядят они довольно уродливо, но выполняют функции Хранителей.       Да, у нас есть Хранители. Мы выбираем их, даже сами того не осознавая. А когда приходит время, Хранитель появляется в жизни своего подопечного.       Его задача подталкивать Иного к правильным поступкам, защищать от влияния негативных сущностей и по возможности учить быть тем, кто он есть, пока подопечный сам не вспомнит всю необходимую информацию, которой набрался в предыдущих воплощениях.       Хранителем может быть умерший родственник, друг, Родственная Душа…       Мой Хранитель— Михаил Горшенёв. Да, тот самый — Великий и Ужасный Злобный Гений. И он, кстати, не мёртв — он только потерял физическую оболочку.       Он — моя половина.       Отправив нас сюда, наши запястья связали Нитью Судьбы, и с тех пор мы держимся вместе, переходя из воплощения в воплощение, из жизни в жизнь. Это длится более пятиста лет, но я, к сожалению, никак не могу вспомнить весь наш путь: только лишь обрывки воспоминаний и те моменты, что показал мне Миша.       Рано или поздно, один из нас обязательно находит второго. Обычно это случается поздно: мы так ни разу и не поженились, всякий раз вступая в неофициальные отношения. Проще говоря, мы всегда были любовниками, и гуляли от супругов на стороне. Друг с другом, конечно же. Вот такие мы предатели, выходит…       В этой жизни Миша опоздал так, как, наверное, никогда не опаздывал: заявился ко мне уже после того, как потерял тело. И его это совершенно не расстраивает.       В отличие от меня, он очень любит состояние бестелого: гуляет по разным мирам, почти никогда не чувствует физической боли, умеет возвращать плоть — я пока не знаю, как он это делает, но когда-нибудь обязательно узнаю — обладает огромной Силищей и серьёзным статусом.       Однажды, в каком-то интервью, он неосторожно шутканул — с серьёзным лицом и убедительным тоном, как он умеет: — Я являюсь превеликим магом. Верховным магом огня и тьмы.       Он оказался почти прав. Почти — потому что он не маг. Он — Универсал.       Универсал держит в себе Силу сразу нескольких классов Иных.       Недавно я узнала, что Миша даже может быть Вампиром, хотя была уверена, что он лишь донор. Но об этом ниже.       «Это всё, знаешь, прикольно очень. Я как будто в компьютерную игру попал. Очень интересно. Хотя поначалу было страшно, — однажды сказал он в беседе, — я раньше читал о таком. Фэнтези, магия, все дела. Кто ж знал, шо так оно и есть! Я, кстати, очень легко научился всему этому, буквально за раз!»       Тут уместнее было бы сказать не «научился», а «вспомнил, как действовать», но и это не совсем так. Не он вспомнил, а дух его, тот, которому более пятиста лет, действовал на автомате в момент опасности.       «Вот хуйня эта на правой руке у меня широкая. Ну, я ж больше донор, дающий. Всегда им был. Вот потому я эти шары хуячу, как нехуй делать. А принимать было сложно очень», — это он про энергетические шары, пульсары и энергию говорил.       Он действительно очень ловко выпускает энергию и использует Силу. Энергетические шары и пульсары буквально выскакивают из его ладони! Ещё он может выпускать Силу в виде огня.       Однажды я попросила его показать мне огонь — узнала, что есть Иные, которые используют Силу именно таким образом, и мне стало любопытно, как это выглядит — Миха только ухмыльнулся, развернул ладонь и над ней моментально задрожал воздух, постепенно приобретая цветность. Цвет он изобразил серый…       Не знаю почему ему так нравятся такие оттенки. Он и одет почти всегда в цвета этой гаммы — от чёрного до белого, и даже цвет своей ауры скрывал серым.       Зачем скрывал? Стеснялся… — Не, ну, а зачем перламутром светить? — объяснял мне он, после того, как я увидела его настоящий цвет, — чтоб все знали, что я такой вот яркий? Нафиг надо! Лучше внешне серостью прикинуться, чем-нибудь другим выделиться!       Тогда я посмеялась. Серость нашлась! Вы только вспомните его грим и прически! — Ну это же сцена, Кошка! — поспорил он. — То есть, ты хочешь сказать, что по улицам ты в драных джинсах, косухе и «гадах» не ходил? Не выделялся этим? — Ходил! Но, блять, не в перламутровом же плаще с блёстками! А в своей тусовке я не выделялся! — Миша, ну ты ведь даже внешне необычный, — я снисходительно улыбнулась, — ты посмотри на свою мордашку! Какие у тебя брови выразительные, какие глаза большие… какие у тебя губы… — Ну, я… это… симпатичный. Бываю, — он смущённо улыбнулся, но потом всё равно продолжил доказывать своё.       С ним бесполезно спорить. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.       О выплёскивании энергии и Силы я рассказала, теперь о приёме.       Для того, чтобы научиться принимать энергию, он много тренировался и… О, на его тренировки я бы хотела посмотреть!       Конечно в существовании Иных не всё гладко. Всё гладко нигде не бывает.       Это, конечно, очень интересно, чувствовать и видеть то, что не могут простые люди, знать больше об этом мире, чем знают простые люди, и иметь больше необычных способностей.       Но и в этой бочке мёда есть нехилая порция дёгтя. Сущности, что преследуют нас не так страшны, как Охотники. И охотятся они за теми Иными, что посильнее и поинтереснее.       И нам было бы на них по барабану, если бы они не делали то, что делают… Эти уроды каким-то образом умеют лишать нас Сил и даже убивать Бестелых.       И вот, почти сразу после того, как Горшок потерял тело, за ним начал охоту один такой мудак, и продолжает до сих пор. Хотя я бы на его месте давно сдалась…       Ведь на нём Мишка и тренировался.       Он «общипывал» его, как цыплёнка, почти всякий раз, как сталкивался с ним. — «Общипаю», заржу над ним и каааак секану куда подальше! И попробуй найди меня потом, — рассказывал Горшок, — вот нахуй он такой еблан? И гоняется же за мной до сих пор.       Миша представился мне в образе Багза Банни, который носится от охотника по лесу и троллит его вопросом: «What's up, doc?», но я не сразу поняла, что значит «общипывать». — Это как? — спросила я, — ауру ему драл что ли? — Ауру-то я ему драл. Но я имел ввиду, что энергию забирал! — объяснил мне Миха, — а он прётся за мной опять! Нравится ему что ли энергии лишаться? — Погоди, мы же называем это «отсосать» энергию, а не «общипать»… — напомнила я.       Он нахмурился: — Это всякие другие «отсасывают». А я — «общипываю», отбираю, краду! Да хоть грабежом занимаюсь! Но не «отсасываю» ничего, понятно? — Это же одно и тоже, — улыбнулась я. — Одно, да не одно! Я не «отсасываю». Ко мне это слово не применяй!       Я рассмеялась. Ему просто слово не нравится!       Редко его пробивает поболтать на тему Иных и всего с ними связанного. Но если пробило — рассказывает так увлечённо, выдаёт такие объёмы информации, только бы запомнить!       Вот к примеру, он рассказывал об энергетике городов, в диалоге со Знающей. О том, кто такие Знающие и откуда они у нас взялись, я расскажу ниже, а пока продолжу о городах:       «Москва, кстати, нормальная! Там чище. А Питер… вот где самый пиздец. Я вообще под конец хотел в Москву срулить и там жить, честно. Наверху там почище. В метро, правда, говна всякого хватает… А в Питере тяжело таким, типа, как я. Город давит атмосферой мистики. «Сосунов» там много, тварей мелких и крупных, духов, короче, всяких сущностей.       Вот столица культурная, люди неплохие… А сущностей дохуя. Я ж не знал даже, что там так. А здесь, — это он о том городе, где я живу, начал говорить, — поменьше этого всего, оно в основном под землёй сидит тут.       Тут же катакомбы внизу, даже метро нет. Тут тема такая! Пиздец! Прямо в парке два хода в древние катакомбы. Как люди не лазают туда, хуй знает!».       Наш город действительно стоит на древних лабиринтах. Ходят легенды о чудовищах, обитающих в катакомбах, и я уже сомневаюсь, что это лишь легенды…       «А откуда берутся они? Эти сущности», — спросила Знающая.       Забавно, да? Вроде же Знающая, но не знает. Но вы потом всё поймёте.       «А они просто есть. С начала времён. Некоторые людьми порождаются. Из других миров ещё лезут, — он стал чесать нос, потом подбородок, а я ждала, когда он продолжит. — Люди, знаешь, за собой притаскивают много говна всякого. Они ж, знаешь, по дурости, по случайности, влезают иногда в параллель. Ну знаешь, бывает, ходишь, там, по лесу полчаса, выходишь — а тебя часов шесть не было. Или там, наткнёшься на деревню какую старую… Хуяк, а на другой день там поляна пустая. Это параллель. Оттуда они и лезут. За людишками, — он тихо рассмеялся, добавил: — Вкусненькими такими», — и захохотал в голос.       Ещё он рассказывал о тварях, которые достают нас. Я до сих пор их названий не знаю…       «Мелкие сущности — это нестрашно. Особенно если они поодиночке. Ну покушают чуть-чуть и отвалятся. Вот когда их штук семь — тогда, да, ощутимый урон. А вот те сущности, что покрупнее — там прям пиздец. Ты знаешь, я принципиально девчатам их названия не говорил. Так они придумали: те, что зубами дерутся, те «зубастики», те, что когтями — «когтистики», и всё такое. Я ржал».       Действительно, услыхав однажды наш с Пифией и Рыжей ведьмой разговор, он долго над нами смеялся. Мы тогда сильно озадачились существованием этих тварей. Я даже нарисовала одного «зубастика», показала рисунок Рыжей, и мы пришли к выводу, что видели тварей одного и того же вида.       Когда ко мне пришёл Миша, я стала совать ему в лицо свой рисунок: «А ну! Смотри сюда!». — Шо это такое? — спросил он, сквозь смех. — Это, Миша, «зубастик», — серьёзно сказала я, — и мы хотим знать, как от него избавляться. — Ктоооо? — переспросил он, и заржал пуще прежнего. — Зубастик! Ё-моё, зубастик! — Чего ты ржёшь? — обиделась я, — мы же не знаем названий, ты же нам их не говоришь! А нам их как-то называть надо! — я села рядом и попросила: — Мишенька, ну скажи, как убить «зубастика»? — только успокоившийся Горшок опять захохотал, но я набралась терпения и продолжила: — Эта тварь у моего друга дома бегает, и не одна, мы видели. Как её убить? — Скажи им, что они «зубастики», и они лопнут от смеха сами, — простонал он, устав хохотать.       К слову, нам тогда не пришлось ничего делать. Миша сам сходил туда и раздал «зубастикам» трендюлей, хотя я знаю, что мой друг его очень сильно раздражает…       Каждый раз, когда он приходит в гости, Миша резко мрачнеет и рывком уносится вон. Только один раз он высказал, почему он его так бесит.       В тот день, узнав, что мой друг собирается к нам зайти, Горшок заглянул ко мне в комнату, и выглядел он мрачнее тучи. — Ты чего такой злой? — спросила я. — Вот потому я и не хотел отвечать, от чего мой облик зависит, — проворчал он. — Ты ж теперь заебёшь: «А чё злой? А чё довольный? О, опять под кайфом, кому чё дал?» — Да. Ты хорошо меня знаешь, — согласилась я. — Так чего ты злой?       Он нахмурился, поджал губы, и наконец ответил, чеканя слова: — Я ненавижу, когда какой-то хуй хочет мою женщину. Мою! —  и убежал, аж ветер поднял.       Я была поражена. Какой он, оказывается, ревнивый! Тот парень — мой друг, и никогда не позволял себе лишнего! Впрочем, может, Горшок знает что-то большее, чего не знаю я?..       Но «зубастиков» он всё-таки прогнал, несмотря на то, что тот, к кому они присосались его очень раздражал. И мне кажется, что в процессе изгнания он ухохатывался до икоты. Он до сих пор на этих тварей без смеха смотреть не может.       Но вернёмся к той лекции о сущностях. Немного поглядев в потолок, раздумывая, про что ещё рассказать, Миша продолжил:       «Русалки ещё есть, но они тоже из параллели вылезают… Тётки такие… красивые. Тянут на дно. Некоторые просто трахают и отпускают. Тока человек не помнит, что там с ним делалось».       Я не раз слышала такие истории. Даже наш общий друг — Евгений — с одной сталкивался. Но запомнил он только её хвост, а что именно творилось, когда она только приплыла — никак вспомнить не может.       «Сказки, они откуда берутся? — продолжал Мишка, — вот те, старые, русские. Они от древлян аж идут! Которые со всем этим вплотную сталкивались! Вот я это всё пел, сочинял, фантазировал, и, знаешь, что думал? Что это охуенный мир. Вот охуенный, яркий, интересный. И жалел, шо это сказки. И в жизни бы не поверил, что те сказания, которые я читал, отчасти правда. Отчасти — потому что люди за столько лет их поковеркали немножечко. Если бы я в это поверил — сразу решил бы, что ёбнулся с ума».       В общем, сейчас Миха доволен своим положением.

***

      Это была общая информация для тех, кто не читал первую часть фанфика «Иные», а теперь, продолжу для тех, кто в курсе последних событий, и расскажу о том, что происходило в дни после окончания нашей проверки.       Я его так и не слышала. Чувствовала, видела, но ни звука от него не слышала, ориентируясь лишь по его эмоциональному фону.       Да, кстати, я решила так: если уж я взялась описывать такую необычную историю, то я просто обязана уметь описывать даже то, что мне кажется невозможным описать, верно же?       Назвался груздем — полезай в кузов, как говорится.       К примеру, в предыдущей части я не рассказывала, как именно мы чувствуем присутствие духов и бестелых. Не потому что упустила этот момент, а потому что не знала, как это описать. А это, я считаю, неправильно, и надо исправляться. Сейчас попробую.       Когда вы стоите спиной к дверному проходу и кто-то тихо заходит в помещение, вы это не слышите, но чувствуете, верно? Будто бы появляется тоненький звон в ушах, будто бы меняется фон энергетики в помещении. Кто-то привносит сюда свою энергию, и вы это необъяснимым образом чувствуете.       Мы чувствуем бестелых примерно также, только знаем, кто именно пришёл, потому что понимаем, что именно эту, вдруг примешавшуюся к основной, энергию принёс, к примеру, Горшок. Или Игорь. Мы их знаем, вот и понимаем, что это именно они. А если не они, то кто-то чужой, и надо узнать, кто именно.       Эмоции их мы тоже чувствуем по меняющейся атмосфере, в которой мы находимся. Тут интереснее: мы можем их даже не видеть, но точно знать, что именно они испытывают.       Игорь, например, может просто сидеть на стуле, курить и молча смотреть в сторону. Но я просто знаю, что, к примеру, он чем-то обеспокоен, хоть его выражение лица этого и не демонстрирует. Это иной уровень чувства людей.       С Горшком проще: он, что чувствует, то мимикой и жестами и показывает. А ещё у него всё написано во взгляде, впрочем, как и у Игоря, но Миша глаз не прячет.       Если ему, к примеру, весело, у него и «чертята» в глазах веселятся, прыгают и пускают салют.       Если он расстроен, в его глазах поселяется печаль вселенских масштабов, и у меня возникает желание обнимать его и гладить по волосам.       Его эмоции будто сферой распространяются вокруг него, и эмпатия помогает мне их ощущать, а его внешние облики подсказывают мне, какое у него общее состояние духа.       Вот на эмпатию и облики я и ориентировалась все эти дни, просто ощущая его эмоциональное состояние; а когда хотелось поговорить с ним напрямую — приходилось брать уиджу.       К слову, настроение все эти дни у Миши просто расчудесное. Он до сих пор ходит в «охуенном» облике — это примерно его внешность в 2010-11 годы, кто не в курсе: гладкое лицо, волосы ниже шеи, мощное тело. Вот таким он приходит, сияя как самовар, всё время улыбается и иногда даже пританцовывает под музыку, шагая из комнаты в комнату.       Вчера он весь день куда-то бегал, и явился, когда выдал мне просто удивительную информацию.       Явился, но держался на расстоянии, наблюдал исподтишка, стараясь не палиться.       А информация вот какая.       Одна наша читательница — подруга той Знающей, о которой я писала выше и которую упоминала в предыдущей части — ещё даже не прочитав мои последние главы первой части, по каким-то необъяснимым причинам… ощущала тревожный камень в груди. Ровно в те дни, когда мы мучались проверкой.       Девушка вдруг даже подумала про нас, мол, интересно, как там у них дела?       А дела наши, как вы знаете, были ох какие дерьмовые.       Я сильно заинтересовалась таким вот поворотом и решила рассказать обо всём этом Пифии, чтобы пораскинуть мозгами вместе: почему же девушка, которая с ним, с бестелым, и не сталкивалась, которая вроде и Иной не является, его так чувствует?..       К сожалению подруга зашивалась на работе и ответить не могла. И я уже просто не выдержала:       «Сейчас если не дождусь Пифию, начну терзать Мишку…», — сообщила я Знающей.       «Не надо его терзать, токмо холить и лелеять», — посоветовала она мне.       Я улыбнулась:       «Ну я чуть-чуть потерзаю, а потом буду лелеять. Пойду всё-таки дёрну его. Вдруг чё скажет? Ну интересно мне, не могу!»       «Он и так настрадался, бедный…» — девушке было его жалко.       «И я настрадалась! Но сейчас же хорошо всё. Ходит, как пятак начищенный, сияет весь, довольный, как сто китайцев…» — я всё-таки решила его дёрнуть.       Кривая уиджа ему не нравится, игла бесит; сильнее его бесит только то, что я его не могу услышать; однако он заговорил сразу, как только я взяла в руку нить:       «Ну и что ты хочешь?»       Под дурачка косит. Знает же всё, слышал же сам! — Ты знаешь, — сказала ему я.       «Нет», — поспорил он, сдержанно улыбаясь.  — Да!       «Нет».       Упрямый же какой!!! Ладно. Утомлённо подкатывая глаза, я объяснила ему ситуацию: —…и вот она чувствовала всю вот ту хуйню, что творилась.       «Почему?» — спросил Миша, прекрасно зная, что именно это я и хотела у него узнать! — Блин, ну я же чувствую, как ты ржёшь! Ну чувствую!!!       Он просто прикалывается! — Ты можешь на вопрос ответить или нет? — нахмурилась я.       «Ты мне скажи, у кого это стрёмное чувство было?»       Ладно, немножко тупит. Ничего, бывает.  — Ну у подруги… — я назвала имя Знающей.       «У какой?»       Вот пристал! — Тебе имя надо?       «Да». — Полное?!       «Нет, только имя».       Ладно, надо, так надо. Вдруг всё-таки расскажет, узнав имя девушки?..       Нет. Горшок был настроен повеселиться:       «О, это было чудо!» — объявил он, театрально раскинув руки. — В смысле?       «Ну, чудо же, да? Разве нет?» — и опять расхохотался. Жаль только, что смеха я его не слышу… — Твою мать, ты опять стебёшься, зараза, — проворчала я.       Эмоциональный фон Горшка затрясся от неудержимого гогота.       Я пошла перекурить, собираясь потом вновь продолжить допрос.       Миша пошёл за мной, стоял за моей спиной и улыбался, затягиваясь своей странной сигаретой.       Наконец я вновь вернулась к уидже. Горшок присел рядом.       «Я тебя хочу…» — начал он. — Что? — поторопила я его.       Спросить? Попросить? Что он хочет?       «Ну, хочу тебя просто». — Господи, ну Мишаня!       Он снова захохотал. — Ну скажи ты мне, объясни, ну пожалуйста! — взмолилась я. — Мне до жути интересно! Ты же знаешь, что я не отстану.       И Миша сдался:       «Такое бывает». — Какое?       «Бывает, тащут же…» — и замолчал. — Что тащут? — поторопила я.       «Ну, бабы тащут на себе мои чувства».       Вот это поворот! — Все?       «Нет, чувствительные». — Но она не Иная?       «Нет».       Интересно. Как так? Не Иная, но так остро его чувствовала!       А ещё я знаю, что та девушка видела Мишу, ну или кого-то похожего на Мишу… в торговом центре.       Я не раз слышала такие истории — шокированные люди пишут, что там и сям видят Горшенёва. Он стоит и рассматривает прохожих, курит, прогуливается по дорожке, а потом резко исчезает.       Я решила спросить, не его ли видела подруга нашей знакомой.       «Хуй знает, — был ответ, — могла и меня, я не помню, я ж много где хожу». — Но почему она могла тебя увидеть?       «У тарговых центров, — он часто делает дурацкие ошибки, и обычно я стараюсь их не замечать, но иногда очень уж смешно наблюдать, как он мечется в сомнениях, как же правильно какое-либо слово пишется, — сильная энергетика». — Почему?       «Много людей».       Ленится показывать много букв. Я решила уточнить: — Хочешь сказать, что в больших скоплениях людей можно увидеть духов и бестелых Иных?       «Конечно».       И наверняка люди не понимают, что видели в толпе духа, а не живого человека…       И всё-таки нам были непонятны причины: почему же совершенно незнакомая, никак с Мишей не связанная, девушка так хорошо почувствовала его эмоции.       «У них множество знаний». — У обеих? — уточнила я.       «Да. Знающие они. Но только на ментальном уровне, так не помнят. Только когда надо — понимают».       Так. Определение «Знающие» я слышала не раз и от своего Бойца, и от Евгения, и от прочих Иных. Однако, никто из них так и не смог мне внятно объяснить функции этих самых Знающих. Вот знают они, и всё. А что именно знают? Откуда? Зачем? Непонятно. — А почему они именно с нами так? Чувствуют и всё такое?       «А у нас же нет случайных людей, помнишь? — ухмыльнулся Мишка, — значит нужны нам».       Сказав это, Михаил куда-то ушёл, а я рассказала всё, что смогла узнать, девушкам.       «Всё страньше и страньше», — написала одна.       «Всё чудесатее и чудесатее!» — продолжила вторая.       «Любопытственнее и любопытственнее», — добавила я.       Информация про Знающих им понравилась. А я, уже охваченная любопытством, никак не могла успокоиться: что это за фишка такая вообще? Знающие. Они же даже не Иные! Кто они тогда?       Сидя на стуле почти по-японски, ну знаете, в позе сэйдза, я курила, рассматривая свою кривую уиджу, и думала, что про Знающих надо всё-таки выведать у Горшка подробности.       Дверь в кухню приоткрылась, сначала в открывшемся проёме показалось довольное лицо, а затем в помещение просочилось и всё остальное.       Миша присел на стул и стал меня рассматривать. Так, надо воспользоваться его отличным настроением и расспросить его… Потом же я из него ни слова не вытяну, как обычно бывает.       Я долго формулировала свой вопрос, стараясь как можно яснее выразить свою мысль, и хотела получить такой же полный ответ на него.       Миша внимательно меня слушал, кивал, дождался, когда я закончу, и наконец дал ответ:       «Слушай… у тебя так сексуально попка в этих трусиках смотрится».       Вздохнув, я опустила взгляд и посмотрела на своё шёлковое бельё. Надо запомнить, что именно оно ему нравится…       Ну почему он такой? Почему он такой хитрый?! Он же знает, как мне интересно всё расспросить! А он опять увиливает от ответов.       Он ещё долго сидел на стуле, бросая на меня пронизывающие взгляды, потом стал ходить туда-сюда, нервно кусая губы.       Что это с ним?       Я вновь взяла иглу.       «Руки тебе надо оторвать», — с хмурым лицом показал Горшок. — За что? — спросила я, отметив, что стала угадывать его слова прежде, чем он мне их покажет.       «За то».       Его раздражает общаться таким образом, раздражает неровная уиджа, вот и вся причина его нервяка. Он очень хочет поговорить, как обычно — а возможности такой нет, вот и бесится.       Он и так слишком долго ждал, когда я научусь его слышать, и вот, опять…       «Захочешь — услышишь, — показал вдруг Горшок, и добавил: — Ты на меня смотришь через плёнку». — Чего?       Образ его почему-то немного смазан, но я ведь всё равно вижу его!       «Ну… не слышишь, — продолжил он, — как через плёнку какую-то. Ты просто сомневаешься».       Сильно же его парит эта тема. Нахмурился и загрустил…       «Ты меня вообще-то всегда слышала, изначально. А ты не верила в это. А мне хотелось, чтоб меня слышали…» — продолжал он, а я молчала. Необычная информация.       Всегда? Не верила? Возможно… А кто поверил бы в такое сразу, и не решил бы, что свихнулся, а? Есть смельчаки? Вряд ли.       Вот и я долгое время даже не думала, что слышу его, что мне не кажется. Потому даже не делала никаких усилий, чтобы настроиться на нужный лад… Да я и не знала, как это делать!       «А ты не верила, что слышишь. И сейчас сомневаешься. Прекрати — и ты услышишь», — закончил он, и игла остановилась.       Глупыш. Я не сомневаюсь, я действительно не слышу! И как бы меня это ни расстраивало, я ничего не могу с этим поделать.       Такое впечатление, что я опять заблокирована своим талисманом. Но я его не ношу!       К тому же, Миша ведь говорил, что я не сразу пойму, что слышу его, что будут помехи… Вот они, эти помехи. Я только начинаю понимать, что он собирается сказать с помощью уиджи, но голоса его так и не слышу…       «А что, если… ну как, опять в порядке бреда…» — сообщение от Знающей.       «Удиви меня», — ответила я, улыбаясь.       Её «бред» в прошлый раз помог нам разобраться в той дерьмовой ситуации с проверкой. И если бы не этот «бред», мы, возможно, до сих пор бы изводили свои души поврозь.       «Поцелуй истинной любви» — не прокатит?» — спросила Знающая.       Миха поднял голову и с удивлением поглядел на мой телефон; потом перевел странный взгляд на меня. Заинтересовался.       Что она имеет ввиду? Ну не сказочку же! Может это какая-то фигура речи? Надо уточнить.       «Засосать его что ли?»       «Угу…»       Серьёзно? Мы оба рассмеялись. Спящая красавица, блин! А если бы сработало простое «Я тебя люблю», мы были бы Красавицей и Чудовищем; но оно не сработало… Мы ведь раз сто за эти дни говорили друг другу эту фразу. Конечно, не думая о том, что это поможет решить нашу проблему. Просто хотелось это говорить.       Надо узнать, что думает Горшок об этом «сказочном» предложении. Я взяла иглу.       «Ну, а хули, можно попробовать. Чё нет-то?» — сразу отреагировал он.       Ну, собственно, и правда, почему нет? Как будто мы не целовались никогда.       Сработает — супер, не сработает — ну поцелуемся лишний раз.       Блин, ну конечно это не сработает! Это же просто смешно! Мы просто поцелуемся, и всё!       Но, это, наверное, как-то по-особому надо делать в этот раз? Не так, как обычно? — Так, что я должна делать? — спросила я Горшка.       «Ну, засоси меня!» — потребовал он.       Я озадачилась: — Просто? Как обычно?       Он немного подумал, слегка хмуря брови, и в какой-то момент его будто озарила какая-то идея:       «Так, сядь ровно. Руки опусти. Глаза закрой. Я сам».       Скептически фыркнув, я села, как он хотел: откинулась на спинку стула, спустила ноги на пол, руки расслабила, и они безвольно повисли; и, дождавшись, когда он подойдёт и наклонится ко мне, закрыла глаза и расслабила губы так, что рот слегка приоткрылся.       Сначала он коснулся рук. Кажется, он просто провёл по ним кончиками пальцев сверху вниз, и, вот странность, прикосновение не было горячим, каким бывает обычно. Мои руки просто резко онемели от плеча и до кончиков пальцев. Не сильно, но очень ощутимо.       Потом та же участь постигла кожу головы, справа. Волосы будто шевельнулись у корней, и я почувствовала странное, прохладное, вибрирующее прикосновение.       Губы тоже не обожглись поцелуем, как это бывает обычно.       Я почувствовала лёгкое прикосновение к ним, и они вдруг тоже будто онемели; а затем прохлада коснулась и кончика моего языка.       Это длилось минуты три — довольно долго, но мне даже и в голову не пришло прерываться — и всё-таки это был очень странный поцелуй: никакого жара, никакого покалывания, только стойкое ощущение необычного, до этого момента неизведанного, прикосновения к губам и языку. Интересное, очень интересное, необычное ощущение!       Я открыла глаза только когда прекратился этот диковинный поцелуй, и сразу встретилась с сосредоточенным взглядом Мишки.       Он так и стоял, наклонившись к моему лицу, и глядел мне в глаза.       Так, ну что ж… Это было хорошо, необычно, нежно, мне понравилось. Как энергетический, этот поцелуй вообще просто чумовой. Надо будет повторить.       Я поднялась, и подошла к чайнику, на ходу открыв пакетик кофе. — Ну чё? — раздалось мне в спину.       Я вздрогнула. Чего так орать? «Чё-чё»… Ничё! Чё?!       Протупила я знатно. Высыпала кофе в мусорное ведро, а пакетик бросила в кружку. То ли испугалась, то ли озадачилась, то ли всё и сразу — понятия не имею.       Но увидев это, Горшок истерически захохотал. Масла в огонь подливало и моё офигевшее выражение лица. — Ёбушки-воробушки! — ахнула я, — я слышу твой смех, Мишка! Слышу! — Ну наконец-то! — Как так-то?! Это же бред, ну не бывает так! — Да я сам удивлён, — согласился Миха, — видать, я реально твоё сказочное чудовище. — Не, они же там не целовались, а в любви признавались, — поспорила я, открывая новый пакетик кофе. — Да похрен, сработало же!       Я рассказала об этом удачном эксперименте Знающей — видите, и правда, выходит, Знающая! — и выразила своё удивление:       «Это как-то сказочно!»       «Угу… А Миша бестелый — это прям не сказочно», — пошутила она.       Я взглянула на довольного Горшка. Да нет, не сказочно… Сидит вот, улыбается. Всё как обычно.       «Бестелых в сказках не бывает, а особенных поцелуев — пруд пруди!» — ответила я.       Но удивительно же. Эта девушка помогает нам уже второй раз... Вот! А Миха целоваться не любит!       «Я за всю юность, по-моему, столько не сосался, сколько с тобой за это время», — однажды заметил он.       Как будто его кто-то заставляет и давит: «Люби, сука, целоваться, люби!». Нет, сам ведь инициатор.       «Как будто у меня есть выбор и я могу что-то другое себе позволить!» — фыркал он в ответ на мои мысли.       Но с того момента, как он вернулся, он и этого себе не позволял. Осторожничал. Видимо, опасался получить от ворот поворот… Глупыш.       Вскоре в сеть вошла Пифия и, узнав наши новости, ужасно обрадовалась.       Мы сами сидели не переставая улыбаться всё это время.       «У него сегодня случился дружеский приступ нежности, — поделилась подруга, — примчался ко мне на работу, и сзади — опа! — обнял и потрепал по волосам».       «Вот он весь день сегодня такой бегает, довольный-довольный», — ответила я.       Он вообще, как я говорила, все эти дни довольный и счастливый. Лишь моя невозможность его слышать его расстраивала; но теперь всё вернулось на круги своя.

***

      «Думаю, он слишком разоткровенничался с тобой, — прокомментировал нашу радостную новость Евгений, — поэтому и поставили «стёклышко». Михаил его видимо снял…»       Я взглянула на Горшка. Молча сидит, подперев обеими руками подбородок.       А я ведь догадывалась, что не просто так такая фигня произошла! «Стакана» на мне давно не было, оболочка Пифии тоже пропала — а я его всё равно не слышала! И образ его был немного смазан! — Верховные окрысились за то, что ты мне всё рассказал, значит, — тихо сказала я. — Ну… Им давно не нравится, что я с тобой слишком открыт, — проговорил Миша, — а как я могу иначе? Как могу от тебя скрывать что-то? Мне это трудно. Мне хочется тебе всё рассказывать. Я и так о многом молчу…       Я умилённо улыбнулась, но тут же нахмурилась: — А тебе ничего не будет за то, что ты это «стёклышко» снял? — Ничего не будет, — улыбнулся он, — не переживай. — А как ты его снял? — спросила я, — так целовался странно! — Тебе же понравилось, как я целовался. — Но всё равно странно же… — Коша, снял — и хорошо. Какая разница, как?       Блин. Как всегда. Привычно проявляю любопытство, из-за которого меня и держали под «стеклом»… Дурочка.       Может Евгений расскажет?       Ответ его был коротким:       «Любовь…»