Иные 2

      Откладывать эту главу больше не получается…       Миша всё это время нудит: «Напиши, надо отпустить ситуацию», и всё такое. Что ж… попробуем.       День оказался действительно тяжёлым. Я больше скажу: не один день.       Не буду грузить вас подробностями ситуации — эта ситуация вообще не входила в мой план написания этого фанфика — но хотя бы поверхностно озвучить придётся, иначе вы ничего не поймёте.       Знаете такое: «В семье не без урода»? У нас такой урод тоже есть. И всё было бы неплохо — ну распиздяй он, с кем не бывает? — если бы некая премерзкая мадам не кинула на него приворот.       Вообще-то приворот — страшная вещь. Мало того, что жертва чахнет и чаще всего погибает не в своё время, так ведь есть ещё и «отдача», которая настигает исполнителя. И это людей не останавливает — всё равно лезут со своими приворотами…       Эту дамочку «отдача» вообще должна убить. Слишком много она на себя берёт: пару лет назад повесила на меня ещё и порчу на смерть. Я похудела до тридцати восьми килограмм, прежде чем сообразила, что происходит.       Самое удивительное, что никто с меня порчу не снимал. Миша говорит, что сами справились, а как — не рассказывает. — Да эта овца просто не знала, с кем связалась! Вспомни только её рожу, как она охуела, когда увидела, что ты приходишь в форму и поправляешься!       Да, рожа была непередаваема.       Однако печально, что мы ничего не можем сделать, чтобы отвадить её от нашей семьи — все беды из-за неё. Она, как кукловод, управляет своей жертвой, превращая её в чудовище, с которым просто невозможно находиться в одном помещении.       Возникают логичные вопросы: а какого хера ты — Тёмная Иная — не подкинешь ей парочку мёртвых на подсос? Какого хера Тёмный Боец не забьёт её Силой? И, в конце концов, есть ведь Миша — сильнейший Универсал!       Толку от нас — как от козла молока, потому что за ней стоит серьёзный, мощный Чёрный маг. Мы знаем только то, что он — маг — есть, а найти его не получается ни у кого, даже у Миши.       Даже внешний образ этой тётки — а тётка ли она? — у нас смазывается: Боец видит кудрявую блондинку, я — брюнетку с прямыми волосами, а Миша просто ругается, что эта сука специально прячется и путает нас.       Она же и защищает нашу врагиню. Ни я, ни Боец не смогли пробить защиту. Горшок сказал, что и пытаться не стоит — зря потратимся — и нужно лишь найти мага. Этим он и занимается последний год.       Знаете, мой родственник точно не из тех, за кого станут бороться женщины, прибегая к магии: он агрессивный, ничего не достигший в жизни, ленивый и глупый человек, желающий устроиться поудобнее на чьей-нибудь шее. Всё дело в том, что у него есть трёхкомнатная квартира, доставшаяся от родителей, и это единственное, что в нём есть привлекательного для некоторых особ противоположного пола. Из-за квартиры мадам с ним и связалась, желая выжить из неё мою маму и завладеть «хоромами».       Для того, чтобы этого не произошло, в тот день, о котором я рассказывала в предыдущей главе, со мной поделились таким планом: нужно продать большую квартиру и маленькую — мою; получившаяся сумма будет поделена поровну и всем будет счастье. Счастье? Делить всё будут на троих! Что мне достанется? Гостинка? Конура?       В план меня посвятили после того, как «урод» без моего на то разрешения вошёл в мою квартиру, чтобы осмотреть и решить, когда звать оценщика.       Гнев таких масштабов не накрывал меня давно… Я не смогла с собой справиться и взорвалась при родителях Бойца — до раздражения интеллигентных людях. Я ходила по тропе из стороны в сторону, и вслух решала, как именно собираюсь покалечить «урода» вместе с его жирной сукой, чем ввергла их в глубокий шок. — Да, мама-папа, я вот такая злобная стерва, — объявила я. — Не знали? Так может я вас удивлю, но вы воспитали такого же, как я, сына! — Боец многозначительно кивнул, и я продолжила разгонять в себе злость: — убью паскуду-тварь, землю, сука, жрать будет… — Нельзя называть людей тварями! — пресёк меня папа. — Людей — нельзя, а тварей — можно! — отбила я, и меня вновь понесло.       Всё, что я говорила, в действии влечёт за собой уголовную ответственность, потому родители Бойца с каждой минутой погружались во всё более глубокий шок и явно меняли мнение обо мне, поэтому, чтобы не усугублять положение, я решила уйти в гостевой дом и дать там волю чувствам. — Нужно решать проблему, а не сотрясать воздух впустую! — крикнула мне вслед мать Бойца. — А я и решаю! Нет человека — нет проблемы! — ответила я, и закрыла дверь.       Запасной ключ от моей квартиры хранился у моей мамы. Значит, «урод» его взял и вошёл ко мне домой. В мой дом!!!       Я ревностно отношусь к своей квартире. Такой у меня «бзик». Тех, кто может зайти ко мне в гости я могу пересчитать по пальцам одной руки. Моя крошечная тёмная, мрачная квартира — моё логово, моя пещера, и никто не смеет проникать в неё без моего ведома. Даже мама.       Этот урод окончательно вывел меня из себя: если прежде я пыталась относиться терпимо к его заскокам, к его опасной агрессии, к жирной бляди, которую он привёл в дом, то теперь я развязываю свои руки, это была последняя капля! — Успокойся!       Мишка. Всё это время он был рядом. Я чувствовала его, но не слышала из-за необузданной ярости, овладевшей мной. — Я его убью, — спокойно сказала я, повернувшись на голос. — Клянусь, я его убью.       Горшок присел на софу и взглянул на меня снизу вверх: — Я знаю, что ты говоришь серьёзно, — сказал он, — но нельзя. — Он ломает нам жизнь последние три года! Можно и нужно! — Он твой дядя. — А я его племянница, которую он считал дочерью! И он посмел решить за меня по поводу продажи квартиры? Он посмел войти в мой дом! Ходил по моему полу! Видел мои личные вещи! Привнёс туда свою отвратительную энергетику! Сволочь! Я сыта его выходками по горло, — я присела рядом и вздохнула, — он пропащий человек. Если он исчезнет всем станет только легче. — Я тоже пропащий человек, — напомнил Миша. — Но ты добрый и хороший пропащий человек, — ответила я, — а он чудовище. И ты это знаешь. — Знаю, — он опустил голову. — Тогда я его убью. Физически или энергетически — как получится. — Нельзя. Думаешь я не хотел бы его наказать? Мне запретили. — А мне никто ничего не запрещал! — я вскочила на ноги. — Я запрещаю! — поднялся Горшок. — Эта сволочь портит жизнь моей маме! Своей родной сестре! Тварь! Ненавижу! Ты же видишь, что происходит! Он хочет избавиться от дома, в котором я выросла, из-за какой-то бляди, что охомутала его! Он сходит с ума и устраивает скандалы! Ты же знаешь всё сам!       Меня вновь понесло и я была близка к истерике, когда Горшок шагнул ко мне и схватил в охапку. — Успокойся. — Я не хочу оттуда съезжать, — простонала я ему в грудь, — я выросла там, понимаешь? Там прошла вся моя жизнь. — Я всё детство катался по городам, моё детство в разных местах проходило. У твоего Бойца тоже. — Конечно, у вас отцы — военные! — мысленно я отметила, что это очередное их сходство: знаки зодиака, восточный гороскоп, похожая Сила и энергия, цвет ауры, и вот ещё это, и продолжила: — вам меня не понять. Это моё логово. И тёмные сущности в нём мои — я к ним с детства привыкла; и негативная энергия — моя… Стала моей за эти годы. Я не хочу уезжать… — Надо, Кот, надо. Вам давно пора валить из этого дома.       Я подняла на него взгляд. — Ты просто хочешь, чтобы я уехала и поэтому ничего не хочешь с ними сделать? — Я хочу, — ответил он, — но убить мне их нельзя. Я тёмный, но не плохой, понимаешь, да? Нельзя убивать людей, ты же понимаешь.       Понимала. Думала, что так правильно. Но есть люди, которых убивать надо. Бесполезные существа, отравляющие воздух, ломающие чужие жизни — я просто не хочу рассказывать подробности поведения нашего «семейного урода». — Я хотел подкинуть им парочку сосущих тварей, — продолжил Горшок, — но пока там твоя мама — нельзя. — Ты прав, — я вновь присела на софу. Миша опустился на корточки, обхватил мои ноги, положив голову мне на колени и подсунув её под ладони. Мои пальцы зарылись в его волосы — раз он сейчас твёрдый, надо постоянно к нему прикасаться, иначе какой смысл ему был возвращать плоть? Только чтобы обнять меня? — Я там немножко покуролесил, во время отъезда твоей мамы, — сказал Миха. — Так это ты там хлопал дверями?       Дядя говорил мне, что иногда у них дома творилось что-то странное — пылесос вышвыривался на середину комнаты, сами собой открывались и захлопывались двери. — Я, — ответил Горшок, — но он знает это со слов его бабы. Я при нём не могу. — Почему? — Спалит меня. — Что?! Он Иной?!       Миша слегка поморщился: — Не то что бы... Он, на самом деле, просрал свой дар. Сама понимаешь, какой образ жизни он вёл. Но ты же помнишь, он видел всю хуйню, что творилась…       Точно. Он всё видел. Он видел и мёртвого солдата, что ходил в наших квартирах, видел тёмных сущностей. И не боялся. В то время мне казалось, что он словил «белку», а выходит, что он правда их видел… — Правда, — подтвердил Миша, — за ним стоит серьёзный Хранитель. — Серьёзнее тебя? — Нет. Но если мы устроим махач — будет пиздец.       Я вспомнила, что лет пятнадцать назад, когда на дядю навели порчу, бабка, которая снимала её, сказала, что за спиной у него чьи-то крылья, что защищает его кто-то, иначе он давно бы уже помер. Крылья… так странно. Это что же, выходит, настоящий ангел-хранитель? — Нет конечно, — Миша тихо захехекал, — просто она его так увидела. На самом деле там обычный Хранитель, просто мужик какой-то. Ох не завидую я ему с таким подопечным! — Он всем всё портит. Даже своему Хранителю, — со злостью проговорила я. — Я скажу кое-что… — Миха виновато опустил взгляд. — Можешь меня ударить за эти слова… Но мне его жаль.       Я молчала, прекратив поглаживать его волосы. Должно быть продолжение, он должен объяснить свои слова. — Не будешь бить? — Горшок лукаво взглянул на меня и вновь посерьёзнел, — ты же понимаешь. Он урюк и распиздяй, но не гондон, понимаешь, да? Ну, это не он действует. Действуют за него другие люди. Ты же подключалась к нему, использовала эмпатию, помнишь? Помнишь, что ты чувствовала?       Помню. Меня рвало на части и хотелось бежать. Бежать от всех, чтобы не терзали чувства: любовь к сестре и спутнице последних нескольких лет. А нельзя, потому что странная привязанность к человеку не позволяла. — Он на самом деле не такой конченый ублюдок, — продолжал Миха, глядя мне в глаза, — это магия им управляет. Она постоянно его держит на магии, понимаешь? Подливает что-то… — Как это снять? — спросила я. — Никак. Он должен быть в курсе дела, понимаешь, да, и позволить с себя это снять, а он не позволит, потому что верит, что это, блять, любовь, понимаешь, настоящая… — Сука. Тварь, ненавижу, — отчеканила я.       Горшку было сложно распутать клубок моих эмоций и понять, в чей именно адрес были брошены эти слова, и он решил вызвать во мне новые эмоции, признавшись: — Ему недолго ещё осталось. Её магия его убьёт и без твоей помощи. Тебе не будет его жаль? — с этим вопросом он сунул в мою голову картинку: завешанные зеркала, гроб, дядя…       Я резко помотала головой, пытаясь избавиться от этого видения. Вместо этой картинки моя собственная память подкинула другие: как весело мне было смотреть с ним по утрам «черепашек-ниндзя»; как жаловалась ему на несправедливых преподавателей, а он говорил: «хочешь, я им ноги сломаю?»; как учил меня драться… И рассказать я ему могла всё. Даже самое личное. И получить нормальный совет, а не «классический родительский» типа «не обращай внимания, они отстанут» или «Тебе всего четырнадцать, тебе рано встречаться с мальчиками». — Мне будет жаль, — я сглотнула появившийся в горле ком, — того, каким он был до появления этой осьминожихи в его жизни. Урсула, настоящая! — Кто? — не понял Миша. — Урсула… — я опустила взгляд. — Не знаешь про этот мой страх? Он глубоко запрятан. Я в детстве очень боялась ведьму из «Русалочки», она по палубе на руках передвигалась, а вместо ног у неё щупальца были…       Миша не удержал смешка, увидев мое воспоминание из детства: когда на экране появлялась Урсула, я с ужасом пряталась под одеяло и спрашивала: «Всё? Она ушла?». — Вот эта жирная сука очень на неё похожа! — добавила я, и встрепенулась, — точно. Мы же знаем, что главная проблема в ней. Основная! Её надо убрать первой, а там — будь, что будет! — За ней маг, — напомнил Горшок, — пока мага не уберём — ничего не получится. — Да ну?! Получится! Просто я не хотела до этого опускаться! — я поднялась и прошлась по домику, — так, мне понадобится земля с могилы её тёзки, ещё нужно животное и… И монеты. Да, монеты. — Ты реально веришь, что сможешь убить животное ради жертвы Тёмной Силе? — спросил Миша, повернувшись ко мне.       Да уж, это только на словах так просто: взял петуха и голову ему оттяпал — делов-то! А нет. В тот день, буквально за пару часов до описываемых событий, я расплакалась из-за того, что Боец с отцом убили слепыша, который вот уже месяц портил дачный огород и сад. — Это вы, вы пришли на его территорию, построили тут всякое, травы всякой насадили, цветы натыкали, а не он — на вашу! Он тут хозяин, а не вы, как вы смеете убивать хозяина территории, который убирает то, что ему доставляет неудобства! — ругалась я; но они только улыбнулись: слепыш — хозяин. Попытались объяснить мне, какие неприятности приносит это животное, но я была непреклонна.       Да что уж там… Несколько лет назад я потратила много времени перетаскивая с дороги улиток и слизняков, чтобы их не раздавили прохожие. А тут — целого петуха своими руками убить. Миша прав, на такое я неспособна. — Нет, не смогу, — ответила ему я, и уточнила: — животное — не смогу. Тогда… — я немного подумала, — тогда нужен покойник в гробу и её фотка. И… — Это сложно. — Тогда… — Прекрати! — повысил он голос, — отдача тебя убьёт! — Ага, будем вместе с тобой ходить, цепями греметь, — фыркнула я, и взяла телефон.       Пифия наказывать не умеет, всегда полагается на карму; потому ничего дельного предложить мне не смогла, но зато уточнила, что «отдача» перекинется и на новые поколения рода исполнителя, то бишь — на детей. Всех, какие есть и будут, и, возможно, на их детей.       Детей мне было жалко. Себя — нет, а детей, внуков, вообще всех невинных, кого может зацепить мой поступок — очень.       Я со вздохом присела: — А той суке никого не жаль. Ни детей, которых у неё двое, ни внуков — никого. — Да, — согласился Миша, — потому её старшая покатилась по наклонной, а у младшей проблемы по здоровью. Но всё ещё впереди, это только начало. — Я не хочу, чтобы было плохо её детям, я хочу, чтобы она сдохла… Может подклад сделать? — я с надеждой посмотрела на него, — мааааленький такой подкладик. — Там твоя мама живёт, — напомнил Миха. — Точно…       Следующие минут двадцать я лежала на Мишкиных коленях и тихо поскуливала, не понимая, что теперь делать: упереться рогом и из принципа не допустить продажи квартиры, или пойти на поводу? Перестать быть дипломатичной и устроить разнос дяде или потерпеть ещё немного?       Миша гладил меня по волосам, периодически наклоняясь, чтобы поцеловать в висок, и осторожно подталкивал к верному на его взгляд решению: — Ты молодец. Ты одна из всех всегда противостояла этому урюку, не боялась и рубила правду ему в лицо… — Я два раза на него нападала, ты знаешь? — Знаю, — Миша рассмеялся, — он потом спать боялся, всё переживал, что ты с топором по его душу придёшь… — Откуда знаешь? — удивилась я, попытавшись подняться, но Миха меня удержал. — Слышал, как он об этом своей бабе говорил. Она после этого опять хотела хуйни тебе сделать, но не получалось — отдача за попытку настигла. Помнишь, она себе ноги обварила?       Конечно помню. Крутой кипяток пролила на стопы, потом выла из-за этого месяц… — Вот это и есть — отдача, — сказал Горшок, продолжая поглаживать меня по волосам, — тебе оттуда съезжать надо. Я устал гонять сущностей — их там пиздец как много лезет. Сама атмосфера дома поедает вашу энергию. Полный мрачняк. Вам надо уехать. А за уродов этих ты не переживай, им ещё ебанёт по справедливости. — Нет в этом мире справедливости, Мишутка, — проговорила я, уткнувшись лицом в его бёдра, — наказывать таких надо самостоятельно. Не уеду я никуда. Останусь и превращу их жизнь в ад. Попомни мои слова. — А мама как же? — снова напомнил он, — ты не сможешь их наказать, не зацепив гневом свою мать.       Я вздохнула. Миша давно о ней волнуется. Помню, в самом начале, когда я только начала его чувствовать, он пришёл ночью и потащил меня по событиям моего детства и юности. Я наблюдала всё со стороны, а в конце он сказал:       «Стыдно, Кошка. Она столько для тебя сделала, а ты, как скотина себя ведёшь».       Должна признать, что в то время я действительно была скотиной по отношению к маме. Возбуждённая такой «прогулкой», я пришла к маме и расспросила её о тех событиях, что показал мне Миша. — Это было, но ты не должна этого помнить, — удивлённо проговорила мама, — ты была слишком маленькой: до года, год, два… Откуда ты всё знаешь?       Я коротко рассказала, дескать, есть дух, новенький у нас; ругался на меня и всё вот это показал.       Мама шокировано вытаращилась и поинтересовалась именем духа, а узнав имя, огляделась и осторожно сказала в никуда: — Спасибо, Михаил. Может хоть вас она послушает. Продолжайте воспитательный процесс.       И Миха продолжил.       Вообще мама отнюдь не скептик, но всё же забеспокоилась о моем душевном здравии, узнав, что странный дух преследует меня, куда бы я ни пошла; и рассказала об этом одной проверенной гадалке.       Та рассмеялась: — Не волнуйся, она не сошла с ума. Ходит за ней парень, зла не несёт. Хороший он.       И мама успокоилась. Иногда даже интересуется, как там мой бестелый друг поживает. — Лучше всего будет уехать оттуда вам всем: и тебе, и Бойцу, и Лене, — продолжил Миха. Он, как всегда, фамильярничал. Считает, что у них разница в возрасте несущественная — всего шесть лет — для того чтобы соблюдать субординацию. — В новом месте начнётся новая жизнь. Хорошая, счастливая! Атмосфера того дома вас затягивает, как болото… Соглашайся на их условия. — Но рожи я им всё равно расквашу, — проговорила я. — Потом. Когда сделка будет совершена, — уточнил Миха, — иначе он опять завыёбывается и ничего не получится.       Я поднялась: — И как, по-твоему, мне на них реагировать при встрече?! — Никак, — пожал он плечами, — молча. — Ты серьёзно?! Ты?! Ты же за правду! За справедливость и правду! А предлагаешь мне лицемерить! — Для твоего блага! Ты всегда успеешь им дать пизды, просто потерпи и я сам тебе в этом помогу, обещаю! — Панком ещё называешься, — фыркнула я, скрестив руки на груди. — Да, я — панк. Ты — тоже. Но сейчас твоё честное отношение надо припрятать подальше до лучших времён! Я — взрослый! Ты — маленькая! Я прав, а ты — нет! — Я так не думаю.       Миша шагнул ко мне и вкрадчиво проговорил: — Когда дело касается не только тебя, но и близких тебе людей, иногда приходится брать ответственность за их качество жизни и засовывать свою честь и достоинство сама знаешь куда. Думай о матери, малыш. Он её со свету сживёт, если ты на него кинешься или хотя бы скажешь то, что о нём и его бабе думаешь. — Ты прав, — в очередной раз признала я. — А потом мы ебанём по этим сукам в три Силы. Обещаю. Просто потерпи.       Меня позвали с улицы. Пора готовить ужин. Я растерянно взглянула на Мишу. — Я не пойду, я с тобой останусь. Ты же тут, ты же твёрдый. — Иди, я пока качнусь, я быстро в этих местах набираюсь, — улыбнулся он, — а ночью приду к тебе. Лады?       Я молча шагнула к нему и прижалась всем телом. Он обхватил меня руками и звонко чмокнул в макушку.       Шагнув к двери я обернулась. Комната опустела — он ушёл.       В саду я столкнулась со взволнованным Бойцом. Он придержал меня за плечи и заглянул в глаза: — Мы справимся, вместе — справимся, — и крепко обнял меня.       «Мои любимые мальчики, — с нежностью подумала я, — как бы я без них?.. Вот она… Полиамория во всей красе…».

***

      За ужином я грустила о жестокости этого мира. Женщина идёт по трупам, не жалея даже своих детей, ради материального блага; дядя подпитывает ненависть к племяннице, а самое страшное: брат предаёт сестру. Человека, кроме которого у него нет никого, человека, который спасал и жалел его всю его никчёмную жизнь. И всё ради куска несвежей пиздятины. Что, блин, с этим миром не так? Почему такая несправедливость допускается?!       В поле моего зрения попала бутылка крепкого вина. — Попробую, пожалуй, — решила я, и надралась, как говорится, «в зюзю». И Боец поддержал меня в этом мероприятии; да так хорошо поддержал, что мы шли в свой домик неровными зигзагами; да ещё и свистнули со стола бутылку с остатками вина.       В домике мы решили: «А ебись всё конём! Все проблемы решим завтра, а сейчас о них думать нет смысла!», и радостно предались страсти.       Почти сразу пришёл Горшок и заявил о себе вопросом: — Можно к вам?       Как мило, что он спрашивает разрешения.       «А давай!» — слабо маякнула ему я; и в следующую секунду он меня удивил — мило улыбаясь, он забрался на кровать и осторожно проник в Бойца.       Странно, ему же не нравится так… Впрочем, не сейчас. Подумаю об этом завтра.