Эта длинная глава будет насыщена сексом, к тому же я добавила предупреждение BDSM, и неспроста.
В общем-то я недолго думала, выкладывать такое или не стоит, однако из песни слов не выкинешь, а читатели всё равно в основной своей массе с недавних пор боятся оставлять комментарии. Так что, я решила: главе — быть.
Третий день в кайфе. Это когда-нибудь кончится?
Думаю, это кончится тогда, когда Мише основательно надоест та музыка, которую я всё это время слушаю. Он уже потихоньку начал проявлять строптивость.
«Послушай, какая прелесть, — я решила поделиться «прелестью» со Знающей, и скинула ей «Quixoticelixer» Red Hot Chili Peppers. — Я так долго училась выговаривать «quixoticelixer»…
«Реально, наркоманская музыка:)» — оценила она.
«Да ладно, по-моему ничего музыка… — это, мне кажется, действительно «ничего», потому что до этого я слушала конкретный психодел. — Есть более наркоманская… Но он её устал слушать».
«Да я уже представила вас в клубах дыма под неё… балдёжных таких:)»
«Балдёжные» — это не то слово.
Мишаня наконец-то стал лучше выглядеть. В тот вечер, о котором шла речь в предыдущей главе, он очень хорошо качнулся… От меня. Получил то, что хотел, хапанув энергию любви в огромном объёме.
Сегодня я почувствовала эту энергию и попыталась ею управлять. Но об этом я расскажу ниже.
Конечно Мишка всё ещё «кайфовый», но так, по-хорошему кайфует… Волосы выглядят чистыми и расчёсанными, колючая борода превратилась в симпатичную щетину, излишняя худоба пропадает — сегодня я даже заметила хорошенький жирочек у него на животе. Чуть-чуть, он его даже «жирочком» не считает.
Миха довольно улыбается, но всё ещё выглядит уставшим. Он следил за тем, как я листала плейлист, в поисках какой-нибудь очередной кайфовой во всех смыслах песни; и вдруг резко оживился:
— О, вот! Вот это включи.
Неприятное начало, грубый ритм, жёсткая гитара и довольно приятный вокал… Пока не начался куплет.
— Господи, Миша…
Он закачал головой в ритм этим звукам и что-то неразборчиво зарычал.
— Учти, я не буду тебе это переводить, — предупредила я. — Я ни слова не понимаю.
«Фу, какой-то Миша не кайфовый. Смотри, что заставил включить, — я скинула Знающей «All for you» Annihilator, и добавила, покосившись на Горшка: — И тащится под это».
«Да чё ты, нормально фоном:)» — ответила она.
Ничего себе «фоном»! Оно на всю квартиру орёт, мысли мне заглушая. Да и как-то странно, Знающая не из тех, кто колбасится от тяжёлой музыки.
«А, моё значит наркоманское, а вот это самое оно? :)» — написала я.
— Теперь эту давай, — выбрал Миша, и сам ткнул в экран телефона.
Мы прыгали по диванам под «Private Hell» Iggy Pop, подпевая песне, минут десять. Это странно, это ненормально, но чертовски весело.
— It's tasteful, luxurious, and full of sexuality and though they are tears, I control them with my gears...*
Горшок пару раз зацепил люстру головой и рассмеялся:
— Прикинь, а при теле я б её наебнул к хуям на башку себе!
Во мне проснулась жажда творить глупости:
— Миша! Пол — это лава! — заявила я, перескакивая с подоконника на диван, а с него на табуретку.
— Серьёзно, да? — Горшок спокойно шагнул на комод, — ты хочешь в это поиграть
со мной?
Вот чёрт. Беспонтовое занятие, конечно. Он такой высокий и длинноногий, а у меня такая маленькая комната, что ему не составит труда пересечь её в три больших шага.
Я прыгнула на разложенный диван и сразу легла на спину.
— Напрыгалась? — Михаил встал надо мной так, что я оказалась у него между ног.
Я глядела на него со своего положения и думала о том, что всё это как-то… Сексуально. Слишком сексуально.
Тёмные волосы, длиной ниже подбородка, с лёгкой волной падают по обеим сторонам его лица, нижняя губа поджата — а это меня с недавних пор сильно заводит — пальцы наполовину скрываются в карманах джинсов и… Содержимое его ширинки так привлекательно выпирает, натягивая джинсовую ткань… Чёрт…
«Расстегни штаны и достань член», — эта случайная мысль заставила меня мотнуть головой, чтобы отогнать её.
— Напрыгалась, — выдохнула я, и он улыбнулся.
— Мне нужно сходить… Пойти кое-куда, — сказал он. — Ты только настроения не меняй… Я приду, — и спрыгнул на пол.
«Да вы вообще… Окончательно меня испортили, грязные извращенцы», — подумала я, и он обернулся на выходе.
— Кто «мы»?
— Ты с Пифой и Бойцом.
— Больные ублюдки, да, — и вышел из комнаты, тихо посмеиваясь.
Конечно, это не совсем так, как я сказала. Эти пошлые мысли кружат в моей голове по нескольким причинам… Во-первых, я поссорилась с Бойцом пару недель назад, и я уже не помню почему, но, как типичная женщина, не подпускаю его — осадок-то остался, я эмоционально не способна на секс с ним. Он даже не рискует меня к нему склонить: говорит, что хочет меня, что я сексуальна и что у него «в штанах дымится», но он чувствует моё к нему отношение — не подкатывай, не рискуй, тебе мой ответ не понравится. Но тело моё всё равно хочет секса, вот и подсовывает в моё сознание всякие возбуждающие картины и идеи.
Во-вторых, Пифия...
Недавно мы заговорили с ней о романтике. Я говорила о том, что истинная романтика всегда несёт в себе некую драму, страдание, а все эти свечечки, винишко и нежный секс под «Энигму» — просто извращённое понятие о романтике.
Пифию мои выводы рассмешили:
— Это мы с тобой извращенки! Нам терзания, страдания — романтика. Романтика, имеется ввиду, типа, цветочки подарил, на свиданьице сводил, называет «котиком»… Вот это романтика, Котэ, не путай, это мы с тобой извращенки…
Я заулыбалась, сдерживая смех:
— Ты хочешь сказать… — сдерживать хохот было сложно, и мой голос зазвучал пафосно, — что это
у нас неправильное представление о романтике, а у всего мира правильное? — смех всё-таки прорвался. — Я с тобой не согласна… Я считаю, мы с тобой гораздо глубже мыслим, вот, как я думаю, вот, как я скажу, — и только это прозвучало серьёзно, дальше я вновь почувствовала клокочущий в горле смех. — Потому что любовь — это страдание. И романтика — это страдание. Это так романтично — страдать. Самое романтичное, что было в моей жизни — это как я мучилась от боли в груди, когда Горшок тусовался у верховных, которые нам проверку учинили… Это, блять, сука, самое прекрасное… — и я расхохоталась в полный голос, — наслаждение.
Смеясь над собой, над своими мыслями о романтике, я всё пыталась понять, откуда, с какого момента мои представления об этом поменялись? Почему сладко стонет душа, при воспоминаниях о проверке?
Почему любовь всегда сопровождается болью? Почему я чувствую, что лишь душевное страдание, порождённое болезненной привязанностью — есть настоящая, сильная любовь?
У меня нет ответа на эти вопросы. И, возможно, никогда не будет…
Я точно знаю, что я не из тех, кто нарочно провоцирует ситуации, последствия которых выливаются в страдание. Нет. Сейчас отношения с Михаилом несут лишь свет и радость. Мои эмоции зашкаливают, пробивают потолок и пронзают небеса, когда он приходит ко мне… Но я сильно сомневаюсь, что так бы и было, если бы не тот кошмар, что нам пришлось пережить. Та боль… Вырвать себе все зубы и ногти — это не так больно, как то, что было с нами тогда.
Возможно эта боль является неким подтверждением настоящих чувств?.. Не хочу думать об этом. Хорошо, что теперь можно позволить себе посмеяться над былыми кошмарами…
Пифия тоже развеселилась и уже почти визжала от смеха:
— Согласись, Кош, это был верх романтичности, в тот момент, когда ты натянутая сидела, аааа, натяяяянутаяааа… Хахаха, сукааа, не могу, блять…
— Пиздец, кто б знал, что я буду через несколько месяцев над этим ржать и умиляться, господи! — воскликнула я. — Сидеть натянутой, рыдать, держать свою грудную клетку, чтоб она не вывалилась к чёрту, не есть… а сейчас сидеть и думать: «О боже, это было так романтично»… Страдать — oh my goodness, дайте два! — отсмеявшись, я продолжила: — Я так задумалась… По-моему мне пора к психиатру. Было же всё когда-то нормально. В шестнадцать лет, в восемнадцать лет… Эти все, блять, «зайки», поцелуйчики, — я театрально зачмокала губами, и снова продолжила: — Это «боже, как бьётся сердце»… цветочки, мороженки, ресторанчики… Занятия любовью, да. Прям так, чтоб аж сердце биться перестало, понимаешь?.. А сейчас? А сейчас — да пусть он меня отшлёпает по заднице своей огромной лапищей, рыча «я хочу тебя, сука!», там, я не знаю…
Пифия оценила мои мысли и пробасила, попытавшись изобразить мужской голос:
— «Назови меня папочкой, назови меня папочкой! Назови меня "папочка", грязная шлюшка!» — и пропищала на высоких нотах: — «Папочка, отшлёпай меня, папочка!» — Вот это романтика, вот это я понимаю!
Я встрепенулась, резко прекратив смех:
— Слууушай… Я прямо возбудилась… Хочу так же!
Сама не ожидала от себя, но факт остаётся фактом: при мысли о такой «игре», мои соски напряглись, а внизу живота потеплело. Я закинула ногу на ногу и нервно закачала ею. Вот, блин, мальчики, это всё из-за вас!
В этот момент в кухню вошёл «кайфовый» Михаил. Его появление сопровождалось словами:
— Назови меня «папочкой»!
Я рассмеялась:
— Не, Мишаня, в этом облике «папочка» из тебя паршивый…
Этот патлатый тощий парень с упоротым взглядом ну никак не годится на такую роль.
Вот бы его «мрачного» сюда… Я бы сама лично принесла ему ремень и даже очень искренне его боялась. Хотя вчера всё было на уровне…
Да блин! Что вы со мной натворили!
Миша расхохотался:
— А будешь знать, как стебать нас!
Да, на кануне этой беседы с Пифией я была наказана. Причём сразу двумя парнями, и это уже третья причина, по которой меня тянет на всякие мелкие извращения. А дело вот в чём.
У Бойца есть уморительная особенность — иногда он болтает во сне. Это может быть что-то действительно значимое, а может быть и бессвязная чушь. И эта чушь — то что я люблю.
Однажды он с минуту повторял: «Спасибо за подошву», потому что я всё время переспрашивала, не веря своим ушам.
А в ту ночь он начал с простого:
— Собаки — зайки.
Эта фраза встретила меня и Горшка, когда мы вошли в комнату.
— Кто? — хором переспросили мы.
— Собаки, — спокойно сказал Боец, продолжая спать.
— А почему «зайки»? — уточнила я.
— Нравятся они мне, — ответил он.
Смеясь, я и Миша стали устраиваться на диване, продолжая тот разговор, который вели ещё на кухне.
Дело в том, что один парень — тот самый длинноволосый панк с концерта — прислал мне фото своего члена. Так уж вышло…
Сидя на кухне, я обсуждала эту ситуацию со Знающей, тихо посмеиваясь:
«Как-то надо сделать так… — начала я, с мыслью о том, что Миша ни в коем случае не должен об этом узнать, потому как он и без того ревнует к этому парню, но сообщение я закончила не так, как планировала. — А, неважно… Уже ничего не сделать. Этот… Человек стоит за спиной у меня, чешет подбородок и слушает то, как я думаю, что от него надо что-то скрыть».
Михаил действительно очень тихо вошёл и остановился ровно за моей спиной, так что видела я его внутренним зрением.
«Лапонька… привет одуванчику, — поздоровалась Знающая, и добавила: — Палевооо:)»
«Привет-привет, — тихо сказал Горшок, и как будто между прочим добавил: —
Я ему это дело оторву и показывать будет нечего».
— Чтоб оторвать, придётся прикоснуться, — заметила я, посмеиваясь, — а ты ж чужие члены не трогаешь.
«Я думала, он орать будет, — поделилась я со Знающей. — А он спокойный такой».
«Ну, он же понимает, что это всё хихи и хаха, ничего серьёзного:)»
«Ага, его только так описать и можно. Хихи, хаха, — ответил Миха. Я рассмеялась, а он продолжил: —
Длина — хихи, диаметр — хаха. Там реально, обнять и плакать».
«Может, если "хихи", то "поржать и убежать?":)» — предположила Знающая.
«Не, прям плакать, я тебе отвечаю, — покачал головой Миша. —
Там рост почти как у меня. При таком росте такое "хихи" — это беда прямо».
Я, конечно, посмеялась, остроумно, ничего не скажешь, но, пытаясь казаться серьёзной, всё же напомнила, что смеяться над размером члена или груди нельзя, что люди себе их не выбирают…
— Да? А показывать свой член чужой женщине — это можно? — перебил Горшок, шагая в комнату. — Он себе размер не выбрал, и тебе выбора не оставил — хошь или нет, а всё равно посмотри!
— Ну ты прав, конечно, но…
— Кот, ты сама поржала, я ж знаю, — поморщился Миша.
Да. Я поржала… Придётся признать.
В этот момент муж и озадачил нас словами о каких-то собаках.
Только я улеглась, только Миха присел с края, как Боец вновь заговорил:
— Люди признаются не в том, в чём надо.
Мы с Мишей переглянулись, а Боец вдруг встал, пошёл в коридор и открыл входную дверь. Миха двинулся за ним, а я крикнула мужу:
— Ты куда?
— Никуда. Проверить хотел.
— Что?!
— Что там за дверью происходит.
Хорошо. Молодец. Проверил. Ничего не происходит, как и предполагалось.
Вернувшись, он стал укладываться в постель, жалуясь на то, что «роль свидетеля ему не даётся».
Это какой-то трэш. Что на него так действует?
Горшок хохотал в ладошку, я кусала губу, чтобы не засмеяться в голос, а Бойца несло дальше. Он вдруг решил поговорить о…
— Вот раньше… Всё было хорошо, — бубнил он, — мы с ним шли по одному пути, рука об руку…
— С кем? — уточнила я давясь смехом.
— С Мишей…
— С Горшком?!
— Да…
Я медленно перевела ошарашенный взгляд на Миху, а он выскочил в коридор и стал ржать уже там в полный голос.
Я решила выпытать побольше информации:
— Прям вот вместе-вместе?
— Да… — тихо ответил Боец, — понимали друг друга… А теперь… А теперь у меня просто изжога от того, что он иногда творит…
— Бляяять, — Миша стонал от смеха, согнувшись пополам, стоя в дверном проёме, — я даже не знал, что мужик так серьёзно ко мне относится…
— Миша, пупсик, всё ты знал, — рассмеялась я.
— Чего?
— Ничего, голубчики мои… — и, накрывшись одеялом с головой, я дала волю смеху в подушку, — рука об руку они шли…
Следующие пару дней Миша пропадал у того человека, которому требовалась помощь, и Боец страдал в одиночку от моего бесконечного стёба. Чего я только ему ни говорила!
Конечно он понятия не имел, что за бред нёс в ночи, и я ему сама рассказала, начав с вопросов самым сочувственным тоном, на какой я только была способна:
— Что тебя связывает с Горшком? Вы поссорились, миленькие мои пупсики? Почему ты так скучаешь по прежним временам?
Боец основательно офигел от информации, которую я ему выдала, а потом слушал бесконечный поток подколов, не зная, как их пресечь.
— Скучаешь по своему милому? К психологу сходить не хотите? К семейному… Слушай, а вы прям смóтритесь!.. Я вас шипперю, ребятки!.. А можно я в следующий раз посмотрю, как вы… Ха-ха… — поигрывая бровями, я добавила: — Проводите время?
Боец просто не знал, что со мной делать. Он, конечно, посмеивался — привык к моему жёсткому юмору — а позже стал грозиться всё рассказать Горшку, как только он явится.
— Ты прям приговор себе подписала! — изобразил коварную улыбку Боец.
— Ааа, у вас даже
такие отношения? — меня было не остановить. За что я, собственно, и поплатилась.
В какой-то момент Боец не выдержал. Он последовал за мной в комнату, толкнул меня на диван так, чтобы я оказалась лежащей на животе, прижал, положив руку на спину, стал хлестать по заднице и кусать куда придётся. Я визжала, хохотала, но продолжала грубо шутить, и видимо это и заставило Михаила явиться прямо в разгар порки.
Я увидела, как он вошёл в комнату, с любопытством глядя на меня. Кожаные штаны почти болтались на его узких бёдрах, а болезненно бледная кожа его худого торса сильно контрастировала с чёрной потёртой косухой.
— О, товарищ Горшенёв! — я ещё громче расхохоталась, увидев его заинтересованное выражение лица. — Угомоните своего… Этого… Человека!
— Ты послушай, что она несёт! — пожаловался Боец, и снова укусил меня.
— Иди своего Мишеньку кусай, оставь меня в покое… Изжога не мучает? А от чего вообще у тебя изжога? Чем таким вы занимаетесь в моё отсутствие?
— Я слушаю, слушаю… — ответил ему Горшок, изобразив злобную ухмылку, не предвещающую ничего хорошего, и стал наблюдать за наказанием, скрестив руки на груди.
— Давай быстрее, тут очередь уже, — спустя немного времени сказал он Бойцу.
Это меня немало напрягло, но сдаваться я не собиралась:
— Я напишу по вам фанфик, ребятки! Направление — Слэш! Два красивых брюнета в одной постели! Боже, слэшеры будут выжимать свои трусы после прочитанного!
— Вот же маленькая стерва, — говорил Боец, продолжая хлестать меня, — никак не уймётся.
— Покажите мне свою любовь, мальчики, позвольте написать о вас романтическое произведение… Ай! — я пискнула от очередного шлепка, и добавила: — Читатели будут визжать, как сучки!
Мне уже стало немного больно. Думаю, если бы я не ходила по дому в одном лишь нижнем белье, у парней вряд ли возникли бы мысли отшлёпать меня. А тут, как говорится, сам бог велел: кружевные маленькие трусики приковывают мужской взгляд, и идея наказания рождается сама собой.
Изображая киношного злодея, Боец оставил меня, хохочущую и потирающую порозовевшую от шлепков кожу, сказав Горшку эту избитую фразу:
— Всё, она твоя, — и хозяйской походкой вышел из комнаты, обулся и отправился в магазин.
Эта шутливая фраза заметно обрадовала Михаила. Он опёрся на диван коленом и продолжил то, что не закончил Боец — мою отчасти оголённую задницу обжёг мощный, беззвучный шлепок его большой ладони.
Я ещё не до конца привыкла к его внезапным физическим действиям. Обычно он погружает меня в определённое состояние, расслабляет, вводит в слабый транс, но в тот раз он и не подумал с этим заморачиваться.
— Эй, блин, больно! — возмутилась я, перевернувшись набок. — Уходи, ты плохой.
Глядя на меня затуманенным, каким-то поверхностным, взглядом, он пугающе спокойно сказал:
— А ну, сама ляг обратно, не заставляй меня тебя переворачивать.
Я понимала, что его спокойный, хриплый голос, такой лишь из-за того, в каком состоянии он пребывает, но эти слова прозвучали так убедительно, что я подумала — лучше сделать так, как он говорит.
В предыдущей части я писала о том, что не люблю физическое насилие. Нет, был у меня несколько раз очень жёсткий секс с Бойцом, и это было классно, но… Боец знает, что не всякую боль я приемлю, и знает, что я никогда не возьму на себя роль сабмиссива. Я непокорна, я ненавижу слушаться, я ненавижу доминирование над собой, и потому муж старается держать себя в руках.
У Миши иное представление о ситуации. Он явно считает, что меня можно переделать… И возможно он прав...
Шлепки и укусы Бойца породились лишь желанием подурачиться, Михаил же, хоть и подошёл к делу с лёгким юмором, всё равно пылал энергией секса.
Поджав нижнюю губу, он хлестал меня ладонью по заднице, периодически спрашивая:
— Ещё будешь так шутить?
— Нет! — лгала я, тем временем думая: «Конечно буду».
Очередной хлёсткий шлепок заставлял меня взвизгнуть.
— И за вранье, — добавлял Горшок, сопровождая свои слова следующим ударом.
Я лежала, прижатая к дивану его крепкой рукой, и смотрела на его бесстрастное лицо, отлично ощущая то, что он чувствовал на самом деле.
Ему это нравилось. Он нашёл повод «наказать» меня таким образом, не пугая и не мучая, позволил себе быть жёстким, но не жестоким, и от того, с каждым шлепком возбуждался всё сильнее.
— Будешь послушной девочкой? — тихо спрашивал он, на мгновение отрывая взгляд от моих, ещё сильнее покрасневших, ягодиц.
— Обещаю! — убедительно заявляла я, с мыслью: «Да щас, блять, размечтался».
Шлепок.
— Врушка.
Снова шлепок.
Ещё не осознавая, что делаю это нарочно, чтобы получить очередную порцию хлёстких ударов, я пыталась сформулировать очередные подколы: «"Иди вон, мужчину своего шлёпай"… Нет, подобное я уже говорила Бойцу… "Ааа, вот, чем вы наедине занимаетесь"… Нет, не годится»…
— Да ты прямо мазохистка, я смотрю, — выдохнул Михаил и с силой хлопнул вновь, сжав пальцы в конце удара.
— Не щипайся, следы оставишь… — тихо сказала я, скосив взгляд на его активно двигающийся при частом дыхании живот.
Взгляд опустился чуть ниже. Эти кожаные штаны… Он будто знал, в какой одежде прийти. Они свободны в талии и кажется, что держатся на одном лишь…
— Тебе нравится, Кошечка, — хрипло сказал он, низко наклонившись к моему уху, почти вдавливая меня рукой, лежащей на пояснице, в подушку дивана.
Его аромат, тот самый, который кажется мне горьким, стал насыщеннее, тяжелее. Он проникал в горло и грузом застревал в нём.
«Запах мужчины», — отметила я, глубоко вдыхая.
— Не обольщайся, чёрт лохматый, — неубедительно фыркнула я, и он, широко улыбнувшись, укусил меня в районе плеча.
— Останется след, — заметила я.
— Ты говоришь, это следы страсти, малыш…
Я дёрнулась, как от удара током.
Последнее, чего я бы хотела, это чтобы к моей и без того неебической коллекции добавился ещё один очередной фетиш. Жила же себе нормально! Пялилась на животики, например. Всё было вполне невинно…
А теперь… А теперь меня несёт в нечто под названием «daddy-kink».
***
«Ну надо же! "В сексе я не изобретательный", — говорил человек, отлупивший меня по заднице, как какую-то маленькую…» — я не могу подобрать нужный эпитет.
Я одна дома. Это большая редкость в последнее время.
Притушив свет торшера на минимум, сажусь на диван, подобрав под себя ноги, и включаю какое-то видео про гастроли «Шутов».
Я до сих пор никак не могу избавиться от навязчивых мыслей о том, что произошло.
«Папочка, — вертится в моей голове. — Накажи меня, папочка…»
Закусываю губу.
Чёрт… Сексуальная энергия активно скапливается где-то внизу живота, я чётко ощущаю, как она движется внутри моего тела.
Это же неплохо, да? Ну отшлёпал… Так… По-отцовски…
«По-отцовски… Папочка…» — я будто пробую эти слова на вкус, и этот вкус мне нравится.
Твою мать. Готова держать пари, не пройдёт и пары недель, как он сделает всё, чтобы я умоляла его выпороть меня ещё раз…
Ого, что это?! Какое видео, надо же!
«Блять, я точно свихнулась, — пишу девчонкам. — Смотрела видео, никого не трогала… А там Горшок в трусах на кровати сидит, руками машет… Так я нажала на стоп и смотрю, что у него в трусах, стоит или не стоит. Чувак как будто реально возбудился, рассказывая про ортодоксальных хиппи…»
Делаю скрины, дабы не быть голословной. Девочки сомневаются, мол, это ткань так топорщится.
«Не, там походу реально стояк!!! Ну не может он быть таким большим…»
Блин, чего я вообще туда смотрю? Надо послушать, что он там про хиппи рассказывает…
Какое милое пузико у него… Забавный мужик, прикольный такой, взъерошенный…
Да нет, точно стояк! Офигеть, как так? Полная комната людей, а он…
— Не, это не стояк, — Миша тихо входит в комнату и сразу шагает на диван. Он в одних лишь джинсах, даже обуви никакой. — Ты же видела его стоячим, он же не такой…
— Да не гони, Мишаня, он у тебя явно привстал, — улыбаюсь, невольно опустив взгляд в область его ширинки.
Он садится рядом, откинувшись на спинку дивана, устраивается полулёжа и спокойно расстёгивает джинсы.
Наблюдаю за его движениями с лёгким удивлением… Но понимаю, что жду. Очень жду. Хочу увидеть скрывающийся под тканью тёмных трусов член.
— Вот, — Миша обхватывает его у основания, придерживает, приподняв над животом, и спокойно объясняет: — Вот так он стоит. А там, на видео — нет. Поняла?
Поняла…
Непроизвольно закусываю губу, продолжая смотреть на его руку, придерживающую член.
А вот и очередной фетиш зашевелился во мне. Миша знает о нём, но до сих пор старался игнорировать. Лишь раз пошёл у меня на поводу, желая просто ошарашить, ввести в ступор. Я писала об этом в первой части.
Он ухмыляется, поправляя трусы и снова застёгивая джинсы. Наверное моё лицо слишком ярко выражает разочарование.
«Достань его снова, что за издевательство…»
Михаил наклоняется и заглядывает в мой телефон, намеренно не комментируя мои мысли. Понимаю. Он учится отличать мои личные мысли от мессаджей ему, и потому активно пользуется своим положением, иногда делая вид, что
«перепутал, я думал, это ты не мне».
— Смени музыку, — хриплый голос буквально щекочет мои барабанные перепонки, — ты сегодня вспоминала тот фильм… Включи ту музыку.
— Тебе тоже она нравится?
— Это лучше, чем тот клубняк, которым ты меня, блин, изводила все эти дни.
Извёлся, бедненький! Пару денёчков послушала то, что он не любит, и всё, теперь будет припоминать мне свои «страдания» годами.
— Помимо клубняка ещё был фанк, — ворчу, листая песни в поиске. — Фанк — это круто, он поднимает настроение и расслабляет… Кстати, — поворачиваюсь к Мише и насильно втягиваю в себя его «кайф» через поцелуй.
— Обнаглела, — констатирует он.
В колонках «Down with the sickness» Disturbed.
Не знаю, имеет ли смысл, уточнять названия песен и групп, но мне кажется, что некоторым читателям может быть интересен выбор Михаила Горшенёва; к тому же, мне кажется, что, включив эту музыку, вы глубже окунётесь в происходящее, описываемое мной… Хотите вы того, или нет, хо-хо.
Мы синхронно покачиваем головами в ритм жёсткой музыки. Наверное это забавно выглядит со стороны, но никто не увидит, мы одни…
— Одни, — кивает Михаил, и наклоняется к моей шее. Задевает кожу зубами, обжигает своей энергией. Закрываю глаза.
«No mommy, don't do it again! Don't do it again, I'll be a good boy, I'll be a good boy, I promise!», — надрывается вокалист.
— А ты будешь хорошим мальчиком? — тихо спрашиваю, приоткрывая глаза.
— Нет, Кошечка. Я буду плохим папочкой, — он тихо посмеивается.
— Да, я понимаю, это смешно… — не могу проконтролировать эмоции. Да, мне стрёмно. Я краснею, меня бросает в жар. Говорю жёстко: — Оставь в покое эти мои дурацкие мысли, Миша. Это от недотраха. Это пройдёт, просто не обращай внимания.
— Дурочка, — наклоняется к моему лицу и смотрит в глаза, по-доброму улыбаясь. — По-моему в этом ничё такого… Почему нет-то? Что плохого-то?
Хм, а он действительно не насмехается над моими мыслями. Я чувствую, что ему интересно, что ему нравится эта моя новая тяга к лёгкому направлению БДСМ. Или я ошибаюсь?..
Собственно, я даже не вижу в этом ничего извращённого. Наша любовь, как уже неоднократно говорилось, сама по себе извращена, больна и ненормальна, потому как сочетает в себе любовь к брату-сестре, отцу-матери, другу-подруге, любовнику-любовнице… Как бы странно это ни звучало — моё желание, в нашем случае, нормально.
«Forsaken» Jonathan Davis & David Draiman.
— You see I cannot be forsaken because I'm not the only one… We walk amongst you feeding, raping, *— надо же, я ещё помню текст. Так давно не слушала эту песню… Кажется, я по ней соскучилась. Хорошо, что Горшок попросил поставить этот плейлист…
Миша наклоняется ближе и целует меня не закрывая глаза.
Эта мрачная музыка, с тяжёлым текстом о скрывающихся от всех Nosferatu, что бродят среди людей, пожирают и насилуют, кажется мне такой… Такой подходящей. Идеальной для нас. Это так близко, мы так любим подобные истории. А первые звуки этой сложной музыки теперь будут всегда напоминать мне о том, как Миша целовал меня, кусая губы и цепляя зубами язык.
Почему это происходит так часто? Он ведь говорил, что не большой любитель «целовашек».
— Потому что на этом я не собираюсь останавливаться, — шепчет он, и я чувствую головокружение и искусственно наброшенную волну спокойствия.
Это очень знакомое чувство… Что если…
Тяну руку к его голове. Пальцы зарываются в копну его тёмных волос.
— Сука… — выдыхаю, широко распахнув глаза, и Миха томно улыбается. Пара секунд моего ступора, и мои руки крепко обхватывают его шею, притягивая к себе.
Он с силой прижимается ко мне, шумно дышит в шею, обжигая кожу.
Кажется, я выдохнула и забыла вдохнуть, и теперь судорожно глотаю воздух, впиваясь ногтями в его кожу.
Господи, как давно это было, как долго я не трогала его плотное, горячее, влажное тело.
Миша нехотя отстраняется от меня и кладёт ладонь между чашечек моего лифчика. Ладонь широкая и не помещается, его пальцы касаются обеих грудей.
— Чувствуешь?.. — говорит тихо, его голос едва ли слышен сквозь грохочущую музыку, которая даже мысли мои перекрывает, но я читаю по губам. — Вот это — любовь. Она здесь, понимаешь, да? Эта энергия. Отсюда она выходит.
Как сложно сконцентрироваться… Но я чувствую… Тепло там, где находится его ладонь. И тепло не только исходит от его руки, но и из моей груди, проникает в его открытую ладонь, течёт по предплечью.
Смотрю на татуировку «анархия на кресте». Поглаживаю «раскрашенную» тёплую кожу. Сжимаю, пальцы впиваются глубоко, и я резко отдёргиваю руку.
— Прости, тебе, наверное, больно… — поднимаю взгляд в его тёмные глаза.
— Хорошо, — его губы тянутся в слегка сумасшедшей улыбке, и он повторяет: — Хорошо. Делай мне больно, если хочешь.
Замечаю, что песня сменилась, только теперь. «Slept so long» Orgy.
— Я вижу ад в твоих глазах, — невольно перевожу, словно под гипнозом, рассматривая своё отражение в огромных зрачках Горшка. — ...Застигнутых врасплох. Касаясь тебя, я чувствую себя живой. Касаясь тебя, я умираю изнутри. Я спала так долго без тебя…
Энергия под его рукой плотнеет, загустевает; она набирает скорость в своём движении и вытекает активнее. В груди сладко тянет. Вот как отдавать её! Наконец-то я научилась ею управлять!
Слежу за действиями Михаила. Его взгляд мечется по мне: с глаз на губы, с губ на ключицы, оттуда к груди, зажатой в лифчик.
Он рывком сдёргивает бретельки вниз, и объясняет хриплым с нотками рыка голосом:
— Заебусь с застёжкой возиться.
Он сползает ниже, спускает ноги на пол и, упираясь руками в диван, наклоняется. Бросив короткий взгляд в мои глаза, он обхватывает губами сосок. Тихо мычит, так тихо, что я чувствую лишь звуковую вибрацию. Язык движется хаотично, как-то нервно и быстро. Моя кожа резко покрывается испариной, я закусываю губу и прижимаю его голову плотнее. Миша тихо рычит, затем немного отстраняется, не разжимая губ, оттягивает плоть, и наконец отпускает.
Глядит на моё раскрасневшееся лицо. Тыльной стороной ладони я потираю вспотевший лоб и сдуваю непослушную прядь волос, падающую на лицо.
— Как у Кошечки глазки заблестели… — тихо говорит Миха, затем дует мне на лоб, желая слегка остудить горячую кожу, а я снимаю с себя болтающийся в районе живота лифчик.
Горшок кладёт ладонь на мой живот, накрывая ею пупок.
— Секс здесь, — говорит он вкрадчиво, насколько это возможно, учитывая его проблему с зубами, — потому это у тебя и эрогенная зона, понимаешь, да?.. Энергия секса здесь…
О, это я чувствую хорошо. Отлично. Идеально, я бы сказала. Эта энергия имеет свойство растекаться по телу: приливает вниз, движется вверх, сковывая лёгкие и горло, от чего перехватывает дыхание. А её активность отдаёт ощущением, похожим на прыгающий адреналин. Эту энергию Миша берёт много, её у меня в избытке всегда.
«Penetrate» Godhead.
Хочется двигаться в лёгком танце, но я держу себя в руках. Не время для стриптиза, тем более, мне уже и снять нечего: Горшок тянет с меня последнюю деталь одежды — тёмно-синие кружевные стринги.
С любопытством наблюдаю за его сосредоточенным лицом. Он слегка хмурит брови и снова поджимает нижнюю губу.
— Малыш… — стянув с меня трусики, он поднимает на меня взгляд. Чувствую в нём напряжение, взволнованность. Миша сглатывает, его кадык заметно дёрнулся. — Ты только не ори и не убегай… Щас я… Это…
— Что?..
Что? Он хочет… Всё давно к этому шло. Мы оба знали, что это неизбежно.
«Я всегда прихожу. И ты всегда отдаёшься мне. Потому что ты моя, понимаешь, да? Рано или поздно это произойдёт снова. Вопрос: когда?» — сказал он однажды.
Так может быть… Сейчас?
Я готова к этому, я хочу это, и давно. Просто именно сейчас появилась эта возможность — мы одни в квартире… Так может…
— Я не хочу быстро, — Миха прерывает мои размышления. Его пальцы осторожно ласкают киску, еле касаясь, нежно потирают поверху, не проникая внутрь. Странно, но я совершенно расслаблена, нет волнения и скованности. Он это чувствует, но сам от чего-то на взводе. — Боец вернётся через полчаса. Мне мало, я хочу долго, я не хочу спешить…
Он сгибает мои ноги в коленях и разводит в стороны.
— Не убегай, я хочу… «Сделать тебе заебись», понимаешь, да?.. — он выжидающе смотрит на меня пару секунд, ложится на живот, спустившись вниз, и, прежде чем прильнуть губами, добавляет: — Мне похуй, я предупредил, как обещал.
Я зажимаю рот руками, чтобы не рассмеяться в голос.
Блин, он реально меня предупредил, чёрт! Почему так смешно?
— Укушу, — предупреждает Миша, бросив на меня недовольный взгляд, и я резко затыкаюсь. Смеяться больше не хочется. Там я особенно чувствительна и это единственное место, где меня ни в коем случае нельзя кусать.
Это, наверное, единственное, что Михаил делает действительно нежно, несмотря на то, что на всю комнату играет довольно жёсткая музыка.
Дело в том, что на моё настроение музыка влияет всегда. Я не могу быть нежной, если слышу хоть немного тяжёлую музыку, я не могу включить страсть под пресловутую «Энигму».
Михаилу плевать на настроение музыки, он лишь поддаётся ритму песни: язык движется размеренно, выдерживая определенные паузы, но осторожно, едва касаясь и чуть подрагивая.
Это огромная разница между нами. Просто он привык управлять музыкой. А я привыкла, что музыка управляет мной.
Моё тело дрожит, а бёдра непроизвольно сжимаются. Миша поднимает внимательный взгляд на меня, он следит за моей реакцией на его действия, пытается прочувствовать клубок моих переплетающихся эмоций и, видимо, удовлетворившись увиденным, вновь опускает взгляд. Его левая ладонь с силой протирает меня вверх по животу и ложится на грудь, правая — на низ живота, прижимая меня к дивану.
Я выгибаюсь дугой, но он крепко держит. Он знает, я могу случайно дёрнуться так, что он поранит меня обломками передних зубов.
Откидываю голову назад, сжимая в кулак скомканную простынь одной рукой. Другой прижимаю его голову плотнее, и он одобрительно мычит. Вибрация его голоса обостряет ощущения, из моего горла вырывается протяжный стон, переходящий в рык… И я расслабляюсь.
Никогда бы не подумала, что он умеет так…
Смотрю, как Миша поднимается на локтях и облизывается, со вкусом причмокнув:
— Лимонная киска…
— Сюда иди, — мой голос стал хриплым, я прочищаю горло и повторяю: — Иди сюда, Горшок.
Ловлю его недоуменный взгляд, хватаю за руки и тяну на себя, бормоча:
— Говорю же, сюда иди. Немедленно иди сюда…
Поднявшись, Миша перемещается ко мне, расставив ноги по обе стороны моей груди, и опускается на колени.
Из стоящей возле дивана большой колонки играет «Headstrong» Earshot. Жёсткие звуки гитары действуют на меня определённым образом. Я не успела восстановить дыхание, от того дышу глубоко и часто; нервно дёргаю ремень на джинсах, пытаясь его скорее расстегнуть. Пальцы не слушаются, это злит. Вскидываю взгляд на самодовольно улыбающееся лицо Миши.
— Сними. Сними! Дай мне его.
Он одним движением расстёгивает ремень, вынув его из шлёвки и потянув в сторону. С молнией на ширинке я справляюсь сама. Кусая губы, рывками приспускаю его джинсы, оттягиваю резинку трусов и жадно заглатываю член до середины.
— Пирсингом своим поработай чутка, — просит Горшок, тяжело выдыхая.
Прижимаю язык плотнее и осторожно массирую уздечку шариком «штанги».
— Пожёстче чутка… — просит Миша. — Не бойся.
«Не буди во мне зверя, прошу тебя», — слегка прикусываю край головки.
— Хочу зверя.
Я не хочу сделать ему больно. Нежная плоть пострадает от острых зубов, что тогда? Это отразится на его духе, а мы с таким трудом подлатали его потрёпанную ауру… Нужно контролировать себя.
Горшок не согласен с моими мыслями. Решив всё за меня, он запускает пальцы в мои волосы, положив ладонь на затылок, и осторожно давит, прижимая мою голову плотнее к своему паху.
«Cold» Static-X.
Рассматривая его глубокий пупок на напряжённом животе, двигаюсь в ритм по всей длине, заглатывая до основания на выдохе. Головка члена проникает глубоко в горло, а шарик, навинченный на «штангу» в моём языке, сильно давит на ствол.
Я чувствую вкус, определённо чувствую. Не солёный, как я предполагала — вкус его основной энергии именно такой, и не горький — как вкус его сексуальной энергии. Это что-то человеческое. Клейкое, слегка отдаёт сладковатым…
Мать твою, это смазка! Смазка, точно!
С силой всасываю, прижимая языком головку к нёбу.
— Ммм… — этот низкий голос с хрипотцой. Он смотрит на меня, наклонив голову, — тебе идёт… Это.
Волосы падают по обе стороны его лица, бросая на него тень, но я вижу, что взгляд его одурманен, а нижняя губа поджата. Чувствую, как его пальцы нежно поглаживают мои волосы в районе затылка.
«Not meant for me» Static-X.
Горшок игнорирует ритм заданный мной, не обращает внимания и на музыку. Он двигается сам, набирая темп. Левой рукой я сжимаю подушку, с силой впиваясь ногтями, правой ладонью скольжу, протирая, по его бедру за спину, пытаюсь несильно сжать ягодицу, толкаю навстречу своим движениям и не могу сдержать стонов, превращающихся в тихое мычание.
Правой рукой Миша упирается в стену, левой — ласкает мою грудь, пытаясь сохранить нежность прикосновений, но то и дело срывается — сжимает, слегка трясёт, покручивает сосок, потирает его пальцами.
Его дыхание ускорилось, каждый толчок бёдрами — новый выдох, движения тоже становятся резче и быстрее, я не успеваю сглатывать слюну. Наконец он задерживает дыхание, делает несколько последних рывков и, откинув голову назад, прижимает меня вплотную, вновь прихватив затылок. Его плоть пульсирует и вздрагивает глубоко в моём сжимающемся горле… Слышу тихий протяжный стон.
Осторожно вытащив член из моего рта, Горшок отклоняется назад и опускается на мои ноги. Сильно ссутулившись и опустив голову, он тяжело дышит.
— Ты — заебись, — тихо произносит он.
— И ты, — облизываю губы. Они искусаны и болят, останутся следы… Это приятная боль.
***
Мы успели выкурить по сигарете, целуясь между затяжками, а потом Миша нахмурился и выпрямился.
— Боец идёт, — короткий поцелуй, — открой окно, здесь пахнет сексом.
— Хорошо…
— Я вернусь завтра. Теперь будет интереснее…
— Что? Что интереснее? Скажи!
— Узнаешь. Люблю тебя, — он обжёг меня поцелуем и одним прыжком выскочил через окно. Я глубоко вздохнула… И улыбнулась.
