Глава 2
Академия «BoW» умеет удивлять. Увидя только малую часть этого особняка — а по другому, нежели как замок, назвать его невозможно — Санс уже был впечатлён. Он величествен по своим многогранностью и непредсказуемостью. Коридор отделан по всем правилам и устоям вельмож девятнадцатого века. Бордовые с золотыми велеречивыми узорами стены изысканно сочетались с махровым темно-красным ковром. Каждые пять метров располагались выпуклые прямоугольные пилястры из красного дерева, выгодно подчеркивая полуокруглый потолок нервюр увестым кателем резного плана. Меж ними повешены патетичные картины, рамки которых были из того же дорого материала. До кучи местами стояли деревянные пьедесталы, расположившие на себе темно-бронзовые бюсты-скульптуры и разнообразные пафосные иллюстрации религиозных сцен. Люстр как таковых не имелось, только настенные фонари-светильники. Этот коридор вёл в правое крыло, где располагалось общежитие. Занятия проходят в противоположном ответвлении. А актовый зал, все развлекательные и подобные этому помещения заняли центральное здание. В моменте, когда пространство резко сужается, величаво стоит угольного цвета арка из эбенового дерева, отделяя коридор непосредственно от жилого комплекса. Он отличался более мягкими и домашними цветами, создающими уют. Из-под светло-бежевого ворсистого ковра, разместившегося в центре вытянутого пространства, выглядывает тёмно-коричневый паркет. Этот коридор был у́же, и пилястры с фонарями-светильниками отделаны уже из темного дерева. Картины и пьедесталы тут отсутствовали. В каждом формально разделенном пространстве находились по две дубовых двери с белыми номерами начиная от «101». Несмотря на казалось бы, по идеи, темную обстановку, тут было довольно светло, поскольку в самом конце коридора виднеется огромное, вверху округлое окно в пол. Рядом с ним по левую руку располагалась винтажная лестница, ведущая на второй этаж, который, стоит заметить, не сильно-то отличался от первого, лишь табличками с номерами от «201». Третий разнообразием тоже не блистал, а счёт тут велся от «301». Санс, хотя уже Ред, в своём маленьком поисковом путешествии забрел на второй этаж, быстро преодолевая не интересующие его двери. Комната, в которой ему предстоит проживать последующие года, встретила легкой полутьмой. Поправив скатившуюся с плеча спортивную сумку, скелет щелкнул выключателем. Помещение заполнилось искусственным светом, позволяя себя рассмотреть. При входе сразу замечена белая дверь ванной. Одна-единственная комната с двумя кроватями, придётся ожидать соседа, что явно усложняет жизнь. Разувшись в прихожей Ред двинулся по направлению к кроватям. Их расположили у разных стен, максимально далеко друг от друга. Рядом с каждой стоят мощные деревянные старого кроя шкаф и тумбочка. Скелет выбрал самое удалённое спальное место, что было подальше от входной двери, спрятанное за стеной. Вещи благополучно скинуты где-то там же. Первым делом были расшторены окна, наконец впуская нормальный свет в эту комнатушку, но тут же его перекрывая. Слишком ярко. Трудно признать, но Санс привык к вечным потёмкам, и глаза за сегодня сильно устали. Так будет лучше. Разобрав по-быстрому вещи и припрятав банки с краской в самый дальний угол шкафа, умотавшийся за день Ред, не раздеваясь, упал на кровать. Сон быстро сморил его.Кошмары. Вечные спутники его бренной жизни. Не было ни единого мгновения в его жизни за последних нескольких десятков лет, чтобы они не появлялись. В снах или в реальности. Не важно. Его жизнь — один сплошной кошмар приправленный отчаянием. Шаг за шагом, слеза за слезой, потихоньку, но он ломается. Как фарфоровая, никому не нужная, кукла. Кукла для битья и унижений. И вот сейчас он снова погружается в пучины своих страхов. Кошмары. Утомлённому сознанию даже не нужно придумывать страшные картины новых альтернативных реальностей, всё сделают воспоминания, иглами врезающие в душу, не давая себя забыть. Ах верно, у него даже она, душа, ущербная, в различных ранах и шрамах, выщербленная по краям. На ней отметин даже больше, чем на теле. Отзвуки памяти. Картины прошлого. Всё смешалось и набатом било по голове. Жалкое отродье!
Смотри-ка, добыча идет!
У него правда всего одно очко хп?Как же он жалок…
Отовсюду разносились ледяные реки упреков. Больной разум не успевает даже анализировать этот ворох голосов. Они заполонили каждый уголок его сна, словно эхо-цветы, раз за разом повторяя очередные гадости. Они перебивают, перекрикивают друг друга, клиньями вбивая крепче в лапы тьмы. Лишь бы он только скорее исчез. Во главе анархии всегда стоял самый дорогой и горячо любимый монстр, не оглядываясь на его явные недостатки. Единственный к кому он продолжал прислушиваться через потоки невидимых слёз. Бесполезный, никчёмный монстр, не способный даже нормально функционировать. Уродливый мешок костей. Как ты, уёбок, посмел таким родиться? Шаркающий, скрипящий, по определению некрасивый голос и гневные, негодующие, сквозящие неприкрытой ненавистью слова брата, больно врезается в сознание. В когтистых руках, облаченных красными латексными перчатками, кровавые заострённые с одного конца кости. Они режут, кромсают его. Доставляют боль. Адскую боль. И вынужденно-искусственно привитый мазохизм не спасает. Он тогда ещё не знал, но уже ненавидел. Ненавидел. Но, говорят, пока ещё любил.Утро не задалось ещё с ночи. Проснувшись в холодном поту, Ред не сразу определил, где реальность, а где вымысел. Просыпаться от кошмара не было чем-то странным и необычным. Привычным движением потерев руками у височной кости и переносицу, можно отогнать остатки магии Морфея. А потянув крылья, ещё и обрадоваться за неимением боли. Солнце уже, видимо, взошло, проскальзывая своими теплыми лучиками сквозь неплотно закрытые шторы. Соседняя кровать до сих пор пустует, и ни намёка на другого монстра. Это, конечно, забавно и дарует веру, что он и не появится, но Реда сейчас волнует кое-что другое. Который час? В восемь, насколько он помнил, начинаются занятия, и ему вчера выдали их расписание. Ничего особо важного — всего-то парочка вводных уроков. Спать уже не хотелось, поэтому было решено отправиться на поиски часов и, если время подожмёт, кабинета. Переодеваться скелет не стал, всё равно не удосужился вчера это сделать. Коридор встретил ярким светом из окон… и отсутствием часов. На первом этаже их тоже не было. Пришлось идти до центрального корпуса в надежде отыскать там это тикающее устройство, всё равно придётся через него проходить. Смотря на всю эту роскошь во второй раз, всё равно поражаешься примерной стоимости любой, даже самой невзрачной, вещицы. Коридоры были пустынны, словно все вымерли, и только птицы за окном разбавляли тишину своим щебетанием. В актовом зале механизма отсчета времени опять же не наблюдалось. Реду не хотелось прочёсывать весь корпус, поэтому воспоминание о том, что на фасаде здания располагались эти чёртовы часы, принялось, как спасение. Парадные двери распахнулись без применения физической силы, будто бы живые, вняли желанию выйти. В лицо сразу подул прохладный утренний ветерок, скользя по черепной коробке, причудливо, так, словно невзначай невидимая рука мимолетно поладила тебя. Санс слегка потянулся, не вытягивая руки. Вокруг всё дышало жизнью — удивительное чувство. Тут солнце по-настоящему грело, а ветер не был колким и пронизывающе-ледяным. Трели птиц и журчание воды в фонтане лишь усиливало атмосферу умиротворённости. Ред даже прикрыл глаза от удовольствия, часы показывали без двадцати шесть. До всего будущего абсурда ещё два с лишним часа, он успеет насладиться погодой. Витиеватые тропинки кружили, огибая клумбы с цветами. Прямо перед носом порхали смелые бабочки, стоит только протянуть руку, как на неё обязательно кто-то да сядет. А небо-то какое красивое! Насыщенно-голубое с пышными кучевыми облаками, не кроваво-красное или мертвенно-серое. Наслаждаясь неспешной прогулкой, скелет вышел к одной небольшой беседке. Вокруг неё в каменной оградке росли красные цветы. Они, если он правильно помнит, называются маки. Недолго раздумывая, Санс, переломив тонкий стебель, сорвал цветок и сел в беседку. Он то и дело крутил свой трофей из стороны в сторону, дивясь такой простой вещи. Ему определённо здесь нравится. Спокойно, красиво, тихо и никого нет поблизости. Никто не унижает, никого не мучает. Тепло. Земля не усыпана прахом, вместо него зелёный газон. Утомлённое кошмарами сознание расплылось в эйфории замирения. Стоило только прикрыть глаза, как сон сморил скелета.
Он даже не понял того, что всё перед ним не реальность. Прекрасная картина сада с деревянной беседкой плавно перетекла в сновидение. Он всё-также сидел на скамье, он всё-также умиротворённо наслаждался приятным ветерком. Ничего не должно было омрачало ситуацию. Но тот цветок, что он держал в руках, вмиг осыпался пеплом сквозь пальцы. Изначально белый туман, начавшись незаметно корёжить грань видимости, окрасился в тёмно-красный. Всё вокруг стало залито кровью и сверху присыпано прахом. Пахнет смертью. Гурьба чёрных силуэтов окружила его. Их лиц не видно, и оружие тоже не однозначно. Он, не думая, резко вскочил со своего места, отводя одну ногу назад и материзуя острую кость, прижимая её к себе на манер кинжала. Он готов. Если нужно, он будет драться. Сюжет прост. Они нападают — он отбивается. Они нападают — он убивает. Убивает без раздумий. Почти. В его мире всегда царили хаос и смерть. Убей или будь убит. Этот негласный закон звучал эхом из всех нор и щелей подземелья. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь да и не повторял его, как заученное стихотворение. Это фундамент его народа. Это их устои. Он давно должен был привыкнуть. Он должен был привыкнуть… Должен был… Но он не привык. Мало того, он вместе с тем глупым, дружелюбным цветком пытались их изменить. Конечно же, ничего не вышло. И он был наказан за попытку. Смертью. И очередным сбросом, вернувшим его, опять же, к жизни. Или к существованию. Смотря как посмотреть. И сейчас, убивая, он чувствует, как душа судорожно сжимается. Он лишил жизни другого монстра. Ему больно, ему его жалко, но он монстр. А монстры не должны знать пощады. Разумом он всё это понимает, понимает, но слёзы, градом идущие из глазниц, не хотят останавливаться. Он ревёт, так постыдно ревёт над горой праха под своими ногами. Душа не хочет этого принимать. Она рвётся и мечет, грозится разорвать грудную клетку на части. Она кричит: это неправильно! А что неправильно? Он неправильный или они неправильные, или вся жизнь неправильная? Что не так? И ответ так прост: всё не так.
Пробуждение было не из лучших, но не настолько уж и страшное, чтобы жаловаться, Ред повидал многое. Хотя чего ещё стоило ожидать, когда что ни сон, то кошмар, да в довесок кто-то тормошит его за плечо. Погодите секундочку. Тормошит? Глазницы нехотя разлиплись, и взгляд рубиновых зрачков плавно устремляется на монстра перед ним. Солнце нещадно светит, мешая сфокусироваться зрению, но спустя, до странного долгую минуту, пелена перед глазами прошла, уступив место ужасу. Холодная капля пота появилась у височной кости, не спеша скатилась, очертила скулу и сорвалась вниз. Рот приоткрыт в немом крике. В голове пульсировало лишь одно слово. Папирус. Монстр, чьё имя всегда ассоциируется со страданиями. Монстр, который безжалостно растоптал чужое доверие. Санс, не отошедший от морока сна, не в силах был увидеть, что перед ним вовсе не его брат. Разумом властвует паника. Страх не давал увидеть бросающееся в глаза оранжевое худи, он в противовес рисовал налитые кровью глаза, грубые черты лица, шрам над левой глазницей. Казалось бы ещё чуть-чуть и когтистая рука вцепится в шейные позвонки, ломая их. Ещё чуть-чуть и острая кость войдёт в его грудную клетку и проткнёт насквозь красное сердечко, уничтожит это жалкое хп. — Н-не надо… Пожалуйста, не надо… — против воли голос дрожит, отдавая хриплым отчаянием. Как и всё тело. Когтистая рука добралась хоть не до шеи, но до плеча, теребя. Сейчас его ударят, должны ударить. Будет больно. Пожалуйста, не надо! Он не подготовился морально! Он слишком расслабился! Он не вытерпит это сейчас, он может заплакать. Не сейчас, прошу. Не надо. Как же стыдно признать, он боится боли, до скрежета зубов боится столь привычного аспекта его жизни. И сейчас, ожившие картины страданий мельтешат перед глазами, скрывая в муках реальность. Но эта же боль и возвращает его в нее. Оплеуха. Санс никогда бы не подумал, что это очень действенное средство в таких ситуациях. Он, наконец-то, смог уловить суть событий. Правда ему не понравилась. Перед ним не его брат, это родственник того синего недоразумения, тоже Папирус. От этого как-то не легче, ведь кто-то видел его насколько слабым, паническая атака, как не вовремя ты проявила же себя. — Эй, парень, ты в порядке? Санс не удосужил его ответом. Холодные капли пота ещё сбегали с его лобной кости, а руки панически тряслись. Сейчас не время предаваться волнению и страху, он не наедине с собой в своей комнате. Какой-то монстр видел его слабым, это, как хороший стимул, отрезвляет и придаёт силы. — Отъебись или превратишься в пыль, — угроза, и в её доказательство острая кость грозно сверкнула в руке, переливаясь кровавыми потеками магии. Реакция последовала незамедлительно. — Воу-воу, чувак, полегче, — отстранился Папирус, руки шуточно подняты вверх на манер «сдаюсь», — я лишь хотел уточнить всё ли в порядке. Черные глазницы недоверчиво сощурились, а красные зрачки, выискивая ложь, прошлись по лицу своего оппонента. В ответ тот постарался придать себе наиболее беззаботный вид. На эту попытку Ред насмешливо фыркнул. Допустим. — Уточнил? А теперь свали нахер, — и не говоря больше ни слова, развернулся и пошел в сторону здания. Шагал он показательно медленно, будто бы его не сконфузило от появления ненужного свидетеля его слабости. Щебет птиц казалось бы поддерживал его, а тот самый утренний ветерок мягко обдувал его. Руки, сжатые в кулаки, покоились в карманах, зубы сомкнуты до скрежета, и крылья еле слушались, но он упорно не ускорялся. А белые зрачки Папируса всё прожигали спину взглядом, но их хозяин ничего не предпринимал. Ред уже хотел незаметно выдохнуть, но до него донеслась небрежно брошенная фраза: — Ты кричал. Всё. Фигурально всё накрыло пологом тишины, звуки пропали, а краски словно выкачали в районе пяти метров. Не успев подавить порыв, монстр нервно дёрнулся. Крылья подрагивают. Душа снова неровно бьется. Всё это с излишком выдает его под слишком уж проницательным взглядом для Папируса. Санс физически чувствует его между лопатками, так и хочется на инстинктах скинуть эти ощущения, будто лягушка на препарировании. Как же хорошо, что тот не видит из-за спины красные зрачки наполненные первобытным ужасом. Хочется кричать от своей удачливости, но он уже сделал это во сне. Результат не понравился. Хватит. Он и так ему уже слишком много показал, надо ответить как обычно в грубой форме, но ему страшно, страшно сказать что-либо против высокого скелета, что видится не иначе, как аналог брата, поэтому скелет может лишь молча уйти, сбегая как последний трус с поля боя. До особняка знаний Ред добрался на удивление спокойно, он думал Папирус остановит его, но тот этого не сделал. Вот теперь-то можно выдохнуть спокойно. На часах пол восьмого, а в голове полный фарш, похоже, уже пора выискивать кабинет. Как там говорится, да начнется ад? Ну что ж, пусть начинается, Сансу от этого ни горячо, ни холодно. Двери снова приветственно распахнулись без физической силы, но уже вовнутрь. Браво умеет же удивлять эта академия! Ещё пара таких трюков и Ред решит, что прийти учиться сюда не было уж настолько плохой идеей. Настроение вновь вернулось к утренней отметке, правда уже без следа сонливости. Двери закрылись, пряча в стенах небольшого скелета в черной куртке с пожелтевшим мехом.
А в этот момент медовые глаза с бурей неясных, даже для хозяина, эмоций смотрели неотрывно на почти сгоревший цветок красного мака.