***
Они выходят за ворота лишь тогда, когда солнце вступает в свои права и видимость становится более-менее сносной, оставляя лишь небольшие сгустки мрака на периферии: они с Намджуном решают организовать лишь небольшую вылазку сегодня и не углубляться далеко в дебри, где неизвестно, что может ожидать, и вернуться до наступления темноты. Юнги даже думает сначала о том, чтобы взять с собой лишь Хосока и Тэхёна, дабы отправиться втроём, оставив целителей на попечение Чонгука и лидера, но предложение встречает шквал сопротивления. Предсказуемо — от Чимина, в первую очередь, который неожиданно разъяряется настолько, что говорит много-много не очень приличных слов, а глаза его зелёным огнём зажигаются, и это выплюнутое ядом, озлобленное: «Ты, блять, без меня никуда не пойдёшь» заставляет заткнуться даже Тэ, что, наблюдая за подобной сценой с усмешкой, предсказуемо отпускал комментарии. Вторым выступил против Чонгук, склонив голову к плечу и мягко, коротко и ёмко заметив в очередной раз, что глупо разделяться в принципе, ибо как тем, кто собирается пойти в лес, может быть необходим целитель, так и тем, кто останется в доме, может понадобиться помощь. — За нами ведётся слежка и это очевидно, — добивает огневик своей логикой, рассеянным движением касаясь свежей, налитой кровью отметины на шее. — И мы не знаем, как много их там и насколько они сильны, а значит — не можем рисковать. Нужно держаться вместе. И с этим не согласиться крайне сложно, а спорить — бесполезно. — Если нам всё же нужно будет разделиться, то нужно соблюдать баланс сил, — тянет Намджун у самой опушки. — Хосок и я являем собой куда меньшую угрозу, чем Чонгук и Юнги, но, с другой стороны, Сокджин опытнее Чимина. Таким образом, предлагаю сформировать команды на крайний случай: я, Хосок и Сокджин и Юнги, Чимин, Тэхён и Чонгук, которому может быть сложно оперативно действовать в полевой ситуации в силу того, что его специализация — огонь, а мы, простите, в лесу. Постарайтесь придерживаться этой схемы в случае чего и ни в коем случае не разделяйтесь. Юнги молчит. Идёт неспешно рядом с Чимином, позволяет себе вольность, сжав его пальцы в своих. Нервничает немного, но не за себя — за него. Чимин, он, на самом деле, беззащитный очень, и столь трепетное отношение брюнета к этому юноше уже даже почти не пугает, но вызывает сладкую щемящую боль в груди. Такого, как Чимин, нужно беречь. Нужно любить. Страшно любить, если честно, особенно находясь в их блядских шкурах. — Держись меня, пожалуйста, — шепчет неслышно, повернув голову и встретившись взглядом с глазами, что полыхнули светло-зелёным. — Пообещай, что будешь. — Обещаю, — улыбается мягко, а потом оглядывается по сторонам, изучая, и бывший наследник династии Мин его винить не может абсолютно ни в чём, ибо вокруг действительно… красиво. И страшно в своей непредсказуемости. Но Юнги нравится эта прохладная тень, вековые деревья и обилие зелёного: как человек, привыкший жить среди камня, он невольно испытывает искреннее восхищение перед девственной природой. Была бы шляпа — снял бы непременно. Но шляпы нет, но есть рука Чимина, что сжимает его ладонь в нервном возбуждении, и в этот момент бойцу невольно приходит мысль о том, что целитель ведь толком и не видел ничего в своей жизни, а наиболее красочны те воспоминания, что жгут душу жестоким ударом кнута. Эта мысль озаряет внезапным лучом света, вызывает жжение в губах, что хотят потянуться за очередной порцией ласки, которой, кажется, всегда будет мало. Он так сильно хочет показать Чимину весь чёртов мир, открыть ему что-то новое, наблюдать каждую новую эмоцию и отголоски, что это, кажется, душит. Кажется, это любовь. Он не уверен до конца, но как же иначе? Если ты до последнего вздоха готов защищать кого-то, ставишь на кон то, что есть, а ведь в наличии совершенно немного: лишь собственная жалкая жизнь. Всё мировоззрение Юнги последние годы сосредотачивалось на жажде убийства, хотя, пожалуй, нет, это будет неверным определением. На необходимости убивать во имя цели, что перестала казаться великой, стоило этому мальчишке ворваться в его жизнь ещё один чёртов раз безвольным мешком на Арене. Юнги позволяет всем пройти чуть вперёд. Тормозит Чимина немного, сжимает крепче эти некрупные пальцы, ловит на себе чужое недоумение и даже не может сказать, что именно рвёт его душу на части: возможно, это действительно эффект необычной для него обстановки, но… — Чиминни… — выходит неожиданно, сипло и прямо в землю под ногами. Он видит недоумение юноши боковым зрением, не уверен, что подобрал нужный момент — это всё должно быть абсолютно не так. Но Юнги не знает, чем кончится эта вылазка. Юнги, кажется, не знает совершенно ничего, кроме одной маленькой истины, которую, собственно, и озвучивает негромко: — Я просто волнуюсь за тебя. Будь осторожен, хорошо? Ты самое важное, что есть у меня. От Чимина в ответ — прерывистый вздох вкупе с сжатой намертво ладонью. У Чимина на лице — миллион отголосков эмоций, что вызывают крайнюю степень смущения. Чимин в ответ замирает посреди скудной тропы, обнимает мёртвой хваткой, цепляется за плащ пальцами и шепчет в губы это своё глупое «хорошо». И, если быть честным, Мин Юнги в этот момент счастлив очень. Ему, на самом деле, сложно судить, поэтому он просто позволяет стиснуть себя в объятиях и заклеймить нежным, но крепким поцелуем. И он, право слово, сдаётся, теряет бдительность. Растворяется в этом ощущении чужих губ на своих, позволяет скользнуть в рот языком, провести самым кончиком по нёбу, немного сходит с ума от всепоглощающего чувства, что затапливает сознание до самых дальних уголков. И источник взрыва, прогремевшего по лесу, откровенно проёбывает. В глазах темно, в спине — боль. Оглушён на мгновение этой темнотой перед глазами, а в голове пульсирует лишь треклятое «Чимин, Чимин, Чимин». Юнги, кажется, больно. У Юнги, кажется, кровь течёт от корней волос к самому подбородку, обжигая кожу лица своей температурой, но тело реагирует раньше, чем разум, инстинктивно вскакивая на ноги и чувствуя толчки под ногами. Мир кружится перед глазами, заставляет сжать челюсти до боли и крошева, а инстинкты кричат об опасности. Вокруг — крики, несвязные стоны, что подтверждает незатейливый факт атаки, который застаёт врасплох, несмотря на высшую степень напряжения. Он, кажется, оглушён, ибо земля встаёт на дыбы, а чьи-то пальцы цепляются за ворот плаща, оттаскивают с криком: «Ты рехнулся, что ли?». Перед глазами — резкие всполохи света, и пустота образуется в голове, когда неожиданно всё становится на свои места и стихает. Юнги поворачивает голову медленно. Утирает кровь с лица, что вытягивается в недоумении, потому что перед ним, почему-то лишь бледный Чонгук, что смотрит испуганными чёрными глазами, а потом переводит взгляд куда-то за спину бойца и теряется в недоумении. Юнги оборачивается тут же и, не сиди он на прохладной земле, непременно бы медленно на неё опустился. Потому что впереди — лишь чаща с невнятной тропой, неясно, кем протоптанной, но больше — ничего. Ни Чимина с его мягкой улыбкой, ни Тэхёна с едкими комментариями, ни Намджуна с серьёзными глазами. Сокджин с его глупыми шутками тоже отсутствует, как и громкий Хосок. Никого. Только он, да Чонгук за спиной, что бросает в густой душный воздух простое человеческое: — Что за хуйня?.. И Юнги с ним вновь солидарен.***
— У нас нет выбора, — говорит негромко Намджун, оглядывая вокруг непроглядную чащу без намёка на тропу, по которой они шли. Отмахивается от какого-то особо бойко лезущего в лицо куста. — Нам нужно идти назад. — Может, «ау» покричать? — произносит негромко Хосок. — Вдруг?.. — Вдруг привлечём ещё больше внимания, — огрызается Сокджин беззлобно, чувствуя высшую степень нервного напряжения. Тишина вокруг давит на уши: даже птицы не поют, что является не очень хорошим знаком. — Остаётся надеяться, что они не разделились. Молчание давит хлеще тишины. Вынуждает отцепиться, наконец, от намджунова локтя, приложить пальцы к рассечённой брови Хосока и получить в ответ тихий вздох облегчения и короткое: «Спасибо, Джин». — Идти назад — неплохая идея, — тянет боец, повернув свою рыжую голову в сторону лидера. — Но вот только назад — это куда? Ты знаешь, где мы находимся? Не уверен. Не уверен, что ты понял, что это вообще было, ибо у меня перед глазами резко темно стало от резкой белой вспышки света, уши заложило намертво, а очнулся я уже здесь, с вами рядом. — Я видел людей, — негромко тянет Намджун, медленно обводя взглядом окрестности. — Человек пятнадцать, не меньше. И видел, что Чонгук их тоже заметил. Основной удар пришёлся на Юнги… — Будто они знали, кого первым нужно убрать, — это срывается с губ целителя раньше, чем он успевает прикусить язык, и порождает новый виток болезненной паузы, которую он считает в своём праве нарушить. — Но как? Что они использовали, эти люди? Пленённых энергетиков? Откуда они могут знать, что Юнги — это самый опасный для них член нашей команды? Они же из своего леса носа не кажут! — Не обязательно, — передёргивает плечами Хосок, наконец-то поднимаясь на ноги с твёрдой земли. — Вот, скажи мне, что ты успел заметить, Сокджин? — Я? Всё, — мрачно роняет тот в ответ, закусив губу. — С рук кого-то из них сорвалась белая вспышка, которая разорвалась на тысячу всплесков, и земля будто бы закачалась. Это было ярко, а ударной волной меня сбило с ног, но ничего, кроме падения, боли мне не причинило. Чимин тоже стоял смирно, не понимая, что происходит, а вот Чонгук успел отвернуться и бросился к Юнги, в которого прилетела одна из этих вспышек. Кажется, его били судороги, и… — и целитель в ужасе прикрывает рот руками. — Последнее, что я заметил перед тем, как меня ослепило белым — это был Тэхён, который рванул в сторону Чимина. Это всё. Очнулся я уже здесь. — У меня есть очень неприятное предположение, — роняет Намджун, нахмурившись. — Скорее всего, они разделились. Если Юнги и выжил, то он наверняка остался с Чонгуком, а Чимин — с Тэхёном. Худший расклад, мы в таких командах ещё никогда не работали. — Чимин вообще никогда не оказывался в полевых условиях! — успокойся, Сокджин, не кричи. Но не кричать не может, вцепляется в волосы пальцами, чувствуя в груди дыру, заполненную отчаянием: — Арена не в счёт! С ним всегда был Юнги, а Тэхён слаб в ближнем бою! — У Чимина есть образы, — напоминает лидер, осторожно касается его запястья, вынуждая руки упасть вдоль тела безвольными плетями. — И мы не знаем наверняка, вместе ли они все или по отдельности. Мы ещё даже не знаем, чего они хотят от нас. — А медведь мало сказал? — хмыкает молотоносец. — Давайте уже куда-нибудь пойдём, пожалуйста. Я не могу стоять на месте и не делать ничего, пока Юнги, возможно, умирает на руках Чонгука, а судьба Чимина с Тэхёном всё ещё остаётся неизвестной. — Надеюсь, Чонгуку хватит мозгов пустить вверх залп пламени, — дополняет целитель, кивая. — Ага, чтобы спалить всю округу, — и Намджун указывает пальцем вверх, вынуждая поднять голову и признать свою правоту: вековые деревья стоят столь плотно, что образуют этакий потолок из листьев со всполохами небесной голубизны. — Очень хочется верить, что мы выберемся отсюда до заката. — Ага, надейся, — мрачно бросает Хосок, внимательно изучая тёмную прохладу.***
Когда Тэхён открывает глаза, их обжигает острой болью — будто бы веки перцем засыпало. Стонет негромко, чувствуя гудение в голове, а потом осознаёт, что лежит ничком, и заставляет себя сесть, толком не видя ничего, смаргивая горячие слёзы, что устремляются к подбородку, и отплёвываясь комьями забившейся в рот земли. В ушах — неясный шум, не даёт сосредоточиться ни разу, понять, где находится. Его кренит вбок немного, но чья-то рука мягко подхватывает и прислоняет к чему-то жёсткому — в голове пробегает, по-лисьи взмахнув хвостом, мысль, что, кажется, это ствол дерева, но исчезает стремительно. Всё внимание сосредотачивается на мягких тёплых прикосновениях к векам и голове, приносящим облегчение, возвращая зрение и способность слышать. И когда он, наконец, оказывается способным открыть глаза, то видит перед собой взволнованное миловидное лицо Чимина, измазанное то ли сажей, то ли грязью, то ли хрен пойми, чем вообще. Целитель улыбается грустно, глаза, что горят зелёным, тухнут в привычный тёмно-карий, а с полных губ вырывается выдох. — Слава Всевышнему, ты живой. — А я, что, был на грани? — Тэхён утирает остатки слёз с лица, поспешно встаёт и присвистывает, осознавая, что ночь пришла, когда не ждали. — Мы в дерьме, да? — Абсолютном, — Чимин, сидя на корточках, поднимает на него светловолосую голову и вздыхает уже грустно, прерывисто: так мог бы вздыхать человек, который чётко осознал — спасения нет. Но Тэхён сегодня не собирается становиться кормом для… а, хуй его знает, что за дерьмо здесь обитает: психи-людоеды, крокодилы-переростки или ещё какая дичь, но, нет, в его планы не входит позволить себя сожрать. Поэтому оглядывает обступившие их деревья, прислушивается, отмечает отсутствие птичьего пения — знак, между прочим, не радужный, а потом протягивает целителю руку. Ладно, спасибо, что не Сокджин. У этого хотя бы можно попросить предоставить им Юнги, который не хуже телесного сможет надрать кому-нибудь зад. Чимин встаёт неловко, перепачканный с ног до головы, озирается. — Итак, мы одни, — говорит очевидное Тэхён. — Можешь считать это свиданием, крошка. Хочешь, покусаю твои честь и невинность? Секс на природе — это здорово. — Нельзя покусать то, чего нет, — бросает мрачно блондин, но ухмыляется — отлично, парень удивляет, не ударился в панику или суету. — А Юнги потом тебе откусит то, что останется. Когда мы встретимся, я ему расскажу. Тэхён смеётся — ему нравится этот оптимизм, приправленный надеждой на скорую встречу. Тэхёну, на самом деле, не весело ни хрена: в душе клубком нервов бьётся страх за остальных, а за Чонгука — особенно. Да и Юнги, их самый сильный боец и, простите боги, его друг всё же, что безвольной тушей отправился в долгий полёт куда-то назад по тропе, несколько заставляет нервничать. Поэтому Тэхён снова прислушивается. Задирает голову наверх, оглядывая кроны могучих деревьев, потом осматривает внимательно тьму меж стволами, и вздыхает тяжело. — Хочешь встретиться со своей горячо любимой поганкой, да? — А ты с Чонгуком не хочешь? — вскинув бровь, интересуется эта миловидная язва в ответ. — Я сейчас не об этом. Просто попроси своих друзей выйти на прогулку, а? — тянет, а боковым зрением видит быструю белую вспышку: — Потому что как только я кое-что скажу, нам может быть очень больно. Дважды просить не приходится: Чимин резко серьёзным становится, а за спиной у него возникают полупрозрачные Чонгук и Юнги. Отлично. — Что не так, Тэхён? На самом деле, всё не так. Всё совсем-совсем по пизде катится, видимо. Тэхён, знаете ли, очень устал. Тэхён чувствует вибрации энергии вокруг — сильной, чужой, и понимает, что ни хрена они не выстоят против тех, кто этот стрёмный лес знает также хорошо, как он — эрогенные зоны одного мальчика-огневика. Наизусть и с закрытыми глазами, то бишь. — Тебе с плохой новости начать, или с новости формата «всё пиздец»? — интересуется вежливо. У Чимина глаз дёргается, скорее всего, от желания хорошенько всечь по чьему-то прекрасному подбородку. — С плохой. — Кесес нас обманул. Это не люди, что убивают энергетиков, это, блять, энергетики. Ну, а полный пиздец заключается в том, что я не дилетант, ребята, — это он говорит уже куда громче: — Меня зовут Иллюзорный Тэхён, — делает паузу, пускает по телу волны силы, а заодно — материализует пару ножей в рукаве. — А это значит, что, да, я знаю, когда меня пытаются поймать в иллюзию. Например, как сейчас. И завеса ловушки падает, демонстрируя взору ни больше ни меньше — пятнадцать человек, что стоят полукругом и молча. Чимин вздрагивает крупно, крутит головой из стороны в сторону, а в руках бестелесного Чонгука появляется пламенный шар, ярко освещающий пространство на многие метры вокруг. Но они не нападут, Тэхён знает. Хотели бы убить — воспользовались бы шансом уже. Значит, им определённо что-то нужно. Поэтому он пользуется заминкой и обнаруживает, что всё ещё стоит на треклятой тропе, а не в лесной чаще, но никого из товарищей не видит. Убили? Утащили? Увели? Ушли сами? А потом наклоняет голову к плечу, улыбается широко, руки разводит, отмечая, как полыхнули рядом зелёным чужие глаза. Не делай глупостей, Чимин. Не будь таким же козлом, как твой самец. — Доброго дня, господа! — и цепляется взглядом за того, кто кажется ему наиболее авторитетным: рослого мускулистого энергетика с тёмной косой до пояса, оголённым торсом и мрачным взглядом. — За что ж вы нас так потрепали-то? — Вели Проводящему убрать своих стражей, — и мужчина, чей рычащий голос не терпит возражений, кивает подбородком на Чимина. — И тогда мы поговорим. — Чимин, будь так любезен, — и косится на целителя, чьи челюсти сжаты плотно. — Чимин, убери. — Я не собираюсь оставаться безоружным, — отрезает этот придурок, а бычье упрямство, очевидно, передаётся через секс, иначе у Тэхёна просто нет слов. — Ты можешь оставить одного, если так тебе будет спокойнее, — разрешает мужчина. — Не двух. И в ту же секунду Чонгук рассыпается на тысячи искр. Образ Юнги же остаётся на месте, смотрит мрачно, готовый отразить нападение в любую секунду. Запоздало в очаровательную голову иллюзиониста приходит мысль: а станут ли образы Чимина защищать и его тоже, в случае чего? Облизнув губы быстро, он поворачивается к, кажется, вождю этих дикарей, который, оказывается, смотрит на него в упор, не мигая, и явно дожидается зрительного контакта, ибо говорить начинает только после столкновения взглядами. — Объясни своему другу, что вам двоим ничего не грозит, пока вы не проявляете агрессии. Как, например, тот парень в чёрном, тень которого сейчас стоит прямо за ним. Или как парень в красных одеждах, которого ты, иллюзионист, так любишь. Тэхён, кажется, вздрагивает. Тэхёну, кажется, дают прямо под дых сильным точным ударом. Парень в чёрном у них определённо неадекватный элемент с переизбытком силы, но дипломатической недостаточностью, а парень в красных одеждах часто действует, не подумав. Но оба, кажется, живы, а вопросом, откуда этот парень знает о том, что испытывает человек, которого он видит впервые в жизни, по отношению к другому человеку, иллюзионист задастся чуть позже. — Вождь всё видит, — продолжает тот. — Видит, как сильно вы привязаны друг к другу, какими чувствами. А Хония видит, что вы действительно были обмануты вашим императором и посланы на смерть. Поэтому мы предлагаем вам просто сдаться и отправиться с нами, чтобы поговорить. Мы не тираны. Не изверги. Тэхён согласен. Тэхён очень рад, что его тельце сможет подышать чуточку больше, а мозгу даётся шанс немного разобраться, узнать, как обстоят дела и жив ли Чонгук и остальные. Тэхён руки в воздух поднимает, сдаваясь, но чертыхается, когда резкий голос Чимина снова звучит из-за спины: — Что с парнем в чёрном? Он жив? — Всё зависит от того, как он будет себя вести с вождём и Хонией, — и мужик медленно кивает головой. — Но не в наших интересах лишать его жизни. У тебя есть для него послание, Проводящий? То послание, что заставит его перестать биться диким псом и пойти туда, куда скажут? — Скажите им обоим, что Тэхён и Чимин живы и их жизням ничего не угрожает, — тянет юноша, снова позволяя себе прерывистый выдох. — Тогда они точно пойдут с вами. Мужчина кивает. А потом указывает на них молча, и Тэхён чувствует, как его руки заводят за спину и надёжно связывают.