Черно-серый вслед за концом света

Баки уснул под шепот Питера, а проснулся в полной тишине. Перевернувшись на спину, он открыл глаза и долго смотрел на серое небо. Ждал, что Питер заговорит. Но никто не прерывал тишину. Тогда Баки огляделся по сторонам и, к большому разочарованию, никого не обнаружил рядом. Никого не было видно на сотни метров вперед. Стоя на холме, Баки смотрел вниз, искал следы или намеки, но кругом не было ничего, кроме черно-серой травы и деревьев. Питер исчез, как будто превратившись в пепел. Остаться одному среди серости — его ночной кошмар. Одиночество — чертов монстр под кроватью, который, схватив за ноги раз, уже никогда не отпустит. Баки боялся его больше, чем смерти. Именно поэтому он не собирался сдаваться. Питер наверняка был где-то рядом, требовалось лишь найти его в этом черно-сером мире, среди сливавшихся друг с другом деревьев и травы. Баки спустился по узкой тропинке, которая на пару тонов отличалась от травы по цвету, и оглянулся назад. Тропинка оказалась девственно чистой, как будто ни одна душа не ступала на нее. И в этот момент, Баки почувствовал себя призраком. Сначала он пошел в левую сторону. Там стоял небольшой лес из елей и кедров. Путь к деревьям преграждал ряд распускающихся цветов. Белые, они слепили глаза, и Баки поспешил покинуть это место. Направившись в противоположную сторону, Баки думал о Питере, пытаясь понять, что могло приключиться с ним. Он никогда не пропадал, а ведь они жили в этом странном мире уже целую вечность. От волнения, бившегося в груди, становилось жарко, руки тряслись. Баки не испытывал ничего подобного уже давно. Погрузившись в свои мысли, он не заметил, как далеко ушел. Он зашел бы еще дальше, если бы вдруг не услышал надрывные рыдания, которые звучали так, как будто их хотели заглушить. Питер сидел возле широкого ручья, вытирал слезы рукавами своего костюма, опустив ноги в воду. Баки наблюдал за ним издалека, спрятался за ближайшим высоким деревом, чтобы ненароком не спугнуть. Быть может, подглядывать вот так было не совсем честно, но Баки как не хотел терять Питера из поля зрения, так и не хотел портить его идиллию. Если Питер был здесь один, значит так было нужно. Прежде Питер не казался ему таким маленьким и хрупким, каким он выглядел сейчас. Длинные пальцы, стройные ноги, обтянутые эластичной тканью, растрепанные волосы и, как думал Баки, красные от слез глаза. Только вот в этом мире не было красного цвета. Красный — цвет, который Баки никогда не забудет. Как Питер никогда не забудет цвет неба, что мерещится ему в глазах Барнса, стоит тому улыбнуться. Всхлипы то становились громче, то затихали. И каждый раз, когда тишина оказывалась слишком очевидной, Баки хотел сорваться к Питеру. Хотел заглушить его страдания, заставить улыбнуться, убрать слезы с его щек. Хотел защитить от всего, что свалилось на их голову. Для него это слишком сложное испытание. Питер наклонился к реке и опустил руки в воду. Умылся, что-то бормоча себе под нос. Баки наблюдал за ним пару часов, не меньше, но почему-то именно этот момент показался ему самым подходящим, чтобы выйти из своего укрытия. Тихими шагами Баки спустился к реке, нарочно задев попавшуюся по пути ветку, чтобы Питер обратил на него внимание. Послышался громкий, последний всхлип. Питер быстро утирал слезы со щек и исподлобья поглядывал на приближающегося к нему Баки. Он чувствовал, как сопли текут из носа, и проклинал себя за неумение сдерживать чувства. Когда Баки сел рядом, Питер первым делом попытался оправдаться. Он устал, серый цвет нагонял тоску, а жизнь казалась ненастоящей, подделкой с неправильной цветовой гаммой. Но Баки слушать не стал. Сначала он убрал челку за ухо, затем стер последние остатки слез. Смотрел на Питера так, словно видел его насквозь, знал каждую его мысль, даже самую сокровенную. Он улыбнулся. От улыбки вдруг стало тепло на душе. Питер глушил скулеж, вырывающийся из горла, не отводя взгляда. Руки Баки легли на плечи, и через секунду он притянул Пита к себе, обнял со всей искренностью, которая только была в нем. Питер неловко обвил руки вокруг его талии в ответ и, уткнувшись в плечо, начал что-то шептать. Он говорил, что устал прятать тревогу и волнение. Рассказал, как его убивает одиночество в те моменты, когда Баки спит и на их мир опускается тишина. Снова вспоминал тетю и жалел, что больше не сможет ступить на зеленую траву. — Я не хотел уходить, — шептал он почти над ухом. От его дыхания по телу прошлись мурашки. — И не хочу сейчас. Я не хочу умирать, боже, Баки. Я не хочу. — Ты не умрешь, — ответил Баки, немного отстраняясь, заглядывая в бесцветные темные глаза, — даю слово. И Баки знал, что сдержать это слово для него не стоит почти ничего. Только бы найти того, с кем договориться.