***
— Ты чего на палец смотришь?.. Его же не отрывали. Потом обработали всё-таки, сросся обратно. Сгибается, видишь. Не идеально, но в стрельбе не мешает. — Кажется, ты начал слишком издалека. — Я думал, тебе интересно всё. — Не настолько же всё! — Я не могу проскочить самое начало. Ты должен понять, что я пересёкся с ними совершенно случайно. Не схватили — я бы сегодня-завтра прибился к любой другой команде, лишь бы кормили.***
Капитан приводит его в маленькую столовую, немало удивляя скучающую за полными кружками пахучего варева парочку. Прогонять их не прогоняет — наоборот, оставляет сторожить, а сам уходит. Без разрешения капитана с Михаем никто не заговаривает, даже воды не допроситься. Хотя бы они перестают аппетитно хлебать из кружек и молча садятся наблюдать. Часов на виду нет, по внутреннему ощущению Михаю кажется, что капитан отсутствует слишком долго. Не час, поменьше, но всё равно долго. Мог бы и отправить кого-то, не капитанское дело самому по кораблю бегать. Возвращается он с пустыми руками. Или не совсем: карманы куртки раньше так не оттопыривались. Парочку отпускает сразу, а сам закапывается в ящик со столовыми приборами. От скуки Михай прикидывает, смог бы обезоружить его и сбежать… Наверное, смог бы. Из оружия на виду закреплённая на поясе рукоятка меча: пятьдесят на пятьдесят, что она активируется по отпечаткам пальцев. Зато сорвать легко. Как и браслет управления с худой руки — за браслет капитан будто беспокоится сильнее, то и дело подтягивает повыше, чтобы не свалился совсем. Михай уже подумывает поинтересоваться, не зря ли они сюда пришли, как капитан заканчивает греметь и достаёт из кармана консервную банку. Минута-другая скрежета, и на стол перед Михаем банка попадает уже вскрытой . Крышку капитан предусмотрительно забирает и выдаёт маленькую ложку. Ложку можно бы спрятать, заточить чем-нибудь, но Михай считает, что для самообороны потом найдёт что-нибудь получше. Ему не нужно знать язык, чтобы прочитать состав, картинка на этикетке говорит всё за себя. — Это же кошачья жратва, да?.. — И? Если голодаешь так, что готов продать свою задницу, то слопаешь и попросишь добавки. Михай протирает ложечку и ковыряет плотно сбитые волокнистые кусочки. Густой красный соус придаёт им вполне аппетитный вид. Главное — не думать о том, что здесь нарезано из потрохов, а что — собственно мясо. И надеяться, что оно проходило термообработку. Вроде должно же. Смотри-ка, а там не только мясо, ещё и чёрные семена какие-то. — Знаешь, — начинает он, прожевав первый кусочек, — почему, несмотря на репликаторы, первые поселенцы мучились с кормёжкой домашних животных? Зверушки привередливее нас. Если однажды попробовали настоящий корм, то от реплицированного воротят нос, хоть молекула в молекулу воспроизводи. Вот так и производят до сих пор консервы, груз — один из самых ценных. — Я знаю. Оставив попытку завязать разговор, Михай возвращается к еде. Капитан пристально наблюдает, словно повар, ждущий оценки безумного эксперимента. Михай на его месте тоже бы сгорал от любопытства: доест или не доест? Притворяется, что вкусно, или нет? Насчёт себя мог сказать точно — не притворяется. Как ни крути, но это было самое близкое к мясу — настоящему мясу! — что ему довелось есть в последние недели. — Давно репликатор сломался? — сочувствующе спрашивает Михай, отодвигая опустевшую жестянку. — Он работает, — мрачно отвечает капитан и закидывает ногу на ногу. Больше он ничего не добавляет. Михай пробует соскрести со дна остатки соуса, чтобы чем-то забить паузу. Пронаблюдав за его вознёй, капитан истолковывает по-своему и достаёт из другого кармана новую консервную банку с этикеткой того же цвета. — Хочешь ещё. — Это опять вопрос? Спасибо за щедрое предложение, но я не уверен, что проголодался настолько, чтобы съесть ещё одну. Давай не будем её вскрывать? — Михай продолжает постукивать по донышку своей банки, раздумывая, не вылизать ли её, раз ложка уже не помогает. Он почти не наврал: голод отступил, убиваться над второй порцией нет смысла, пока не грозят, что в следующий раз покормят нескоро. — Разве что ты хочешь поделить на двоих? Капитан молчит, и это молчание давит. Пусть Михай не чувствует опасности, но невозможность завязать беседу во время — да, именно так — обеда кажется неправильной. Разговор хотя бы отвлекает от попыток проверить, не отвалился ли мизинец. Доведут его до медблока наконец или нет? — Зверушки не умеют разговаривать, так, может, ты мне расскажешь, — спрашивает Михай совсем о другом. — В чём проблема с реплицированной едой? Вкус не тот, текстура? Структура?.. — Всё, — выплёвывает капитан и меняет ноги местами. — Можно перемолоть в фарш… С кормом иногда помогало. — Нет. — Ты здесь один так страдаешь, или есть собратья по несчастью? — Ты знаешь. — Мои наниматели не посветили в такие подробности, — притворно вздыхает Михай. — Видимо, считали, что не понадобится тебя кормить из репликатора. Он не пытается придать лжи правдоподобия и говорит первое, что приходит на ум, но опять попадает в цель: капитан удовлетворённо кивает. — Если я здесь надолго, — говорит Михай, — Надо прояснить один вопрос. Как к тебе обращаться-то? Команда так и зовёт тебя капитаном или есть другое? — Мне достаточно. — Нет, так дело не пойдёт, это же не имя. — Ты знаешь. Тебе сказали его. И я предпочту, чтобы меня так больше не называли. Михай делает пометку действительно не называть, если вдруг однажды выяснит имя — капитан слишком убедителен. — Ла-а-адно… Я заметил, что корабль называется «Саграда», так? — На самом деле не заметил, а сопоставил, о каком корабле ходили слухи на «Тарелке», что как-то странно сменился капитан. Но не говорить же напрямую — насторожится ещё. А плашки с названием по пути правда мелькали. — Значит, ты будешь Саградой. Не нравится — предлагай что-нибудь получше! — Если решил задержаться, — усмехается капитан, ничуть не возражая против нового имени, — поговорим, как будешь отрабатывать. — Чем примешь. За безопасность, еду и койку, я в принципе, могу всё… — Подойди. Саграда — раз других предложений по имени не поступило, пусть останется Саградой — указывает на пол справа от себя, и Михай молча подходит в ожидании других команд. Их не следует. Палец всё так же показывает вниз, намекая сесть. Непривычно Саграде смотреть снизу вверх, видать. — Почему ты такой до тошноты послушный, — ворчит Саграда. Ноги он сдвигает, поэтому Михай остаётся в недоумении, чего же от него добиваются. — Если нужно сыграть какую роль, ты дай знать, — подсказывает он. — Нет. Игры меня не интересуют. Я хочу видеть, что ты на самом деле чувствуешь. Но ты пустой. Почему. — Потому что я уже умер. Соратников я растерял, друзей не приобрёл. Всех мыслей о том, как бы прожить ещё день… «Почему я хочу жить? Потому что я — единственная память о том человеке, каким он был. Никто не знает его так же хорошо». Нет, не надо вываливать всё на первого встречного. Тем более Саграда не выглядит человеком, с которым можно вести разговор по душам. Михай не уверен, понимает ли тот хоть что-то из слов, вслушивается ли. — В общем, мне только и остаётся сбегать куда подальше и слоняться в поисках смысла жизни… Вроде бы ты не против оставить меня на корабле… понаблюдать, поразвлечься — без разницы. — То есть ты мне доверяешь? Саграда кладёт ладонь на лоб, и нажимом заставляет запрокинуть голову. «Совсем-совсем всё готов сделать?», — вспоминает Михай, и всё ещё не видит причин сопротивляться. Он не связан, он всегда успеет вырваться. Большие пальцы ложатся в уголки глаз, Михай непроизвольно жмурится. Пальцы давят сильнее. Не так сильно, чтобы выдавить глаза, но достаточно, чтобы непроизвольно податься назад. Саграда не препятствует и убирает ладони. Михай прячет облегчение в выдохе. — И правда доверяешь… — Саграда скучающе тычет в него носком сапога. — Не очень-то логично сначала кормить меня, а потом калечить. — Михай хочет поправить, что остаться без зрения в его планы, вообще-то, не входило, но передумывает. Если Саграда отличает рефлексы от сознательных действий, то это только на руку. — «Нелогично»! — Саграда по-человечески жизнерадостно смеётся, но потом резко меняет тон: — Я делаю то, что я хочу, и никакие правила негласные мне не указ. — Показывай тогда, на что ты способен. Саграда ободряюще улыбается, и его улыбка на мгновение даже выглядит ласковой. Он тянет за руку. Ту самую, со сломанным мизинцем. Михай уже и забыл о нём, но теперь искры боли возвращаются. А напоминать о перевязке, видимо, рано, раз от него ждут доказательств собственной полезности. Других подсказок по-прежнему не следует, поэтому Михай пользуется какой-никакой свободой действий. Если бы Саграда хотел от него интимной близости, наверняка намекнул бы пояснее. Значит, можно начать с чего попроще. Рубашка у него свободная, несмотря на то что остальная одежда сидит не по размеру. Михай заводит здоровую ладонь под ткань… пытается — потому что Саграда вжимается в спинку и поддаёт коленом. — Если боишься щекотки, предупреждай сразу… — как можно мягче укоряет Михай. — Или ты вообще прикосновений боишься? — Нет, — хмуро отвечает Саграда. — Тогда так: я могу тебя касаться? Если нет, то нам придётся отказаться от оплаты натурой. Простой вопрос приводит Саграду в замешательство. Михай не уверен, что это именно оно — кто знает, что там у Саграды в голове, — но предпочитает оперировать знакомыми терминами. Другие ответы выскакивали быстро, а сейчас будто он задал вопрос по важности на грани жизни и смерти. Наконец, Саграда растекается по сиденью, выплёвывая в пространство: «Можно». Расслабленности его хватает ненадолго: Михай чувствует под ладонью напряжённые мышцы, да и во взгляде светится всё тот же интерес исследователя. Но, если отрешиться от Саграды, то можно почти убедить себя, что это очередная интрижка на ночь. Ощущение живого тёплого тела под ладонями в иной обстановке свело бы с ума, но сейчас вызывает чувство уязвимости. И не собственной. — Обе руки тогда используй! — Саграда нетерпеливо подтягивает вторую за распухший мизинец. — Или всё-таки болит? — Болит, — безразлично соглашается Михай. — Врёшь. Не чувствуешь ты ничего. — Я так с самого начала говорил… Повреждённой руке отбило чувствительность. Михай предпочитает не спорить в расчёте, что его отведут в медблок, едва Саграда наконец получит желаемое. Что именно? Он больше ни единой эмоцией не выдаёт, раздражают или прикосновения или, наоборот, одних их слишком мало. До сих пор Михай считал, что разговаривая, наблюдая за поведением других и общением с окружающими, он может понять о человеке многое. Саграда дал ему всё — и по-прежнему остаётся загадкой. Да они друг для друга «пустые»! — Поцеловать тебя можно? — наобум спрашивает Михай. — Если ты молчишь, значит, будет «да». Михай приобнимает его за плечи, стараясь не давить на сломанный палец, и касается губ. Разумеется, Саграда на поцелуй не отвечает, лишь немного наклоняет. С запозданием Михай осознаёт, что жест может быть воспринят двояко. Но не был. — А тебе не страшно? Вдруг я пользуюсь моментом, чтобы подобраться поближе и… — решает уточнить Михай. — Нет. Тем, кто тебя прислал, я нужен только живым. — Ты мог ошибиться, и на самом деле тебя заказал кто-то другой. — А другим до меня нет дела…***
— А говорил, поставили выбор: или выкинут, или ложишься под Саграду. — Технически, это оно и было. Я не хотел вдаваться в подробности. Поселили меня в карцере типа того, что ты сорганизовал. Или не карцер — там целое окно было в соседнюю комнату. Может, допросная. Наверняка допросная, стекло бронированное было. Места немного, спать на матрасе, еда раз в сутки, два — по настроению… всё лучше, чем дрыхнуть на раздолбанном диване в баре, куда тебя пустили на пару часов за отсос. — Знаешь, не все вопросы, наверное, надо решать сексом… — Ой ли? Напомни, как ты убедил Шарлин, что сгодишься на всякую непыльную работёнку, не надо тебя расстреливать или что они там с чужими дезертирами делают? — У тебя с печенья капает. Если макаешь, так хоть держи над кружкой. — И всё-таки? — Честно? Не помню, кому из нас первому стукнула в голову та идея. Главное, что мы остались друг другом довольны и несколько лет сотрудничали… Не уходи от вопроса. То есть ты правда платил Саграде за еду сексом? — Иногда. Когда ему казалось, будто он понял, что со мной делать. Он знает, что секс под принуждением, мягко говоря, неприятен, но этим его опыт ограничивался. — Василиса говорила, что продала его на корабль. Значит, прав у него особо не было, могли и… — Возможно. Я не спрашивал. В любом случае не уверен, что его мозг зарегистрировал бы изнасилование, как нечто значительное. Ну, ты дальше поймёшь. Если что и случилось, то он успокоился, едва прибил обидчиков. — Почему именно «прибил»? — Потому что это единственный понятный ему способ решать проблемы. — Тебя-то он не тронул. — Я и не был тогда «проблемой».***
Михай просыпается от настойчивых тычков в бок и ничуть не удивляется, когда, разлепив глаза, видит склонившегося Саграду. — Встава-а-ай, я придумал, тебе занятие. — Если там нужно соображать, подожди, пожалуйста, пару минут, пока я проснусь. Саграда не даёт ему протереть глаза и цепляет на запястье кольцо. Второе — на другую руку. Кольца намертво примагничиваются друг к другу, стоит ему свести запястья. — Ничего не надо думать! Посидишь рядом, пока я договариваюсь. Иначе я ему шею сверну... — он хорошо держится, но под конец всё-таки сваливается в глухое рычание. — Так не разговаривай сам с теми, кто тебя раздражает. Делайлу отправь, она молоток. — Он требует капитана. И у него хорошие связи. Ты советовал нарабатывать связи. Искать тех, с кем можно меняться. — В Серой зоне толпа людей, найдёшь кого-нибудь, кто тебя не так сильно бесит... Меня ведь нашёл. Саграда сгребает его за запястья и подтягивает вплотную. — Я тебе рот заткну. Я не за советами пришёл. — Отлично! Ещё глаза завяжи, и цепь найди, у тебя вроде была, я с прошлого раза запомнил. — Зачем? — Сам подумай, как на важных переговорах к постороннему отнесёшься? А если он связан по рукам и ногам и ничего не может увидеть? Вот то-то же! — Ты странный... Не хочешь, чтобы он тебя узнал, что ли? Вероятность того, что Саграда вышел на кого-то с Энхо и этот кто-то признает косу, ничтожно мала, но Михай решает не разубеждать его. Саграда не вникает в сложные объяснения. Или притворяется, что не вникает, — крайне умело, в таком случае. Разумеется, Михай бы предпочёл видеть, с кем он там договаривается. Жесты и мимика передают половину информации. Но и голос тоже не последнюю роль играет. Особенно такой: дрожащий, запинающийся. Замечает ли Саграда? Возможно, нет. Куда больше его бесит подчёркнутый сирианский акцент гостя. Ещё бы не бесило — ребята с Новой Терры всегда славились презрением к тому, что отличалось от ими же установленной якобы нейтральной нормы. Ногти вонзаются Михаю в плечо всякий раз, когда Саграда слышит неправильный звук. Всякий раз. Бесится от какого-то произношения, и в упор не видит, как его водят за нос… — Наебёт, — уверенно говорит Михай, едва они остаются наедине, и его освобождают от кляпа. — Ты бы там поосторожнее. — Узнал? — Я не так долго по «Тарелке» шатался, чтобы разнюхать всё про каждого. Скорее всего, он никто. — Тогда зачем осторожничать? — Этот непонятный. И он пришёл в первую очередь наебать, твоя помощь его мало интересует. Он запинался абсолютно всегда, когда ты расспрашивал о маршруте. Думал, что акцентом скроет, но нет, координаты места встречи чётко назвал. — Смотри-ка, всё учли… — бормочет Саграда. Всё равно не скажет, что такое опять навоображал, поэтому Михай даже не уточняет. — Я и говорю: будь аккуратнее. Или возьми меня с собой, если вы там снова переговариваться будете. В крайнем случае в бою тоже помогу. — Нет, — отвечает Саграда. Он отводит Михая обратно в камеру, так и не поддавшись на уговоры взять с собой, и пропадает надолго. Команда не делится координатами, поэтому Михай не представляет, как в скольких прыжках они от системы, куда заманивают Саграду. И поведёт ли он туда сам крейсер или предпочтёт взять боевые катера полегче — задание-то не выглядело слишком сложным. Будь сломано экранирование, Михай бы ощутил каждый прыжок и хотя бы убедился, что Саграда отправился во всеоружии. Остаётся только ждать. Еда хотя бы стабильно появляется под дверью, и на том спасибо. Когда, проснувшись, Михай однажды не обнаруживает новой тарелки, то поначалу списывает на сбой в своём режиме дня. Когда на корабле наступает ночь, а Саграда так и не присылает никого с кормёжкой, закрадываются опасения: что-то случилось. Михай рационально откидывает самые плохие варианты: на корабле не звучала тревога, значит, он не пострадал в бою и не был захвачен. Это не отвечает на вопрос, что с Саградой. Конечно, ему внезапно могло стать не до пленника, но мог и сгинуть в ловушке, не вняв предостережениям. Прежде чем Михай поддаётся тревоге настолько, чтобы прикинуть, как долго сможет растягивать остатки вчерашнего ужина, к нему заваливается Хамза. Настолько неожиданно, что Михай не успевает воспользоваться той парой секунд, что требуются на блокировку двери. Саграда-то в себе уверен — дверь в камеру не блокирует, только вторую, из смежного отсека в коридор. Но он и браслет управления всегда оставляет снаружи — боится, что сорвут с тонкого запястья. — Капитан просил передать. Чтобы ты не скучал, — Хамза не без отвращения плюхает на пол пакет с едой и лёгким пинком направляет в угол. Этим он не ограничивается и достаёт прямоугольную штуку, в которой Михай с удивлением узнаёт допотопный интерфейс доступа к сети. В сеть его вряд ли пустят, но как читалка сойдёт. Он тянется забрать неожиданный подарок, но Хамза отдёргивает руку. — Э, нет, заслужи сначала. — Тебя «просили передать». — Должен же я тоже с этого что-то поиметь, нет? — Тогда… забирай. Подожду, пока Саграда вернётся. Сам отдаст, если он в самом деле прислал. Я не настолько подыхаю от скуки, чтобы трахаться за подарки. — Чё? — Хамза смотрит на пакет с едой в углу, явно сожалея, что уже не получится выхватить его и выбежать из камеры. — А если бы я жрачку тебе так предложил, ты бы тоже заартачился? — Мы с вашим капитаном условились, что я готов работать за еду, но чтобы делить меня с командой уговора не было, — пожимает плечами Михай. — Больно умный нашёлся! — верещит Хамза и тянется к поясу. Михай ожидал удара, но кулаком. Когда жужжит лазерный клинок и правая щека в мгновение становится горячей, он немного удивляется. Слюна обретает железный привкус, мерещится запах горелого мяса. Но Хамза выжидающе замирает, будто удивившись результату, что не получается даже испугаться. — Вот зачем ты это сделал? — Михай хватается за обожжённую скулу, с трудом удерживаясь, чтобы не лизнуть рану изнутри. — Ваш капитан вернётся и сразу поймёт, что ты ко мне влез без разрешения. Против ожидания его подколка вызывает у Хамзы не ответную агрессию, а неподдельную панику. — Да ты ёбнутый… Как тебе не больно вообще? — выдавливает он, пятясь прочь из камеры. Заблокировать дверь, однако, не забывает. Михай готовится проспать всю ночь на спине, лишь бы не лечь случайно на ожог, но, оказывается, Хамза воспринял его слова более чем серьёзно. Он возвращается вместе с сестрой и Мэг, покорно бормоча что-то про «оторвут голову»…***
— Когда я просил рассказать про Саграду всё, я не имел в виду, что мне интересны все мелкие подробности стычек с командой. — Это тоже важно. Так я тихо прикарманил нож, пока они искали, от какой замазки не останется следов. — Нож? — Наверное, не совсем нож. Скальпель это вроде называется? Вот его. — Не очень-то много. — Мне бы хватило. В сопротивлении быстро учишься превращать в оружие что угодно. Я могу порезать листом бумаги, но, сам понимаешь, там, где её много, люди обычно ходят одетыми. — То есть ты ждал, пока Саграда затащит тебя в постель, а рядом окажется стопка бумаги? — Всё вышло проще. Намного проще.***
Саграда возвращается спустя две смены дня и ночи на корабле. Его топот эхом раздаются в отсеке, кажется, даже бронированное стекло отзывается дребезжанием. Михай видит, как открывается дверь, а браслет управления отлетает от стекла на пол. — Ты в порядке? — интересуется Михай, и больше ничего не успевает спросить, потому что Саграда впечатывает его в переборку. — Ты знал! — О чём ты?! — Ты знал, кто это. По голосу узнал, да? — Что не так? — хрипит Михай, пытаясь нащупать ногами пол. Понимания от Саграды он не ждёт, но даже до того доходит, что ответы удобнее получать, когда жертва может говорить. Ступни наконец находят твёрдую опору, но шею по-прежнему сдавливает стянутая одежда. — Да не знаю я, кто это! С чего ты взял? — Вы все вместе работаете. Ты не справился, прислали нового. — Но я же предупредил! Об опасности! — Чтобы устранить конкурента. Ты ближе всех ко мне пока подобрался. Кто тебя нанял? Кто сказал, как себя вести, чтобы я не прихлопнул тебя сразу же! Имя! Внешность! Место! Что угодно. Я должен знать, как они на меня вышли. — Да кто?! — Михай пытается ослабить хватку на воротнике, но другой рукой уже нащупывает скальпель. Тонкую куртку пробить-то можно, но во что целиться… — Ты пустой. Ты хоть иногда что-то чувствуешь? — хмуро говорит Саграда и сам отпускает его. — Или в самом деле резать тебя, пока не заорёшь?.. Саграда тянется к висящей на поясе рукоятке ножа, и тогда Михай чётко видит цель. Скальпель вонзается в ладонь, Саграда роняет оружие, не успев включить. Ни на что не надеясь, Михай подхватывает рукоятку больше машинально, но, отпрыгнув к выходу, понимает, что оружие не завязано на отпечатки, — блёклый клинок активируется от робкого прикосновения. Осмелев, Михай бросается к открытой двери. Широкими взмахами он заставляет Саграду отступить вглубь камеры, и ухитряется немного задеть: клинок вспарывает рубашку и оставляет длинный ожог на груди. Саграда-то боль чувствует, она на мгновение приводит его в замешательство. Михай подхватывает браслет — как вернуть силовое поле и не сломать ничего? Повтор последних команд — оно. Команда на отключение работает и в обратную сторону: дверь закрывается, не давая Саграде выскочить за ним. Ноги подкашиваются, Михай падает на пол, но отдыхает недолго. Он поднимается проверить выход в коридор и удостоверяется, что красный квадрат не врёт: Саграда заблокировал внешнюю дверь ещё когда пришёл его проведать. Из камеры доносится скрежет и шорох. Михай оборачивается, сжимая включённый нож, но опускает, не видя в нём необходимости. Саграда мечется в комнатушке, безуспешно пытаясь выбраться. Вдруг он копается в карманах и что-то находит. Другой резак. Яркий всполох расчерчивает окно, заставляя зажмуриться. Стекло выдерживает. Стенка тоже. Хвалёные сирианские технологии. А на корабле Содружества, скорее всего, расплавилось бы — там считали, что незачем делать корабль неубиваемым, если достаточно обвешать оружием помощнее. Саграда смотрит на недосягаемый браслет управления и глухо рычит. — Напугал же ты меня… — говорит Михай. Звукоизоляции нет, они друг друга прекрасно услышат. — Тебе не страшно. Ты врёшь, — бросает Саграда, продолжая яростно мерить шагами комнату. — Я лучше, наверное, знаю, что чувствую. Так вот: я испугался, что ты проломишь мне череп. Или расчленишь на куски. Доволен? — Меня ты не боишься. Михай захотел было возразить, но понял, что в чём-то Саграда прав. С чего его бояться сейчас? Вот если бы скальпель выскочил из рук, если бы в браслете стояла хоть какая-то защита, если бы… А, ладно. Михай опускается на пол, зябко обхватив голые плечи. — Тебе холодно, — немедленно комментирует Саграда. — Я, конечно, мог бы тебя выпустить и попросить твою куртку, но, боюсь, для меня это закончится печально. Так что потерплю как-нибудь. — То есть тебе холодно. — Так сначала это был вопрос? Саграда, нам работать и работать над твоими интонациями! Чёрный вихрь не реагирует на замечание и мечется туда-сюда. — И всё-таки, что тебе со мной не так? — спрашивает Михай. — Ты знаешь. Тебе рассказали всё, чтобы ты мог меня найти. — Хорошо. Будем по-твоему. Сначала я должен убедиться, что не перепутал тебя с другим человеком. В Серой зоне, знаешь ли, в кого ни ткни, его кто-то да ищет, а мне точной наводки на твою внешность не давали. Представляешь? На твою-то! — Сорок один, — выплёвывает вихрь, расхаживая взад-вперёд. — Очень приятно, а я ноль без палочки. Вихрь останавливается. Бездна всматривается в Михая, и от неё невозможно отвести глаз. — Ты… ты слишком умный, чтобы так тупо прикидываться идиотом. — Мне сказали найти, я искал. Я не обязан знать, что у тебя там за семейная драма, ссора с друзьями, проблемы на работе, скелеты из прошлого… — Ты знаешь, что дело в семье. Но тебе не сказали номер. — Какой номер? — не находится сразу с ответом Михай и решает прибегнуть к последнему средству. — Я не из Протектората, я не в курсе ваших заморочек! И политики! Михай бросается словами наугад, но по реакции видит, когда попадает в цель, — Саграда не прилагает усилий, чтобы следить за мимикой. А что не вписывается в его теорию, игнорирует, считая, будто его водят за нос. — У кого власть, ты знаешь? Все знают ради собственной безопасности. — Спроси что-нибудь полегче. Я в вашу систему вообще не врубился. У Содружества всё проще, знаешь? Пять крупных планет правят всеми. Всё. — У нас меньше. — А-а-а, ты неофициальную имеешь в виду. Про этих я слышал. Мюрхеды на оружии, Корреа по науке, Виджая подбирают остатки. — Сколько Корреа? — Ты по тесту на гражданство шпаришь, что ли? Откуда мне знать! Шестеро их вроде или семеро. — Не сейчас. Вообще. В поколениях. Михай понимает, к чему он клонит. И не понимает. Всем известно, что Корреа бесполые и связаны коллективным разумом. Их подгоняют под какой-то свой стандарт красоты. А Саграда — человек как человек, только высоковат, да c характером не повезло. Михай именно так и говорит. — Нет. — Саграда снова буравит взглядом. — Мы рождаемся как обычные люди. И живём, учимся, как обычные. До поры. Отрезать ненужное и подправить проще, чем с нуля сочинять новый вид. Так объясняла та, что с нами работала. Я знаю, я спрашивал. Его идеальное произношение сбоит на множественном числе, последние фразы он выдавливает с облегчением. — Повезло, что она забыла тебе встроить абсолютную лояльность, — пытается разрядить обстановку Михай, но вместо этого Саграда нездорово оживляется. — Да. Поэтому мы с тобой-то и разговариваем! Здесь. И сейчас. Всегда! Я не собираюсь сливаться в экстазе с чужими мозгами, потому что за меня так решили. Я сам разберусь. Попытаешься меня вернуть — ты труп! Саграда вонзает пальцы в бронированное стекло, и на мгновение кажется, будто вот-вот прорвёт его. Обман зрения, оптическое искажение. Обманчиво тонкая преграда побеждает, ему остаётся вновь срывать злость на матрасе. — Ты боишься? — наугад спрашивает Михай. — Тебя? Не-е-ет, — Саграда хохочет от самой мысли. «А тех, кто тебя прислал, — да», — достраивает невысказанное Михай, однако вслух облегчённо произносит: — Значит, мы всё ещё можем договориться. — И что ты предлагаешь? — Объединиться. Помогу тебе, чем сумею. Саграда не опускается до ответа и заходится истерическим смехом, чуть не ударяясь об переборку. — Если есть другие предложения, я внимательно выслушаю, — смиренно говорит Михай. — Или собираешься сидеть в своей летучей крепости, пока против тебя не отправят половину флота? А они рано или поздно отправят, если ты им настолько важен. Только чем? Устранить, потому что много знаешь? Нет-нет, я вспомнил: тебя хотят вернуть живым. Что тогда? Мозги? Органы? Тело целиком? — Откуда ты столько знаешь… — раздосадовано бросает Саграда. — Кажется, ты в любом случае нежилец. — Именно. Мне некуда больше идти, я провалил задание. Теперь я ищу защиты, а ты способен её обеспечить. Всего-то нужно, чтобы Корреа потеряли к тебе интерес.***
— Почему он тебе доверился? Я бы на его месте решил, что ты выманиваешь к Корреа. — Нетрудно изобразить, как неохота встречаться с теми, с кем я действительно предпочёл бы не иметь дела. — А почему ты ему поверил? Он мог врать, он мог чокнуться на почве преследования. — Он не производит впечатления параноика. Человека, который вбил себе идею и подгоняет под неё факты, — да, но не параноика. — Тем не менее ты не мог проверить его слова. — Сам — не мог. Но он провёл меня туда, куда может попасть только Корреа. И та, кого мы встретили, общалась с ним, как с Корреа.***
Столица Цетинни утопала в утренней дымке. С высоты двадцатого этажа видно, как на главный пляж постепенно стекались люди. Деклан от скуки подсчитывал копошащиеся внизу точки и засекал время. В среднем десятку человек в минуту. Если темп сохранится и никто не уйдёт, то через полтора часа пляж заполнится. Тогда те, кто не захочет ждать, будут вынуждены уйти на соседние. Ничем не хуже на самом деле, просто поменьше и расположены менее удобно. Корреа примут его раньше, чем он застанет перераспределение потоков. Скрыть цель визита на Цетинни стоило некоторых усилий. В начальстве, конечно, знают — без их запроса не добиться встречи с Корреа. Кабан поймёт пункт назначения, но не сделает выводов. Для остальных его поездка — обычный отпуск, и некому больше рассказать, что для Висельника лучший отпуск — это работа в одиночку. Совсем некому. Все сгинули на инопланетном объекте в операции, успех которой Регент оценивал в девяносто процентов. И в пятьдесят один — с допустимыми потерями в случае форс-мажора. Размахивая такими числами и аналитикой на дюжину экранов, нетрудно выбить отряд, усиленный элитой особого отдела. Регент, должно быть, сильно удивился, когда попал в «допустимые потери». Может быть, даже успел обидеться. С его предшественником работать было куда надёжнее — тот учитывал все риски вплоть до взрыва сверхновой в ближайший год. Совершил лишь одну ошибку: не придал значения тому, как один из подопечных рвался на его место. Потому что никто не задумался, будто кто-то жаждет делить свою голову ещё с тремя, не имея к тому предрасположенности. О, на что только люди не готовы ради единственной возможности продвинуться по службе! Комиссия постановила, что с предшественником Регента произошёл несчастный случай. Деклан пытался найти опровержение, но не преуспел, чему, однако, не очень удивился. Не умеешь убедительно подстроить несчастный случай — тебе нечего делать в верхушке особого отдела. — Вас готовы принять, — прошелестел механический голос со всех сторон сразу. Деклан обернулся к пустому залу. Неспешно, и не зря: никто ещё не готов, его всего лишь предупредили. Блёклые огоньки бегали в пространстве по блокам невидимых кресел, а наномашины спешили за ними, печатая плотную структуру. К окончанию их работы, ровно две с половиной минуты, противоположную стену расчертили светлые линии, и вошли Корреа. Одна оболочка — шестеро внимающих разумов внутри, по числу сияющих кристаллов на открытой груди. Когда-то Деклан интересовался, закреплён ли за каждым членом клана свой кристалл, но пришёл к выводу, что это не имеет значения. Корреа едины. Незначительные отличия, обусловленные узкой специализацией, не проявляются в диалоге с внешним собеседником. Но то, сколько из них снизошло до присутствия «лично», — показатель важности дела. Хрупкая оболочка, вероятнее всего, изначально была женским телом. Или мужским, но тогда его рост рано замедлили и обтесали до андрогинного вида. Сколько десятилетий прошло, а им до сих пор проще использовать человеческие гены, чем выводить новый вид. Сорок два — одна из самых новых. Более свежие в большой мир пока не выпускали. Если они есть вообще. Должны быть. Где-то в глубине освоенного космоса — быть может, и не на территории Протектората — наверняка форсируют развитие очередной оболочки в запас утраченной в покушении несколько лет назад. Форсирование двоих за последнее десятилетие — многовато даже для Корреа. Оболочка уселась в кресло, ни одним движением не выдавая своей инаковости. Деклан остался стоять, оперевшись на подлокотник. Специального приглашения не последовало. — Нам сообщили, что особый отдел хотел бы обсудить будущее проекта «Розетта», — перешли Корреа сразу к делу. — И не только. Впрочем, второй вопрос косвенно с этим проектом связан. Меня интересует Сорок один, в настоящее время более известный как Саграда. — Мы не знаем такого человека. — Разумеется. Корреа не может быть самостоятельной личностью. Поэтому вы уничтожили все документы, подтверждающие его существование. Кроме тех, что сохранились в распоряжении спецслужб. Вопрос в том, почему вы это сделали… — Это допрос? Мы не имеем желания продолжать разговор. — Пока что не допрос. Однако, поскольку это дело крайней государственной важности, мне не составит труда получить ордер на арест, если вы откажетесь отвечать сейчас. Тогда это будет допрос. Тогда любой отказ отвечать будет воспринят как измена. Оболочка засмеялась. Расхохоталась. Совсем неподобающе статусу фыркнула, сорвавшись в мерзкое хихиканье. Смех слился в какофонию звуков и оборвался, не дойдя до кульминации. — Вы угрожаете нам, офицер? — Ничуть. Наоборот, я надеюсь на плодотворное сотрудничество, если вы любезно поделитесь подробностями. Пауза. Коллективному разуму не нужно много времени, чтобы прийти к единому решению. Но сейчас Деклан смел надеяться, что поставил их перед сложным выбором. — Допустим, мы готовы рассмотреть такой вариант. Для начала нам нужны гарантии конфиденциальности. — Кроме меня, сейчас действует всего один инициированный. Мы находимся на достаточном расстоянии, чтобы не подвергаться полной синхронизации. — Мы проверили. Вы говорите правду, офицер. Мы можем продолжить. Всё-таки гениальной была идея под предлогом усиления охраны отправить Кабана на военно-промышленный форум в другом конце Протектората. Корреа пусть и не участвуют напрямую, но не могут пропустить такое событие. — Превосходно. Для начала я должен убедиться, что нам известно одно и то же. Человек, в настоящее время известный как Саграда, — бракованная оболочка? — Любопытный термин. Но можно сказать так. — Вы не пытались его вернуть и уничтожить. — Сейчас мы не заинтересованы в этом. — Но были? И прекратили поиски потому, что проявился «брак»? — Мы подозреваем, что вам уже известно многое, офицер. — Не совсем. Мне не хватает информации. Например, каковы верхняя и нижняя границы возраста, при котором осуществляется подключение оболочки? — Это конфиденциальные сведения. — Я могу заверить, что они не уйдут дальше этих стен. Если вы сомневаетесь в моей надёжности, то скажите, чем я могу её подтвердить. — Мы назовём цену в финале, офицер. Мы уверены, вы в состоянии её заплатить. Границ нет. Однако мы предпочитаем подключение стабильной личности в возрасте от двадцати лет. До того момента она существует автономно. Верхней границы нет. — Иными словами, он не смог бы переждать, пока вы потеряете к нему интерес из-за старости? — Верно. Деклан опустился в предложенное кресло и откинулся на спинку. Корреа не торопили, но он не стал испытывать их терпение слишком долго. Перебрать запасные варианты было делом недолгим. — Значит, он сделал своё тело непригодным к подключению. И вы об этом узнали, когда наконец столкнулись с ним лично. — Нет. Нам сообщил человек, которому можно доверять. — Насколько можно? — Тот человек провёл операцию. — Вот как… У вас по-прежнему есть с ним контакт? С ней? — Ещё один маленький крючок, чтобы они поняли, насколько бесполезно утаивать от него не столь сведения. — Да. Мы не хотим его раскрывать без необходимости. — Тогда я попробую убедить. Человек, известный сейчас как Саграда, зашёл в грот. Вышел живым. Вы можете возразить, что грот находился в спящем режиме, ведь ещё недавно он был неактивен. Однако мы получили подтверждение. Человек, известный как Саграда, активировал грот и стал ключом от Неро. — Вы предлагаете возобновить на него охоту? Мы не хотим растрачивать силы попусту, офицер. У нас другое предложение. — Иными словами — ваша цена за информацию?.. — Мы нанимаем вас. Нашим личным телохранителем. С этого дня вы оставляете свои обязанности под предлогом бессрочного отпуска ввиду недокомплекта инициированных. Все сведения, которые вы получите в процессе, проходят под привычным вам грифом секретности. То есть максимальным. — Что делать со связью? — Мы полагаем, вы будете честны и предупредите нас, если находитесь в зоне полной синхронизации с вашим единственным живым коллегой. А мы — проверим вашу работу своими методами. — Я согласен с условиями. Что-нибудь ещё? — Вы можете идти. У выхода его всё же окликнули. Кто-то проявил индивидуальность. Кому-то стало любопытно, а остальные разрешили спросить. Деклан и не надеялся, что они заинтересуются. — Как вы догадались? В распоряжении спецслужб нет документов, по которым можно сделать однозначные выводы. — Я понял сразу же, стоило мне поговорить с ним. Вы очень похожи. Однако, что для меня исчерпывающее доказательство, то не всегда убедительно для других. Я должен был собрать больше фактов, которые сложно оспорить. Впрочем, это несложно, когда известен ответ. Человек, известный как Саграда, невероятно дотошен в том, чтобы не причинять вам неудобств. — Именно. Он выполняет выставленные ему условия. — А вы — создаёте сложности конкурентам его руками? — Помните, что вы обещали конфиденциальность информации, офицер.