Dreams

      Если с учителями проблемы были решены, то не знал что делать с одноклассниками. Пока занял выжидательную позицию и как паучок из темного угла наблюдал за всеми. Сближение со сверстниками легко получается в процессе какой-то общей деятельности, основанной на общем интересе, или же на соучастие в каком-либо событии. Выдвигаться пока на общественные роли интереса не было, запрягут не отбрыкаешься, а вот попытаться побыть в центре истории, наверное, стоило. Не зря говорят, что в жизни место подвигу всегда есть, вот только нужно держаться подальше от таких мест. В моем же случае все было до-наоборот. Я выжидал и дождался. Первая суббота октября- день Учителя. На этот праздник нас всем классом в добровольно-принудительном порядке отправили в кинотеатр. Должны были показывать старое кино, которое уже было просмотрено-пересмотрено не один раз, а потому я просто скучал и разглядывал окружающих.       В кинотеатр нагнали учащихся трех школ, мальчишки, в основном, пытались улизнуть до входа в кинозал, отпрашивались в туалет и не возвращались, девчонки же ответственно стоически терпели. В результате получилось, что в зале было мальчишек примерно двадцать человек и около сотни девчонок с семью сопровождающими на весь зал. Пока сеанс не начался, многие оглядывались по сторонам, в поисках знакомых лиц, что-то кричали через весь зал, кого-то звали. Я сидел в одном из последних рядов и заметила, что впереди двое мальчишек из нашего класса о чем-то разговаривают с чужими девчонками. Чуть позже они обменялись записочками. Мой интерес был в том, что ребятки были нашими красавцами, на которых уже был положен глаз наших девочек, но пока не были ни кем заняты. Девчонки пытались так и эдак им намекнуть о том, что нужно дружить, но ребятки, хоть и были оба красавцами, но умом еще, видать, не повзрослели и намеков не понимали. А тут вдруг они с чужими общаются и записками обмениваются, что было неожиданно.       Появился шанс создать эту самое пресловутое место подвига. В общем, я парней слила нашим девчонкам, что были к мальчикам неравнодушны и начал нагнетать страсти:       — Представляете, наши-то, тихони-тихони, а уже обменялись адресами с девчонками с другой школы.       — Как? Где? Кто? — затрещал пулемет девичьих языков одноклассниц со всех сторон.       — Воооон, те. Видите?       — Ага. Фи, и эти замухрышки куда-то еще лезут.       — Интересно получается, увели наших мальчиков и уйдут безнаказанно, — сделав задумчивый вид, сказал я.       — Точно, надо их наказать!       — А как? Не бить же их, — продолжала я, — драться нельзя, продолжала я. Девичьи глаза прожекторами провожали все перемещения четверки.       — Вот так и остаются в лохушках наши девочки. Чужие наших мальчиков уводят, а у наших смелых нет, — всё с тем же задумчивым видом произнесла я.       После этих слов одна дернулась, но осталась на месте. Оппаньки, а не все так плохо, подумала я. После фильма и поближе переместилась к этой девице-красавице и подбросила дров в огонь:       — смотрите, они девчонок провожать собрались. Интересно, они далеко пойдут?       Слово за слово и наши бой-девицы решили проследить за ними. Ну и я хвостиком. Гуляли они недолго. Пару кварталов. Они шли вшестером, двое наших мальчишек и четверо незнакомых девочек, нас тоже было четверо. Я, по наблюдениям из прошлой жизни, знал, что у девчонок есть ритуал ходить толпой и провожать толпой друг друга, а так же толпой ходить куда-нибудь. Простой поход за хлебом в магазин через два дома у них может превратиться в двухчасовую прогулку сначала за всеми подружками в окрестности, и лишь потом все толпой поход за хлебом. Чувство толпы, что поделать…       Чувство толпы сработало и в этот раз. Сначала проводили одну, девочек осталось трое, потом вторую, определились претендентки на наших мальчиков, их то и было решено побить, чтобы неповадно было. За что бить, я не понимал, наверное, не до конца еще понимал женскую логику. Но уходить в сторону не стал. Сказано, сделано. Мы ускорились, и вышли на них из-за угла, неожиданно. Неожиданно, причем, для всех участников конфликта. Сначала претензии посыпались на наших парней, а когда они стушевались, и можно сказать, спрятались за спины своих новых знакомых, то наше агрессия накрыла этих девочек. Слово за слово, в общем отметелили мы их.       А в понедельник утром нас всех забрали в участок по делам несовершеннолетних. Как оказалось, наша девичья злоба вылилась в перелом ребра одной из девушек и синяками по всему телу и фингалами на оба глаза у другой. Как нас распекали!!! Там же, в тесном кабинете, сидела наша классная руководительница и тихонько плакала. Ей влепили строгий выговор с занесением в личное дело за недостаточную воспитательную работу с классом. Ей было, наверное очень обидно, она у нас всего один месяц проработала, а уже получила строгача.       Я сразу предупредила своих, чтобы все молчали и никто ничего не рассказывал. А если уж совсем припечет, то говорить, что любим наших мальчиков, а эти попытались их увести. Я рассчитывал на то, что взрослые должны учитывать, что у нас, у всех участников драки, подростковый возраст и, потому, у нас должно быть буйство гормонов в крови, а увод потенциальной «добычи» да еще и сексуальный контекст отношений должен был быть поводом агрессии, которую взрослые должны оправдать. Получилось не совсем так, как рассчитывал из-за сломанного ребра. Мамаши пострадавших не захотели идти на мировую и нас поставили на особый учет. В кабинете сидел и наш участковый. Парень молодой, но с цепкими внимательными глазами. Он всё молчал, а под конец, дождавшись минутки, когда в кабинете кроме меня и его никого не было, сказал:       — За тобой не хорошая слава идет. Смотри, я за тобой буду наблюдать.       Упс, теперь и эта еще морока, — подумал я. Надо будет срочно этого государева пса привязывать.       А потом была сцена в кабинете директора, которая просто насмешила и придала этому дню немного смешинки. Директор орал, не говорил, а именно орал:       — Вы что творите, негодницы? О мальчиках думаете! Не о мальчиках думать надо, а об учебе!       В кабинете были наши два красавца, мы вчетвером, наша классная, и завуч по воспитательной работе.       — Вот у тебя какие оценки? — обратился он к одной девочке.       — Я отличница, — услышал он в ответ. Директор опешил.       — А у тебя?       — Я тоже отличница.       — А у тебя?       — И я тоже отличница.       — А у тебя? — обратился он к последней, с какой-то затаенной надеждой в голосе.       — У меня четверки.       — Воооот! , — воскликнул директор, — вместо того чтобы учиться, поглядите на неё, она в драку лезет!       — А вы, что молчите? , — перевел он взор на мальчишек.- О девочках уже думаете?       — Не о девочках надо думать!!! Надо думать…       -… о мальчиках? — вставила я.       Директор поперхнулся словом, покраснел, закашлялся, завуч и наша классная с трудом пытались не улыбнуться и отводили лица в сторону.       — Воон! Все вон, чтобы я о вас больше не слышал, кроме как хорошее- заорал директор, и мы выскочили из кабинета.       Причина его гнева была проста — четыре школьницы попали на учет в отдел по делам несовершеннолетних и испортили ему всю красивую статистику воспитательной работы по школе и при этом в самом начале учебного года. А мы же, девчонки, объединенные общим пребыванием «в застенках» и последующими событиями стали подругами. То, что я их учила как себя вести, что говорить, выдвинуло меня на позиции лидера у них, что мне и хотелось раньше. Теперь у меня была своя гвардия, причем проверенная в бою. Наша хулиганская слава сыграла роль в дальнейшей моей жизни- благодаря ей я сблизилась с хулиганьем из нашей школы, а потом и более взрослым криминалом.       Я возвращалась домой в приподнятом настроении, но оно было вскоре уничтожено. Перед подъездом сидели старушки и увидев меня горестно запричитали. Они меня жалели, но в причитании «как же теперь будет она жить то, сиротинушка» я поняла только одно- что-то случилось с мамой. Пулей взлетела по лестнице и остановилась только перед раскрытыми настежь дверями квартиры. На площадке стояли милиционеры, что-то тихо обсуждали и не пускали внутрь. С лестничной площадки был виден только коридор и краешек комнаты. На полу лежало чьё-то тело. Его не было видно, видны были только ноги. Мамины ноги. И пятно красного. В квартире были люди, слышны были чьи-то голоса, но кто это был не понятно. Из всех узнала только один, дяди Сережи. Краснота на полу. У меня началась истерика, я пыталась прорваться в комнату, но меня аккуратно отпихивали, заграждали проход, и все мои попытки поколотить заграждавшего, вежливо блокировались. Милиционер закричал в квартиру:       — Заберите её!       — Участковый, где ты там ходишь, сделай же что-нибудь.       Вышел виденный утром знакомец, присел на корточки, крепко взял мои кисти и сказал тихо, глядя в глаза:       — Тихо, девочка, тихо, нет больше мамы. Тихо.       Ночевала я у соседей. Чуть позже узнала, что мама, делая приборку в квартире, нашла фотографии с Сергеем и девочками. Она была в шоке и набросилась на Сергея, сидевшего в это время на кухне и пившего чай, с криком и с фотографиями в кулаке. Ей еще был памятен выставленный за подобное отчим. Сергей же, находясь в постоянной депрессии и прессинге с моей стороны из-за этих же фото, её зарезал. Говорят же, оставленный нож на столе к беде. Вот беда и к нам пришла. Потом он позвонил сам в милицию и вызвал их. Он не стал что-то скрывать, прятаться, куда-то бежать, вероятно слишком сильно он перегорел в душе в ожидании наказания. Он спокойно отнесся к аресту и последующему суду. Ему дали много. И за пачку фото, и за убийство. Что с ним было дальше, я не знаю, но хотелось, чтобы жил он недолго и несчастливо. Думаю, что мои желания исполнились. Уж больно статья ему не подходящая для счастливой жизни была назначена.       На похороны приехал в увольнение из армии брат. Он служил во флоте, их лодка не была в походе, и ему командование, хоть и неохотно из-за того, что близился его дембель, дало ему увольнительную на несколько дней. Он был совершеннолетний и теперь он остался единственным старшим в моей маленькой семье и стал моим опекуном.