Dreams

      После недолгого перелета мы прибыли на место. Мы прилетели когда начинало темнеть. Я сидела у иллюминатора и смотрела в него почти весь путь. Под нами проплывали города, поселки, сменяясь на темные лесные массивы, которые потом обрывались, и пятна полей. Я сидела прижавшись к прохладному стеклу иллюминатора и думала. Думала ни о чем и обо всем сразу. Например о том, куда мы летим, что там будем делать, почему я согласилась на это, и не идиот ли я. Под нами начались странные лесные массивы, на них обратила внимание из-за того, что они были разрезаны нитками длиннющих просек вдоль, поперек, по диагоналям.       — Что это? , спросила я.       — А, это геологи постарались, получила ответ. По тайге профили рисуют.       С борта при посадке увидела красный диск садящегося солнца, потом на машине нас везли куда-то. Дороги видно не было, только лучи света из фар ножницами разрезали полосу дороги. Часа через полтора езды по ночной дороги мы добрались до места, стояла уже ночь и ничего не было видно вокруг, хотя удалось понять что территория была окружена высоким трехметровым забором, а по периметру бегали на длинных цепях крупные овчарки.       Расположились мы в большом двухэтажном доме, сложенном из толстых бревен. Особняк прятался в ухоженном сосновом бору на берегу живописного озера. Милое местечко, в общем, хотя красоту окрестностей удалось разглядеть только утром. В дороге я утомилась и при первой же возможности рухнула полежать минуточку на кровать, в отведенной мне комнатке на мансарде, заправленную чуть ли не хрустящими белыми простынями, и неожиданно провалилась в сон. Ночью кто-то меня раздел и уложил нормально в кровать и укрыл одеялом. В моем сонном состоянии я даже и не запомнила кто это был, все прошло мимо сознания, отметила как свершившийся факт и всё. Утро подняло меня солнечными лучами, падающими на лицо. Я попыталась спрятать голову от них под тонким одеялом, но быстро становилось под ним душно, высовывал голову наружу, но там поджидали меня солнечные лучи пытающиеся меня поднять, и я снова прятала голову под одеяло. Борьба продолжалась недолго, солнечные лучи победили, пришлось встать. В свете утра мансарда выглядела совсем по другому, иначе чем при свете лампы. Крыша была обшита лакированной вагонкой, пол составлен из некрашеных деревянных отполированных досок, о которые разбивались солнечный лучи, рассеиваясь по стенам, посередине комнаты стояла моя кровать, накрытая марлевым пологом от комаров, возле окна, выходящего на покатую крышу веранды, стоял массивный двухстворчатый дубовый шкаф с зеркалами на дверцах, в углу напротив разместилась резная этажерка с небольшим набором книг, на стенах висел барометр, корабельный штурвал, весло, часть корабельных вант, и старая морская карта. В целом создавался образ комнатки трактира адмирала БенБоу. Обстановка комнаты, солнечные лучи, и котенок, который смешно перебирая лапами забирался по ступеням лестницы на мансарду, настроили прекрасное настроение, и хотелось бы, чтобы такое состояние радости бытия продлилось весь день.       Внизу шел негромкий разговор, слышала характерное кхекающее покашливание, нос дразнил аппетитный запах свежих оладышков. Живот отреагировал на запахи и предательски заурчал. Разыскав в сумке шорты и короткий махровый халат, похожий на кимоно, переоделась и пошла вниз на запахи.       Внизу уже вовсю хозяйничал громила, накрывая стол для завтрака, старик же, по своей манере, сидел в кресле возле камина, и о чем-то думая смотрел на огонь. Получила короткое указание: — умывальник, там. После умывания села за стол. Завтракали молча, тишина нарушалась только позвякиванием ложек.       После завтрака громила занялся посудой, старик опять уселся в кресло перед камином, а я предоставленная сама себе отпросилась побродить по лесу, окружавшему дом. Лес был не ухоженный, старый. Мощные деревья, высоченные кусты создавали сумрак, редко прорезавшийся яркими ножами солнечного света. На немного пожухлых листьях еще были капли последнего дождя. Было красиво и страшно одновременно — меня просили быть внимательной, могли быть медведи. Думаю, меня просто пугали. Неожиданно вышла на край старого кладбища. Многие могилы были оплывшие, неухоженные, заросшие. Многие кресты стояли покосившись, потемневшие от старости, с облупившейся табличкой с датами, а многие были безымянными. Очень редко встречались овальные фотки. С овалов слепо смотрели на мир черно-белые лица, в черно белых одеждах. Кладбище оказалось неожиданно большим, мне даже удалось заблудиться. Тишина кладбища, старые страхи вызвали панику, я стала метаться в поисках того, как отсюда выбраться, но ничего не получалось, меня словно водили по кругу не отпуская. Я разревелся от страха. Идя наугад, всхлипывая горя, страха и жалости к самой себе, разглядывая сквозь слезы надгробия, кресты, памятники, неожиданно поняла как оно заполнялось. Совсем старые могилы превратились в оплывшие холмы, потом шли просевшие с безымянными деревянными крестами, иногда витыми и кованными могилы следующего поколения, потом с крестами с косой попереченкой следующих, потом с крестами, косой попереченкой и досточкой с датами жизни, потом безымянные пирамидки со звездами, а в одном месте, на самом отшибе, ровные ряды безымянных крестов, потом снова кресты на которых уже были овалы фоток с лицами ушедших, потом появились могилки с оградками, а потом и с камнем в голове с выбитым крестом и датами, потом с камнем с датами, крестом и прикрепленным овалом фотографии и совсем новые с рисунком лица на камне. Если считать по тому, как изменялись могилы и кресты, то кладбищу лет сто, а может и больше. Поняв принцип, стало понятно куда идти. Ноги вымокли, носки начали натирать ноги, комары, мелкая мошка начали все больше раздражать, репеллент уже не помогал. В доме заняла на веранде кресло качалку, забралась с ногами и просто сидела переживая произошедшее снова и снова. Как оказалось, я бродила совсем не много времени, а для меня же кажется прошли несколько часов.       Днем, начались какие-то приготовления. Громила на столе во дворе разделывал куски мяса остро наточенным ножом, нарезая большими кусками, резал помидоры, лук, готовил маринад. Заметив мой интерес, он позвал: — иди сюда, научу тебя одному блюду, может когда в жизни и пригодится, накормить толпу голодных мужиков.       — В общем так, запомни, готовить надо исходя из того, сколько может съесть один человек, жалко будет потом выбрасывать не съеденное.       — Рассчитывай на то, что обычный человек может съесть примерно 300 граммов жаренного мяса, а под водочку или коньячок и требуется побольше, граммов пятьсот…       Дальше мне были озвучены азы мариновки мяса и правильного приготовления его на углях. Нет, все это я и раньше знал, но глядя на то, как мелькал нож в его руках, его слова звучали не как скучный рецепт, а как наглядная иллюстрация к таинству приготовления. Кстати, судя по по приготовлениям, сказанному и по количеству мяса, мы ждем гостей, 4-5 человека. Вечером расчеты подтвердились. У нас были в гостях четверо — хирург, анестезиолог, терапевт и главврач местной больнички. Пьянка удалась. Гостям была приготовлена банька, после нее они распаренные и благодушные, укутанные в одни белые простыни, обмотанные вокруг тела на подобие тоги, усажены за стол на веранде. Позвали за стол и меня. Они пили коньяк, вкусно ели мясо, смеялись, шутили, подтрунивали надо мной. Глядя на них мне тоже захотелось попариться, после глотнуть холодненького, так же расслабленно сидеть в простыне, поглощая вкусности.       С выпитым спиртным мужчины раскрепощались, постепенно шутки сменились обсуждением проблем, и предстоящим лечением. Старик прикармливал врачей. Покидали они нас довольные, благодарили за угощение и с обещаниями в следующий раз накормить уже нас чудесным блюдом, которое обещался приготовить хирург. Как он сказал: уж поверьте мне, будет вкусно, я то в мясе толк знаю, столько его под моим ножом перебывало…       Осоловев за столом я начала зевать, и была отправлена спать. Добравшись до кровати и почти засыпая подумала — а вроде не все так и плохо как казалось утром.       На следующий день повторился утренний ритуал завтрака и дальше я снова была предоставлена сама себе. К обеду ожидался визит еще одного семейства. Приехали трое — мужчина, женщина и их сын, парень, лет семнадцати. С их сынулей я и была отправлена гулять. Сынуля, оглядев меня сверху вниз и снизу вверх, скривился: — да ну, её.       Во как, значит я не нравлюсь. Ну ну. Так что бы с ним такого сделать, чтобы спесь то сбить? О, придумала! Человек состоит как бы из двух частей, наносное социальное и глубинное, природное. Социальное обычно слетает в стрессовых ситуациях, и если его обеспечить человеку, то с него слетает вся шелуха и проявляется истинное лицо. А обеспечить стресс — нужно просто испугать и чем сильнее испуг, тем больше, как мне кажется, обнажается суть человека. А для того, чтобы потом испугать, его надо сначала к себе расположить. А что может лучше всего расположить мальчика к девочке? — конечно же легкая эротическая интрига. Все план готов.       Взрослые ушли в дом, от нас отгородились закрытыми дверями. Мы остались в комнате одни.       — Тебя как звать то?       — Олег.       — А чего я тебе так не понравилась?       — Ничего.        — Скучный ты. А ты так можешь? , и после этих слов выгнулась в мостик, потом перетекла на шпагат, потом на шпагате развернулась в горизонтальный и потом завела ноги за плечи. Полусидя на полу с заведенными за плечи ногами снизу вверх смотрела на него. Он же завороженно смотрел на на меня, его взгляд гулял по моему телу, но все чаще устремлялся к лобку, где натянувшиеся шорты прикрывали промежность, но анатомию, что под ними можно было не сильно домысливать.       — Ух ты! Здорово! Не, я так не сумею.       — А тебе сколько лет? А ты где учишься?       — Семнадцать, в следующем году буду в институт поступать.       Так словом, за слово я разговорила его. Что же, контакт налажен.       — Взрослые еще долго будут разговаривать, пойдем, я тебе интересные места в округе покажу.       Мы пошли. Болтая обо всем и ни о чем, я его довела до кладбища, которое нашла, когда бродила по окрестностям. Страха уже не было. Вспомнилось, как давным давно, когда еще был парнем и учился в институте мне снились умершие родители, мама. Мне снилось, что я очень устал, я плачу, и меня мама гладит по голове и говорит, утешая меня, не плачь, все это не стоит переживаний. И так мне становится хорошо после этого, так и хочется остаться рядом с ней, вытянуться на ее ложе и никуда не уходить. Но мама не позволяла, говорила, что мол рано тебе еще и выталкивала с ласковой, грустной улыбкой. Я просыпался с щемящей болью в сердце. А однажды я не захотел от нее уходить. Она отталкивала, прогоняла, я не хотел покидать её. И тогда она изменилась, ее облик стал страшен, потом она меня схватила за шкирку, встряхнула как котенка и отвесив пинка под зад, выкинула меня, и страшный голос в пустоте произнес, рано тебе еще. После этого я тогда проснулся в холодном поту, и долго пытался перевести дух, унять бешено стучащее сердце. Утром было больно вставать, на ягодице был большущий синячище. Потом сны сошли на нет.       Я вела Олега за руку, по кладбищу, и чем дальше мы заходили, тем робее он становился. Я его специально путала, водила кругами.       — Всё, стой, мы пришли. Закрой глаза., сейчас что-то покажу. Он послушно закрыл глаза, я же быстро и тихо отбежала на несколько шагов и спряталась среди венков и могил. Он немного постоял, открыл глаза, покрутил головой в поисках меня. Не увидел. Позвал. Сначала негромко окликая, а через некоторое время уже крича. Круги, что я плела среди могил, ведя его за руку, оказались для него путанными, он пытался найти дорогу обратно, но не находил. В испуге он начал метаться как я раннее, ища выход. Побежал, куда глаза глядят, перепрыгивая через холмики могил. Я незаметно следовала за ним. Через пару минут бега, куда глаза глядят, он вдруг споткнулся, упал и растянулся на земле. Попытался вскочить, но поврежденная нога не позволила ему это сделать. Он сел на землю и расплакался. Через несколько минут я подошла к нему, присела перед ним на корточки, и, заглядывая в лицо, спросила:       — Страшно? И вовсе ты еще не взрослый. Пойдем. Чего испугался, уже и в кустики нельзя отойти на секундочку.       Что было на его лице, в его глазах больше сказать не могу, то ли обида на меня, то ли облегчение. Обратно возвращались уже взявшись за руки. Сначала, когда я его выводила он крепко держался за меня, но чем ближе мы подходили к дому, тем неувереннее стал его хват, а потом он вовсе отпустил мою руку и даже спрятал свои руки в карманы. То ли стеснялся своего страха то ли того, что увидят нас взявшихся за руки взрослые, а может и то и другое.       Пришли мы, когда взрослые уже заканчивали обсуждать свои дела и ужинали на веранде. Я не стала оставаться с ними в комнате, поднялась на верх. Я лежала на постели, смотрела на потолок и думала, насколько же слаб человек. И еще вспоминала, показался ли мне или нет мелькнувший во время беготни через могилки полупрозрачный силуэт, грозящий нам кулаком.       Незаметно я задремала. Потом, вдруг проснулась, разбуженная чем-то посреди ночи. Сколько не прислушивалась не могла понять чем. Спать уже не хотелось, встала, пошла вниз. Внизу в комнате горел камин и напротив него в кресле сидел старик, глядел как всегда в огонь и о чем-то размышлял. Заметив меня он позвал: — что не спится? И мне тоже. Посидишь со мной?       — Вот так живешь, живешь, думаешь что вечен, а потом болезнь припрет и всё.       — Вот скажи мне, зачем мы живем? Для денег? Для власти? С собой всего не унесешь на тот свет. Всё суета. Вот сижу я и думаю, для чего?       — Ты то сама для чего живешь?        — Не знаю, — отвечала я.       А и в правду, зачем? Первую жизнь прожила не заметив, потом Александра попросила, вторую жизнь живу. А зачем? Ведь ее матери больше нет. Чем я занимаюсь? Ничем. Однообразие дней разбавляют маленькие события когда приходится кого-то наказать, за их проступки. И мне пришла в голову мысль: а почему я до сих пор не разобралась с теми, кто виноват в смертях моей первой жизни? Почему они то живут как жили без наказания? Надо исправлять.