***
Они целовались бессовестно. Бесстыдно. На глазах у всех. Малфой зажимал черноволосую девушку в коридоре второго этажа. Средь бела дня, не заботясь ни о преподавателях, ни о других свидетелях сего разврата в стенах школы. В субботу вечером у студентов Слизерина случилась нехилая попойка. Кто-то с размахом праздновал день рождения, кто-то из дружков Малфоя. Тео Нотт, кажется. Гарри наткнулся на него вечером того же дня, расставшись с Гермионой и целенаправленно ища Драко. Он, со слегка затуманенной после трех кружек сливочного пива головой, вознамерился расставить все точки над «i», и даже реакция сокурсников Драко на эту выходку мало колыхала его решимость. Только вот по мере приближения к гостиной Слизерина, с каждым шагом уверенность Гарри в принятом решении угасала. Она исчезла совсем, как только он увидел выскользающих из-за портрета слизеринцев. Гарри судорожно спрятался за угол, приказывая сердцу утихомириться. Двое, один из которых — темноволосый незнакомец, которому Малфой явно уступал ростом, захлопнул портрет. Забини. Гарри сглотнул, не высовываясь из своего укрытия и ожидая дальнейшего развития событий. Вдруг Блейз резко подошел к своему сопровождающему и навис над ним, удерживая на месте за талию. Его руки заскользили вниз, а в тишине ночных коридоров раздался приглушённый смех. — Забини, Мерлин тебя дери, мы вышли покурить, — со смехом завозмущался парень. — В честь дня рождения, Тео. — Не такая уж большая у них разница в росте. — День рождения у меня, и подарки сегодня дарят мне, а вот ты надрался! — По голосу было слышно, что Тео устало закатил глаза, будто такие ситуации в порядке вещей. — Первая заповедь вечеринки: подходи и бери то, что нравится, иначе не получишь ничего. Гарри хмыкнул, не без смущения наблюдая за этим цирком. — Ты сейчас её выдумал, да? — Нотт всё же поддается, откидывая голову назад и подставляя шею. — Забини, тебе просто повезло, что я выпил больше, чем планировал. Поттер краснеет, не в силах отвести взгляд от них. Краснеет от стыда, что опустился до подглядывания, до шпионажа, краснеет от смущения. Блейз прижимает Тео к стенке, коленом раздвигая его ноги. Его руки блуждают под накинутой на плечи Нотта мантией, заползают под свитер, словно змеи. — И сколько ты планировал? — с хрипом спрашивает Блейз, утыкаясь в чужую шею. — Столько, — Тео запускает руки в волосы опустившегося на колени Забини; его полуприкрытые ресницы дрожат, а сам он сдавленно мычит: — Столько, сколько бы хватило на Дафну Гринграсс. Гарри, не мигая, смотрит в лицо Теодора Нотта: они оба покраснели. Поттер пытается заставить свои ватные ноги сдвинуться с места и не видеть дальше то, что стопроцентно произойдет, в первом ряду. Вип-место, практически. — Оу, — хохотнул Забини, с характерным звуком расстегивая чужую ширинку. — Значит, на меня нужно больше? Мне обижаться? Гриффиндорец вздрагивает, прикрывая рукой рот, видя движение головы Блейза. — Не зазнавай… а-а… ся… — Пальцы Тео сильнее сжимают волосы Забини, а сам он сгибается, сползая по стеночке, но Гарри этого уже не видит. Он всё же решил перенести разговор с Малфоем на завтрашний день. Парень, перепрыгивая через ступеньку, бежал к родной гостиной, тщетно пытаясь выкинуть из головы всё то, что увидел. Слизерин не был обителью разврата, похоти и пошлости, нет. По наблюдениям Гарри, они позволяли себе всё то же, что и другие факультеты. По словам Гермионы, дежурившей вечерами по школе в качестве старосты факультета, по тёмным углам ночами мыкались все, вне зависимости от лояльности. Она это знала, потому что добросовестно разгоняла этот беспредел с Люмосом наготове. По её рассказам Гарри не мог понять, насколько далеко «беспредел» заходил. Не то что бы ему было интересно… Но увидеть это непосредственно он был явно не готов. Гарри бился головой о подушку, пытаясь забыть увиденное. Надо бы уважительнее относиться к разговорам Гермионы о дежурствах, вдруг она целыми ночами бьется головой о подушку? Утром воскресенья Гарри, естественно, проснулся совершенно не выспавшимся. Спасибо Мерлину, хоть без эротических снов обошлись. Однако Поттер также обнаружил, что решимость по поводу предстоящего разговора с Драко никуда не исчезла (как и пренеприятные воспоминания о двух слизеринцах). Студенты подтягивались к завтраку. Гарри любил воскресенье за свободную форму и возможность выкроить время для себя. Он с удовольствием наблюдал за сокурсниками, которые, зевая, спускались к Главному залу. Он любил все эти маленькие детали домашнего Хогвартса и не боялся признаться себе в этом. У Дурслей он не мог позволить себе даже радоваться хорошей погоде. Поттер, несмотря на тяжелую ночь, почувствовал необычное воодушевление. Которое разбилось вдребезги, едва он оглядел осмысленным взглядом коридор. Это было так отвратительно и пошло, что Гарри, казалось, сгорит из-за ненависти к Малфою прямо на месте. Он видел его влажный язык, его растрепанные волосы и мятую рубашку. Как видели все, кто имел неосторожность пойти этим путем. Гарри замер на месте, не в силах не обращать внимания. Панси, как кошка, зажатая между стеной и Малфоем, находила место выгибаться. Почувствовав на себе излишнее внимание, она открыла глаза и со всей доступной ей экспрессией выплюнула в сторону Поттера: — Чего вылупился, урод? Драко, если хоть чуть-чуть смутился, не выдал себя ни единым мускулом. — Потти, это тебе не квиддич. За просмотр платить нужно, — гаденькая ухмылочка расползлась по его лицу. — Не натурой, конечно, с твоим-то лицом. — Придурок, — в том же тоне хохотнула Паркинсон, и проходившие мимо слизеринцы дружно загоготали. А Гарри все стоял на месте, пытаясь собрать мысли в кучку. Он никак не мог понять, что после всего, что было — было, он уверен — между ним и Малфоем, он может вот так просто, без капли сожаления, все перечеркнуть. Поттер, скорее всего, с самого начала занимался самообманом. Никогда он не мог попасть на Слизерин: обитель лицемерных змей, во всем предполагающих двойное дно. Наполненных похотью и эгоизмом. Гарри не был таким. Поэтому он развернулся на каблуках и, не отвечая, ушел. Он чувствовал, как запылали его щеки от обиды. Остался у разбитого корыта, да еще и сам виноват в этом. Единственное, что он мог предпринять в данной ситуации, — пообещать себе не наступать на те же грабли. В конце концов, все к этому шло. Никакой дружбы, а уж тем более чего-то большего между ними не могло быть и в помине. Драко слишком хорошо умел чувствовать подтексты и видеть детали, чтобы как можно неожиданнее воткнуть нож в спину. Хоть Гарри и забывал быстро чужие ошибки, терпеть подлости бесконечно у него уже не было никаких сил. Его глаза пытались понять смысл написанного уже четвертый раз. Вновь заклинание на полях, вновь повод задуматься. Но голова Гарри была совершенно пуста, и он принял решение отправиться спать.***
— Драко, сладкий, что с тобой? Панси немного раздражала. Самую малость, виснув на плече. Но она исправно подливала выпивку, поэтому Драко не жаловался. День рождения Тео проходил как никогда хорошо. Последнее время это было именно тем, что ему было нужно, — небольшая разрядка. Утром он получил дежурное письмо от матери, которое так и не осмелился прочитать, засунув в ящик стола. Он попросил ее писать ему по возможности каждый день. Драко не произносил этого даже в мыслях, но умом понимал: он хочет знать, что мать жива. Пусть в Мэноре сейчас далеко от порядка и спокойствия, но Нарцисса должна быть в безопасности. Отец обещал ему. А Снейп обещал матери. Хрупкое и ненадежное подобие обыденности повисло в воздухе, смешиваясь с электричеством напряжения. Еще немного времени, и Драко придется начать собственными руками ломать все то, что они с таким трудом выстроили. «Успокойся». Это лучшее, что в такой ситуации мог сказать Снейп. Все не нормально. Все не будет хорошо. Все, что ему оставалось, — сохранять спокойствие. Даже эту задачу он провалил. Вокруг Малфоя гудел шум веселящихся слизеринцев. Он мотнул головой на предложение Нотта выйти покурить, однако краем глаза заметил скользнувшего за ним Забини. Рука Паркинсон заскользила ему под рубашку, но Драко невидящим взглядом все еще пялился в свой бокал. Он планировал истерить в одиночестве. Чем реже к нему приходили письма из дома, тем тяжелее ему было сдерживать накатывающий надрыв эмоции. Обратной стороной его язвительности и темпераментности была излишняя эмоциональность, с которой он познакомился с начала шестого курса. Нет, — он сглотнул. С начала лета. Снейп приказал ему успокоиться. Драко был уверен, что он не предаст ни его мать, ни его самого. Если не из уважения и чувств к их семье, то из-за непреложного обета. Каждый раз, когда во время срыва он чувствовал вину, ему приходилось убеждать себя в безучастности Снейпа: он сам виноват, что согласился дать Обет, а Драко приходится так корячиться. Но эти лживые мысли спасали его совсем недолгое время. Драко знал, что Снейп делал все, что мог. Малфой видел, как носится профессор Зельеварения по траектории Хогвартс-Мэнор. Драко не позволял себе даже на секунду задуматься о лояльности Снейпа: его мысли проверялись тщательнейшим образом, поэтому позволить себе предположить — подставить крестного. Поэтому Драко благородно успокаивался по ночам в туалете. Губы Паркинсон коснулись его шеи. Он даже не вздрогнул. В туалете. В одиночестве. Что его бесило в Поттере больше: его наглость или жалостливость? Меньше всего Драко хотел, чтобы его жалели. Однако именно это все и порывались делать. Он ненавидел это. Драко дал слабину в ту ночь в туалете с Поттером, но грамотно исправил ситуацию, поставив его в неловкую ситуацию и вытеснив все эмоции, кроме смятения. Никакой жалости. Подкрепляя впечатление, он закрепил полученный результат на следующий день, высунув язык. Как и ожидалось от Поттера, он был повержен малфоевским обаянием. Глядишь, на первом курсе надо было грамотно надавить, и на четвертом они вместе, за одним столом с Волдемортом попивали кровь грязнокровок из серебряных кубков. И его семья, возможно, не была бы в опале. Пальцы Драко дернулись от этих мыслей, а сам он отодвинул трущуюся о него Панси. Она обиженно засопела, но не сдвинулась с места. Шутка с учебником явно была перебором. Он перегнул палку и, более того, не в ту сторону. Чертов Поттер принял все его насмешки за чистую монету, а ему пришлось расхлебывать. Тогда, после Травологии, Драко на секунду почувствовал слабость. «Неужели он правда собирается сделать это?». Глаза Поттера будто жили своей жизнью: снаружи такой спокойный, внутри он словно горел от нетерпения. Словно хотел этого поцелуя. Может, это новые замашки гриффиндорцев? У них встает на жалких и беспомощных? Да нет, вроде они с ними дружбу заводят. Не может такого быть, чтобы он всегда хотел его поцеловать. Все-таки больше всего его бесило другое. Панси прекратила обижаться, видимо, понимая, что ничего этим не добьется, и попыталась вновь притереться к Драко, как на его плечо вдруг опустилась рука Забини. Он был против этого поцелуя. Только вот его внутренности не разделяли этой позиции. — Отойдем? Малфой слишком быстро подскочил, чем вызвал недовольство девушки и удивление друга. Компенсируя оплошность, он нарочито лениво проследовал за Забини под штору, скрывающую обратную сторону портрета. Драко вопросительно посмотрел на Блейза. — Мы с Ноттом тут… — Мерлин, избавь меня от этих подробностей. — Драко возвел очи-горе. Забини расслабленно засмеялся. — Да я не о том. Хотя и это имело место быть, — хихикнул Блейз. — Я стоял спиной, поэтому не могу все в красках описать, но… — Забини, еще хоть слово, и я натравлю на тебя Дафну. — У тебя завелась собачка. — Похоже, он сдерживался, чтобы не засмеяться. — С этого момента поподробней, — нахмурился парень. — Малфой, тебя не поймешь! Противоречишь сам себе. — Весело ему, ага. — В самый разгар событий одно гриффиндорское отродье подтянулось на представление. Тео такое даже нравится, — Блейз хмыкнул, соглашаясь с какими-то своими грязными мыслями, — а я вот бы не постеснялся в проклятиях. — Пусть бы смотрела, тебе жалко что ли? — пожал плечами Малфой, наблюдая за закуривающим другом. Курить они ходили, конечно. — Мне-то не жалко, — дернул бровью Блейз. — Только за тебя волнуюсь. Он, похоже, всерьез принял все твои романтические посылы, раз в субботу вечером притащился аж в подземелья к своему ненаглядному. Драко передернуло. Что только что сделал Поттер? — Шутки шутками, — выдохнул дым Блейз, — но ты поосторожней с этим. Малфой тут же взял себя в руки. — Ты о чем вообще, Забини? — попытался он изобразить недоумение. Однако друга было не провести. — Да о том. Хоть бы с разных дверей выходили. Я не трепло, но… — Это вообще не то, о чем ты подумал. — Просто предупреждаю. Забини затушил сигарету о стену и выкинул ее восвояси. Парень развернулся и неспешным шагом подплыл к жмурящемуся от света камина, выпитого алкоголя и еще чего-то, о чем история умалчивает, Тео Нотту и коснулся выпирающих позвонков на его шее. Тот вздрогнул, перехватывая руку и шипя гадости. Но Драко отчетливо видел, как он сначала на какую-то секунду подался спиной назад, прекрасно зная, кто сейчас находится сзади. Малфой был готов проклясть все на свете, если бы вдруг узнал, что со стороны выглядит один в один как Тео под пальцами Забини. Под пальцами и ртом.***
Драко был доволен собой. На проработку плана по разрушению влажных фантазий Поттера, если таковые имелись, ушло не больше минуты. А они определенно были. Утром он был в достаточно хорошем настроении, чтобы выглядеть убедительно. В конце концов, Панси была иногда милой девочкой. Она начинала нервировать, когда претендовала на что-то кроме его минутной благосклонности, но в остальном была даже неплохой подругой, временами. Медленно собираясь к завтраку, Малфой выдвинул ящик и который раз посмотрел на письмо от матери. Он так и не набрался смелости прочитать его. Драко начал замечать практически ничего не значащие детали: и у отца, и у матери, какая бы роковая ни была ситуация, почерк оставался безупречным. Идеальные, размашистые буквы, уверенный наклон пера при переходе с толстой на тонкую линию. Невозможно было определить, что за новость была внутри письма. Драко поморщился и задвинул ящик обратно. Сегодня. Он обязательно прочтет его сегодня.***
В тарелку с овсянкой Гермионы бухнулся пухлый конверт, разбрызгав содержимое. У Грейнджер дернулась бровь. Что за щедрость, в конце-то концов. Она немигающим взглядом посмотрела в сторону преподавательского стола: как и ожидалось, игнорирование высшего уровня. Понедельник начинался безрадостно. Гермиона фыркнула и выбросила из головы навязчивую мысль, как только к ней подсел Гарри. Тот, все это время смотрящий себе под ноги, на секунду поднял взгляд на слизеринский стол и тут же помрачнел пуще прежнего. — Он придурок, — заметила Гермиона, снимая обертку с посылки. «Противоядия от внешних проклятий». Недурно. Гарри невольно проследил, как Гермиона оценила дороговизну и качество обложки, плотные страницы и четкие чернила. — Твой ухажер? Не скажи, — фыркнул Гарри. — Задабривает тебя, похоже. — Я получаю книги и дорогие, и ветхие уже пару недель. И всегда возвращаю обратно, но ты этого в упор не видишь, — устало вздохнула Гермиона. — Хочешь знать, как вы выглядите со стороны? — сменила она тему. — Хочу, — попался на ее крючок Гарри. Он просто еще раз хотел удостовериться, что ведет себя как влюбленный идиот, и немедленно прекратить этим заниматься. — Я никогда не верила в эту ванильную чушь про ненависть и любовь. — Она запихнула книгу в сумку и воззрилась на друга. — Но если опустить наше предвзятое отношение к Малфою и посмотреть на все прошедшие года с высоты… — Мудрости Гермионы Грейнджер, — улыбнулся, подыгрывая ей, Гарри. — С высоты лет, что мы проучились, можно сделать только один вывод: Малфою не хватает внимания. И не чьего-то, а именно твоего. На драку мы никогда первые не нарывались, но он исправно делает нам всякие гадости. Как же сильно он, должно быть, ненавидит нас! — воодушевленно воскликнула Гермиона, стукнув по столу так, что пара второкурсниц испуганно вздрогнули. — Но ему же нечем подпитывать свою ненависть: фактически мы просто живем, и этим вызываем его раздражение. Он ищет причины, чтобы ненавидеть, но — какая жалость! — не находит их. У него все есть, он один из лучших учеников, что бы он ни вытворил, Снейп покроет его шкуру. Что ему надо в таком случае? — Внимание?.. — неуверенно повторил ее слова Гарри. — И не просто чье-то внимание, — кивнула она. — Не было недели, чтобы мы не слышали его подколки. Он не может спокойно пройти мимо. Он хочет, чтобы мы обратили на него внимание. Он хочет, чтобы ты обратил на него внимание. — Зачем он все это делает? Он только все запутал! — закатил глаза Гарри, понизив тон, когда увидел заинтересованные взгляды на них. — Откуда я знаю, — пожала плечами Грейнджер, допивая сок. — Прошло уже слишком много времени, чтобы мы могли что-то исправить. И своими действиями, — Гарри многозначительно стрельнул глазами в сторону слизеринского стола, где Драко обжимался с Панси, — он только подтверждает это. — Подумай об этом сам, — ответила Гермиона, вставая из-за стола. — Уверена, ты найдешь ответ быстрее меня, а я побежала. Не успел Гарри испустить отчаянную просьбу не оставлять его одного, как Гермионы уж и след простыл. Единственное, что сегодня радовало его: не было ни одного урока со слизеринцами. Снейп, конечно, выжмет его полностью на Защите от темных искусств, но хоть без свидетелей. Как ни странно, именно на уроке Снейпа Гарри смог сосредоточиться на своих мыслях по поводу поведения Драко. Профессор ходил вдоль рядов, раздавая взыскания налево и направо и снимая очки. В который раз Гарри посетовал на то, что профессор Макгонагалл была в подобных ситуациях куда более лояльной. Даже если бы у нее были причины ненавидеть Слизерин, она никогда не стала бы намеренно искать поводы снять с факультета баллы. Хотя, в связи с поведением Снейпа, имела на это полное право. Тогда победу в соревновании между факультетами однозначно выиграл бы Рэйвенкло или Хаффлпафф. Впервые, возможно, за всю историю основания Хогвартса. Думая о причиненных Снейпом гриффиндорцам неудобствах, он вдруг испытал страшную зависть: профессор Макгонагалл никогда не пыталась их защитить, если они совершили какую-нибудь глупость. Косяк — разбирайся сам. Все по справедливости. Исключения составляли ситуации вроде полета на фордике, когда без защиты декана можно было не спешить распаковывать чемоданы. Слизеринский декан ревностно защищал своих студентов при любом раскладе. Даже если бы они спалили поле для квиддича, Снейп нашел бы способ обвинить в этом «гриффиндорских негодяев», в это время спящих в своих кроватях. И попробуй докажи, что ты ни сном ни духом не понимаешь, о чем речь идет. А эти змеи, того и гляди, лопнут от довольства, выглядывая из-за спины декана. Гарри даже вспомнить не мог, когда последний раз обращался за помощью к декану Гриффиндора: всегда он с Роном и Гермионой во всем разбирались сами. А вот когда он хоть пальцем задевал Малфоя, первым, чуть ли не через десять минут, узнавал об этом Снейп. И со злобной миной, предвещавшей возмездие, готовился к расправе, поджидая в кабинете. В своих сырых подземельях. Поэтому Гарри особенно остро ощутил последствия от любого неверного шага в сторону Малфоя: он не должен дать своей злости вырваться наружу, ведь неизвестно, какие козыри Драко решит выложить на стол. А там, к сожалению, было что выкладывать. Больше всего обидно было из-за устроенного им цирка. Он мог набить Гарри нос — и то не было бы так неприятно. Чего стоят все эти записки, взгляды, жесты и выражения «я вроде и не против», если в итоге он, на глазах у половины школы, чуть не съедает Паркинсон? Даже раньше такой вульгарности за ним не наблюдалось. Что он хочет доказать этим? Сейчас, в призме слов Гермионы, Гарри почему-то не сомневался, что это представление было устроено для него. Ради него. «Посмотри, Поттер, сейчас я ее трахну. Посмотри, посмотри». Он вздрогнул, когда над его ухом раздался загробный голос Снейпа: — Минус десять очков Гриффиндору, Поттер. Может, вы теперь перестанете витать в облаках. Гарри уткнулся в учебник, но не думать о своем он просто физически был не в состоянии. Получил еще минус пять баллов, еле дожив до конца занятия и отправившись на обед. Драко нужно было внимание. Именно от Гарри. Он торопит события? Что он делает? Гарри против воли зарделся. Они были слишком заняты. Они физически не могли заметить его. Гарри еще раз, контрольный, посмотрел на Драко. Неа. Весь чуть ли не слился с Панси. Даже на обеде разыгрывают театр для юного Поттера. Гарри сжал вилку в руках и поклялся себе не смотреть на Малфоя сегодня. Гермиона сидела рядом, притихшая. Пару минут назад к ним присоединился Рон. Гарри поговорил немного с лучшим другом, неожиданно испытывая облегчение. Легкий, практически пустой разговор о квиддиче — идеально. Он любил разговоры с Гермионой, потому что своими вопросами она заставляла его думать. Но с Роном они могли поговорить о чем угодно, и даже когда голос мудрости Грейнджер вещал справедливость, они в своей искренности были дружны как никогда. Но Гарри и Гермиону любил так же сильно, как и Рона. Но между нею и Уизли установилось негласное напряжение, находясь в котором Поттер ступал по раскаленным углям. Рон со своим неосторожным языком, в случае чего, знал, куда бить. И это было прискорбно, поскольку Гермиона была достаточно умна, чтобы не разжигать открытый конфликт. — Если бы ты, Рон, сначала думал, а потом говорил, половина из твоих проблем испарилась бы, — сдерживаясь, проговорила Гермиона. — Только ты тут продумываешь все на сотню ходов вперед, — фыркнул в ответ Рон. — Да и вообще, последнее время с тобой невозможно разговаривать. Одни упреки. Грейнджер, сдерживая порыв злости, прошипела: — Если бы ты больше времени проводил со своими друзьями и участвовал в решении общих проблем, никаких упреков и не поступало бы. — Ах вот в чем дело! — дернулся Рон. — Все дело в Лаванде, да? Или в квиддиче? — Гермиона попыталась возразить, но и слова не смогла вставить в его тираду. — Так вот знай: моя личная жизнь вас не касается, а квиддич всегда был моей мечтой, и я не собираюсь бросать ее осуществление! Если вы такие верные друзья, то почему ты не можешь понять этого и поддержать меня? Хватит завидовать! Над столом Гриффиндора повисло тяжкое молчание. Возможно, поддавшись обиде, он перегнул палку. Повысил голос так, что его слышали все в округе. Гарри хотел сказать Рону все, что думал о нем в данный момент, но, повернувшись к Гермионе, увидел, как ее теплые карие глаза наполнились слезами. Рон, казалось, на мгновение испугался этого, но прямым взглядом ответил на взгляд Гермионы. — Хей, Гарри, — раздался у них над головами чей-то голос. — Надеюсь, я не помешаю… Гермиона вскочила и направилась прочь. Гарри подорвался следом. — Нет, Колин, ты совсем не вовремя. — Гарри, обойдя Криви, наклонился к Рону и прошептал: — В этот раз ты переборщил. Рон ничего не ответил, неподвижным взглядом рассматривая содержимое своей тарелки.***
Было приятно прикасаться к Панси. Когда она была трезвая, то отлично себя контролировала. Была другом без претензий. И утром, когда Драко попросил сегодня вновь подыграть ему, она не стала задавать лишних вопросов. Как и утром воскресения, в понедельник в главном зале покорно отвечала на поцелуй, но не распускала руки, забыв о завтраке. Это не могло не радовать Драко. Краем глаза он увидел, как Поттер с Грейнджер покидали столовую. Их ругань с Уизли была слышна даже здесь. Как только они вышли, Драко отстранился от Панси и не спеша отправился за ними. Сказав друзьям что-то о подготовке к Зельеварению, он не обратил внимания на удивленные взгляды. Плевать. Он хочет проверить результат своих трудов. Поттер посмотрел на него единственный раз, настойчиво игнорируя после. Это настораживало. Они стояли в нише неподалеку от кабинета Трансфигурации. Драко притаился за углом, вслушиваясь в их разговор. Грейнджер неожиданно всхлипывала, но все же не заливалась в слезах, и Драко не мог не позлорадствовать. — Я могу ошибаться, — услышал он ее сдавленный шепот. Она глотала некоторые слова. — Все могут. Я могу понять любую фигню с его стороны, но… — Все нормально, Гермиона, — заверял ее Поттер. Драко боролся с желанием фыркнуть: опять пустые слова ободрения, которые ну никак не ободряют, а только усугубляют и без того расстроенное состояние. — Его отпустит… должно, по крайней мере. — Мне, — она закашлялась, — мне не нравится, что все разваливается. — Ничего и не разваливается, — рассердился Поттер. — Мы и раньше ссорились. На четвертом курсе… — Даже тогда он такого не говорил, — дрожащими губами пролепетала она. — Самое интересное, что не один Рон придерживается подобного мнения. — Гарри не понял последней фразы, но решил промолчать. Грейнджер шмыгнула носом. Она поманила Гарри пальцем, а затем приблизилась к уху. Даже с такого близкого расстояния Драко не мог расслышать, о чем толковала Гермиона. — Он смотрел на тебя, — вернувшимся голосом сказала она. — Наблюдал, как мы выходили. Гарри выпрямился и спокойно ответил: — Больше не колышет, — его взгляд заледенел, а сам он едва заметно ссутулился. Гермиона пожала плечами, но Гарри понял, что она ему не поверила. Драко задавался вопросом, что же такое его больше не колышет. Тем не менее, Грейнджер, глубоко вздохнув, похлопала друга по плечу. — Сходи за меня до библиотеки, пока обед не закончился, — попросила она, вытирая рукавом мантии нос. — Не хочу по дороге наткнуться на Рона. На сегодня скандалов с меня довольно. Гарри покорно кивнул и выслушал все инструкции по поводу нужного материала. Драко, тоже дослушав, направился в противоположную сторону, обходя маршрут до библиотеки другим путем. По пути он думал не столько о самом Гарри, сколько — неожиданно — о состоявшейся ссоре. Он и раньше видел их конфликты. Уизел действовал им на нервы своей тупостью время от времени. Но это, кажется, был первый раз, когда Грейнджер сама сбежала с поля боя в слезах. Поттер даже не стал возражать и оправдывать этого придурка. Драко почувствовал внезапный прилив негодования: если бы он был на месте Поттера, Уизел бы уже расположился в больничном крыле с парочкой переломов. Хотя, исходя из подслушанных разговоров и наблюдений за Поттером (и краем глаза за Грейнджер) выходило, что не так уж плохо они себя чувствуют без Уизела. Постоянные посылки Грейнджер, ее странные хождения без друзей в сторону совятни, подземелий, — все это наводило на определенные мысли. Она староста Гриффиндора, разумеется, и может ходить где хочет в любое время. Но почему-то Драко заметил ее облако волос именно в подземельях. Просто любопытство, тут же задушенное в зародыше. Поттер ведь тоже времени не теряет (в этот момент Драко удовлетворенно ухмыльнулся). Малфой также не сомневался, что большая часть его мыслей занята их встречами и жестами. Если Драко старательно расчищал голову от этой навязчивой концепции отношений, то черепная коробка Поттера должна была взорваться. Драко идет убедиться в этом. Драко уверяет себя, что он преследует Поттера именно для того, чтобы убедиться. Драко идет медленно. До конца обеда еще около получаса, у него есть время. Когда Малфой доходит до библиотеки, замечает, что вокруг катастрофически мало людей. Мадам Пинс придремала за чашкой кофе. Драко достаточно тих, чтобы не разбудить ее. Он обходит высокие стеллажи с книгами, идя вдоль высоких окон по ковру, что делает его шаги бесшумными. Между секциями стоят столы, некоторые из них завалены пергаментами и другими материалами, которые ученики оставили, отлучившись на обед. Драко замечает Поттера раньше, чем он успевает сбежать. Гарри сидит на столе спиной к окну и листает какую-то книгу. Рядом с ним — чернильница, он вертит перо в пальцах. Было слишком поздно пытаться избежать встречи лицом к лицу, поэтому гриффиндорец выбрал путь игнорирования. Драко не спеша подошел вплотную к Гарри и присел на край стола, не сводя с парня глаз. Их бедра едва касались. Гарри сосредоточенно изучал информацию в книге, хотя заметно было, что взгляд его пуст. Малфой проследил, как его кадык дернулся, пытаясь сглотнуть: у Поттера пересохло в горле. Хороший знак, — подумал Малфой. Он хотел грамотно его победить, так, чтобы потом можно было похвастаться перед Забини. Драко держал руки в карманах брюк, пальцы Гарри застыли, придерживая страницу. Слизеринец скользнул взглядом по выглядывающему из-под мантии кусочку шеи сзади: выпирающий ряд позвонков. Как бы Гарри ни пытался выглядеть равнодушным, мурашки на смуглой коже, обтягивающей позвоночник, его выдавали. Драко намеренно облизнулся, приковав к себе внимание Поттера. Не стесняясь, он наклонился к уху гриффиндорца и прошептал: — Насколько же сильно ты хочешь меня, раз шастаешь рядом с гостиной Слизерина по ночам? Гарри дернулся и неуверенно посмотрел на Драко. Взгляд сразу же скользнул на чужие губы и обратно, будто спрашивая разрешения. — Если ты меня поцелуешь, — елейно прошушукал Драко, — я не побрезгую и лично оторву тебе все, что плохо висит. Поттер изучающее ответил на его предупреждающий взгляд, бесцветным голосом сообщая: — У меня нет привычки целовать кого-то после шлюх. Малфой чувствует, как внутри него клокочет ярость. Не из-за Панси, а из-за того, что его практически назвали пользованным. — Так вот какого ты обо мне мнения, — взял он себя в руки. — Что-то не верится после всего, что рассказал Блейз и я лично засвидетельствовал. Между их носами была пара дюймов. Поттер облизнул губы, покраснев, что не укрылось от цепкого взгляда Малфоя. Гарри нервничал, подыскивая правильный ответ. — Тогда я не до конца разобрался. Драко торжествовал. Драко злорадствовал. Драко победил. — А сейчас ты все еще не разобрался? — проговорил он прямо в губы Поттера. Слизеринец держал себя в руках, в то время как Гарри распрощался со своим здравомыслием. Его приоткрытые губы дрожали, а глаза цвета старого болота следили за серыми глазами Драко. — Возможно. Драко внутренне накричал на себя. Ему надо собраться и добить его. Пара слов, и с проблемой по имени «Поттер» можно будет навсегда распрощаться… Вместо этого Драко вновь приблизил лицо к неподвижному, онемевшему Поттеру, скользя носом по щеке, и нежно прихватил зубами мочку его уха. — Ну так разбирайся скорее. Уходя, Драко не оглядывался. Ему не нужно было оглядываться, чтобы почувствовать все то болезненное возбуждение, охватившее Поттера. Он чувствовал его. В животе. В голове.***
Она бросила книгу на стол. Пыталась придать жесту равнодушие, но вышла плохо скрываемая злость и обида. Буквально вывалилась под нос Снейпу, который и внимания не обратил на эту выходку. Он взял следующий пергамент с выполненной контрольной. Гермиона молча прожигала его взглядом, неподвижно ожидая законного внимания к себе. Она чувствовала, как краснеют ее уши от обиды. Как подступают к глазам непрошеные слезы. Снейп окинул поверхностным взглядом контрольную и красными чернилами перечеркнул наискось. Вверху царапнул «неудовлетворительно» и переложил в стопку проверенных работ. — По-моему, я уже сказал, что результаты будут известны на следующем занятии, — холодно процедил профессор. — Хотя, для Лонгботтома как обычно могу сделать исключение: не изменяя себе, он понизил коэффициент интеллекта всего Хогвартса. — Он бросил полный презрения взгляд в сторону только что перечеркнутого пергамента. — Даже не смог нормально списать у вас. Молчание. Грейнджер все еще справлялась с комком в горле. Выходило не очень. — Я не по поводу Защиты от Темных Искусств. — Она решила говорить короткими предложениями, быть может, получится держать себя в руках. — Стало быть, по поводу Зельеварения. — Еще один перечерканный во всех местах листок полетел в стопку. — Грозились и шагу не сделать в сторону моего кабинета, что же такое? — Он не улыбался, но она слышала в его голосе открытую насмешку. — Неужели искреннее раскаяние? — Сказала не приду, значит, не приду. Я здесь не по своей воле, — в конце ее шипящий тон сошел на нет из-за тяжести в горле. — Какими же силками вас сюда притащили, — равнодушно отпустил издевательство Снейп, переходя к следующей работе. — Отзовите своего хорька. — Брови Снейпа едва заметно дернулись. — Он не отстает от Гарри. — При всем неуважении, не понимаю, о чем вы. — Движения его глаз замедлились. Он вчитывался в каждую строчку, будто и не слушая Грейнджер. — Малфой, — настойчиво расшифровала Гермиона. — Мне показалось, — его рука застыла над работой, но исправлять было, похоже, нечего, — что у них все обоюдно. — Что, простите? — У Гермионы расширились глаза. — Вы называете умышленный вред моральному состоянию Гарри обоюдным? — Ну вот вы тоже наносите вред моему моральному состоянию, — криво улыбнувшись, подколол ее Снейп. — Но я же не кричу об этом вам в лицо. Гермиона зарделась. Она слишком хорошо знала, что большинство ее реакций кристально понятны ему. И сейчас он пользовался ее юношеской пылкостью и неосторожностью в откровенных, и в то же время полных подтекстов, разговорах. Как и в конфликте до этого, Гермионе было неприятно слышать, что она докучает ему. Но пришла она сюда не за этим. — Не знаю, что задумал Малфой, но скажите ему держаться подальше от Гарри. — Она развернулась на каблуках. — И заберите свою чертову книгу. Не успела Грейнджер пройти и пары шагов, как сзади раздался полный непонятного посыла голос: — Не заставляйте меня разочаровываться в ваших умственных способностях, Гермиона. Она медленно повернулась. Он сложил пальцы домиком и держал их перед собой. Взгляд его был полон снисхождения и какой-то удовлетворенности от сложившейся ситуации. От того, что Гермиона опять выглядела дурой. — Не понимаю, о чем вы. — Вы не способны сложить два и два и сделать вывод? — с кривой улыбкой сыронизировал он. — Вы не способны понять, что между ними происходит уже несколько лет? Гермиона нахмурилась, злясь, но не ответила. Его правая бровь дернулась, Снейп на секунду прикрыл глаза. Открыв их, он без тени улыбки произнес: — Электричество, — прищурился Снейп. — То, что между ними происходит, называется электричеством, мисс Грейнджер. — Он говорил таким тоном, каким обычно объяснял тему на Зельеварении. «При всем желании вы не способны постичь это тонкое искусство». — Не мне вам об этом рассказывать. На последней фразе она увидела, как приоткрылись его губы, как внимательно он наблюдал за ней, за каждым ее движением. Она видела, что его тело было расслаблено, он владел ситуацией и не видел и грамма опасности в ней. Но если бы Снейп действительно считал ее неразумной маленькой девочкой, он бы не говорил подтекстами. Такими откровенными. Помутняющими голову, с целью испугать фактом владения ситуацией. Но Гермиону распределили на Гриффиндор. Она способна найти в себе смелость. Она позволила себе смотреть в его глаза еще секунду, а затем подошла к его столу и схватила брошенную ранее книгу. Все равно, что еще прошлую не до конца прочитала. Ее взгляд на секунду опустился на лежащую перед ним работу: вверху его идеальным почерком выведено «превосходно». А в углу ее имя. Прежде чем Гермиона осознала это, на ее лице уже расплылась глупая улыбка. Она ругалась на себя, на Снейпа, но попытки вернуть губы в исходное положение были очевидно жалкими и далекими от успеха. Он внимательно смотрел на ее реакцию. Девушка против воли залюбовалась движением его узких губ. — Сомневались? — констатация факта. — Нет, — кивнула она. — Вы правы, не Вам мне это рассказывать. Она выпорхнула из кабинета, не дожидаясь ответа. Только за дверью Гермиона изумленно обнаружила, что ее расстроенные чувства заменило неизвестно откуда взявшееся воодушевление. Грейнджер распробовала это слово на вкус. Воодушевление. Так вот, что он заставляет ее чувствовать.***
Утром вторника Драко готов был проклясть спокойствие внутри себя, преследовавшее его всю ночь во время сна и теперь пробуждения. Умиротворение, ласкающее стенки его грудной клетки, приводило его в ярость при мысли о его источнике. О его причине. Оно сопровождалось чувством ожидания чего-то, даже вожделения. Малфой скрипел зубами, ведь эффект усиливался, стоило ему вспомнить о вчерашней опасной близости к нему Поттера. Да, хорошее настроение было полезным. Никаких руганей с друзьями, уроки легче запоминаются, да и ходишь как не по земле. Стоит только вспомнить влажные губы, просящие о поцелуе. Малфой выругался. Он терпел эти глупые мысли лишь по одной причине: он чувствовал силы открыть письмо от матери. После того, что валялось в ящике, он не получил ни одного. Драко еще раз осмотрел его на предмет особых знаков и вскрыл фамильную печать. Голубой пергамент. Любит Нарцисса роскошь. Взгляд бегал по строчкам. Желудок скручивался во все новые узлы.