Бремя ответственности

      По всей округе эхом разнёсся горестный рёв дракона. Алайя безутешно оплакивала Сэрера и Коэла, заплативших за своё легкомыслие и излишнюю самоуверенность слишком дорогую цену. И хотя подобная трагедия в её жизни уже случилась, гибель Эмбера юная дракониха восприняла не так близко к сердцу. Коэл и Сэрер были ей, как братья, и ничто сейчас не могло заглушить боль этой утраты.       В отличие от Алайи, Сапфира горевала молча. Она, забыв о своих ранах, стояла, печально склонив голову. Сапфира не только переживала из-за самого факта преждевременного ухода из жизни юных драконов, в первую очередь, её терзало чувство вины, ведь это она привела этих юнцов к месту гибели. Прав был Валдр, и сердце тоже говорило: «Нельзя брать с собой этих двоих». Но вместо того, чтобы отказать, Сапфира уступила мольбам, и теперь корила себя за это. Прояви она в тот момент твердость, сейчас всё сложилось бы иначе. Сначала Эмбер, теперь Коэл и Сэрер. Сапфира несла ответственность за этих юнцов и не уберегла. Получается, она не справилась со своим бременем, оно оказалось для неё непосильным. Когда там, в Своде Душ, Сапфира увидела сотни драконьих яиц, она была счастлива: её народ не обречён на вымирание, если из всех этих яиц вылупятся детёныши… Но теперь Сапфира поняла, что была слишком оптимистична в своих прогнозах. Одного того, чтобы детёныши вылупились, недостаточно для возрождения народа, нужно чтобы они стали взрослыми и самостоятельными. Из четырёх первых выжила только одна. Если такая тенденция сохранится, Сапфире было страшно представить, сколько в итоге останется драконов. Она задавала себе вопрос: почему так произошло? Почему она не смогла подготовить их к самостоятельной жизни? Она заботилась и оберегала их, или в этом и была проблема — в чрезмерной опеке?       «Это я во всём виновата, — выдохнула Сапфира, глядя на неподвижных Сэрера и Коэла.– Что я сделала не так? В какой момент я совершила ошибку?»       Прежде чем Эрагон, ощущавший душевную боль своей драконихи, смог подобрать для неё слова утешения, к Сапфире подошёл Серый, для которого это сражение тоже не прошло бесследно. Он хромал, и на его светлой чешуе хорошо были заметны пятна крови. Но не обращая внимание на собственную физическую боль, дикий дракон начал утешать подругу. Тихо урча, Серый ткнулся носом ей в плечо. Сапфира, в свою очередь, прикрыла глаза и прижалась к боку дикого дракона. Похоже, Серый говорил ей, что она не одна, он рядом, и она всегда может на него рассчитывать. А ещё, если Эрагон правильно истолковал смесь образов и ощущений, Серый сказал, что Сапфире не стоит себя корить, в случившемся скорее есть его вина, ведь это он не сумел защитить в бою этих двоих. Эрагон понял, что сейчас для Сапфиры важнее поддержка сородича, чем слова утешения от Всадника. Поэтому он временно отгородился от Сапфиры, чтобы не смущать её и дикого дракона, и перевёл взгляд на стоящего в стороне Торна. На морде красного дракона читалась скорбь. Хотя он почти не знал Коэла и Сэрера, но тоже переживал из-за гибели сородичей. Да что там говорить, не только у драконов, но и у самого Эрагона, когда он увидел, что произошло, внутри всё сжалось. Он знал Коэла и Сэрера со дня их вылупления. За эти месяцы он привязался к ним и меньше всего желал для них такой судьбы. Перед глазами Эрагона промелькнули эпизоды из жизни этих юных драконов. Они всегда были такими веселыми и жизнерадостными, трудно было поверить, что им больше никогда не суждено подняться в небо.       «Эрагон, тут уже ничего нельзя сделать, — услышал Всадник голос Глаэдра. Старый дракон, безусловно, тоже жалел о гибели юных сородичей, но всё же в его жизни подобных потерь было немало, и он научился справляться с подобным. — Но твоя помощь нужна тем, кого ещё можно спасти».       Эрагон признал, что Глаэдр прав: сейчас были более важные дела, чем просто предаваться горю. Многие воины в бою были ранены, а магия Всадников позволяла исцелить большую часть травм, тем более, что Элдунари пообещали поделиться своими силами. Сапфиру и Серого Эрагон решил пока не беспокоить, без их помощи он мог обойтись, да и раны у драконов были не настолько тяжёлыми, чтобы немедленно заниматься их лечением. Торна к этому моменту Муртаг уже успел исцелить, а Алайя сама отказалась от помощи. Но, принимая во внимание тот факт, что она сражалась в основном с людьми, юная дракониха, по сравнению с сородичами, действительно легко отделалась. Эрагон, Муртаг, а вместе с ними и Анжела занялись лечением раненых. В первую очередь они исцеляли тех, чьи травмы были тяжёлыми, и кому срочно требовалась помощь. Воинами, которые получили относительно лёгкие ранения, не представлявшие угрозы для жизни, занимались обычные лекари из города. Всадники исцеляли не только людей, но и грифонов.       Помощь последних, особенно для драконов, была незаменима. Если бы дикие грифоны не появились, неизвестно, чем бы закончилось сражение. Чтобы не двигало этими существами, они прилетели как раз вовремя. И, поскольку никто не знал, как отблагодарить грифонов за это, единственное, что могли сделать Всадники — это оказать помощь тем, кто в ней нуждался.       Дикие грифоны, преследовавшие сородичей, которые явились с кочевниками, быстро вернулись. Видимо, убедились, что противник действительно признал поражение, а не прибегнул к какой-то хитрости. И теперь большой грифон тёмного, почти чёрного цвета зорко следил за действиями Всадников. По всей видимости, это был предводитель стаи. Он был явно уже не юн, но по-прежнему очень силён. Его голову, шею, лапы и бока покрывали шрамы. Этот грифон, судя по всему, участвовал во многих сражениях, и если не из всех, то из большинства выходил победителем. Сегодняшнее также не стало для него исключением. В золотистых глазах грифона ясно читалось: «Если вы навредите моим соплеменникам, то немедленно об этом пожалеете». А острый клюв и длинные когти давали понять, что с их обладателем лучше не меряться силой, особенно если сам не обладаешь подобным оружием. И хотя Эрагон при помощи древнего языка постарался убедить грифонов, что не желает им зла, и те согласились принять его помощь, он постоянно ловил на себе предостерегающий взгляд их грозного предводителя. А с самого предводителя грифонов в свою очередь не сводили глаз Торн и Сапфира, готовые тут же вмешаться, если тот сделает какое-нибудь угрожающее движение в сторону их Всадников. Попытки установить с грифонами мысленную связь не увенчались успехом. Эрагона это не особо удивило, поскольку Эльва говорила, что грифоны успешно закрывают своё сознание от посторонних. И пробиваться через эти барьеры не стоило, вряд ли грифоны оценят вторжение в личную жизнь.       Когда Эрагон приблизился к предводителю грифонов, тот щелкнул клювом и дёрнул хвостом, тем самым давая понять, что в помощи не нуждается. Эрагон предпочёл с ним не спорить, тем более, что на вид раны действительно не были серьёзными, и, похоже, не особо беспокоили грифона. Будь здесь Эльва, она, благодаря своим способностям, сказала бы точнее, а так пришлось поверить грифону, что он верно оценивает своё состояние.       Когда все члены его стаи, пережившие сражение, оказались способны подняться в воздух, предводитель повернулся к Эрагону и Муртагу и издал какой-то гукающий звук. Всадники решили расценить это, как слова благодарности. После чего грифон расправил крылья, а следом за ним взмыла в небо и вся стая.       «Полагаю, впервые и истории наши народы сражались бок о бок», — услышали Всадники голос Валдра.       — Интересно, почему они решили вмешаться в сражение? — задался вопросом Эрагон, глядя вслед удаляющейся стае.       «Самое простое объяснение, что те грифоны вторглись на их территорию. Но, в таком случае, странно, что они никак не отреагировали на нас», — Глаэдр задумался.       Под словом «нас» он имел в виду драконов, а не Элдунари, поскольку о существовании последних грифоны, скорей всего, вообще не догадывались. А что касается Сапфиры, Торна, Серого и Алайи, грифоны не только не реагировали на них во время сражения, но и потом делали вид, что их тут нет. Драконы тоже старались не обращать на них внимания.       — Вы сражались против общего врага, у вас была одна цель, быть может, дело было в этом, — предположил Эрагон.       «Возможно, — согласился Глаэдр. — Или же появление грифонов как-то связано с тем поступком Эльвы».       — Или с Айнарой, она ведь когда-то дружила с грифоном, — добавил Муртаг.       «Каким бы ни был ответ, боюсь, правды мы всё равно никогда не узнаем, только если научимся понимать язык грифонов», — последнее, с точки зрения Глаэдра, казалось практически невероятным.       «Но независимо от того, что двигало грифонами, их помощь была очень кстати. Без них потерь могло быть больше», — проревел Торн.       Да, в этот день драконы и грифоны впервые сражались вместе. Быть может, сегодняшнее сражение — это первый шаг к окончанию вражды, тянувшейся тысячелетиями? Возможно, теперь с этой стаей будут если не дружеские, то хотя бы нейтральные отношения. Или же вынужденный союз был только на один раз, и при следующей встрече грифоны вновь воспримут драконов, как конкурентов? Об этом оставалось только гадать и надеяться на лучшее.       От мыслей о грифонах Эрагона оторвал рёв Сапфиры. Всадник обернулся к своей драконихе. Та стояла напротив Алайи. Судя по всему, они обе о чём-то спорили. Алайя оскалила зубы, тряхнула головой и топнула лапой, явно на чём-то настаивая. Сапфира попыталась возразить, но Алайя не стала слушать. Она резко расправила крылья и взмыла вверх. Набрав высоту, Алайя устремилась на северо-запад. Сапфира хотела рвануться следом, но Серый её остановил.       «Сапфира, что случилось?» — мысленно спросил Эрагон.       «Алайя сказала, что не вернётся в долину, она просто не сможет больше находиться в том месте, где всё будет напоминать о Сэрере и Коэле. Поэтому Алайя решила искать себе дом где-нибудь подальше от этих краёв, — Сапфира вздохнула. — Она стала взрослой, и удерживать её не имеет смысла. Она вольна лететь, куда хочет. Это её выбор».       Эрагон проводил взглядом улетающую юную дракониху. Интересно, увидят ли они с Сапфирой её вновь? Если Алайя улетит достаточно далеко от этих мест, про её дальнейшую судьбу они могут никогда ничего не узнать. Нет, конечно. можно будет прибегнуть к магии, чтобы выяснить, где находится юная дракониха, только помочь ей она не смогут. Но с другой стороны, если Алайя будет и дальше двигаться в том же направлении, что и сейчас, то через несколько дней она окажется у границ Алагейзии. А там найдётся кому, в случае чего, присмотреть за юной драконихой.       Эрагон вновь посмотрел на уснувших вечным сном Коэла и Сэрера. Воспитывать диких драконов оказалось сложнее, чем обучить Всадника. Правда, Глаэдр сказал, что и в прежние времена самоуверенность погубила немало юных драконов, причём как диких так и «ручных», но для Эрагона и Сапфиры это служило слабым утешением. Их беспокоило то, что происходит сейчас, а не то, что случилось столетия назад. Времена изменились, драконов осталось слишком мало. Эрагон задался вопросом: почему пять драконов, имеющих Всадников, живут и здравствуют, а из четырёх диких выжила только одна? К тому же, ещё не известна судьба того дракона, которого опекал Торн. Поразмыслив, Эрагон сам нашёл ответ. Дракон Всадника никогда не будет один, и он это знает, рядом будет Всадник — у них общая судьба — они всегда могут друг на друга положиться. А дикий дракон, в первую очередь, должен рассчитывать на себя, хотя раньше, возможно, было по-другому, когда диких драконов были стаи, внутри которых существовала взаимопомощь. Но в любом случае, дикий дракон должен уметь встречать удары судьбы самостоятельно. Такими были Серый и Песочный — о них некому было заботиться, они всегда полагались только на свои силы и с детства были самостоятельными. А Алайя, Эмбер, Коэл и Сэрер были окружены заботой Сапфиры и Вирды, которые ограждали их от всех бед. И, в итоге, очутившись в большом мире, юные драконы оказались к этому не готовы. Но с другой стороны, в прежние времена дикие драконы никогда не бросали своих детёнышей на произвол судьбы. Так может у данной проблемы есть и иное объяснение? Дракон, имеющий Всадника, просто не представляет, какова жизнь дикого дракона, и, вследствие этого, не может быть хорошим наставником? Сапфира, конечно, слушала советы Элдунари, но всё же, в первую очередь, она полагалась на свой жизненный опыт и предостерегала малышей от тех ошибок, которые совершила сама.Но жизнь её всегда была связана с Всадником. Теперь, наученная горьким опытом, Сапфира сделала для себя вывод, и Серый обещал помочь ей. Так что оставалось надеяться, что следующих юных драконов не постигнет судьба предшественников.       И вновь из размышлений Эрагона вывел драконий рёв. На этот раз, стараясь привлечь к чему-то внимание, подал голос Торн. В его звуках не слышалось ни злости, ни печали, наоборот, там была радость. Красный дракон высоко поднял голову, вглядываясь куда-то вдаль. На губах замершего рядом с ним Муртага играла улыбка. Проследив за их взглядами, Эрагон различил белые отблески. Так могла сверкать в лучах солнца только чешуя дракона. Айнара и Айедейл вернулись из Алагейзии.