Lightning Only Strikes Once

      - Спасибо, - говорит Кларк, стоя в дверном проходе.       Лекса открывает глаза. Кларк замечает, что она медитировала, вероятно, пытаясь расслабиться после их спора.       После этого недопонимания она тоже осознала, что ей тяжело расслабиться. Кларк делает несколько шагов, заходя в комнату, и повторяет:       - Спасибо.       Она поднимает альбом и карандаши, которые могла оставить в ее комнате только Лекса.       - Спасибо за то, что помнишь.       Она встречает взгляд шатенки и видит, как другая девушка отмечает в этих словах двойной смысл.       - Пожалуйста, Кларк, - прочищает горло Лекса. – Ты пришла для того, чтобы сказать «спасибо»?       - Нет, - признается Кларк. Какие-то художественные принадлежности не являются причиной ее нахождения здесь. Это лишь послужило ей напоминанием, что Лекса - хороший человек. По сути, даже великий. Кларк поняла, что она не пытается причинить ей боль, она не пытается причинить боль даже Мерфи. Как и Кларк, она лишь пытается сделать как можно лучше для их же людей. Но, в отличие от Кларк, она способна рассматривать их как их общих людей, она способна понимать, что нужно сделать. - Я пришла, чтобы сказать, что ты права. Я действительно ожидаю большего от твоих людей, чем от своих. Но тебе нужно понять, что это не потому, что я худшего мнения о твоих людях. Все как раз наоборот. Это потому, что я лучшего мнения о вас.       - Mochof, Кларк, - говорит Лекса, но она все еще выглядит несчастной. Возможно, она тоже ожидала большего от этой ссоры, даже от перебранки, - вероятно, она ожидала некий реальный выход для напряжения, которое они продолжают воспроизводить между собой. Кларк чувствует, как оно искрится между ними даже сейчас. Трудно находиться рядом с человеком, к которому ты столько всего чувствуешь, при этом сдерживая себя. Она задается вопросом, является ли это причиной, по которой она так остро отреагировала прежде. Может, дело было вовсе не в ее людях, не в Мерфи, а в том факте, что Лекса была рядом с ней, а она все равно не могла прикоснуться к ней.       - Это я должна говорить «спасибо», после всего того, что ты сделала, - мягко продолжает Кларк. - И мне жаль. Это я тоже должна сказать. Мне очень жаль. Нам действительно нужно применять одинаковые наказания как для моих, так и для твоих людей, иначе все быстро пойдет под откос, я понимаю это. Это была подсознательная реакция, и я вела себя лицемерно. Надеюсь, что когда-нибудь мы сможем смягчить наказания, которые мы используем для своих людей. Возможно, мирное время - создание прочного, продолжительного мира - в конце концов предоставит нам эту возможность. Но прямо сейчас, если Мерфи проведет парочку дней в яме, то это не приведет к концу света, - улыбается она Лексе. - По крайней мере, так всем будет спокойнее.       Лекса натягивает на свое лицо легкую улыбку, которая согревает сердце Кларк. Лекса так редко улыбается, что каждый раз, когда ей удается это увидеть, ей кажется, будто это подарок.       - Мне тоже жаль, Кларк. Я должна была посоветоваться с тобой, прежде чем отдавать приказ. Я просто не хотела делать это перед Титусом.       - Я понимаю это, - говорит Кларк. Лекса все еще улыбается, склоняясь вперед, а множество свечей, горящих в комнате, согревают воздух и освещают ее лицо. - Это было… вполне понятно.       Отлично, теперь она говорит как идиотка. Но как она может мыслить здраво, когда Лекса вот так улыбается ей?       - Я дала указания плотнику не требовать дальнейшего труда от Мерфи, когда его выпустят из камеры, но все равно обеспечивать его пищей, - говорит Лекса. - Мы можем разработать дальнейшие планы, как только вернемся из Тондиса, если это будет необходимо. Я не хочу, чтобы твои люди отказывались вносить свой вклад и рассматривать это как бремя, но я также не хочу усложнять отношения между нашими людьми, принуждая Мерфи выполнять работу, которой он будет лишь возмущаться и избегать.       - На данный момент это должно сработать, - говорит Кларк. Она пытается придумать, что можно сделать с Мерфи. Может быть, после поездки в Тондис, она сможет сделать его своим помощником вместо Октавии, отыскав какого-нибудь gona (может, даже Индру), который сможет взять под свое крыло Октавию в качестве своего Seken. Однако это также станет вызывать все больше и больше подозрений со стороны Октавии, поскольку они непосредственно близки друг с другом. Тем не менее, она поеживается от самой идеи о том, что ей каждый день придется проводить с Мерфи. Она уверена, что он будет менее полезен, чем была Октавия.       Лекса поднимает брови, когда блондинка продолжает просто стоять в комнате.       - Это все?       Несмотря на улыбку, в голосе шатенки по-прежнему сквозит скованность. Кларк кажется, будто она увеличила расстояние между ними, слишком остро отреагировав на ситуацию с Мерфи. Это совсем не то, чего она хотела. Иногда у нее появляется слепое пятно на своих людей. И даже частенько. Может, со временем она станет похожа на Лексу - станет способна выходить за рамки этого мышления, станет способна видеть вещи более четко. Прямо сейчас, инстинктивный ответ блондинки заключается в том, что они ее люди, ее ответственность, ее работа. Что она должна защищать их. Но это почти становится похожим на покровительство, не так ли? Ее людям нужно научиться сталкиваться с последствиями своих поступков. В последний раз, когда она пыталась сделать так, чтобы им не пришлось этого делать, привело к тому, что Лекса истекала кровью у нее на глазах, превращаясь в жертву этого сострадания. Лекса никогда не винила ее в этом, и, зная ее, никогда и не будет.       - Я надеялась, - начинает Кларк, но запинается. Она не совсем обдумывала это, но она знает, чего хочет. - Я надеялась, что ты разрешишь мне нарисовать тебя. На этот раз, пока ты будешь бодрствовать.       Она пытается не позволить эмоциям, говорящим о том, как сильно она этого хочет, показаться на ее лице, но, вероятно, терпит в этом неудачу. Она всегда хотела нарисовать Лексу, запечатлеть ее на бумаге, причем она еще никогда не испытывала такого побуждения с кем-либо другим, но она была слишком занята, а после - слишком горда, чтобы попросить ее об этом. Даже со своими родителями, Уэллсом, Финном… ну, даже со всеми остальными людьми, которых она любит, она никогда не хотела так сильно получить возможность проводить часы, смотря на них, смотря за тем, как в их глазах зарождается тепло, попутно с этим увековечивая изгибы их губ, сохраняя это на бумаге.       Она надеется, что в этом мире ей удастся сохранить и настоящую Лексу.       Лекса задумывается над этим.       - Я не против, - говорит она, снова улыбаясь той сладкой и полной надежды улыбкой, которая говорит о том, что она гораздо большее, чем просто Хеда.       Она еще никогда вот так не рисовала Лексу. И хотя шатенка и красива во сне, есть нечто неописуемое в ее позе и выражении лица, которые делают ее красоту еще ярче, еще выразительнее, она словно пропитана тихой властью. Она бросает вызов художнику, гораздо более значительный, чем бросал кто-либо, кого когда-либо рисовала Кларк. Она не думает, что когда-нибудь сможет отобразить на бумаге все то, что видит перед собой.       Тем не менее, ей удается отпечатать в альбоме улыбку Лексы, которая остается на ее лице, пока она изучает Кларк.       - Можешь ли ты сделать картину с изображением себя для меня? - в конце концов спрашивает Лекса. - Мне бы хотелось иметь картину с изображением тебя.       Эта просьба похожа на кулак, сжимающий сердце Кларк. Это такая… такая Лекса. Это ее Лекса.       - Я не умею хорошо рисовать саму себя, - признается Кларк. - Я уже пробовала делать это раньше, но рисунок никогда не выходит достаточно похожим на меня. Может, это потому, что мне приходится срисовывать себя с отражения в зеркале, и потому все получается верх тормашками. Линкольн умеет рисовать, я думаю, что мы могли бы попросить его.       - Возможно, я попрошу, - говорит Лекса, ее улыбка слегка расширяется. - Его негодование было бы очень забавным. Он, без сомнения, уже задавался вопросом, зачем мне понадобилось узнавать конкретно о нем и у Ани, и у Индры. Это смутило и их самих.       - Трудно знать, кто может стать важным, - отвечает Кларк, пытаясь нарисовать свечение в зеленых глазах Лексы. Разумеется, это невозможно. Некоторые вещи просто нельзя отобразить на бумаге. - В смысле, они все важны, но ты понимаешь, что я имею ввиду. Мы уделяем больше внимания людям, основываясь на том, что они могут сделать. Кем они могут стать. Сложно знать больше, чем остальные.       - Да, - говорит Лекса. - Да, точно. Сложно знать, что может случиться, знать, скольких нам придется потерять.       Она встречает взгляд Кларк.       В глазах шатенки плещется такая осязаемая эмоция, что Кларк почти забывает про свой рисунок. Она бросает карандаш.       - Лекса, - говорит она, и это больше, чем просто слово.       - Кларк, - официально говорит Лекса, ее глаза все еще наполнены таким количеством любви, что блондинка ощущает слабость. Но это не простая, детская любовь - это любовь, связанная с потерей, уверенностью, дружбой, страхом и жертвой. Любовь, которая выдержала предательство, скорбь, насилие, разделение преданности. Это настолько сильная любовь, что Кларк начинает немного верить в то, что именно она и является той причиной, по которой они смогли прорваться сквозь само время. - Благодаря тебе все становится менее сложным. Спасибо за то, что ты здесь, со мной.       Кларк не знает, имеет ли она ввиду то, что она - единственный человек, который помнит, или имеет ли она ввиду, что она находится конкретно в комнате Лексы. Это не имеет огромного значения. Она делает несколько шагов и приподнимает шатенку так, чтобы их губы смогли встретиться друг с другом.       Поцелуй начинается мягко, эмоционально. Кларк чувствует, как между ними вспыхивает огонь, когда другая девушка слегка оттягивает ее светлые волосы, и с этого момента поцелуй вливается в чистую страсть. Она притягивает Лексу как можно ближе к себе, с силой впиваясь в нее пальцами, будто это докажет, что она настоящая, и получает за это вознаграждение в качестве резкого вздоха, который она ощущает всем своим телом. Кожа шатенки теплая и невероятно мягкая, она не может перестать прикасаться к ней, но она видит недостаточно. Кларк засасывает шею девушки, и трепет от наслаждения той проносится сквозь тело блондинки, неописуемо заводя саму Кларк.       - Кларк, - стонет Лекса, делая это совершенно иным тоном, нежели тем, который она использовала прежде. Она впивается ногтями своей правой руки в спину Кларк, которая чувствует это даже через свою майку, отчего она бесконтрольно вздрагивает.       У них есть часы, черт возьми, у них могут быть дни, недели и даже месяцы. У них может быть вечность. Они должны сделать это медленно, нежно, ласково. Именно так они должны провести то время, которое они не могли себе позволить в свой первый раз, но прямо сейчас Кларк это совсем не волнует. Однажды она будет прикасаться к каждому дюйму тела Лексы, она будет оставлять поцелуй на каждом ее шраме и татуировке, она будет заводить ее так медленно, что это будет похоже на восходящую симфонию. Они сделают это медленно позже: завтра или на следующей неделе, но прямо сейчас она нуждается в Лексе, она срочно нуждается в Лексе. Она нуждается в том, чтобы шатенка была обнаженная и извивающаяся, чтобы она была покрасневшая и вспотевшая, она нуждается в том, чтобы ее мягкая, вызывающая привыкание кожа прижималась к коже Кларк. Она нуждается в ней. Собственное отчаянное желание чуть было не пугает саму блондинку.       Наконец, она умудряется расстегнуть ремешки и снимает ночнушку Лексы, а затем начинает оставлять поцелуи в том месте, где была ее одежда, начинает целовать сильные загорелые плечи Лексы. Именно на них она тащит вес всего мира, как она тащит на них и Кларк. На вкус она как мед, соль и Лекса. Этого слишком много, но она нуждается в еще большем, поэтому она прижимается своим ртом ко рту Лексы, жадно целуя ее.       Похоже, что шатенка с ней на одной волне, она тщетно пытается сорвать рубашку с Кларк, не отпуская ее саму, при этом отчаянно прижимаясь губами к лицу и шее Кларк. Она со всхлипом проводит языком вверх по длине шеи блондинки. Кларк отстраняется - каждый дюйм ее тела выражает свой протест - и снимает свой верх, прежде чем вернуться в жару, вкус и Лексу, всегда Лексу, только Лексу. Весь мир сводится к Лексе, когда ее ночнушка встречается с полом, отчего сама она покрывается румянцем. Кларк настоятельно проводит своими дрожащими руками по всему телу девушки, так сильно желая этого, потому что ее кожа похожа на теплый шелк, а ее глаза выглядят как зеленый лес, отражающийся в освещенной свечами комнате. Кларк любит эту девушку.       - Кларк, - хрипло говорит Лекса. - Пожалуйста.       И Кларк проводит языком по ее соскам, по застывшим розовым дротикам, выступающим на ее светлой, словно мед, коже с летним загаром, на что тело шатенки выгибается, будто натянутый лук, что вот-вот выстрелит. В этом движении сквозит такое напряжение, отчего становится понятно, что ее тело так и умоляет о разрядке. Кларк падает на свои колени.       Кларк чувствует влажность между своими собственными ногами. Она чувствует, насколько отчаянно хочет, чтобы руки, рот или даже ноги шатенки прижались к ней. Она чувствует, насколько сильно она желает извиваться и стремиться к бессвязности сильнее, чем когда-либо хотела чего-либо другого. Но вместо этого она проводит языком по промежности Лексы, потому что ее вкус настолько же хорош, как и это желание, особенно из-за того, какое это имеет значение, потому что это означает, что Лекса хочет ее, а это Лекса. Ей кажется, что она могла бы чуть было не кончить даже и без прикосновений к себе, лишь от осознания того, что ее язык рядом с Лексой, на Лексе, в Лексе. В ее Лексе. Второй раз, второй шанс, который, как она думала, она никогда не получит.       Лекса издает едва слышный всхлип и поднимает блондинку на ноги, отрывая ее от дегустации этого вкуса, и забирает его своим ртом с влажных губ Кларк, пробуя себя на вкус.       - Не так, - говорит она, голос выходит настолько неровным, что его едва возможно разобрать. - Вместе.       И она подталкивает Кларк в сторону своей кровати, располагая ее сверху себя, попутно потирая пальцами затвердевший и окутанный жидкостью клитор другой девушки. Кларк хныкает, но подчиняется, передвигая свое лицо так, чтобы уткнуться им в шею Лексы. Прямо сейчас она не может сосредоточиться на чем-либо, кроме как на оставлении влажных поцелуев с открытым ртом вдоль изгиба линии шеи шатенки, ведь она такая мокрая, безумно мокрая. Она тоже потирает своими пальцами низ смуглой девушки и наполовину насаживается на пальцы самой Лексы, а наполовину испытывает давление от ее крепкого, бархатистого бедра. Это происходит с такой скоростью, что она за считанные секунды начинает слегка раскрывать свой рот в попытке глотнуть кислород, а также всхлипывать, извиваясь от настойчивого нажима сильных пальцев Лексы, которые очерчивают круги, двигаются туда и обратно, поглаживают, обводя край забвения, край экстаза. Каждое движение сопровождается стоном, но она сильнее прижимается к Лексе, потому что это еще не все, и она знает это и хочет этого.       Когда она получает разрядку с коротким, резким вскриком, в нее неизбежно и бурно врывается удовольствие, разливаясь по всему телу. И затем каждое дыхание и движение отдают этим наслаждением, пока она не гримасничает, отходя от этого, чего становится просто слишкоммногослишкоммногослишкоммного. И в то же время она гримасничает, пытаясь вернуться в этот край, потому что она хочет большего. Это не секс, это рай, и она практически напугана ощущением этого «ох, ох, ОХ!», потому что этого так много, и она не уверена, что способна воспроизводить такое количество «ОХХХХ!», но Лекса тоже теряет себя, она хныкает, когда блондинка отправляет ее в то же место, закатывая глаза и монотонно повторяя имя Кларк, а своей свободной рукой вжимаясь ногтями в спину девушки, когда это удовольствие настигает и ее. Другая рука шатенки, все еще соприкасающаяся с влажным местом Кларк, замедляется, а затем шок от всего этого угасает в извивающихся, запыхавшихся повторных толчках, это ощущается как небольшие приятные холмики удовольствия, ведь только что Лекса отправила ее к чертовым звездам.       - Это было удивительно, - через некоторое время бездыханно умудряется сказать Кларк. - Лекса.       - Кларк, - подражает Лекса, а затем целует девушку. Поцелуй длинный, откровенный, наполненный их общим вкусом и тем, чем они только что занимались. Лекса красиво улыбается и расслабляется, лежа под ней, все силы и контроль растворяются в счастье, и блондинка снова начинать хотеть ее.       Значит, на этот раз они сделают это не спеша.       Кларк просыпается первой, спустя несколько часов. Ей приходит в голову, что, скорее всего, она не должна находиться в постели Лексы. Даже если на данный момент ни Титус, ни Густус не отвечают за пробуждение шатенки, то, вероятно, быть слишком открытыми в этом плане - плохая идея. Ей следовало подумать об этом раньше.       Ей удается одеться и, пошатываясь, покинуть комнату. Она проходит в свою собственную комнату, залитую полумраком, обещающим скорый рассвет, и застывает на месте.       Человек, до этого лежащий на ее кровати, перемещается в сидячее положение.       Октавия устремляет на нее затуманенный взгляд и моргает, пытаясь отогнать сон.       - Тебя не было какое-то время, - обвиняет она.       - Я… разве у тебя нет собственной комнаты? - говорит Кларк.       - Ага, - говорит Октавия. - Но я пришла к тебе пораньше, чтобы увидеться с тобой, а тебя здесь не было.       Кларк выдавливает из себя улыбку.       - Мне просто нужно было кое-что утрясти с Лексой.       - О, я знаю, - говорит Октавия, и взгляд брюнетки прибивает другую девушку к стене. - Я проверила ее комнату одной из первых. Однако я не постучалась, потому что с самого коридора услышала, что вы очень не хотели, чтобы вас побеспокоили. Так что я решила подождать здесь, чтобы поговорить с тобой об этом.       - Ох, - Кларк закрывает глаза, а затем снова открывает их, перегрупировываясь. - Послушай, Октавия, то, что происходит между мной и Лексой, - наше с ней дело…       - Нет, не ваше! - говорит Октавия, умудряясь сохранить свой голос тихим, но, тем не менее, выражая через него свой гнев. - Она их чертов лидер, Кларк! Это повлияет на всех нас!       Она делает несколько шагов в сторону Кларк.       - Так это те самые «планы», о которых, по твоим словам, ты знаешь? Ты продала себя Лексе, чтобы мы были в безопасности?       - Нет. Нет, Лекса бы никогда не попросила об этом.       - И что это значит? Ты что, спишь с ней потому, что... потому, что она нравится тебе? - теперь голос брюнетки звучит еще более свирепо. - Ты готова подвергнуть всех нас опасности, потому что тебе захотелось перепихнуться? Потому что ты запала на человека, которого знаешь меньше недели? Что, черт подери, с тобой не так?       - Я не подвергаю нас опасности, - защищается Кларк. - Отношения между мной и Лексой не имеют никакого отношения ни к кому другому.       - А что случится, когда вы расстанетесь? Когда все пойдет под откос, именно мы будем теми людьми, на которых она выместит свой гнев, на всех нас, - гневно говорит Октавия. - Ты вообще думала об этом?       - Она не сделает этого, - уверенно говорит Кларк. - Октавия, обещаю, что мы в порядке. Мы в безопасности. И то, что происходит между мной и Лексой, никак не повлияет на это.       Она решительно встречает взгляд Октавии, позволяя другой девушке увидеть всю искренность ее слов.       После продолжительной паузы девушка, сидящая на кровати, выдыхает.       - Надеюсь, ты знаешь, какого черта делаешь, - говорит она, уже не сердито, а лишь угрюмо и утомленно.       Какая же ирония, что она выслушивает эту лекцию именно от Октавии. Кларк проходит вперед и касается ее плеча, пытаясь успокоить.       - Обещаю, что никто не пострадает из-за этого. Я абсолютно точно знаю, что делаю.       Октавия молча смотрит на нее, а затем отрывисто кивает, что может означать согласие, но, скорее всего, означает лишь признание этих слов, после чего уходит. Кларк устало опускает свою руку.       Она пытается убедить себя, что последнее сказанное ею предложение было правдой.