Lightning Only Strikes Once

      Лекса стоит так прямо, как только может. Каждая часть ее тела болит. Она не чувствует ни ноги, ни руки, и это не из-за холода. Найтблиды исцеляются быстрее, но никто не может быстро исцелиться от сквозного прокола; она не уверена, что кто-нибудь вообще может пережить такое. То, что она все еще дышит, - чудо, подаренное ей духом, не говоря уже о том, что она стоит, но стоять она будет ровно и гордо до тех пор, пока продолжается это чудо.       - Вы нашли тело Нии?       - Sha, - шепчет стоящий перед ней разведчик. Он прочищает горло и повторяет это слово почти таким же шепотом. - Sha, Хеда.       Этот мужчина съеживается каждый раз, когда она передвигается, будто боится одного того факта, что она дышит, но, как ни странно, в то же время создается такое впечатление, будто он пытается подойти к ней как можно ближе, кланяясь каждый раз, когда оказывается рядом. Кажется, будто он протягивает свои замерзшие руки к костру, чтобы обогреть их, но боится обжечься.       - Хорошо, - говорит Лекса. Бок шатенки разгорается от боли, когда она поднимает свою левую руку, чтобы освободить разведчика, но она не позволяет себе и вздрогнуть, даже когда ощущает, как ее рана снова начинает открываться. Она не может поднять руку над своей талией, не могла с тех самых пор, как ее проткнул Ассан, но важно, чтобы она выглядела так, будто способна на это. Она окружена gona, которые буквально несколько недель назад были ее заклятыми врагами. Она не может позволить себе проявить слабость. В данный момент они боятся ее сильнее, чем когда-либо - ее видимое для них воскрешение заставило их поверить в ее всемогущество. Но вскоре они поймут, что женщина, которую они считали божеством - Ниа - оказалась не более, чем простым смертным, и что Лекса может оказаться точно такой же.       Любой из них может попытаться захватить власть, пока ситуация все еще шаткая. Для этого нужен лишь один глупец, который не одобрит ее решение назначить правителем отсутствующего Роана, и их безопасный уголок тут же превратится в поле битвы.       Она искоса смотрит на Линкольна, бесстрастно стоящего рядом с ней. Что ж, возможно, для такого переворота потребуется не один глупец. Но она по-прежнему не считает, что каждый gona в этой армии промаршировал на север с Уэллсом лишь потому, что они хотят улучшить жизнь своего народа. Некоторые из них сделали это для того, чтобы захватить власть или найти оружие в крепости Нии. Некоторые и вовсе пошли на это просто для того, чтобы украсть еду. Лекса готова поспорить, что как минимум сотня воинов дезертировала по пути на север с таким количеством еды, которое они только могли с собой унести, и вернулись в свои семьи, попутно заключая разного рода сделки, чтобы во время переворота о них никто не вспомнил. Они вовсе не переживали о том, что gona, оставшиеся в Полисе, будут убиты, если их миссия будет провалена.       Она также готова поспорить, что если они и дезертировали, то Уэллс никого из них не преследовал, а, может, даже и не понял, что они ушли. Скайкру привыкли к постоянной еде - не к большому количеству, но к постоянному. Их кормили на Ковчеге, а также регулярно давали еду с тех самых пор, как они спустились на землю. Уэллсу бы не пришло в голову, что еда, которую они взяли с собой, может стать достойной причиной для того, чтобы воины рискнули и навлекли на себя ярость группы, которая выиграет эту войну.       Значит, они должны вернуться тем же путем и попытаться обнаружить тех, кто забрал еду и сбежал. Продовольствие должно быть разделено среди тех, кто в нем нуждается.       - Линкольн, - вслух говорит она грубым голосом.       - Sha?       - Найди лидера gona и скажи ему о том, что мы должны найти дезертиров на обратном пути. Думаю, они не должны получить за это обычное наказание, потому что они не нанесли вреда ни нашему делу, ни Уэллсу. Но мы не можем позволить им думать, будто за воровство и дезертирство не нужно платить.       Линкольн кивает. Вероятно, это уже десятое поручение, которое она ему дала, и она ощущает небольшой укол вины, ведь он тоже ранен. Лекса едва ли может стоять на ногах из-за боли и кровопотери, но ей нужно разобраться со всеми делами. Ей нужно сделать все, что она может, чтобы убедиться, что gonakru не повернутся против них, пока Эбби и остальные пытаются вернуть Кларк. Лексе нужно, чтобы они были отвлечены и заняты.       Лексе и самой нужно быть отвлеченной и занятой. Во время спуска с горы она едва ли ощущала свою рану, пока та все кровоточила и кровоточила, слишком отвлеченная бледной и неподвижной фигурой Кларк. Если бы блондинка умерла, пока сама она осталась в живых, то игра бы вовсе не стоила свеч. Она не может существовать в этом мире без Кларк. Она и не будет. Если ее невеста погибнет, то она попросит Линкольна вернуть Пламя Эйдену.       - Мы должны найти Густуса, - вдруг решает она, мысли плавно перетекают от смерти Кларк на другие вещи. Густус сможет помочь Линкольну защитить Эбби и их друзей по пути на юг, а после этого он защитит и Эйдена. - Густуса и Сиона.       Она поворачивается к ближайшему охраннику Азгеды, поскольку Линкольн ушел выполнять ее приказы. Многие из воинов решили остаться рядом с ней. Они держатся достаточно далеко, чтобы не слышать, что она говорит, но достаточно близко, чтобы смотреть на нее с тем же странно боязливым выражением лица, в котором так же читается и почтение. Большинство из них ссутулились, находясь в полупоклоне, а некоторые и вовсе полностью прижимаются к земле, почти прикасаясь своими лбами к снегу, тем самым демонстрируя свое уважение. Этот подошел к ней ближе, чем осмеливается большинство, но и поклонился он ниже всех. Возможно, он сделал это для того, чтобы показать, что он не представляет угрозы.       - Прикажи сотне gona собирать древесину, - достаточно громко говорит она, чтобы он услышал.       Он остается в поклоне и слегка подрагивает, а затем быстро ползет вперед по земле, чтобы на пол секунды прижаться своим лбом к верхушке ее ботинка, тем самым настолько шокируя Лексу, что она в оцепенении замирает. Она - Хеда, и потому ее уважают и опасаются, ведь она командует многими людьми, но акт такого голого и жалкого почтения необычен для нее. Затем он как можно быстрее отходит на свое предыдущее место, все еще почти прижимаясь лбом к ледяной земле.       - Ступай, - приказывает она, и тот убегает в главный лагерь, в то время как рядом с ней появляется Линкольн. Она слышит, как воин что-то кричит. - Что говорит этот глупец? - спрашивает она, достаточно тихо для того, чтобы ни один из непоколебимо тихих, склоненных перед ней gona не услышал этих слов.       Линкольн склоняет голову в сторону и прислушивается.       - Кажется, он говорит: «Она прикоснулась ко мне. Командующая прикоснулась ко мне. Теперь моя кожа святая».       Она кривит свои губы.       - Понятно, - иронично говорит Лекса. Очередная вспышка боли заставляет ее раскрыть рот, и она автоматически тянет свою правую руку к ране. Она останавливается прежде, чем успевает дотронуться до нее, и прочищает горло. Линкольн вежливо игнорирует момент этой слабости. - Кажется, они переключили свое поклонение Азплане на меня, - предполагает она, стараясь не показать даже Линкольну, что их действия сильно выбили ее из колеи. То, как они жадно смотрят на нее, то, как они показывают свой явный страх и почтение... от этого ей становится не по себе.       - Нет, Хеда, - говорит Линкольн. Вероятно, это первый раз, когда он открыто с ней не соглашается. - Думаю, это совершенно новое поклонение. Они считают, что Вас убили в Полисе, а затем снова убили здесь, а Вы возвратились к жизни и тогда, и сейчас. Они слышали легенды Трикру о том, что Командующая бессмертна - думаю, теперь они в них верят.       - Понятно, - снова говорит Лекса, на этот раз более задумчиво. Она на мгновение закрывает свои глаза. Мир качается и расплывается. Рана снова начинает кровоточить. Кто же знал, что у нее еще осталась кровь? Черная кровь окрашивает снег в деревне Ирилы, окрашивает землю в пещере Роана, окрашивает коридоры в замке Нии. Черная кровь окрашивает ленту Кларк. Черная кровь окрашивает ее веки, когда она их закрывает, а когда она делает вдох, ей почти кажется, будто черная кровь душит ее весом боли и страха, который она не может никому показать. Она должна истекать красной кровью, ведь по ее венам течет теплая кровь Уэллса, но, возможно, холод, пронзивший ей плечо, превратил все внутри нее в черную субстанцию.       - Хеда? Хеда! - Линкольн передвигается, чтобы поймать ее, и ставит ее в вертикальное положение, прежде чем она успевает упасть. - Вам нужно присесть, отдохнуть, - говорит он, достаточно тихо, дабы исключить любую возможность того, что хоть кто-нибудь из наблюдающих за ними gona услышит эти слова. Она тяжело опирается на него и старается убедить себя отстраниться от мужчины и снова встать прямо. - Эта рана... она бы окончила бои большинства gona. Она не поверхностна, как раны на моей спине, и даже после них мне потребовалось несколько часов, чтобы снова встать на ноги. Если Вы продолжите двигаться... - прерывается он.       - Лекса? - говорит Эбби, тоже появляясь рядом с ней. Она прожигает своим взглядом снег так, будто тот лично ее обидел. - Кларк хочет поговорить с тобой.       - Кларк? - оцепенело говорит Лекса. - Кларк... Кларк жива? Она очнулась?       Она отстраняется от разведчика и направляется в палатку, в которой лежит Кларк. Линкольн нагоняет ее через секунду и хватает под руку, помогая ей оставаться в вертикальном положении и идти с высоко поднятой головой.       - Лекса! - Кларк начинает барахтаться на матрасе, на котором она лежит, но прежде чем она успевает встать, Лекса падает на свои колени и врывается в объятия своей niron.       - Ai hodnes, - говорит Лекса. Кажется, будто ее горло наполнено гравием, и она понимает, что ее слова едва ли можно разобрать. - Ai hodnes...       Она зарывается своим лицом в плечо Кларк. И, наконец, полностью поддается своим эмоциям, что она хотела сделать уже более месяца, с тех самых пор, как у нее отобрали Кларк, и она не знала, вернет ли она ее себе. С тех самых пор, как ей небрежно вручили темную шелковистую косу, с тех самых пор, как ее самые худшие ночные кошмары превратились в реальность, с тех самых пор, как она с ужасом поняла, что Ниа жива, и что она по-прежнему может найти то, что у нее можно отобрать. Лекса поддается своим эмоциям, которые накапливались с тех пор, как она взяла в руки лук Костии, с тех пор, как она поняла, что вернула себе Кларк, но за ними охотилось две армии, с тех пор, как она начала верить, что они ни за что не выживут.       Лекса плачет.       Это не похоже на те сдержанные слезы, что она проливала раннее, которые оставляли небольшие следы от влаги на ее лице. Это скорее похоже на взрыв, на пожар. Это похоже на то, будто она разрушается изнутри. Тело шатенки трясется от силы ее всхлипов, и она слышит слабые, ужасные звуки, которые она издает, пока ее глаза разгораются с, кажется, бесконечным потоком слез. Кларк поглаживает ее волосы, а она рыдает, потому что Кларк здесь, Кларк жива, и, кажется, они все же получили еще один шанс.       Весь мир остановился, когда они схватили Кларк. Лекса закрылась в себе. Казалось, будто ее сердце затвердело в груди, будто ее любовь к блондинке огнем текла в ее жилах, испепеляя ее изнутри, будто она больше никогда не сможет дышать снова. То было хуже, чем пронзающий ее меч. То было хуже всего на свете. А затем она нашла ее, но она понимала, что все, что они могли, так это вместе умереть. Она поняла это почти с того момента, как увидела ее, несмотря на все их планы, ведь за ними охотилось две армии, за ними охотилась Ниа, а они были слабы. На секунду, когда они спрятались в той пещере, ей показалось, будто они смогут уйти на юг - маленький шанс, маловероятная мечта, но небольшая возможность была настолько соблазнительной, что она не позволяла себе зацикливаться на ней. Командующей никогда не обещано будущее, ей обещана смерть, но хуже смерти было обещание того, что Ниа снова может схватить Кларк. Часть ее считала, что если бы им и удалось пробраться на юг, Ниа бы все равно неожиданно вырвала у нее Кларк - она уже сделала это однажды, так почему бы не сделать это еще раз?       В конце концов, всхлипы начинают причинять ей боль, будто нанося ей удары один за другим, словно колючая проволока стягивая ее горло и интенсивно прожигая ей легкие, и она постепенно затихает. Лицо шатенки опухло и покраснело, левая сторона ее тела начала разжигаться болью, а маска на ее лице полностью смылась, и теперь она вяло лежит в руках своей возлюбленной.       Кларк мягко целует ее в макушку. Своими нежными руками она начинает снимать верх Лексы, а затем и повязки, скрывающиеся под ним, и небрежно прижимает одеяла к все еще кровоточащей ране.       Лекса поднимает глаза. Все, кроме них, покинули палатку. Кларк смотрит на нее с такой любовью, что из-за этого у шатенки покалывает сердце.       - Спасибо, - шепчет Кларк. Она на мгновение отворачивает свое лицо от Лексы, пытаясь что-то отыскать, а затем поднимает сумку Скайкру, которая, как понимает шатенка, является аптечкой ее матери.       Лекса издает наполовину смешок, наполовину всхлип.       - За что? Ты благодаришь меня за то, что я снова выжила?       - Ну, и за это тоже, - говорит Кларк и целует ее в щеку. - Не шевелись. Я зашью твою рану, это должно немного помочь с кровотечением. Поверить не могу, что этого не сделала моя мать, ведь она должна понимать, что оставлять рану открытой слишком рискованно. Знаешь, если ты не будешь слушаться моих медицинских советов и отдыхать, то я тебя свяжу.       Лекса вяло улыбается ей.       - Это обещание, Кларк kom Skaikru?       Кларк поднимает бровь.       - Хм, может быть. В любом случае, когда я поблагодарила тебя, разумеется, я поблагодарила тебя за то, что ты выжила. Но я также благодарна тебе и за то, что ты достаточно сильна, чтобы быть слабой со мной.       Лекса недоуменно моргает своими опухшими глазами.       - Что?       - Там, в первом мире, я была рядом, когда Густус сказал тебе оставаться сильной. И с тех пор ты была сильной, но ты была сильной и прежде, - мягким голосом продолжает Кларк. Она оттягивает одеяло и начинает втирать прозрачную жидкость в рану Лексы. - Ты стоишь ровно и гордо, ты всех защищаешь, ты управляешь миром, и мы полагаемся на тебя. Но иногда бывают такие небольшие моменты, когда ты полагаешься на меня, когда ты снимаешь свою маску, когда я могу сделать что-то, чтобы отплатить тебе за все то, что ты сделала. И в эти моменты я действительно вижу тебя, но они никогда не продолжаются достаточно долго. В эти моменты ты действительно позволяешь мне быть твоим партнером, в эти моменты ты доверяешь мне любить всю тебя, а не только свои самые сильные стороны. В эти моменты ты позволяешь себе истекать кровью, плакать и чувствовать. Ты и понятия не имеешь, насколько сильно я люблю тебя, Лекса kom Trikru.       - Кларк... - начинает шатенка, но ее прерывают.       - Я люблю тебя, когда ты безжалостна, когда ты сражаешься, когда ты смеешься, когда ты отдаешь приказы, когда ты плачешь и когда у тебя появляется это восхитительное озадаченное выражение лица, будто ты пытаешься что-то понять. Однажды я сказала тебе, что я хочу плохое так же сильно, как и хорошее, но знаешь, в чем дело? Я не думаю, что что-либо из этого - плохое, - Кларк дарит ей очередную улыбку, и теперь в ее глазах тоже образуются слезы. - Ты моя возлюбленная, моя Командующая, мой друг, мой партнер, мой защитник, и я не могу дождаться того момента, когда смогу называть тебя и своей женой.       Она аккуратно и быстро вводит иголку в кожу Лексы, стягивая рваные края раны.       Лекса задерживает дыхание, и боль в плече исчезает, когда она слышит это слово.       - Твоей женой, - повторяет она, внезапно пораженная. Они живы. Перед ними простирается их будущее. Их ожидает так много замечательных моментов, которых, как она думала, у нее никогда не будет. Она будет держать блондинку за руку, пока им будут набивать их парные татуировки. Они отправятся на «медовый месяц» Скайкру. У них будут тихие моменты, когда будут лишь они вдвоем. Она каждый вечер будет возвращаться домой к Кларк, каждое утро будет прогуливаться с ней, а каждую ночь обнимать ее.       - Моей женой, - твердо говорит Кларк, ловко завязывая последний шов, а затем снова целует ее. Она разрывает какой-то пластиковый герметичный контейнер и слегка прижимает толстый белый квадратик к ее ране. - А теперь перевернись, мне нужно зашить и другую сторону, наложить повязку и подвесить твою руку. И тебе полагается постельный режим до тех пор, пока он практичен - хотя я и знаю, что скоро нам придется отправляться на юг, но он должен продолжаться хотя бы неделю, - она ухмыляется Лексе. - А сейчас ты должна сказать: «да, дорогая».       - Да, дорогая, - покорно повторяет Лекса, улыбаясь ей в ответ.